Czytaj książkę: «Человек мира. Раздвигая горизонты»

Czcionka:

При оформлении обложки использованы фрагменты картин художников Ф. Седлачека «Индустриальный пейзаж» и П. Коха «Трубочист»

Часть первая

Путь скорби

Солнце, совсем недавно свернувшее к закату, все ещё немилосердно обжигало и без того раскалённую равнину, но с востока уже потянуло прохладой. Ровная, как стол, поверхность выжженной солнцем пустыни заколыхалась в мареве густых и маслянистых облаков тёплого воздуха, причудливыми струями исходящего от нагретой солнцем почвы. Всё живое, прятавшееся от дневного зноя в трещинах, покрывающих частыми зигзагами высушенную землю, вылезло наружу. Впрочем, с живностью в этих местах, да ещё и в самое жаркое время года, было не густо. С десяток ящериц, сверкая изумрудными чешуйками, неподвижно грелись на вечернем солнце, пару раз, лениво извиваясь, прошелестели змеи, да шустрые и вездесущие сурикаты шныряли туда-сюда между пучками сухой травы.

Пустынный пейзаж, не менявшийся тысячелетиями, оставался незыблемым до того самого скорбного, но великого дня, когда безмятежность и тишина этих мест были нарушены человеком, или точнее огромной массой людей, спасавшихся от свалившихся на них несчастий и двигавшихся через пустыню навстречу неизвестности.

Первыми забеспокоились сурикаты. Застыв столбиками, зверьки стали прислушиваться, беспокойно поворачивая головки в разные стороны. Ящерицы, сверкнув зелёными спинами, бросились врассыпную. С юга, насколько хватало взгляда, на однообразный пустынный ландшафт с монотонным гулом накатывалась огромная волна пыли. Сухая земля подрагивала от топота множества ног людей и животных. Поднимая пыльные тучи, через пустыню шли люди – огромная масса людей вперемежку с гуртами скота и повозками всевозможных видов и размеров.

Зрелище великого исхода, если бы его со стороны мог увидеть кто-нибудь помимо сурикатов, потрясало воображение. Казалось, что через пустыню на север континента двигался целый народ. На самом деле это была лишь небольшая часть жителей страны под названием Перикон, но это были лучшие люди – цвет нации, не пожелавшие погибнуть в родной стране и имевшие мужество бросить свои дома и отправиться на поиски новых мест, где бы они могли поселиться.

Измождённые люди брели молча, но множество голодных и изнурённых зноем животных издавали тягучее мычание, надрывное блеяние и резкое хрюканье. Скрипели тысячи несмазанных колёс, а топот людских ног сливался в сплошной гул.

Однако все эти звуки перекрывал оглушительный детский плач, раздававшийся из множества маленьких глоток, голосивших на все лады. От этого надрывного зловещего плача кровь стыла в жилах! Но шедшие среди повозок и гуртов скота люди, казалось, не слышали детских воплей, они с упорством обречённых двигались по своему маршруту.

Среди переселенцев почти не было молодых мужчин, редко попадались мужчины среднего возраста, а вот стариков было достаточно. Основную же массу людского потока составляли женщины, а почти все повозки были заняты детьми всех возрастов: от грудных младенцев до подростков лет десяти.

Люди шли по безжизненной равнине уже несколько месяцев, отчаявшись выжить в этих гиблых местах, но все равно упрямо продвигаясь на север. Выбора у переселенцев не было: они уже давно прошли точку невозврата, и запасов еды и воды для того, чтобы вернуться назад, им бы уже не хватило. Единственная возможность спасения находилась впереди. Из достоверных источников было известно, что там – на севере – лежат бескрайние, населённые редкими племенами аборигенов плодородные равнины, на которых пасутся бесчисленные стада буйволов, антилоп и диких лошадей, а главное – в тех местах нет проклятой заразы, несущей людям смерть.

Ещё один день Пути скорби подходил к концу. Измученные переселенцы небольшими группами начали останавливаться на привал. Поднятая ими пыль понемногу начала оседать, и вдруг – даже не крик, а протяжный радостный вой раздался в первых рядах людского потока. Впереди, почти на линии горизонта была отчётливо видна багровая полоса, растянувшаяся от края до края пустыни. Красные лучи опускающегося за горизонт солнца отражались в водах широкой реки. Это была река Солва, а за ней – жизнь. Это конец Великого пути!

Мишель открыл глаза и тут же снова зажмурился, взглянув на яркий багрово-красный диск солнца. Он потянулся, тряхнул головой, и сознание прогнало сновидения. Оказалось, что уже вечер, и садившееся за крыши городских домов солнце Мишель увидел не в пустыне, а в окне собственного кабинета, где он, ожидая вечернего Совета, или, как его обычно называли – Правительства, заснул, сидя в кресле.

