Czytaj książkę: «Записки»

Czcionka:

ISBN 978-5-0056-1920-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет. Пожалуйста, обратитесь к врачу для получения помощи и борьбы с зависимостью

Глава 1

Вовка, домой!

Самое мое первое осознанное детское желание было связано – с книгой. В раннем детстве я хотел написать повесть о своих переживаниях и о страданиях, и хотелось, чтобы об этом узнали люди во всем мире. Такими сильными и тяжелыми казались мне мои мысли о своей детской жизни, что требовали выхода наружу.

Все потому, что я рос, как тогда говорили – безотцовщиной. У меня не была отца примерно до 5 лет, а потом появился отчим – дядя Женя.

Слева направо: Яковенко Евгений, Яковенко Владимир, Бубнова Лидия

Это был молодой, черноволосый парень с Украины, который приехал в город Балаково после службы в армии и здесь на комсомольской стройке познакомился с моей матерью. Мы в то время жили вдвоем с моей мамой в комнате в коммунальной квартире в Балаково на ул. Механизаторов. Комнату ей выделили на стройке, как матери-одиночке. Это был двухэтажный деревянный дом на три подъезда с централизованной холодной водой, водяным отоплением и с канализацией. У нас была 8-метровая комната и общая с соседями кухня. Соседями были еще две семьи, которые занимали другие две комнаты в квартире Помнится, как по вечерам мама читала мне детские книги, и сидя за шитьем, тихо пела песню композитора Г. Пономаренко:

«Все подружки по парам в тишине разбрелися,

Только я в этот вечер засиделась одна».

Дом по ул. Механизаторов, 4 (фото 2016 г)

Нам было хорошо с ней вдвоем, так казалось мне. Мы вместе с мамой ходили в кино, в гости к родственникам. И вдруг в нашей жизни появился новый человек – дядя Женя. Так я стал называть его тогда, хотя «дяде Жене» в то время было не больше 22 лет.

Вова Яковенко с мамой – Бубновой Лидией

Он был коренастого телосложения, с густой и темной шевелюрой волос, ходил в светлом модном плаще. Он недавно отслужил срочную службу в армии, в Германии и приехал в Балаково на комсомольскую стройку по демобилизации.

Яковенко Евгений (справа) с сослуживцем в годы службы в армии

Первое время, когда он стал приходить к нам в гости, он старался со мной обходиться внимательно. Переделал мой трехколесный велосипед на двухколесный и стал учить меня на нем ездить. Потом, когда он перешел из общежития к нам жить и принес все свои вещи, я с интересом рассматривал все то, что он принес. Из Германии он привез оригинальный складной бритвенный станок, складывающийся стаканчик, немецкий мыльный порошок в красивой пластмассовой баночке. Эти предметы меня так интересовали, что я их взял и тоже попробовал побриться, после чего у меня остался шрам на подбородке на всю жизнь.

Проводы в армию Яковенко Евгения (с цветком, слева от баяниста)

