Czytaj książkę: «Не всё коту масленица»
© Владимир Виленович Лиштванов, 2020
ISBN 978-5-4474-3262-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая
Виталий Владимирович Накатов уже несколько часов трясся в изношенном училищном УАЗике, по трассе федерального значения, спеша в столицу, где нашли его недавно угнанный фургон.
Монотонное покачивание, ночное время суток, да нервотрёпка прошедшего дня, слегка утомили его. Он сидел на переднем сидении кабины, рядом с водителем, в полудреме, вспоминая всю прожитую жизнь.
Накатову было уже за сорок и за это время есть что вспомнить.
Ещё в институте, проходя преддипломную педагогическую практику, он познакомился с будущей женой.
Минуло много лет, но Накатов во всех подробностях помнит тот день.
Прошло уже несколько дней преддипломной практики. Накатов должен был вести урок алгебры в восьмом классе.
Перед уроком он зашел в учительскую и застал там не высокую, симпатичную девушку. Её карие глаза и маленький прямой носик, обворожительным образом разместившейся на округлом лице, придавали хозяйке совсем юный вид.
– Девушка, что вы здесь делаете? – строго спросил Накатов, – Учащимся нельзя находиться в учительской одним!
– Я не учащаяся, – приятным мелодичным голосом ответила девушка, – я студентка-практикантка.
– Вот как! – искренне удивился Накатов, – Никогда не подумал бы, что вы практикантка. Я вас принял за школьницу!
– Меня часто принимают за подростка, хотя я уже студентка выпускного курса педагогического института.
– Меня зовут Виталий, – решил познакомиться с симпатичной коллегой Накатов, – а вас?
– Лена, – представилась мнимая школьница.
– По какому же предмету вы на практике?
– По английскому языку.
– Будете детей учить читать Шекспира в подлиннике?
– До этого дело пока не дошло, но азы языка я им усвоить помогаю.
– А действительно, вы Шекспира читали в подлиннике?
– Да, читала!
– Ну и как? Лучше, чем у переводчиков?
– Конечно, значительно лучше! Ведь после перевода на другой язык многие произведения, особенно поэтические, обычно теряют привлекательность, можно сказать: «этакую изюминку». Переводчик по-своему доносит смысл произведения и не всегда это бывает удачно сделано, на высоком профессиональном уровне.
– Как интересно!
– Конечно! Вот, например, у Роберта Бернса есть баллада: «John Barleycorn», так уже даже название этой баллады одни поэты-переводчики переводят, как «Джон ячменное зерно», а другие – как «Иван Ерофеич – хлебное зернышко».
– Даже так! Потрясающе! Неужели так разнятся переводы?
– Конечно! Каждый переводчик подспудно, при переводе, передаёт своё мировоззрение, характер, отношение к жизни и к переводимому произведению.
– Так о чём же эта баллада?
– О ячменном зерне. Вот у Роберта Бернса его начало звучит так:
«There was three king into the east,
Three kings both great and high,
And they had sworn a solemn oath
Jon Barleycorn should die.»
(Р. Бернс)
– И как это перевести?
– По-разному! Например, Э. Багрицкий, передаёт отношение к данной балладе и собственную симпатию к главному герою таким образом:
«Три короля из трех сторон
Решили заодно:
– ты должен сгинуть юный Джон
Ячменное Зерно!»
(Э. Багрицкий)
Видите, Э. Багрицкий заостряет наше внимание на возрасте Джона, опуская причину, по которой короли решили его извести. В тоже время С. Маршак переводит это четверостишье так:
«Трех королей разгневал он,
И было решено,
Что навсегда погибнет Джон
Ячменное Зерно».
(С. Маршак)
У С. Маршака нет ни слова о возрасте Джона, но зато уже видно, что короли ни с бухты-барахты решили разделаться с Джоном, а за то, что он им «насолил», он их разозлил и разгневал.
– Как интересно! А как перевел этот отрывок тот переводчик, который назвал Джона – Иван Ерофеичем?
– Тот переводчик, это четверостишье перевел так:
«Были три царя на Востоке,
Три царя сильных и великих;
Поклялись они бусурманы
Извести Ивана Ерофеича – хлебное зернышко».
(О. И. Сенковский)
У этого переводчика смысл баллады передан, но слова совсем другие и отсюда эмоциональное восприятие иное.