Мишель ещё раз тряхнул головой, поднялся на ноги и пару раз прошёлся вдоль громадного стола, стоящего посреди его просторного кабинета. Несмотря на то что ему ещё не было и пятидесяти лет, Мишель уже чувствовал приближающуюся старость. Он обладал высоким ростом и сухим, жилистым телом, но его волосы и борода уже давно поседели до белого, как полотно, цвета, а вокруг глаз и на лбу в кожу глубоко въелись многочисленные морщины. Кроме внешних признаков старения, Мишель с досадой стал находить у себя все новые и новые физические недостатки: острота зрения была уже не та; правое ухо почти перестало слышать, из-за чего он приобрёл скверную привычку поворачиваться к собеседнику вполоборота. Конечно, медицина в Нулонде – лучшая в мире, во всяком случае та её часть, которая была доступна Мишелю, но он ни за что бы не стал обращаться к врачам, ибо Стержень нации не может оказаться старой развалиной, а должен быть здоровым, твёрдым и непоколебимым, как скала.

Однако противнее всего были частые приступы сонливости, появлявшиеся внезапно и, как правило, некстати: на важных церемониях, при встречах с народом, на Советах. Внезапный сон всегда оказывался тяжёлым и тревожным, отягощённым не слишком приятными сновидениями, после которых Мишель просыпался в холодном поту и с головной болью. Впрочем, сегодня он заснул в одиночестве в удобном кресле, и привиделся ему один из эпизодов Пути скорби, когда он сам и его соотечественники совершили переход через пустыню.

Ему часто снился этот сон, повторяющий с зеркальной точностью произошедшие почти сорок лет назад страшные, но, безусловно, великие события – недаром Путь скорби теперь называют Великим путём. Переход через пустыню был самым ранним детским воспоминанием Мишеля. Ему тогда было лет пять или около того (точную дату своего рождения он не знал). Предыдущей своей жизни в Периконе он не помнил совсем, хотя и знал о ней досконально – во всех мельчайших подробностях.

Собственно, в стране под названием Перикон, да и в других странах южного полушария, жалкое существование подавляющего большинства людей и жизнью-то назвать нельзя. Так было сорок лет назад, так было с незапамятных времён, так там обстоят дела и сейчас. Величайшей страной в мире является их вновь обретённая родина – Нулонд. Только здесь и нигде больше люди живут по-настоящему счастливо и не знают распрей и зависти, не страдают жаждой наживы и не стремятся подчинить себе других людей. Сколькими трудами, потом и кровью был создан этот рай на земле, и сейчас следует любой ценой сохранить и защитить выстраданное счастье народа Нулонда.

Эти утверждения по поводу собственной страны стали для Мишеля ежедневной, ежечасной и даже ежеминутной молитвой – мантрой, которую он постоянно повторял, чтобы никто и ничто не поколебало его уверенности в незыблемости выбранной жизненной установки.

А твёрдость в убеждениях была Мишелю все более и более необходима. Он не мог не видеть, что в стране в последнее время что-то пошло не так, хотя, пожалуй, не только в последнее время, а уже достаточно давно. Мишеля стали одолевать сомнения, которые даже в мыслях допустить было никак нельзя. Он глава этой страны, хотя формально единоличного правителя в Нулонде не существует, а роль управления государством выполняет «воля народа», но именно он – Стержень нации – человек с непререкаемым авторитетом, признанным всем народом, стоял во главе государства.

Меряя кабинет тяжёлыми шагами, Мишель гнал от себя навеянные сном недопустимые мысли и даже не заметил, что наступило время еженедельного Совета, который неофициально называли Правительством, хотя это название как символ ненавистных старых порядков было под запретом. Ровно в восемь вечера дверь кабинета распахнулась, и в помещение стали входить представители Воли народа Нулонда. «Народовольцев» было двадцать пять человек, правда, пришли на Совет не все. Советники, не спрашивая разрешения, входили в кабинет, здоровались с Мишелем и без приглашения рассаживались за громадным столом. Чинопочитание и самоуничижение запрещалось: представители Народной воли всего лишь лучшие среди равных, а Мишель – только первый среди лучших, так что сделать народовольцам замечание Стержень нации не мог, хотя язык так и чесался, особенно когда он посмотрел на необъятный живот Этьена, что-то жевавшего и вытирающего жирные губы ладонями.

«Вот дьявол! – с досадой подумал Мишель. – В самой свободной стране мира столько запретов, что ни сказать, ни сделать ничего нельзя! Кстати, и дьявола как персонажа религиозного культа тоже запрещено упоминать».

Оглядывая усевшихся за столом советников, Мишель никак не мог побороть закипающее в нем раздражение. Его верные соратники, большинство из которых он знал с детства, сильно изменились за последние годы, причём не в лучшую сторону. Многие, даже слишком многие из них вели жизнь очень далёкую от проповедуемых ими же самими идеалов. Этьен – верный товарищ, с которым Мишель дружил, ещё будучи мальчишкой, практически в открытую купался в непозволительной, если не сказать вызывающей роскоши. Жонет – ревностный поборник всеобщего равенства – на старости лет ударился в сладострастие и окружил себя целым гаремом молоденьких девушек. Его сестра – Лана, мало того что имела у себя дома с десяток «помощников по хозяйству», а фактически слуг, так она ещё и била их по любому поводу.