Практически после первых же дней его окончательного переезда к нам, дядя Женя как-то изменился в отношении ко мне. По всей видимости, ему очень хотелось стать для меня авторитетным отцом и он рьяно принялся за мое воспитание. Например, перед ужином я должен был не только помыть руки с мылом, но и показать ему их чистоту. Он проверял ее, потерев пальцем по тыльной стороне кисти, и если на руке появлялись какие-нибудь катышки, снова отправлял меня к умывальнику, не забыв дать затрещину за плохое мытье рук. Бывало, ставил меня на час постоять в углу за какую-нибудь провинность. Причем иногда приходилось стоять на коленях на предварительно рассыпанном горохе. Но со временем он уже перешел и к более жестоким наказаниям. Я думаю, что психологически он как-то сразу подавил мою мать своей авторитарностью и взрывным неуравновешенным характером. Его деспотизм стал распространяться на всю нашу жизнь и бороться с ним было невозможно. Моя мать пыталась вмешиваться в его методы моего воспитания, спорила с ним, но он делал все по-своему. Вскоре произошел первый случай, когда наш конфликт вышел наружу. Однажды я, покатавшись на двухколесном велосипеде вокруг дома, занес его не в квартиру, а в подъезд и убежал с ребятами играть во дворе. Гулял я недалеко от дома и посматривал на свой подъезд, чтобы никто не украл мой велосипед. Тащить его на второй этаж мне, шестилетнему пацану, было трудновато. Отчим в это время пришел на обед и увидел, что мой велосипед стоит в подъезде, а меня нет. Он вышел во двор и стал меня звать домой. Я понял, что сейчас буду наказан и, испугавшись, убежал со двора. Через некоторое время он выследил меня в парке и поймал около дерева за руку. Привел домой, бросил на кровать и впервые стал избивать своим солдатским ремнем с широкой медной пряжкой. Помню, что я сильно испугался, громко кричал от боли и унижения, но соседи были на работе и никто не вмешался. Отчим оставил меня лежать избитым на кровати, а сам ушел на работу. Выплакавшись в подушку, я ушел из дома к своей бабушке и дедушке, которые жили в другом районе города в частном доме.

Владимир Яковенко внизу, слева бабушка Стеша, справа – дедушка Сережа. Выше слева Владимир Бутусов с первой женой, далее Геннадий Бубнов с женой Лидией и детьми (мальчик умер в детстве от менингита)

Они увидели следы жестокого избиения на моей спине и заднем месте и все поняли. Меня успокаивали, кормили чем-то вкусным, потом дедушка поехал к матери на работу, чтобы рассказать ей о случившемся. Вечером моя мать приехала, ей уже все рассказали, она приняла решение остаться со мной у бабушки. Меня все жалели, ругали отчима и уговаривали мою мать расстаться с ним. Он появился на следующий день, плакал, просил прощения у бабушки с дедушкой и у матери, говорил, что больше пальцем меня не тронет. Мать ему поверила и вместе со мной вернулась домой, но через непродолжительное время отчим опять за что-то избил меня. Мать снова уходила, забрав меня, и потом все повторялось – слезы, обещания, прощение. Несколько раз братья моей матери – дядя Володя и дядя Гена даже колотили отчима за его неправильное поведение. Но он был неисправим.

Слева направо: Геннадий Бубнов, Владимир Бутусов

Не знаю, почему мать позволяла ему так себя вести по отношению ко мне, может быть она его сильно любила и хотела с ним лучшего будущего. Но чувство детской обиды на нее за то, что она сделала свой выбор не в мою пользу, у меня тогда было сильным. Хотя со временем это чувство у меня как-то сгладилось. Она пыталась всегда меня защитить от его избиений, но отчим тогда переключался на нее и ей доставалось тоже вместе со мной. Физически он был сильнее и не стеснялся ее ударить. Поэтому я стал жалеть больше ее, чем себя.

Помню еще, как отчим всегда хотел, чтобы я его называл папой, а я избегал это делать всякими способами. У моего соседского друга Тимки родители купили телевизор и я, чтобы пойти вечером к нему посмотреть вечерний мультик, должен был спросить у отчима разрешения словами: «Пап, можно я пойду посмотрю телевизор!» Во мне боролась ненависть к нему и страстное желание посмотреть мультик. Все же я заставлял себя подойти к нему на ватных ногах и тихо прошептать нужное слово. Как себя проклинал за эту слабость, но ничего не мог с собой поделать! Телевизоры были тогда в начале 60-х годов большой редкостью и их обладатели часто выносили драгоценную технику во двор, чтобы все соседи могли посмотреть какой-нибудь интересный фильм. Наверное, для меня просмотр телевизионной передачи было таким необходимым и интересным, потому что это был способ ухода от моей не очень веселой жизни.