– Как интересно вы всё рассказываете Елена, представляю, как повезло вашим ученикам!
– Не знаю, им виднее.
В этот момент прозвонил школьный звонок, извещавший о начале очередного урока.
– Жаль, что мы мало поговорили, но мне пора на урок, – огорченно проговорил Накатов, – может, мы с вами встретимся после уроков?
– Но у меня остался последний урок.
– У меня тоже. Так что я вас жду здесь после этого урока.
– Хорошо.
Накатов взял классный журнал восьмого класса, вышел из учительской, и пошел в класс.
В классе он вел урок, решал с учащимися алгебраические задания, а мысли были рядом с этой интересной девушкой.
Елена ему сразу понравилась, а её увлеченный анализ английской поэзии показал, что она обладает пытливым умом и пылким воображением.
Елене тоже понравился этот чуть выше среднего роста, скромного вида, молодой человек, с большими, слегка на выкате глазами. Она была рада, что он сдержал слово и дождался её.
После уроков они встретились снова в учительской и потом, выйдя из школы, долго бродили по городу, быстро перейдя на «ты».
Был чудесный зимний день, клонящийся к вечеру. Белый снежок весёлым хрустом поскрипывал под ногами. Яркое зимнее солнце приветливо улыбалось им, ласково гладя тёплыми лучами. Легкий морозец слегка щипал щеки, но они не чувствовали этого, увлеченно разговаривая друг с другом.
Он ей долго читал запомнившиеся стихи поэтов, а она внимательно слушала и рассказывала о любимых поэтах Англии.
Елена оказалась очень интересным, умным собеседником, хорошо разбирающимся в поэзии и литературе.
Накатов сразу по уши влюбился, и она вскоре стала отвечать взаимностью.
Прошло немного времени, и влюблённые поженились, образовав молодую семью, маленькую ячейку общества.
В те времена, после окончания среднего специального, или высшего учебного заведения, молодой специалист обязан был отработать три года там, куда его пошлёт родное государство по распределению.
Накатова распределили в небольшую деревню, учителем математики, а Елена взяла свободное трудоустройство и поехала за ним в деревню.
Это было самое замечательное время в их совместной семейной жизни. Они были молоды, счастливы и сильно любили друг друга.
Он преподавал математику и заодно уроки труда. Она, на полставки, преподавала английский и немецкий языки.
Школа была маленькой, малокомплектной, как говорили в те времена.
Учеников было мало, да и педагогический коллектив был не большой, но дружный.
Чету Накатовых радостно приняли коллеги и они самозабвенно окунулась в педагогическую деятельность.
Они вели уроки, проводили внеклассные занятия, участвовали в различных мероприятиях после уроков. Накатов организовал для учеников фотокружок и много времени уделял этому занятию.
Свободного времени у молодожёнов оставалось мало, но когда оно появлялось, то они отправлялась на природу.
Около деревни рос чудесный смешанный лес. Они любили подолгу бродить там, особенно осенью. Деревья надевали прекрасный разноцветный убор и яркими красками манили путников под роскошную сень.
Стайка белых березок приветливо махала им ветвями, пряча желтые листья, похожие на гроздья янтаря, среди зелёного моря листвы. Но вот, откуда-то налетал сильный порыв ветра и растрепал тонкие ветви берез, срывая желтые листья. Листья, медленно кружась тихо падали на землю, прикрывая пожухлую траву и гордо стоящие особняком подберезовики.
Елена оказалась хорошим грибником, она интуитивно чувствовала грибные места и уверенно шла туда, где можно было найти съедобные грибы, очень редко ошибаясь.
– Иди сюда! – звала она Накатова, уйдя куда-нибудь вглубь леса, – посмотри какое чудо.
– Где? – удивлялся Накатов, подходя ближе и ничего не видя.
– Да вот же, вот! – восхищенно говорила Елена, наклоняясь над очередным найденным грибом.
Накатов всегда брал с собой фотоаппарат и много фотографировал природу и жену на фоне тех дивных мест, где удавалось побывать.
Так они прожили три года, по распределению, в далёкой деревне, на берегу небольшой, вяло текущей реки. Там у них появился первый ребенок.
