Я с трудом пытаюсь открыть глаза. Правое веко остается закрытым, когда я замечаю низенького, но крупного смуглого мужчину. Он похож на пень дуба. Почти все его лицо закрывает пышная, но лохматая темная борода.

Он выжимает тряпку и прикладывает ее к моему лицу. Когда мокрая ткань касается моей кожи, из рта вырывается не то плачь, ни то вой. Лицо жжется, колется и пульсирует. Я хочу вскочить и убежать, но ноги не слушаются. Мне удается поднять руку, но она отдается сотнями мелких покалываний. Я мычу, когда из глаз текут слезы и кожа начинает щипать сильнее.

– Тише, глупая, – недовольно шепчет мужчина-пень, – тебя нужно заштопать.

– Что тут штопать? – продолжает жужжать женщина, – тут проще выбросить и пошить новое!

Она подходит ближе, но слезы замыливают мой взгляд. Лишь высокий тонкий силуэт промелькивает перед глазами. В нос ударяет приятный сладкий запах клубники. Боль на секунду утихает.

– Дипак, – снова гудить мадам, но теперь еле слышно, – если она не оклемается до последнего Королевства, то будешь ее обеспечивать сам. У меня денег нет.

Ее голос напоминает надоедливую, приставучую муху. Обычно такая мешает работать, кружит над ухом и редко, но кусается. Вот-вот и эта муха тоже захочет оттяпать кусочек. Слышатся быстрые легкие шаги, затем скрип двери. Тишина.

Что я тут делаю?

Воспоминания не приходят. Я пялюсь в деревянный потолок, пока Пень продолжает умывать мое лицо. Жжения уже почти нет, но кожа щиплет. Слезы высыхают. От скуки я рассматриваю лицо мужчины. Оно покрыто пятнами, рубцами и морщинами. Особенно видны две длинные полоски на лбу и в уголках глаз. Черные длинные волосы до плеч украшены несколькими тонкими косичками. Темные зрачки метаются по моему лицу.

Мужчина не сразу замечает мой пристальный взгляд. А когда ловит его, то на губах расплывается теплая улыбка.

– Оклемалась. Хорошо.

Я хочу спросить кто он и что я тут делаю, но вместо слов снова издаю мычание, чувствую как в уголках губ скопилась слюна. Пень читает мои мысли и кротко кивает:

– Продали тебя, – замолкает, кажется думает стоит ли продолжать. Потом выдыхает и хмурит брови. На лбу собираются новые морщины, – мать.

Я больше ничего не слышу. В ушах сердце отбивает ритм. Картинка пред глазами мутнеет. Я хватаю ртом воздух, пока пульсация в висках усиливается.

Такого не может быть. Ложь.

Пытаюсь встать. Тело противиться и скалится, когда я дергаю ногами. Судороги гуляют по ногам и рукам. Даже лёгкое движение сдавливает грудь. Я снова плачу. Уже начинаю кричать, но к моим губам подносится чашка с отваром и с силой вливается в горло. Я кашляю и пытаюсь выплюнуть жижу, но только захлебываюсь и сглатываю.

– Всё будет хорошо, глупая, – шепчет мужчина, – я тебя вылечу и ты начнешь новую жизнь. Спи.

Я хочу закричать и обругать его, но глаза слипаются и я проваливаюсь в сон.

Мне сниться мать. Она браниться, ударяет меня по голове, теребит за волосы и визжит проклятиями. Бабушка стоит в проходе, улыбается и молчит. Я молю ее о помощи. Прошу помочь, но та лишь отмахивается и исчезает. Вдруг крышу дома срывает Дракон, хватает мое потрепанное тело, поднимает в небо, а затем сбрасывает в море. Волны кидают меня из стороны в сторону, а я захлебываюсь и ухожу на дно.

Я просыпаюсь в поту, подпрыгивая с кровати. Меня вновь кидает из стороны в сторону и тогда из рта вырывается крик. Земля не подчиняется мне, глаза рыскают в поисках за что ухватиться. Падая, ухватываюсь за ножку кровати, всем телом прижимаюсь к полу. В груди мало кислорода, к горлу подступает тошнота. Перед глазами пляшут пятна. Я зажмуриваюсь и тихо всхлипываю, молясь Земному Дракону. Только такую молитву рассказала мне бабушка Тоня.