Через много лет, сидя с отчимом за столом с рюмкой водки, я спрашивал его, почему он так жесток был со мной? Он начинал плакать, просил простить его и говорил, что у него плохой характер и его характер виноват в этом. Сейчас по прошествии стольких лет обида на него все еще помнится, хотя уже не стала такой острой и горькой. Он не смог стать мне настоящим отцом, но к его чести стал хорошим дедушкой для моих сыновей. Саша и Юра чувствовали от него любовь и заботу, когда они встречались с ним, звали его дед Женя, получали от него подарки.

Дед Женя с внуком – Сашей Яковенко

Дед Женя с внуком – Сашей Яковенко на своем мотоцикле

Дед Женя и бабушка Лида с внуком – Сашей Яковенко на мотоцикле

Но во времена моего детства мужской крик из форточки: «Вовка, домой!» заставлял меня вздрогнуть и съежиться. Именно с этой фразы я начинал в детстве писать повествование о своих переживаниях. Но дальше этих первых строк у меня, как у начинающего писателя так ничего и не получилось.

Я рано научился читать. В возрасте 5 лет я прочитал свою первую детскую книжку Н. Телешова «Крупеничка» и с тех пор полюбил чтение на всю жизнь. В раннем возрасте меня поразили повести Горького «Детство. Отрочество. Юность», рассказ Чехова «Ванька Жуков». Я читал и обливался слезами, сопереживая героям этих книг, сравнивая со своими горестями их страдания. После прочтения этих книг, видимо, и появилось у меня желание тоже рассказать людям о своих переживаниях. Мои переживания были вдвойне тяжелы для меня, потому что я ни с кем не мог поделиться ими. Дедушка и бабушка могли пожалеть меня, погладить по голове, но понять, как я каждый день переживаю одиночество, а иногда и унижение – этого, мне казалось, никто не поймет. И я стал замыкаться в себе, в своем внутреннем мире. Спасало чтение. Я стал читать более серьезные для своего шестилетнего возраста книги детских авторов Гайдара, Виктора Драгунского, Анатолия Алексина и других. Потом я пристрастился читать приключенческую литературу и фантастику: Майн Рид, Стивенсон, Жюль Верн, Герберт Уэлс. Думается, что во многом мое мироощущение тогда формировалось в результате большой любви к чтению.

Глава 2

Моя семья

Все мои корни по материнской и отцовской линии связаны с селом Широкий Буерак Вольского района Саратовской области. Эта деревня стала знаменитой после появления в 1930 году романа Ф. Панферова «Бруски», в котором рассказывается о коллективизации 1929 года. В мои школьные годы этот роман изучался на уроках литературы вместе с романом Шолохова «Поднятая целина». А село было основано беглыми крестьянами в начале 17 века.

И рассказывают, что Екатерина II, направляясь в гости к своей подруге Екатерине Дашковой в ее имение в селе Алексеевка Хвалынского района, проезжала через село Широкий буерак, который тогда не имел такого названия. Проезжая мимо оврага, Екатерина II удивилась и произнесла: «Какой широкий буерак!» Так и стали называть это село с тех пор.

Действительно в середине села расположен огромный овраг, протяженностью более километра, а буераками на Руси в то время называли овраги. Село располагалось на высоком берегу Волги к которому от Волги поднимались две дороги: Большой взвоз и Малый взвоз. Взвозами на Руси называются дороги, ведущие в гору. На берегу Волги была деревянная пристань, к которой причаливали пароходы и стояли, покачиваясь на волнах, многочисленные рыбацкие лодки. В конце 60-х годов после строительства Саратовской ГЭС произошло затопление Саратовского водохранилища и волжская вода поднялась и подступила почти к центру села. Высокие берега были затоплены, ушли под воду и знаменитые заливные луга на противоположном от Широкого Буерака берегу Волги. С тех пор в деревне перестали останавливаться пароходы, а многочисленные рыбаки лишились излюбленных мест для рыбной ловли.

Саратовская ГЭС (фото 1971 г.)