Наличие малого количества часов по предметам, сильно расстраивали Елену. Ей хотелось больше уделять времени работе, но этого не удавалось делать. У неё было значительно больше свободного времени, чем у Накатова, особенно когда оказалась в декретном отпуске.
Сидеть на лавочке и перемывать кости соседкам, ей тоже не нравилось. Всё это её сильно угнетало. Сделав домашние дела, она не находила себе места и от безделья сильно скучала.
Такая ситуация послужила главной причиной того, что после обязательного отработанного срока, они уехали из той деревни и попали в этот тихий районный городок, где и обосновались.
Вскоре, по блату, Накатову предложили работу в медицинском училище, где он стал преподавать математику, а затем, когда сам освоил работу на персональном компьютере, стал преподавать информатику.
Ему нравилось возиться с компьютером, отлаживая программы, создавая новые версии, придумывать оригинальные разработки.
Накатов знал, что студенты за глаза называют его «Рыбой», но ничего с этим не мог поделать. Сначала это очень злило, и нервировало, но затем, он стал относиться к этому прозвищу спокойно, слегка философски.
Глава вторая
Ещё одной страстью Накатова, были женщины. Он не мог равнодушно пройти мимо симпатичной красотки в юбке, не обратив на неё внимание.
Бабы тянули к себе, волнуя кровь, будоража воображение и возбуждая желание овладеть их обворожительными телами. Их элегантно-красивые, стройные, совершенные фигуры, особенно в обнаженном виде, доставляли ему огромное эстетическое наслаждение и сексуальное удовольствие.
Его тянуло к ним, как ночного мотылька к огню, но пока её величество Судьба и Ангел хранитель берегли, не давая обжечься. Он не был сторонником насильно овладевать женским телом.
Накатов старался всё делать «по согласию», но если какая баба и отказывала в интимной близости, то не расстраивался и не переживал. Он не стремился, во что бы то ни стало овладеть её телом.
Он считал, что отрицательный результат, это то же результат. Он легко может найти другую женщину на роль любовницы. В этом Накатов никогда не сомневался.
Когда – то в школе, на уроках биологии, он усвоил, что в процессе размножения рода человеческого, женщина отвечает за качество потомства, а мужчина – за количество.
Вот и тянуло обслужить как можно больше баб, как будто только от него зависело будущее всего рода человеческого.
Познакомившись в институте с философией Фрейда, он укрепился во мнении, что движущей силой в природе, а в особенности в жизни человека, является секс.
Хоть противники Фрейда и утверждали, что тот все основные теории написал под воздействием кокаинового дурмана, но Накатов с ними был категорически не согласен.
Ещё с молодости он часто грешил с представительницами женского пола, а в зрелые годы, эта привычка стала постоянной отдушиной в рутине повседневной жизни. Память о первой любовнице, как о первой любви, навечно сохранилась в потаённом уголке любвеобильного сердца.
Это произошло ещё в начале работы в училище. Тогда он с женой и старшим сыном ещё жили в общежитии училища, занимая одну из комнат на первом этаже, где поселились молодые сотрудники училища, нуждающиеся в жилье.
Комната была небольшой. В ней с трудом поместились диван-кровать, детская кроватка, да платяной шкаф. Стол с четырьмя стульями располагался посередине.
Умывальник с туалетом и душем были общими ещё на три комнаты. Готовили на кухне, одной комнате с газовыми плитами, на всё крыло первого этажа.
Жена была уже на последних сроках беременности, готовясь подарить второго ребёнка. Накатов же с головой окунулся в постижение азов компьютерной премудрости.
Ирина Гаврилова была его студенткой.
Это была высокая, стройная шатенка, с шелковистыми волосами, плавно обрамляющие слегка вытянутый овал лица, и обворожительно спадающие ниже плеч.
Большие карие глаза привлекали внимание зрителя, а прямой, слегка массивный нос, чувственные губы и длинная шея не оставляли равнодушным ни один мужской взгляд. Уже сформировавшаяся фигура двадцатилетней женщины вызывала трепет в мужской душе и сексуальные желания. Накатов обратил на неё внимание с первых дней занятий и часто любовался ею.
В середине учебного года Гаврилова целый месяц не посещала занятия, а затем вновь стала ходить.
– Почему не ходила на занятия? – строго спросил Накатов, когда та пришла в кабинет отрабатывать пропущенные занятия.
– Я болела, – томно проговорила Гаврилова и лукаво взглянула на преподавателя.