Кажется, что спустя вечность тряска прекращается. Я лежу еще несколько минут прежде, чем встать на ноги. Мотаю головой, осматривая помещение. Оно настолько маленькое, что здесь стоит лишь кровать, маленькая тумбочка и стул. Крупицы света просачиваются через маленькое круглое оконце над кроватью. Я вскакиваю и прижимаюсь к нему. До ушей доносится плеск воды.

Вдруг дверь распахивается и во внутрь входит мужчина-пень. Я сразу узнаю его и замираю. В его взгляде читаю удивление, а затем облегчение. Он издает шумный длинный вздох, прикрывая дверь, и присаживается на стулик около входа.

Пень кивает на кровать, приглашая меня сесть и я нехотя повинуюсь.

– Что помнишь?

Я замираю. В голове нет ни одной мысли о прошлом. Кто я? Что я тут делаю? Есть только теплая тишина и едва ощутимая головная боль. Я тру виски, пытаясь ухватиться за нити воспоминаний. В голове вспыхивает картинка с драконом и крышей. Я отмахиваюсь, наконец понимая, что это был дурной сон. Однако затем возвращаюсь и копаюсь в бусинах мгновений. Лица кровожадной матери и бабушки мелькают пред глазами. Ком в горле растет, а я сжимаю свисающий плед. Я знаю, что эти люди мои мама и бабушка, но так и не могу ухватить эти пёрышки прошлых воспоминаний. Память подводит.

– Не помню, – стыдливо признаюсь я и утыкаюсь ладонями в лоб.

– Это к лучшему, – вдруг ободряюще произносит мужчина и упирается руками в колени, чтобы подняться. Выходит, а затем вносит миску супа и пару красных яблок. Мой живот предательски урчит. Пень улыбается и ставит еду перед моим носом на тумбочку. Получая его кивок, я набрасываюсь на лакомства, игнорируя наставления мужчины. Мои уши отказываются слушать, а разум уплывает далеко в небытие. Внутри разливается приятное тепло супа, тело обмякает, голова перестает гудеть. Я опустошаю миску меньше, чем за две минуты и отодвигаю ее в сторону, довольно вытирая рот внешней стороной кисти. Только теперь разум проясняется. Я закусываю яблоком, жую и смотрю на мужчину. Он начинает говорить первым:

– Я отвечу на три вопроса.

Я послушно киваю и без раздумий спрашиваю:

– Где я?

– На корабле.

Теперь понимаю почему земля была такой непослушной. Хмурюсь и жадничаю раскидываться вопросами. Осталось только два. Мы долго молчим, прежде, чем я снова спрашиваю:

– Можешь рассказать в подробностях как я здесь оказалась и из-за кого? – я делаю паузы, формулируя вопрос, боюсь упустить что-то из виду. Мой собеседник немногословен. – Если да, то опиши мне всё без тайн.

Пень издает громкий смешок, чешет затылок и выдает:

– Тебя продала твоя мать. Так она мне представилась. У нее был очень потрепанный вид. Сначала я отказался. Ты выглядела почти мертвой, но потом и сам не понял почему сказал да. Я заплатил ей четыре мешочка монет, – на его лице мелькает недовольство, – она ушла, а я опомнился спустя час. Выхаживал тебя почти две недели. Подливал сонный травы, чтобы раны заживали быстрее.

Четыре мешочка монет.

Оказывается, что я могу стоить так много. Бабушка с трудом накапливала мешочек за год, хотя работа повитухой может приносить и больше. Я почти вскакиваю, когда эта мысль рождается в голове. Зажмуриваюсь, пытаясь вспомнить ещё что-то. Недовольно распахиваю глаза спустя минуту, так ничего не припомнив.

Пень терпеливо сидит, наклонив голову. Он ждёт третий вопрос. Ещё раз хорошо подумав, я выдаю:

– Если меня продали, то что я должна буду делать? – уже быстрее говорю я, так и придумав вопроса получше.

– Работать в одном из Королевстве Дракона, – незамысловато отвечает мужчина и встаёт, тормозит на секунду, а затем предупреждает, – выходить из каюты нельзя. Я буду приходить время от времени, чтобы вывести тебя на прогулку. Не более.

Он уходит, не дав мне и шанса что-то сказать. Я остаюсь в тишине, слыша только стук сердца. Прячу ладони, складывая их на груди, вяло опускаю голову на подушку и зарываюсь носом в одеяло.

