О бойце с позывным «Кощей» нам поведал все тот же сержант. По его словам других таких отчаянных сорвиголов на фронте можно по пальцам одной руки пересчитать и то вряд ли. В смысле, живых до сих пор. В каком тот служит подразделении, сержант не знал, но указал направление, где искать.
– Интервью хочу у него взять, – честно признался я.
Лейтенант покачал головой.
– Если сам не знаешь, скажи, где спросить можно, – взмолился я (из 117-й, к слову, нас сюда и отправили). – У меня аудитория – пацаны лет пятнадцати-двадцати. Хочу им про настоящего героя рассказать.
Шурыгин на меня покосился, и я мысленно ударил себя по лбу: язык мой – враг мой! Ну разве можно так воину говорить?! По сравнению со мной они – все тут герои, не то, что некоторые. Следовало как-то срочно исправлять ситуацию, но я не мог приложить ума как. Слово не воробей, вылетело – не поймаешь.
Впрочем, лейтенант легко «прочитал» мои потуги и отмахнулся – умен оказался не по годам.
– Не дури, Саша, все я понимаю. Вот угоню «Абрамс», и про меня пару строк черканешь, так?
Мы вместе посмеялись, и мне стало легче.
– Насчёт задумки твоей, – медленно проговорил он. – Тут вот какое дело. Многие этим твоим Кощеем интересовались, да без толку все.
– В смысле? – не понял я.
– Личность это здесь довольно известная. И поговаривают, что все байки о нем – правда.
– Это как?
– А вот так, – хмыкнул Виктор. – Каждый из моих ребят может тебе не моргнув глазом сказать, что как минимум десяток врагов забрал. Но все это так: может правда, а может и нет. В рукопашную, чтобы глаза в глаза, редко кто ходит. Издалека засадишь и ждёшь. Если на том конце замолчали, значит, попал, куда надо. А как там на самом деле стало – одному Богу ведомо. Может, везунчик с той стороны попался, и глядишь, через час он снова в нас из автомата шпарит. Потому все, что вы по телеку видите, – это просто расчёты.
Я пока не понял, к чему он клонит.
– Расчёт, если простыми словами, – это когда десяток магазинов высадил, троих врагов точно убил.
До меня стало смутно доходить.
– И?
– А тут, говорят, наоборот все. Выживших не бывает, и свидетелей, хоть отбавляй, – Виктор хмыкнул.
Впрочем, я по-прежнему не понимал, к чему он клонит.
– Не найдёшь ты его здесь, – оказывается, к нашему разговору прислушивалось все отделение Шурыгина, и один из его ребят, как я понимаю, решил помочь лейтенанту. – Я слышал, Кащей только в безнадёжные бои лезет.
– Точно!
– И я слышал.
– А Серый из четвёртой роты брехал, что тот на выручку может прийти, если совсем труба.
– То-то и оно, что брехал!
Солдаты заспорили.
– Отморозок этот ваш Кащей, – вдруг произнёс один из бойцов, смуглый азиат со снайперской винтовкой. Говорил по-русски он удивительно чисто. Как бы и не получше меня.
– Ты чегой-то, Филин, – хмыкнул Виктор, – завидуешь?
– С чего бы это? – буркнул тот, кого назвали «Филином». – Чему тут завидовать? Бога у человека нет!
– Да ты, я смотрю, Филя, философ? – лейтенант похлопал его по плечу.
– Попомни мои слова, командир! – «Филин» сплюнул. – Знаю я таких. Поганая натура! Кому война – слезы, кому – потери, а таким, как этот, – сладость! Таким, как он, все равно, кому бошки дырявить!
Азиат так вытаращил глаза, что все засмеялись. Но тот не обиделся, видно, что привык к подтруниванию сослуживцев.
– Ну, ты и сказанул – по своим!
– Фил, чегой-то ты сегодня не в духе…
Снайпер невозмутимо пожал плечами и отошёл.