– А почему нет справки от врача?
– От этой болезни справок не дают.
– Это что ещё за болезнь?
– Любовь.
– Ладно, – проговорил Накатов и протянул лист бумаги, – вот тебе задание, садись, выполняй.
Гаврилова взяла задание, села за стол и стала писать ответы. Вскоре, справившись с заданием, она подала работу на проверку. Накатов быстро просмотрев работу, убедился, что всё выполнено правильно.
– Молодец, ведь можешь, когда захочешь, – удовлетворённо проговорил он и немного помолчав, добавил, – А любовью надо заниматься в свободное от занятий время. Ты сейчас получаешь образование для дальнейшей работы, и если учёбе что-то мешает, то от этого надо избавляться.
– Но я не могу жить без этого. Мне обязательно нужен мужчина. Я и так длительное время воздерживалась, – откровенно, ничуть не смущаясь, ответила Ирина.
– Неужели ты такая активная? – удивленно спросил Накатов и как бы невзначай добавил, – Надо проверить.
– А почему бы и нет, – дразня, проговорила Ирина и многозначительно добавила, – все мужчины без ума от меня.
Накатов не ожидал такого поворота событий. Откровенность Гавриловой его изумила, но, не показав виду, продолжил словесную игру:
– Отлично! Ты живёшь в общежитии?
– Да.
– У тебя завтра сколько пар?
– Три.
– После занятий приходи ко мне в общежитие. Ты знаешь, в какой комнате я живу?
– Да, хорошо, я приду, – согласилась она, встала, собрала вещи и вышла из кабинета.
Ей нравился этот молодой симпатичный преподаватель с большими синими глазами навыкате. Хоть студенты и прозвали его «Рыбой», но в ней он вызывал необъяснимое влечение. От одного его взгляда, по телу пробегала волнительная дрожь.
По ночам Ирина часто представляла себя в его сильных, но нежных, ласковых объятьях, млея от воображаемых упоительных ласк. Её сексуальный опыт подсказывал, что «Рыба» должен быть отличным любовником.
Став женщиной в шестнадцать лет, она сменила много партнёров, и теперь не могла долго обходиться без мужских ласк. Её мужчины были разных возрастов и профессий, но со всеми она стремилась заниматься любовью лишь на съёмных квартирах, или в номерах гостиниц.
Был у неё один фотограф, он попытался принудить заняться любовью в фотолаборатории, но она с негодованием отвергла такое наглое посягательство.
Одно время у неё был художник-абстракционист. Он писал её обнаженной в очень своеобразной манере. Художник настолько был погружен в собственный мир, что она с великим трудом понимала его. Долго этого она не смогла выдержать и ушла.
Однажды сошлась с иностранцем, но его вялость и холодность быстро заморозили их отношения.
Были и другие, но всех и не упомнишь.
Конечно, были и проколы. В училище ей никак не удавалось найти общий язык с физкультурником.
Казалось, все физруки должны быть падки на женские прелести. Но этот оказался не таким. Он требовал, чтоб она посещала занятия физкультуры, и никак не реагировал на её сексуальные намёки и обворожительные прелести.
Тогда она пошла иным путём. Она пришла к медсестре училища и в наглую заявила с порога:
– Я падаю….
– Как это падаешь? – удивилась медсестра.
– Очень просто. Когда я хожу по улице, в училище, и даже в общежитии, то часто падаю на ровном месте, без каких-либо причин.
– Тебе надо пройти обследование, – озабоченно проговорила медсестра, – а пока я тебе выпишу освобождение от физкультуры.
Получив желанное освобождение, она больше ни разу не появилась на уроках этого физкультурника.
Будущая встреча с «Рыбой» сулила много интересного и полезного.
В назначенный час в дверь комнаты общежития, где жили Накатовы, робко постучали. Накатов быстро подошёл и открыл дверь.
На пороге стояла Гаврилова. Шелковистые волосы, струйками водопада спадали ниже плеч, чудесно обрамляя обворожительное лицо, слегка подправленное макияжем.
Она была в цветном ситцевом халатике. Две расстёгнутые верхние пуговицы позволяли образовать глубокое декольте, в котором хорошо просматривались молодые, соблазнительные груди. На стройных босых ногах были надеты домашние тапочки.