Как же так? Что же делать?

Почему я ничего не помню и выглядела полуживой? Что могло произойти, чтобы мать продала меня в рабство при Королевством дворе? В ту же секунду вспоминаю сон и кажется нахожу ответ. Но этого мало. Прошлое утекает, как крупицы песка. Временами в голове проскальзывают отрывки прошлого, но они такие ничтожные и неразборчивые, что я с трудом могу соединить их в единую картинку. Кажется, что я знаю всё и ничего. Сон не приходит, и я ворочусь еще около часа, а может и больше.

Я знаю, что такое Драконы, знаю о шести королевств, даже знаю, что делать во время родов, но ничего не помню о самой себе.

Я нахожусь на грани сна и реальности, когда где-то сверху раздаются крики. Подскочив, я быстрым шагом подлетаю к двери, дергаю ее и вскидываю брови. Не заперто. Нос улавливает дым, а тело рвется вперед. В коридоре замечаю еще несколько дверей, мчусь мимо них к лестнице в конце. Забираюсь выше и оказываюсь на еще одном таком же этаже. Глаза начинают щипать, горло душит. Мое тело прижимается ближе к полу, я закрываю нос воротом ночной рубашки, поднимаю взгляд и замечаю свет и тепло, идущее со следующего этажа. Оттуда же слышаться крики. Мчусь к лестнице, забираюсь выше и отшатываюсь. Посреди коридора полыхает огонь. Щупальца пламени кидаются в сторону, голодно рыщут, безжалостно поедая деревянные пол и стены. Жар ударяет в лицо, воздуха почти нет. Сердце колотиться, виски сжимает. Не задумываясь, отступаю.

Идти вниз или пытаться пробежать сквозь огонь?

Я торможу, боясь идти к огню. Мне ничего не известно о пожаре на корабле. Мнусь, обдумывая, что делать, но не успеваю принять решение, как сквозь крики, треск дерева и мужскую брань, слышу детский плач. Он где-то совсем рядом. Делаю первые неуверенные шаги, а когда он замолкает – не раздумывая кидаюсь вперед, открываю первую дверь, и влетаю во внутрь. В просторной каюте замечаю две двухъярусные кровати, под одной из которых жмется девочка. Подлетаю к ней и протягиваю ладонь. Она поднимает на меня затуманенный взгляд, ее губы трясуться, из рта вырывается кашель. Говорить тяжело, дым продолжает давить на горло, но я выдавливаю:

– Пошли!

Девочка перехватывает мою ладонь и вылазит из под кровати. Когда мы выбегаем в коридор, то безжалостное пламя уже поедает нашу дверь и стену напротив. С меня течет пот, кожа жется, мне приходится приложить силу, чтобы посмотреть в сторону криков, но замечаю там непроходимые джунгли и веду ребенка прочь. Девочка тихо всхлипывает, но бежит следом.

Мы спускаемся на этаж ниже. Я открываю каждую дверь, ища помощи, но каюты пустуют. В одной замечаю широкое окно, в которое без труда пролезу я и ребенок. Мне приходится проверить насколько место возгорания далеко от нас, чтобы не находится под ним, затем закрываю дверь и наконец открываю окно. Мы кашляем, жадно хватая воздух. Снаружи уже стемнело. Я осматриваюсь и замечаю богатые убранства каюты. Она похожа на ту, в которой прятался ребенок, но тут стоит большой стол для еды, застеленный белой скатертью, на каждой стене по четыре подсвечника, два высоких шкафа. Когда дыхание приходит в норму, я вновь высовываюсь наружу. Снизу замечаю пол. Это напоминает небольшой балкон. Поворачиваю голову и вижу лестницу, ведущую на основную палубу. Мнусь первые секунды, думаю переждать прежде, чем прыгать, но мой взгляд встречается с глазами девочки. Она быстро дышит, глаза выпучены, губы подрагивают.

– Как тебя зовут? – шепчу я, ловя ее внимание, – слышишь? Как твое имя? – повторяю громче, когда ее зрачки метаются из стороны в сторону.

– Л…Линда, – с трудом запинается она, подавляя всхлипы.

Линда.

