Czytaj książkę: «О любимых во весь голос плачу»
Франтик.
Он никогда не опаздывал ко сну. Поднимался вместе со мной на второй этаж, садился перед кроватью и ждал, когда я улягусь в постель. В этот раз я уже разделся, а он всё не шёл.
Ежедневно перед сном Франтик исполнял свою штатную процедуру: гонял по щелям соседских котов желающих, так или иначе, оставить след, а проще говоря, – нагадить на нашем участке. Коты и кошки знали упорный характер Франтика, поэтому, услышав звонкий голос, ретировались под забор от греха подальше. Пусть, мол, «гроза» утихнет, отойдёт ко сну, а мы уж потом столько наворотим, что мало не покажется. В этот вечер в сад заскочил, скорее всего, какой-то кот – незнакомец, которого Франтик загнал на макушку яблони, достать его ни как не может и требует моей помощи,– слышу тревожно молящие нотки в его голосе. Со второго этажа бегу помочь другу, иначе какие же мы тогда друзья, так одно название.
На крыльце у меня для такого случая специально припасен дрын: нарочно, с поддельной злобой замахнусь им на супостата,– тот с яблони на забор, с забора в проулок,– и поминай, как звали. А у Франтика от радости сердце разрывается на кусочки: как ни как победа, пусть с помощью друга, но победа.
Иду в сад. В саду Франтика нет. Он за домом, заслышав мои поспешные шаги, стал просто захлёбываться от злобы. В сумерках вижу чёрную фигуру Франтика с белой пеной на губах. Тут и коню понятно, – дело очень серьёзное. На пёсике шерсть дыбом, обрубок хвоста плотно прижат к гузке, к тому месту, которое в момент испуга подводит трусоватых животных, да и людей тоже. Про таких говорят: «С испугу в штаны наложил». Франтик не зря прижал свой обрубок хвоста, ибо картина была фантастической.
Два дня назад знакомый прапорщик для моих хозяйственных нужд привёз небольшой кусок маскировочной сетки. Я её бросил на отмостку за домом, где как раз и происходила сценка, которую описываю. Сетка лежала горкой, как приличная охапка сена. Так вот эта самая охапка вдруг ни с того ни с сего неожиданно резко дёргалась и на сантиметр, другой грозно двигалась по гладкой цементной площадке от дома в сторону Франтика. При каждом неожиданном таком рывке охапки Франтик с места без разбега взмывал вверх. (Иван Ухов, великолепный мастер по прыжкам в высоту, в данном случае отдыхает). При этом заметьте, Франтик приземлялся на сантиметр, другой дальше, нежели стоял до того.
Мне, человеку, давно потерявшему веру в чудеса и приведения, картина происходившего действа была несколько смешна и забавна. Понятно, охапка сама по себе не могла так вздрагивать, можно сказать, подпрыгивать. Кто-то там её двигал. Но кто, вот вопрос. Для любого субъекта, сидевшего под сеткой, собака – враг номер один. Он, скорее всего, замер бы на месте до поры до времени, выждав, когда Франтик отвлечётся, дал бы дёру. Этот же хам игнорировал все собачьи протесты прекратить безобразие,– упорно двигал сетку к намеченной цели, наводя меня на мысль, что хозяйские нужды присущи не только человеку. Франтюшка продолжал упорствовать на своём, как ему казалось, не давая супостату продвигаться дальше. Моё появление мало прибавило ему храбрости, разве что лаять он стал настойчивее. Мне на миг представился Марсик,– тот в один момент разнёс бы и охапку, и того, кто под ней сидел. Франтюшка явно трусил, постоянно держа определённую дистанцию. Как я заметил, прыгал он не ради тренировки, как это делает Ухов. На лету он успевал, вытянув шею, склонить голову то на ту сторону охапки, то на эту с мыслью: «А может быть, с боку врага увижу?».
Охапка продолжала настойчиво двигаться по гладкому бетону. Уже между ней и стеной дома образовался узкий коридорчик. Воспользовавшись этим, Франтюшка стал «нарезать» круги вокруг охапки, надеясь сзади её увидеть супостата. Причём, узкий коридорчик он пролетал пулей, не успев даже повернуть головы. Вот что трусость делает! А как же! Вдруг «тот», что в охапке, прижучит в узком коридорчике и дух вон! Простора то нет. Тут даже быстрые ноги не спасут!