– Отморозок или нет, не знаю, – произнес, наконец, Виктор, – но Калач прав: Кощея видели только, когда совсем трындец. Не вмешивается он, когда пятеро на одного, ему двадцать пять – подавай. Так что не встретишь ты его здесь, Саша, не надейся. Мы, почитай, в тылу. От линии соприкосновения до деревни километров пять. А там рота Коломийцева стоит. Усиленная.
– Может, мне к ним сходить? – поспешил спросил я.
– Жить надоело?! – резковато бросил Виктор. – Там до противника – метров триста от силы. Прилетит, и моргнуть не успеешь. А мне потом комбат башку снесет, что гражданских на передок пустил. Нет уж, Саша, переночуешь у нас в земляке, а завтра утром – обратно. От греха. И так непонятно, кому пришло в голову тебя сюда посылать. ДРГ ведь никто не отменял.
Видя, что я приуныл, он хлопнул меня по спине.
– Не горюй, парень, тут войны ещё на тысячу репортажей хватит.
Разговор на время прервался. Но потом я решил, что сюжет всё-таки напишу, пусть и со слов тех, кто хоть что-то слышал об этом сорвиголове.
– Есть хотя бы предположение из какой он части? Спецназ какой-нибудь? О нем же после таких дел вся страна должна знать.
– Спецназ? – усмехнулся Виктор. – Ты думаешь, ты первый такой?
Тут уже до меня стало доходить.
– В смысле того, что не я один за ним гоняюсь?
– В точку.
– И я так понимаю, этого Кощея ещё никто не нашел.
Шурыгин молча ткнул в меня указательным пальцем и поднял большой – вверх.
– Может, сказки все это? Выдумки?
Лейтенант покачал головой.
– Не похоже, Саша, на сказки. Живой он, даже, я бы сказал, чересчур. Вот только, я думаю, не слишком-то он хочет на передовицы попасть.
– Скромный?
– А зачем ему светиться? Кому следует, про то наверняка больше знает.
Мы немного помолчали.
– Так откуда же он взялся?! – не выдержал я.
– Поговаривают, что – местный, – Виктор всем своим видом показал, как следует относиться к этим словам. – Но я его пару раз сам видел метрах в двадцати, и вот что я тебе скажу, Саша: там одной снаряги на несколько миллионов, а пушка его – это вообще что-то с чем-то. Я потом, когда в госпитале по ранению лежал, пытался в интернете найти хоть что-то похожее, да куда там!
– Может, он из вагнеровцев? Они – на всем своем воюют.
– Мы с ребятами тоже так поначалу думали, но у тех жесткая иерархия. А Кащей по всем признакам – одиночка.
– А разве на фронте одиночки бывают?
– Тут и не такое бывало.
Я помолчал, переваривая информацию, а затем произнёс:
– Прямо «летучий Голландец».
– И не говори, – Виктор хлопнул меня по спине. – Пошли ко мне в аппартаменты, у меня Потапенко недавно кашу сварил, – пальчики оближешь!
– А я думал, выдохлись… – прокричал мне в ухо Виктор.
Следующие слова заглушил звук взрыва, и очередной куст земли поднялся совсем уж близко. Резко стегануло по ушам. Я инстинктивно присел вглубь окопа – раньше под обстрелами такой интенсивности бывать не приходилось, – но тут же поднялся: не хотелось терять уважения Виктора и его людей. Оглянувшись, я перехватил взгляды его подчинённых – на меня посматривали испытующе, но без презрения. И на том спасибо.
– Хорошо кладут, черти, – раздосадованно бросил Виктор.
Черти – это, конечно, те, с другой стороны. Никак иначе лейтенант врагов не называл, но в глазах при этом светилось что-то такое, что ему сразу верилось: да, там действительно нечисть. Мне было чудно это слышать, потому что мой лучший друг – из Киева. При любых разговорах мы с ним старались избегать темы происходящего в наших странах, но в последнее время события становились все горячее.