Я знаю это имя. Лицо девочки кажется едва знакомым. Хмурюсь, тру лоб, когда в голове вспыхивают воспоминания, но не успеваю их прочувствовать, как слышу знакомый крик. Поворачиваю голову и вижу мужчину-пня и две фигуры. Женщина рядом с ним вскрикивает, видя нас, и прижимается к мужчине.

– Мама! – Линда машет рукой, начиная реветь с новой силой. Я продолжаю таращиться на них, как вдруг слышу грозный приказ:

– Прыгайте! – голос пня звучит твердо, но я чувствую несколько нот волнения.

Я помогаю ребенку спуститься, а только затем выпрыгиваю сама. Линда бежит к матери, вцепляется в ее талию и начинает реветь с новой силой. На моем лице глупая улыбка. Я таращусь на семью, когда на мое плечо падает массивная ладонь:

– Молодец. Хорошая работа.

Я киваю, продолжая следить за девочкой, словно та еще нуждается в моей защите. Затем вздрагиваю и поворачиваюсь к мужчине. Он понимает мой немой вопрос и рассказывает о неаккуратных гостях, устроивших пожар. Заметили его поздно, а когда спохватились, то оказалось, что коридор уже охвачен пламенем. Пытались пробираться к дверям, но не смогли. Ребенок осталась в каюте, желая рисовать, пока родители прогуливались по палубе. Тогда то мужчина пень вспомнил о каюте для Королевской семьи с выходом окна на небольшой балкон. Думал, что придется разбить окно.

Я замечаю в его руках длинную металлическую палку и киваю. Крики утихают, а спустя несколько минут мужчине сообщают, что пожар потушен. Пень и семья уходят, позволяя мне остаться на балкончике.

Я сажусь и прижимаюсь к стене, подтянув колени к груди. Только сейчас замечаю звезды и полумесяц. В голове снова и снова мелькает пожар и лицо Линды. Тело начинает дрожать, по щекам катятся слезы. Теплый ветерок нежно треплет мои волосы, убаюкивая. На корабле все еще раздаются приказы, слышится топот и разговоры. Мои глаза закрываются, дыхание выравнивается, а слезы высыхают. Я почти засыпаю, как вдруг наконец вспоминаю, где же я видела эту девочку и ее семью.

Глава 2 – Сбывшаяся мечта

Более двух месяцев назад:

Солнце скрылось за горизонтом. Послышался надоедливый гул комаров и мошек, неподалеку жужжат майские жуки, начинают петь сверчки. Работа продолжается. Я полю грядки картошки, временами посматривая то на мать, то на начальницу. Почему нужно так долго задерживаться на полях? Мы еще не ужинали. Даже вредные насекомые уже лакомятся капельками крови, садясь на мою бледную кожу.

– Может уже прекратишь аплодировать? – злобно рычит мать, не отрывая глаз от земли.

– Они кусаются, – тихо шепчу я, в очередной раз прихлопнув уже изрядно жирную комариху. На правом локте остаются ее внутренности и пятно крови.

– Никого не трогают, кроме тебя, – доносится в ответ.

– Своих не трогают, – как можно тише ворчу я и получаю оплеуху от начальницы. Та стоит рядом и слышит даже мой шепот.

– Мелкая права, – картавит высокая худощавая женщина и наконец сообщает, – собираемся домой, ребята! Рабочее время закончено. Продолжим завтра.

Слышатся радостные возгласы. Кто-то хлопает меня по плечу, кто-то подмигивает, кто-то треплет грязной рукой по коротким волосам, но самая приятная похвала ожидает меня в конце. Сегодня бабушка Тоня наверняка будет печь пирожки с этой несчастной, но такой вкусной картошкой. Весь дом уже наверняка пропах жареным тестом и целая чашка моей награды стоит на столе.

Мы с матерью прощаемся с друзьями и бредем в сторону дома. Идти не долго. Минут двадцать. Если бы я была одна, то добралась бы и за десять. Бегать я люблю.

– Что за выкрутасы на поле? – косится на меня мать, когда мы остались наедине. Голос ее груб.

– Они правда кусались, – мнусь я, – я не нарочно.

– Закрой свой рот, – повышает голос женщина. В ее речи слышатся нотки зверя, и я замолкаю.