– Виталий Владимирович, вы вчера сказали, чтоб я пришла, – томно проговорила она, игриво сверкая огромными глазами.
– Молодец, проходи, – ответил Накатов, пропуская в комнату и закрывая дверь на ключ.
Ирина прошла немного и остановилась. Накатов быстро подошел и слегка обнял за плечи:
– Ну что, не передумала поближе пообщаться со мной?
– Если б передумала, то не пришла б сюда.
– Вот и отлично.
– Только мне будет неудобно говорить «вы».
– Когда мы наедине, можешь говорить «ты».
Левой рукой он решительно привлек её и страстно поцеловал в обворожительные губы, правой же начал торопливо расстёгивать оставшиеся пуговицы халатика.
Под ним из белья ничего не оказалось. Сбросив на пол мешавший халат, Накатов с восхищением принялся целовать столь желанное женское тело. Затем поднял девушку на руки, и нетерпеливо понёс к диван-кровати.
Там он аккуратно положил её и сам стал раздеваться.
Оставшись в костюме Адама, он принялся нежно дарить ей ласки.
Постепенно возбуждаясь, Ирина принялась отвечать на них и вскоре они слились в любовном экстазе.
– Надеюсь, ты довольна нашим общением? – спросил Накатов, когда они легли рядом и стали отдыхать от любовных утех.
– Пойдёт, вполне пойдёт, – умиротворённо проговорила она, с наслаждением потягиваясь, – это значительно лучше, чем с англосаксом.
– С каким ещё англосаксом? – удивился Накатов.
– Да был у меня тут недавно один англичанин, но бревно бревном. Холодность англо-саксов не для меня. В постели лучше иметь дело с соотечественником, – скупо проговорила Ирина и быстро сменила тему разговора, – я не понимаю, зачем ты изменяешь жене?
– Почему ты решила, что это измена? Нет, я не изменяю. Я ж не собираюсь её бросать и жениться на тебе. У нас с тобой лишь удовлетворение физиологических потребностей и приобретение нового сексуального опыта и больше ничего.
Это была истинная правда. Он ни сколько не испытывал угрызения совести.
В последнее время жена приходила с работы поздно, да и беременность не позволяла долго наслаждаться взаимным сексуальным общением. Организм же требовал сексуального удовлетворения и Накатов не хотел прибегать к вынужденному воздержанию.
Он решил найти временную замену на стороне, поэтому и остановил выбор на Гавриловой. Она была хоть и студенткой, но судя по происшедшему, была опытной в вопросах любви, поменяв ни одного партнёра. Это его вполне устраивало.
– Пора одеваться, – вывел из задумчивости голос Ирины.
– Да, ты права, – взглянув на часы, ответил Накатов.
Он встал с диван-кровати и принялся собирать разбросанную одежду. Ирина последовала его примеру. Одевшись, он открыл дверь и, поцеловав на прощание, выпустил из комнаты.
Потом они ещё несколько раз встречались. Бывало, она забегала стрельнуть немного денег, без возврата. Он старался её не баловать, ведь зарплата преподавателя не столь велика, как хотелось бы, да и побочные доходы в виде взяток и репетиторства были не особо регулярны.
Одухотворенный первым успешным опытом похода на сторону, Накатов начал регулярно устраивать такие отдушины не только со студентками, но и с другими женщинами.
В начале девяностых годов, с развалом Союза, ухудшилось и его материальное положение. Денег стало катастрофически не хватать не только на любовниц, но и на домашние расходы. Это Накатов отчётливо осознал, когда на просьбу сына купить новую игрушечную машинку, он не смог позволить себе это сделать. Надо было срочно находить выход из сложившегося положения.
Наиболее оптимальным ему виделось совмещение преподавательской работы с каким-либо бизнесом. Самой простейшей в то время была торгово-закупочная деятельность. Если в советское время таких людей пренебрежительно называли спекулянтами, дельцами и барыгами, то теперь их гордо именовали частными предпринимателями.
Накатов решил организовать ларёк по продаже продуктов питания. Собрав нужные документы, обратился с этим вопросом в администрацию города. Спустя некоторое время он получил свидетельство об индивидуальной трудовой деятельности, что позволяло официально заниматься бизнесом.
Вскоре он взял в аренду ларёк, нанял продавца и организовал торговлю разными продовольственными товарами.