Когда Франтик пулей пролетел коридорчик, мне вспомнились слова из известного фильма, сказанные незабвенным Юрием Никулиным: «Я не трус, но я боюсь». Откровенно хохочу над этой комедией, но пора уже и занавес опускать,– собачка вот-вот охрипнет. Тянусь рукой к охапке, Франтюшка вдруг хвать (не больно, он часто так делал) зубами за мои пальцы и потянул мою руку в сторону, мол, ты что опупел, – отхватит по самый локоть. Я послушался совета друга, и тут меня оторопь взяла: стою-то в трусах и в комнатных тапочках. А если там большая крыса, или хорёк какой-нибудь! В суматохе цапнет,– хлопот не оберёшься. ( Вот как трусость одного нагоняет панику на другого!) Боковым взглядом замечаю в своей левой руке палку и радостно испускаю дух: « Фу-у-ух! Теперь-то нас трое! Это вам не хухры-мухры. Могём и тигру лапки пощекотать». Тянусь дрыном к охапке и на всякий случай голые ноги ставлю подальше от неё. Франтик прячется сзади меня и в ожидании чуда (чем чёрт не шутит!) перестаёт лаять. Стоит вам заметить, что это его коронная тактика: умолкать, когда ему грозит опасность. Увидев, допустим, на улице бродячего пса Кабысдоха, он, бывало, юркнет под забор, в самой дальней картофельной грядке зароется в ботву и молчит, как убитый. Чтобы хоть как-то скрасить конфуз друга, я зову его, якобы к обеду. Он выскакивает из укрытия, отряхивается от пыли и мусора и геройски лает на всю улицу. Вот и теперь он затаился за моими ногами, глядя на палочку-выручалочку, которой я поднимаю охапку. И чтобы вы думали!? Под маскировочной сеткой оказался ёжик! Наш общий с Франтиком друг, который жил у нас на участке под сараем. Пёсик тут же сник, и надо бы вам видеть, в какой конфуз он погрузился,– его, словно помоями облили,– весь обмяк и скукожился. Боясь взглянуть мне в глаза, он стоял как оплёванный, даже лапки стал переставлять как-то брезгливо, тщательно выбирая «посуше» и без того сухие места. Так и не взглянув на меня (срамота- то какая!– поднять такую бучу и из-за чего?), он нехотя поплёлся к крыльцу. Ночь нас ждала тревожная, точнее сказать, неспокойная. Франтику опять будут сниться кошмары, и он будет скулить и, возможно, лаять. Жаль друга, но я нем, как рыба, плетусь за ним на второй этаж. Иногда лучше помолчать, чем утешить.
Утром мы вернулись на место вчерашних событий. Франтик напрочь забыл про свой конфуз, был, как всегда, весел и игрив. Я обратил внимание на маскировочную сетку. Она лежала довольно далеко от отмостки. Видно, что ёж, после нашего ухода, продолжил начатое им дело. Наверное, всю ночь пыхтел, бедняжка, и всё напрасно,– сетка крепко зацепилась за куст розы,– и ни с места! Я догадался, для чего сетка нужна была ёжику!?– утеплить своё жилище. Мы тут же с Франтиком съездили на поле, привезли соломы и положили рядом, где жил ёж. Пусть ему тоже будет тепло.
Вот такая история приключилась с моим любимым Франтиком.
Сейчас самое время познакомить вас с ним, но прежде скажу вам банальную вещь. Каждый, кто держит собачку, считает её из ряда вон выходящей. И правильно! Ведь она своя. А своё плохим не бывает. Вот иногда смотришь на чужого ребёнка и видишь: у него и прикус неправильный, и уши топориком, голова вообще яйцом вкрутую и перевернута носиком вверх. У вашего чада подобного ничего нет. Родитель же того ребёнка, у которого голова яйцом вкрутую, видит в вашем чаде не меньше недостатков. Так что к своему быстро привыкаешь, свыкаешься и ничего не замечаешь. Уж на что Франтик был безобразным щенком, ну просто уродец! Но мы свыклись с этим и намного быстрее, нежели придумывали ему кличку (иначе звали бы мы его совсем по- другому). Больше недели мы всей семьёй ломали головы, как назвать щеночка, которого жене «втёрли» в виде подарка, а у той язык не повернулся отказаться. Трудно такому существу подобрать кличку. Судите сами: величиной он был чуть больше моего кулака, да и то половину кулака занимали одни уши, хвост длинный и тонкий как у крысы, рачьи глазки на выкате, того и гляди выскочат из своих орбит. Единственное, что утешало в нём,– это цвет. Был чёрным, как смоль. Ни единого другого пятнышка.
«Какая великолепная сапожная щётка!– шутил наш сосед.– При случае, если настоящая, вдруг затеряется, можно пользоваться им. Временно, конечно, пока щётка не отыщется».
Каждый из нас на свой манер подбирал кличку, с пеной у рта «обосновывал» свой вариант и потом убеждался, что она идёт пёсику, как корове седло. Пока мы спорили, «субъект» нашего спора целыми днями дрыхнул в корзине у камина. А когда подходила наша очередь спать, «устраивал концерты» все ночи напролёт: видите ли, скучал по сёстрам и братьям. Приходилось с вечера включать транзистор и прятать в камине. Щенок всю ночь ходил по залу в поисках говорящей невидимки.
Он очень любил конфеты, особенно ириски «золотой ключик». Щенок не знал, что их нужно сосать, начинал интенсивно жевать. Это комедия! Ириски тут же прилипали к зубам, да так крепко, что нельзя было раздвинуть челюсть. Что он только не делал: лапками пытался залезть в пасть, и головой мотал, и визжал. Одним словом, учинял себе, бедняжка, просто издевательство, но от этого лакомства никогда не отказывался.