Ещё в четыре года я усвоила один главный урок: если женщина, которая меня родила что-то говорит, то она не шутит. В тот день, двенадцать лет назад, она воткнула вилку в мою левую руку, когда я без остановки плакала, прося мяса. Живём мы не очень богато. С того дня мясо я почти не ем. На руке остался шрам, как напоминание о правдивости слов матери. Обещания она всегда держит и почти никогда не дает.

Еще спустя время я изучила настроение и поведение холодной женщины, ее повадки и крючки-подсказки. Звериное рычание не редкий, но опасный знак. Лучше замолкнуть или спрятаться.

Я незаметно делаю шаг в сторону – подальше от опасности – молча продолжаю шагать. Рядом ни души. Спасти меня будет некому. Лучше заткнуться и не высовываться.

Зайдя в наш старенький домик, я торможу. В нос так и не бьет дурманящий запах пирожков. Напугано зашагав в сторону кухни, я вскидываю руки. На столе ни крошки. Кастрюли пусты. Печь холодная. Живот нагло начинает урчать.

Ну как же так? Неужели бабушку Тоню снова вызвали? И кто рожает на этот раз? Неподалеку, как минимум семь дам в положении. И как же долго мне придется остаться один на один с матерью?

Я метаюсь из стороны в сторону, надеясь, что вот-вот замечу лакомство, на крайний случай, приход бабушки. Но она не приходит, пирожки не появляются, а за окном все быстрее и быстрее смеркается.

Раз так, то лучше скорее заснуть, чтобы не чувствовать голод. Не хочу греметь посудой, готовя. Если это разозлит мать, то беды не миновать. Я хватаю чашку нектаринов на подоконнике, которые нам подарил знакомый бабушки, и тихо проскальзываю в свою крохотную комнатку в дальней части дома. По пути закидываю пару штук в рот, поспешно пережевываю, заваливаюсь на кровать. На небе сияют первые звездочки. Кровать рядом с окном – лучшая перестановка.

Я закрываю глаза, слышу очередной рык голодного желудка и начинаю проваливаться в сон. Работа от восхода до заката выматывает. Я нахожусь на грани сна и реальности, как вдруг в нос ударяет неприятный сладковатый запах чего-то жженого. Вскакивая с кровати, я подкрадываюсь к двери, прислушиваясь к звукам снаружи. Тишина.

Мать начала курить марихуану, когда мне исполнилось пять. С того дня в мой день рождения она уходит в поле и не возвращается до восхода солнца. Бабушка о пристрастиях матери знает, потому дома курить запрещает, а в других местах – делай, что хочешь. Однако временами, когда бабули нет, мать вальяжно растягивается на полу и курит, позабыв о правилах. Эти дни я не люблю. Кто знает, что от нее ожидать.

Страх волнами разливается по моему телу. Не в силах заснуть, я комкаю одеяло так, что было похоже на спящий силуэт шестнадцатилетней девочки, хотя выгляжу я скорее на двенадцать, и выскакиваю наружу через окно.

В округе слышится вой собак, звуки сверчков и легкий шум теплого ветерка. Я иду на задний двор, подмигиваю Глебу – бабушкиному ручному ворону, заглядываю в курятник – тишина, перепрыгиваю через забор чуть выше меня и бегу в сторону леса. Всего в пяти минутах бега от дома стоит мой самодельный шалаш на дереве. Пришлось строить его шесть месяцев. Мне еще повезло. Бабушка говорит, что в других землях каждые шесть месяцев погода меняется с жары на холод. Терпеть не могу холод.

Забравшись на дерево, я осторожно ложусь на доски. В прошлый раз пришлось три часа ковырять занозы на ладоне после неудачного поворота. Теперь же я бдительна. Тем более стемнело. Из-за туч показалась властная луна, осветив меня своим светом. Люблю ночь. Никто не заставит тебя работать, во сне нет места голоду, ночь словно создана для передышки в этом быстро несущемся мире. Я прикрываю глаза, слушая шуршания листвы. Мое тело тонет во мраке сновидений, теряя счет времени.

Вдруг до уха доносятся звуки хлопков. Неужели Глеб прилетел? Бабушка дома? Или быть может филин? Я лениво открываю глаза и подпрыгиваю.

На соседней ветке – прямо напротив меня сидит крылатый заяц. Крылья, похожие на лебединые, торчат из его спины. Часть их покрыта мехом, а часть перьями. Вместо маленького хвоста кнопкой – хвост льва, пучок на конце которого окунули в черную краску.