Саратовская ГЭС (настоящее время)

Но я до сих пор помню, как маленьким мальчиком встречал пароходы на пристани, как вместе с бабушкой поднимаюсь по Малому взвозу и мы здороваемся со встречаемыми людьми. По дороге в гору медленно идут подводы, запряженные лошадьми, изредка тарахтят полуторки. Мы несем рыбу, пойманную дедом, или какие-нибудь сумки с продуктами. На пристани всегда кипела жизнь и разная торговля. Сюда прибегали мужики из деревни, чтобы выпить пива в пароходном буфете, пока судно ожидало отправления. А деревенские бабы покупали в этом же буфете конфеты для детей или какие-то другие сладости. Открытые палубы парохода в качестве пассажиров занимали жители близлежащих деревень и сел, для которых это был единственный транспорт, позволяющий увезти в город Балаково на продажу молоко, мясо или яйца. Они сидели на открытой палубе на своих мешках и сумках, ели яйца, сваренные вкрутую, и запивали их горячим кипятком из жестяных кружек. Я вместе с бабушкой или дедушкой тоже заходил на пароход и, затаив дыхание, смотрел в машинном отделении на огромные лениво шевелящиеся шатуны паровой машины.

Много интересного можно было увидеть на судне и кроме машинного отделения: красивый ресторан, роскошный музыкальный салон с пианино, многочисленные пароходные блестящие медные патрубки и краны… Но вот важный капитан, в белой форменной одежде отдавал сигнал к отправлению и мы шли на берег, а пароход уплывал в неведомую для меня даль. Здесь же на пристани деревенские жители провожали на пароход и отправляли своих парней в армию с гармошками под пение частушек. Запомнились белые перевязи из носовых платков на плечах новобранцев. Наверное, это был тогда такой знак, чтобы будущий солдат в армии не забывал о своем доме, о своих друзьях. Потом, когда я вырос, я много раз плавал по Волге пассажиром на пароходах, и вместе с родителями и один. Судоходство тогда на Волге бурно развивалось, а хороших автомобильных дорог между городами и населенными пунктами было мало. Вот почему мы часто добирались из Широкого Буерака в Балаково и обратно только на пароходах и речных трамвайчиках.

Все мои предки по материнской линии, да и по отцовской тоже, жили именно в этом селе – Широкий Буерак. Моя мать, Бубнова Лидия Петровна 1935 года рождения после окончания 8-летней школы в Широком Буераке, поступила в зооветеринарный техникум в соседнем районном центре Терса (село Терса, Вольского района).

Вольский сельскохозяйственный техникум (1969 год)

Вольский сельскохозяйственный техникум (2019 год)

Бубнова Лидия в юности

На последнем году обучения в техникуме у нее случился роман с односельчанином по имени Владимир Пименов, но их отношения потом почему-то не заладились. Она, уже беременная, уехала по распределению в Оренбургскую область в совхоз Марксовский Белоозерского района работать зоотехником. Что между ними произошло я не знаю, говорят родители ее парня были против, может быть была какая-то другая причина. Но мать никому о своей беременности не рассказала и я появился на свет в Оренбургской степи в совхозе Марксовский, Белоозерского района в совхозной больнице.

Бубнова Лидия (внизу слева) в молодости с подругами

Я недавно нашел это место на карте и понял, что оно находилось в зоне радиоактивного поражения после проведенного испытания термоядерной бомбы на Тоцком полигоне в 1954 году. Никто тогда об этом не мог знать и моя мать вместе со мной получила свою дозу радиации, что скорее всего и вызвало потом все мои заболевания, да и она рано умерла тоже. Мои дедушка и бабушка через несколько месяцев узнали о моем рождении и дедушка Сережа приехал в совхоз и увез меня грудным младенцем вместе с матерью в Широкий Буерак.

Лидия Бубнова (2 курс техникума, 30.12.1952г.)

Вова Яковенко с мамой – Лидией Бубновой

Здесь мы все жили вместе в одном доме, расположенном в центре села рядом со столовой. Столовую эту в деревне все называли «Чайная», в ней всегда находились какие-то местные жители или проезжающие по дороге мужики, которые любили здесь выпить что-нибудь покрепче чая и закусить. Семья наша была большая: моя бабушка – Бубнова (Чашина) Стефанида Петровна и дедушка – Бубнов Сергей Максимович, их сыновья – Геннадий и Владимир (мои дядьки) и я с матерью.