Младший сынишка предложил впредь давать ириску в обёртке,– зубы не так будут липнуть. Старший возразил:
– Зачем? Во-первых, фантики неизвестно из какой бумаги сделаны, затем незнамо какой краской покрашены, и вдобавок, надписи на обёртке из синюшных масел.
Мы, чтобы сберечь желудок собачки от гастритов и колитов, дружно отклонили такое дело, но слово «фантик» нас заинтересовало. Оно подходило для искомой нами кличке, но тут опять вмешался рассудительный старший сын.
–Он ещё щенок. А вдруг из него вырастит большая псина. Помните, у Корчажкиных был Бублик. Кличка подходила, пока он был маленьким щеночком. А потом вымахал всем на посмешище чуть ли не в телка.
Всё тот же старший сын предложил назвать его пока Франтиком:
–Когда вырастит, увидим,– Франтик он или Франт.
Франтом он так и не стал, оставаясь Франтиком навсегда. Наш кот Атос был в два раза больше его. Когда они играли друг с другом, Атос давил пёсика массой, а Франтику возразить было абсолютно нечем.
Теперь представьте себе, что это существо, которого запросто пришибить соплёй, был неимоверно отчаянным. На широком и длинном(150см + 50 см) подоконнике второго этажа ему негде было «разгуляться», когда Франтик видел, проходившую по улице собаку или кошку. Он захлёбывался от злобы, метался от откоса к откосу, шерсть на холке и на лбу торчали дыбом, с губ слетала пена. Ну точь в точь, как в сказке про зайца и лису: «Как выскочу, как выпрыгну,– пойдут клочки по закоулочкам!» Столько страху, столько страху! Аж поджилки трясутся.
Таким отчаянным он бывал и на улице, правда, в моём присутствии, а особенно, когда я в руках держал дрын. Заприметив палку в моих руках, чужая кошка или собака мгновенно исчезала в ближайшем переулке, а Франтику казалось, что это он нагнал на них страху и на радостях подпрыгивал выше моего пояса.
Возможно, Франтик не был бы трусливым, если бы не один случай. Как-то к нам зашла соседка с сынишкой-сорванцом. Пять лет от роду, но такой оторвила,– не приведи Господь. Судите сами: я в это время бетонировал дорожку от калитки к дому, пригладил раствор, как куриное яйцо. Зная проказника, я специально подозвал его и просил не ходить по дорожке. (А надо было с дрыном стоять и караулить). Стоило мне отвлечься, беседуя с его матерью, как услышал сзади какие- то странные звуки. Оборачиваюсь: пацан топчет крышу моего «жигулёнка»,– то ли он отряхивал раствор со своих кожаных сандалет, то ли пробовал,– крепка ли крыша у моей машины. Вы бы видели, как он плакал, доказывая нам, что на бетонной дорожке это вовсе не его следы, а другого какого-то проказника. Вот такой вот сорванец. А дальше уже его проказы коснулись Франтика. Тот рьяно стал пресекать попытки сорванца взять его в руки и чуть не укусил дебошира. Жена цыкнула на безвинного пёсика, и тот обиженно стушевался в зал на диван.
Я заново железнил бетонную дорожку и вдруг услышал через форточку вопли Франтика. Бегу в дом. Жена с гостьей пьют чай на кухне. Сорванец тихо прокрался в зал, где на диване лежал Франтик. Включил пылесос, оставленный женой на время чаепития, снял щётку со шланга, зияющее отверстие которого приставил к заду пёсика. Мощный пылесос стал захлёбываться, засасывая в резиновый шланг Франтика. Хорошо, что у того были лапки. Задние он согнул в коленях, не давая себя проглотить, а когтями передних судорожно вцепился в плотную ткань дивана.
Увидев эту картину, я потерял контроль над собой. Не отдавая себе отчёта в действиях, крутанул сорванцу ухо на два оборота, словно ключ в замочной скважине. С той поры пылесос нагонял на Франтика панический страх.
Кстати, собаки очень подвержены этим самым паническим страхам. Я знал одну собачку, которая, заслышав от кого-то ни было два слова: «Пойдёмте купаться», сломя голову убегала на край деревни и до вечера оттуда не возвращалась. Очевидно, её не раз бросали в реку или пруд, чего она страшно не любила. А в Крыму, где мне пришлось на время отдыха снимать комнатку, пёсик Ерошка страсть как не любил, когда ему показывали «козу» из двух пальцев, напоминающую движение ножниц. Этого бедолагу, наверное, часто стригли тупыми ножницами. Ерошка готов был разорвать в клочья того, кто показывал ему «козу».
Так с той поры пылесос нагонял на Франтика панический страх. Стоило нам кому-то нагнуться к пылесосу или прикоснуться к нему, Франтик медленно на цыпочках, словно крался к жертве, тихо уходил в самую дальнюю точку дома. На втором этаже прятался в детской комнате, на кровати и обязательно под подушкой; внизу убежищем ему служил топчан на веранде, за которым он чувствовал себя, как за каменной стеной.