Уродец не сводит с меня взгляд. Луна освещает его глазные яблоки залитые тьмой. Такие существа не водятся в нашем лесу. Но откуда он? Насколько опасен?

Ладони потеют, сердце стучит быстрее.

– Ты кто такой? – шепчу я, приподнимаясь, – потерялся? Тебе нужна помощь?

Но гибрид молчит. Он поворачивает голову вправо, как игривый щенок, не понимающий, что я хочу.

– И откуда ты такой чудной? – усмехаюсь я и осторожно двигаюсь ближе, чтобы рассмотреть чудовище. Мы находимся на расстоянии вытянутой руки. Зверь не сводит с меня свой зоркий взгляд, но не напуган. Ему любопытно. Никогда не видел девочек на дереве? Соглашусь. Это в наших краях редкость.

Мы остаемся неподвижны, следя друг за другом. Быть может эта игра длилась бы вечно, если бы очередные хлопки. Мощные крылья толкали воздух, паря над лесом. Я поднимаю глаза к небу и вижу величественного, громадного дракона. Он кажется таким большим, что я прижимаюсь к доскам, в страхе пошевелиться. А вдруг его тяжелые крылья ударят и меня? Он парит высоко над землей, изредка делая взмахи, но даже отсюда можно услышать эти пугающие звуки. Свет луны не дает мне разглядеть монстра ближе. Виски сжимает от страха и восхищения. “Смотрите же! Смотрите! Вот эти драконы!” – хочется завизжать, но вокруг ни души, а в груди ком. Вот так и сбылась мечта всей моей жизни. Не сплю ли я?

Драконы в наших краях большая редкость. Моя крохотная деревушка находится на окраине Земного Королевства. На памяти бабушки драконы пролетали тут раза два, может три за всю ее жизнь. Потому среди людей ходит примета: “Лицезреть дракона значит прожить долгую и счастливую жизнь”. Быть может это и правда. Долго жить я не очень хочу, но если это счастливая и увлекательная жизнь, то я не против.

Еще минуты три я смотрю в след своей сбывшейся мечте, а затем вспоминаю про своего нового знакомого. Я вскакиваю и рука соскальзывает, собирая все деревянные осколки на своем пути. “Скотина!” – тихо вскрикиваю я, а затем мой взгляд падает на ветку напротив – никого. Сердце учащенно стучит в груди, ладонь ноет от боли. Я подношу ее ближе к лицу, разглядывая урон. Безнадежно ковыряю пальцами ранки, надеясь убрать заносы без иглы. Не выходит. Еще пару минут ругаюсь, нехотя вылезаю из укрытия на дереве и бреду в сторону дома. Вокруг мрак. Где-то вдали слышится вой.

“Надеюсь меня съедят волки!” – бурчу я, но всё же ускоряю шаг.

Когда вхожу в дом, то время близиться к двум часам ночи. Из комнаты матери слышится тяжелое дыхание, едва похожий на храп. Прошмыгнув в комнату, я заваливаюсь на кровать. В голове снова и снова проносится мысль: “Я видела дракона!”. Жаль, не рассмотрела чешую. Из какого же королевства это чудо? Быть может я видела какого-нибудь короля или принцессу? Графа? Пред глазами порят картинки и догадки о личности моего талисмана в будущую счастливую жизнь. Пусть примета будет правдивой и совсем скоро вернется бабушка Тоня, которая сделает пирожки. Тогда жизнь точно станет самой счастливой.

Я зажигаю уже видавшую жизнь свечу. Ей осталось еще минут двадцать перед тем, как фитиль сгорит. Огонек скачет из стороны в сторону, играет и вот-вот норовиться сбежать. Я усаживаюсь к нему спиной так, чтобы свет падал на мою ладонь и приступаю обрабатывать ранки и доставать занозы. Если рука загноиться и я не смогу работать, то мать с меня шкуру снимет.

Когда игла касается кожи, то я сдерживаюсь, чтобы не заскулить. Очень боюсь боли, но если выбор стоит между маленькой и большой болью, то выберу первое. Я тороплюсь, чтобы успеть очистить руку раньше чем погаснет свеча, но не успеваю. Последние осколки приходится доставать под светом луны. Перевязав ладонь, я наконец отдаюсь кровати и проваливаюсь в мир сновидений.