Бабушка Стеша с детьми: Владимир Бутусов, Геннадий Бубнов, Лидия Бубнова

Дедушка Сергей, как я позже уже узнал, был мне не родной. Потому что мой родной дед – Петр Бубнов умер в молодости от заражения крови в 1936 году. Он с бабушкой плавал на пароходе по Волге. Тогда многие жители нашего села работали на речном флоте. Петр Бубнов плавал на пассажирском пароходе рулевым, а бабушка с детьми работала на пароходном камбузе. Рулевой – это была достаточно престижная для деревенского жителя профессия, видимо мой дед где-то учился этому. Бабушка Стеша рассказывала, что его очень уважали в команде за степенность и рассудительность. Однажды во время плавания Петр Бубнов неудачно проколол себе руку железным тросом, помогая при швартовке к берегу, и у него сначала поднялась температура, а потом началась гангрена. Пароход через несколько дней доплыл до Балаково, где Петра Бубнова на телеге отвезли в больницу речников, но было уже поздно и он умер от заражения крови здесь же, в этой больнице.

Петр Бубнов (первый муж бабушки Стеши)

Когда мне было 6 лет я тоже проколол себе палец железным тросом, катаясь на самодельной качели и у меня на следующий день распухла кисть руки и поднялась температура. Я помню, как испугались моя мать и бабушка, и повели меня в больницу к хирургу. Точно также я испугался за своего маленького сына Юру, у которого впервые вдруг распухла нога после укуса овода, и побежал с ним к врачу. Генетическая память!

Бабушка Стеша (Стефанида Петровна Бубнова)

Моя бабушка – Бубнова Степанида (Стефанида) Петровна после смерти мужа осталась с двумя детьми от Петра Бубнова. Звали ее все баба Стеша, а Стефанидой ее записали в церкви при крещении. Ее двоими детьми были моя мать – Лидия 1935 года рождения и ее старший брат – Геннадий 1933 года рождения. Но вскоре перед войной 1941 года бабушка вышла замуж за своего односельчанина – Бутусова Николая. Началась война и ее второй муж Бутусов ушел на фронт, где вскоре и погиб. От этого мужа у бабушки уже был третий ребенок – Владимир, 1940 года рождения. Войну их многодетная семья пережили в деревне тяжело, сильно голодали и выжить помогал урожай со своего небольшого огорода, как рассказывала моя мать. Домашнюю скотину в доме тогда не держали, потому что был большой налог на живность и бабушке было трудно с тремя детьми еще и управляться с домашней скотиной.

Уже после войны в селе появился двоюродный брат Петра Бубнова, того самого, который умер от заражения крови. Его звали Сергей Максимович Бубнов. Они поженились с моей бабушкой и очень дружно жили, хотя и не имели потом общих детей. Бабушка Стеша в 1968 году перенесла инсульт и у нее отнялась правая рука и нога. Дедушка Сережа ухаживал за ней до самой своей смерти в 1982 году, как за маленьким ребенком.

Дедушка Сережа и бабушка Стеша с правнуком Сашей Яковенко (начало 80-х гг)

Это и есть мой единственный дедушка Сергей, которого я знал и очень любил, звал его «дедя». Он был добрый и веселый человек. Меня, самого первого внука, он всегда выделял из других внуков и в раннем детстве я скакал на коленях у него, вместо коленей отца. Дедушка Сергей тоже был в молодости речником, плавал боцманом на самоходной барже.

Как он мне рассказывал, в 1937 году они перевозили на барже зерно и команда судна голодала. В Поволжье разразился тогда известный по истории России голод и дед, будучи боцманом на судне, разрешил на свой страх и риск взять для питания команды немного пшеницы из перевозимых мешков. За эту недостачу его судили и дали 10 лет, которые он отсидел в Средней Азии в колонии-поселении. Там он обучился специальностям плотника и бондаря и потом работал бригадиром на стройках.

Дедушка Сережа и бабушка Стеша

Я очень любил своего деда Сергея и часто сидя у него на коленях, слушая его рассказы об удивительном городе Ташкенте, где он отбывал наказание. Дедушка обнимал меня и прижимался своей колючей щетинистой щекой к моей щеке. А мне было от этого тепло и приятное чувство растекалось по всему телу. Поэтому именно дед Сережа и захотел забрать нас с матерью из Оренбургской области и привезти в Широкий Буерак.

Здесь мы жили несколько лет большой семьей в одном доме. Но моей матери, по-видимому, все же не очень было комфортно находиться в деревне, поскольку всегда можно было встретить косые осуждающие взгляды односельчан. Родить ребенка вне брака тогда считалось большим позором, тем более в деревне, где все друг друга знают. И она первая поехала попытать счастье в городе.

В то время в соседнем городе Балаково начиналась Всесоюзная комсомольская стройка – Саратовской ГЭС, где требовалось много рабочих рук. Она устроилась учеником каменщика на стройку и через некоторое время ей, как матери-одиночке, дали отдельную комнату в коммунальной квартире и она привезла меня из деревни к себе.

Лидия Бубнова (слева) во время работы каменщицей

Это был новый двухэтажный деревянный дом с центральным отоплением и с холодной водой на улице Механизаторов в г. Балаково. Эти дома и сейчас еще стоят рядом с отделом милиции. На общей кухне размещались три обеденных стола по числу наши соседей. Так что все прелести жизни в коммунальной квартире мне хорошо известны. А тем временем в Балаково стали перебираться многие жители нашего села, в том числе и мои бабушка с дедушкой.

Я запомнил, как они переезжали в город. Трактор тянул по снегу большие сани, на которые был погружен весь домашний скарб и где сидел я, закутанный в шаль, рядом со столетней слепой прабабкой, которую тоже везли с собой. Не помню как звали прабабушку, знаю только, что она была матерью моей бабушки и она через два года умерла. Все остальные шли пешком за санями, потому что на них не было места. Между мной и прабабкой на санях еще поместили и привязали дойную козу. В Балаково мой дед Сергей тоже нашел работу на стройке, стал бригадиром отделочной бригады, купил участок земли в Балаково в поселке Сазанлей и стал строить большой кирпичный дом.

Дедушка Сергей Бубнов в молодости на работе с женщинами из бригады

Дом этот и сейчас стоит на прежнем месте по адресу – ул. Кутякова, д.48.

пос. Сазанлей в г. Балаково, ул. Кутякова, д.48 (2019 год)

Меня не смогли сразу устроить в детский сад, поскольку и тогда с детскими учреждениями были проблемы, поэтому я сидел или с бабушкой или меня отводили к тетке. Вот в то время я и увидел единственный раз своего родного отца Пименова Владимира. Он работал в милиции и на милицейском ГАЗике приехал по каким-то делам к соседям. Бабушка послала меня к нему и сказала, чтобы я попросил разрешения посидеть в машине. Я подошел к нему, не зная, кто это, он посадил меня на сиденье ГАЗика, мы посидели вместе и он потом уехал. Бабушка вечером рассказала моей матери, что приезжал «Вовин» отец и я посидел с ним в машине.

Больше никогда я не видел его и только через много лет узнал о том, что он потом служил в милиции в Саратове, у него другая семья и дети. На протяжении всей своей взрослой жизни я не испытывал какого-то острого желания найти его и пообщаться. Хотя я думал, что ему было бы проще меня разыскать, если бы у него была такая потребность. Значит у него не было этого желания. Через много лет, в середине 90-х годов я сам попытался его разыскать через саратовских милиционеров, но потом узнал от дяди Гены, что он умер в конце 80-х годов.