Я распахиваю глаза из-за томного запаха, не переодеваясь бегу на кухню и почти запрыгиваю на бабушку. Она вскрикивает, что-то бурчит, а затем заливается хохотом:

– Ты так по мне или по пирожкам скучала?

– Ну бабуль, – лукаво поглядываю я на нее.

Старушка выглядит уставшей, но довольной. Я тяну руку к ее седым волосам и поглаживаю так, как делаю только когда очень скучаю. Кажется, что она чувствует это, потому заглядывает своими серыми глазами в мои, подмигивает и целует в лоб. Морщинки на ее лице становится глубже, когда она одаривает меня своей теплой улыбкой без одного зуба с правой боковой части и второго снизу посередине.

Я звонко смеюсь, а затем перевожу взгляд на чашку горячих и румяных лакомств. Руки тянуться к еде без моего ведома, но бабушка отдергивает меня:

– Иди умывайся и зови мать, – погодя секунду спрашивает, – как у вас дела без меня? Опять рычала на тебя?

– Нет, – вру я, спеша на улицу.

Снаружи зябко. Совсем недавно прошел дождь. Я опускаю руки в холодную воду и как можно скорее умываю лицо. Рука немного щиплет, но ранок уже не видно. Вода стекает по шее, заставляя меня ежиться.

Вдали замечаю идущую мать. Неужели она не спала ночью? Ходила на прогулку под дождем? Я осторожно поднимаю руку, привлекая ее внимание и кричу:

– Бабушка зовет на пирожки!

Замечаю, что мать кивает головой и возвращаюсь в дом. Запах вновь ударяет мне в голову и желудок жадно издает рык. Бабушка не позволит украсть пирожок пока все не сядут за стол. Чтобы хоть как-то успокоиться, я снова вылетаю на улицу и словно в первый раз разглядываю листья яблони рядом с домом. Когда же они уже созреют? Так хочется чего-нибудь сладенького. Нектарины я люблю, но яблочек хочется больше. В горле ком. Я сглатываю накопившуюся слюну и закрываю глаза. В голове проносятся картинки вчерашней ночи. Дракон. Пусть теперь меня преследует удача. Удача во всем и всегда! В еде, в работе и даже в деньгах.

Но куда же он летел? Что забыл в наших краях? Даже Земные драконы здесь редкое явление. И тут я задумалась. А какого дракона встретила я?

Долго не медля я снова влетаю в дом и слышу бабушкин недовольный голос:

– Велка, а ну прекращая дверьми хлопать!

– Бабушка! – тараторю я, – а как понять какой дракон к какому королевству принадлежит?

– Уже забыла? Я же рассказывала, – усмехается она, – расцветка и повадки определяют его Королевство. Земные драконы обычно переливаются на солнце коричневыми, зелеными оттенками. Временами встречаются исключения из правил, но не в наше время, – важно поправила она халат, – какие драконы интересуют тебя?

– Все, – хихикнула я, готовясь слушать лекцию о расцветках в сотый раз. Я поерзала на месте, широко сияя, как вдруг входная дверь хлопнула и на пороге показалась мать. Она выглядела опухшей, но на удивление бодрой.

Женщина проходит к столу и усаживается напротив окна, по левую сторону от меня. Видя, что мы замолкли, она начинает свой диалог с бабушкой:

– Как добралась? – словно намеренно она не смотрит на мою старушку, а устремляет взгляд в даль. Окно открывает вид на лес.

– Все замечательно, – сияет бабушка, привыкшая к вечно угрюмому лицу мамы, – здоровые детки – счастливые матери.

Мать издает смешок. До сих пор не понимаю зачем она родила меня, если так ненавидит детей. Ее местами седые и выцветшие каштановые волосы небрежно раскиданы по голове. Помню как бабушка ругала ее и просила не отрезать “богатство” женщин, но та только отмахнулась. Кажется, что мать всю жизнь пыталась изуродовать себя. На ее руках виднелись глубокие шрамы от порезов, кожа лица была покрыта пятнами, старательно выщипанные брови ниточки больше не пытались вернуться в свою прежнюю форму, а длинные и выразительные ресницы подстригали каждые два раза в месяц. Я не считала мать красивой. Она казалась мне гадкой и уродливой, однако бабушка и мужчины, вьющиеся вокруг, думают иначе. О вкусах не спорят.