Яковенко Вова в детском саду (первый ряд, четвертый справа)

Помимо бабушки и дедушки я вспоминаю моего родного дядю Гену. Он был старший брат моей матери и единственный из семьи остался жить в селе Широкий Буерак. Работал он в колхозе на машинно-тракторной станции (МТС), женился, купил дом и не захотел ехать в город. У него было большое домашнее хозяйство, коровы, быки, свиньи. Я часто приезжал к ним погостить и играл с его детьми – Сергеем и Галей. Его семья жила в достатке, поскольку все производимое в домашнем хозяйстве молоко и мясо они продавали на рынке в Балаково. Дядя Гена всегда держал несколько коров и бычков, свиней, кур. У него был сначала мотоцикл с коляской, а затем появился автомобиль «Москвич». Их подворье считалось в деревне зажиточным. Именно дядя Гена увидел, какой у моего сына Саши интерес к коровам и телятам, когда мы с сыновьями были у них в гостях. Он тогда первый сказал, что моему сыну Саше, наверное, надо стать ветеринаром.

С дядей Геной и его женой (1995 год)

Младший брат моей матери – Владимир, уехал вместе с бабушкой и дедушкой в Балаково и работал шофером на единственном тогда в городе автомобиле ЗИЛ-130.

Зил-130

Здесь, в Балаково он женился и дедушка отдал ему с женой, тетей Валей другую половину своего дома. У них родились мои двоюродные братья Витя и Саша, с которыми я потом был особенно дружен. Но через некоторое время их семья тоже уехала в Широкий Буерак, где дядя Володя стал работать шофером в колхозе. Но как-то сразу он стал там часто пить и потерял работу шофером. У него всегда было много друзей и приятелей из-за его веселого и беззаботного характера. А с друзьями обязательно надо выпить и погулять. В общем помню, что на всех семейных встречах обсуждалось и порицалось его поведение. Думали, что поможет ему бросить пить возвращение из деревни в Балаково.

Во дворе дома, стоят дядя Женя и Володя Бубнов. На коленях у бабушки Иры маленький Юра Яковенко (1984 год)

Но и после продажи своего домика в деревне и возвращения в Балаково вместе с семьей, он уже не перестал выпивать. Их семья вскоре распалась, они разменяли с тетей Валей свою квартиру и разъехались. Однажды в один из моих приездов в Балаково к сестре Свете, дядя Володя зашел в гости к ней, чтобы занять денег на бутылку. Он был не один, а с каким-то забулдыгой, которого с гордостью назвал своим «партнером». Мы обнялись с ним, поговорили, я дал ему денеги мы вместе сфотографировались.

С Володей Бубновым (1997 год)

Через несколько лет после этой встречи дядя Володя ослеп, жил один в комнате общежития и вскоре умер. Его дети Бутусов Саша и Гордеев Виктор не оставляли его и навещали при жизни.

С Александром Бутусовым и Виктором Гордеевым (1997 год)

Слева направо: Саша Яковенко, Владимир Бутусов, Владимир Яковенко, Виктор Гордеев и Яковенко Юра (1995 год).

В Широком Буераке у нас помимо названных мною родственников жила еще родная сестра моей бабушки – тетя Шура и ее муж – дядя Вася. Он тоже был по фамилии Бубнов и был дальним родственником моего деда Сергея. Меня родители частенько привозили в Широкий Буерак и оставляли погостить у них дома тоже.

Дядя Вася и тетя Шура

Тетя Шура и дед Вася с Владимиром Яковенко и Бубновым Геннадием

Дядя Вася был веселый человек и балагур, любил выпить и погулять. Он хорошо играл на гармошке и его часто приглашали в деревне на разные гулянки. По этому поводу его часто ругала тетя Шура, но он так и до старости остался «шебутным».

Сидят: б. Шура и д. Вася

Стоят: б. Стеша и д. Сережа

Кстати разговаривал он таким же сиплым голосом, как и я сейчас, правда у меня это появилось недавно после всех операций. Работал он при этом в колхозе на ответственных местах: то кладовщиком, то заведующим молочной фермой. Он получил ранение на финской войне 1939 года и его, как инвалида-фронтовика назначали на такие ответственные должности. Мы с ним часто плавали на лодке на рыбалку на Волгу, ловили лещей «на шайбу». Потом через много лет, будучи у них в гостях, я впервые взял свою жену Людмилу порыбачить вместе с ним на лодке.

Тетя Шура и Людмила Яковенко

Рано утром мы уплыли на Волгу, забросили снасти и начался такой клев, что вдвоем с ней еле успевали насадить червей на крючки. Через два часа мы набили полный мешок лещей и поплыли к берегу. Никогда, ни до, ни после этого случая у меня не было такой рыбалки. Тяжеленный мешок с рыбой я потащил в гору и принес домой. Тетя Шура всплеснула руками на дядю Васю: «Так вот ты сколько рыбы ловишь, а домой приносишь несколько штук? Куда же ты ее деваешь? Продаешь и потом, поди, вино в „Чайной“ пьешь?». Так, если помните, называлось знаменитое питейное заведение, расположенное в центре села. Дядя Вася недоуменно оправдывался, что у него у самого такой улов первый раз в жизни. Хотя я думаю, что подозрения тети Шуры про «Чайную» имели право на существование. Больше ловить рыбу на лодке с ним нам случая не выдавалось, хотя через какое-то время уже вместе с моими сыновьями Сашей и Юрой мы ходили с дядей Васей на рыбалку ловить карасей в деревенском пруду. Мы тогда с сыновьями останавливались у них в доме пожить несколько дней. Есть даже домашняя видеозапись той нашей рыбалки и других приключений в деревне.

Как-то на рыбалке, сидя у костра, дядя Гена и дядя Вася рассказывали мне про моего прадеда Петра Чашина (отец бабушки Степаниды), которого в деревне звали по имени «дядя Петя Ловкий».

Петр Чащин (10.02.1886 – 11.12.1949)

Чащина Наталья Аверьяновна (05.06.1887 – 14.01.1963)

Он был очень удачливый в рыбалке, но, тем не менее, когда его спрашивали об улове проплывающие рыбаки, он неизменно отвечал: « Да пымал, немного». Прадед был старовером, не пил и не курил, был очень скупым и дядя Гена рассказывал как он гонялся за ним, мальчишкой, увидев, что он залез без разрешения в погреб и попробовал там сметану. Есть фотография, где мы сидим с Юрой и Сашей за столом у тети Шуры, а рядом стоят два самовара. Эти самовары Баталинской фабрики остались ей от прадеда Петра Чашина. Как я хотел попросить у нее один самовар на память, но поскромничал! Подумал о том, что у нее есть сын, которому это должно достаться… Случилось так, что после смерти дяди Васи и тети Шуры их сын продал дом и увез все домашние вещи к себе в Пугачев. Там их выгрузили в сарай и оба самовара кто-то той же ночью украл. Тогда в тот наш приезд в Широкий Буерак отдала мне тетя Шура две медные староверские иконы Иргизского монастыря и один образок, которые принадлежали моему прадеду Петру Чашину. Вот только они мне и достались от прадеда.

Наш Балаковский двор.

В Балаково, куда на стройку приехала первой из семьи моя мать, ей, как матери-одиночке, выделили 11-метровую комнату в коммунальной квартире. Двор, в котором мы жили, запомнился мне, потому что тогда дети не сидели у компьютеров, а проводили время в компании сверстников, на улице. Целые дни мы бились в футбольных баталиях и все мое детство прошло, как говорил известный балагур Виктор Черномырдин, в атмосфере спорта и футбола.

Володя Яковенко

Футболистов настоящих мы не видели, даже по телевизору и рассказывали друг другу, что есть такой футболист Лев Яшин, который забивает не берущиеся голы. Рисовали на песке его воображаемую огромную ногу. Уже потом со временем я узнал, что Яшин не полевой игрок, а знаменитый вратарь и не забивает, а ловит не берущиеся мячи. Запомнился прощальный матч Яшина в Москве, который я подростком смотрел по телевизору в 1973 году и сожалел, что он уходит в историю.

Darmowy fragment się skończył.