Имя Линда ей совсем не подходило. Оно звучит мягко, трепетно и веет заботой и любовью. От матери же веет только зловонием. Моется она не так часто. Говорит, что это пустая трата времени.

Временами сидя в лесной глуши, я спрашиваю у звезд почему именно мне “повезло” родиться у такой мамы? Неужели в мире не нашлось какой-нибудь чуткой, трепетной и ласковой женщины, которая любила бы меня всем сердцем? Быть может я этого не достойна? Если так, то зачем мне вообще была дарована жизнь? Бабушка Тоня говорит, что мир полон любви. Нужно лишь оглянуться и взять кусочек от даров судьбы. Только вот как бы я не оглядывалась – не могу разглядеть этих подарков. Быть может нужно какое-то заклятие или есть что-то чего я не знаю?

Я замечаю, что в масле жариться последний пирог. Наконец-то! Ерзаю на стуле в предвкушении сочного и ароматного завтрака.

– А разве я не права? – бурчит бабушка Тоня, – посмотри какая у нас Велия. Умница, красавица, – начинает она свою шарманку, – правда худощава немного, но это не беда. Совсем скоро я отправлюсь в Королевство Воздуха, там заработаю денег больше и откормим нашу невесту, – сияет она.

Внутри меня вдруг растет камень.

– Королевство Воздуха? – влезаю я в разговор без позволения матери, хотя знаю, как она это ненавидит и начинаю чувствовать ее пристальный недовольный взгляд, – когда ты уезжаешь, бабуль? Почему?

– Забыла рассказать! – вскидывает руками бабушка и ставит тарелку пирогов на стол, – баронесса, у которой я недавно принимала роды, порекомендовала меня в Воздушное Королевство, чтобы служить знахаркой при дворе.

Я перевожу взгляд на мать и не замечаю удивления в ее глазах. Она уже всё знает! На секунду мне мерещиться усмешка на ее губах.

– Когда ты уезжаешь и на столько? – почти перехожу я на крик, вставая с места, позабыв о еде, – ты можешь взять меня с собой? Ты же знаешь, как сильно я хочу быть твоей помощницей. Я точно стану тебе хорошей рукой помощи.

– Тише, – холодно произносит мать, даже не посмотрев в мою сторону.

– Ну что ты, ягодка, – смеется бабушка, – я же обещала тебе, что однажды сделаю тебя помощницей при дворе. Я помню твою любовь к драконам! Поэтому я и уезжаю. Мне нужно три-четыре месяца на обустройство и затем я перевезу вас с мамой ко мне.

Бабушка Тоня уже во всю планирует нашу совместную и счастливую жизнь, а я в страхе ищу пути выжить один на один с матерью. Кажется, что она прочла мои мысли, ибо я замечаю ее пристальный взгляд на себе. Спустя секунду осознаю, что выгляжу, как напуганный кролик, загнанный в угол. Мать берет из чашки пирог и молча уходит прочь, оставляя нас с бабушкой наедине.

– Почему ты расстроена? – шепчет бабуля, двигая чашку ближе ко мне, – я думала, что тебя порадует, что меньше чем через год ты будешь жить в одном из замков Драконов. Ты же всегда об этом мечтала.

– Я хочу поехать с тобой, – сдерживая слезы, произношу я, – пожалуйста, возьми меня с собой. Я буду тихой и покорной. Ты даже меня не заметишь. Буду выполнять все твои приказы. Клянусь! – моля я, сползая на колени и закрывая лицо руками, – бабушка я не смогу без тебя.

Секунда и я чувствую жаркие и тяжёлые руки, окутывающие мои плечи:

– Ну что ты, родная, – щебечет старушка, – ты боишься мать? – догадывается она, – я поговорила с ней. Она не тронет тебя.

Ее слова пробивают меня насквозь. Если мать почуяла страх и получила признание о нем, то будет легче, если меня прямо сейчас поглотит лава. Так хотя бы будет не так больно. Я закрываю глаза и тихо всхлипываю, закрывая лицо ладонями. Виски пульсируют, уши закладывает.

12 3 4 Kolejny

Дева Дракона

Глава 1 – Четыре мешочка

Глава 2 – Сбывшаяся мечта

Osoby, które czytają tę książkę, przeczytały również