«Знали бы наши предки, как распорядились страной, созданной благодаря их самоотверженности, неблагодарные потомки! – подумал Мишель, буквально почернев от сдерживаемого гнева. – Разве для того они вырвались из проклятого Перикона, где царила смерть, совершили Великий путь через пустыню и создали Нулонд – страну мечты!»

– Вчера получил с юго-западной заставы депешу, – заговорил Этьен, видимо, решив, что пора начинать Совет, – опять четверо граждан благословенного Нулонда пытались сбежать через пустыню. Недоумки! Толком с собой ничего не взяли: ни воды, ни еды. На что рассчитывали – не понимаю!

– Так они смогли уйти в пустыню? – лениво поинтересовался Жонет.

– Нет, конечно. Их ещё тёпленькими взяли, когда они через реку переправлялись.

– Надо бы их на принудительные работы определить прямо там – на реке Солва, чтобы впредь не повадно было.

– Нет, – лениво возразил Этьен, – я бы лучше этих длиннорожих олухов не задерживал, а дал им по пустыне побродить. Потом бы подобрал то, что от них останется, и выставил бы на всеобщее обозрение, чтобы остальные десять раз подумали, прежде чем искать причину, чтобы покинуть свою родину.

– А ты не подумал, что это мы – те, кто сейчас здесь, в этой комнате, – и есть та самая причина, по которой наши сограждане бегут из страны?! – долго сдерживаемое раздражение Мишеля, наконец, прорвалось наружу. – Посмотрите, как вы себя ведёте, с каким пренебрежением вы говорите о своих соотечественниках! Вы зажрались и потеряли всяческий стыд! На словах – да, вы за равенство, нестяжателъство, уважение и все такое прочее, а на деле – сами ведёте себя, как богачи-промышленники в Периконе! Люди всё это видят, и не удивительно, что им противно на это смотреть!

– Ну уж это ты перегибаешь, Мишель! – возмутился Этьен. – Ты хоть и Стержень нации, но оскорблять нас не имеешь никакого права…

– Ладно, ладно, Этьен, не кипятись, – примирительно заговорил Жонет, прервав возмущённую тираду Этьена, – ясно, что мы здесь ни при чем. Ты же знаешь, Мишель, что народ в массе своей неразумен и не понимает своего счастья. Они ведь не знают, что на самом деле происходит в Периконе и в других странах по ту сторону экватора, вот и верят слухам о райских кущах, распускаемым непонятно кем.

– Это ещё вопрос, почему они бегут, – едко заметил несколько успокоившийся Мишель. – Может быть, они просто хотят вырваться отсюда? Ведь не могут же они от кого-нибудь узнать наверняка, что на юге их жизнь якобы будет лучше.

Редкий Совет не заканчивался перепалкой его старейших членов. Сегодняшний также не стал исключением. Спорили и препирались в основном одни и те же народные представители, остальные носители Народной воли помалкивали и откровенно скучали, давно привыкнув к выяснениям отношений между их старшими товарищами.

Советники вроде бы и были ответственны каждый за свою отрасль: медицину, науку, строительство, промышленность, и так далее вплоть до различных мелочей типа досуга граждан или озеленения городских улиц, – но они лишь выполняли волю фактических правителей страны.

Совет представителей Народной воли был главным органом управления в Нулонде только на бумаге. На самом деле страна управлялась довольно слаженным бюрократическим механизмом, состоящим из многочисленных народных избранников, а по сути – чиновников, держащих в своих руках все аспекты жизни жителей во всех уголках страны. Народные избранники, формально независимые, были на деле во всем послушны своим начальникам, те, в свою очередь, – более высоким начальникам, а во главе этой иерархической пирамиды стоял Стержень нации – что-то вроде главного идеолога – надежды и опоры государства. Он и руководил страной как мог вместе со своими двумя помощниками: Этьеном и Жонетом.

Вот эти трое и были фактической властью в Нулонде. В последнее время Стержень нации стал даже назначать кандидатов в народные избранники, и хотя эта должность была выборной, граждане, ввиду отсутствия альтернативы, вынуждены были избирать назначенного кандидата. Так что управляли страной только эти люди, ну и ещё, пожалуй, Лана, которая всё время совала нос во все дела.

– Всё-таки интересно, – не унимался Жонет, – кто же это распространяет слухи о сказочной жизни на юге?

– Может быть, всё-таки какой-нибудь житель Нулонда смог сбежать и добраться до Перикона? – спросила Лана, скосив глаза на сидящего рядом Этьена.

– Нет! Исключено! – возразил Этьен. – У меня на границе мышь не проскочит, да и путь на юг только один – через пустыню. Если кто и просочился через заставы, в пустыне ему не выжить. Тем более невероятно, чтобы кто-нибудь оттуда пробрался бы в Нулонд.

– Вы забыли о Лоръене и о его корабле, – заметила Лана.

– Это же когда было? – усмехнулся Жонет. – Я до сих пор не верю, что его корыто способно проплыть такое расстояние. Лет шесть прошло, а то и больше, так что можно уже о нём забыть.

– Как бы не пришлось вспомнить, – мрачно предрёк Мишель, – но хватит об этом. У нас на повестке дня более важный вопрос: как мы будем праздновать сороковую годовщину дня окончания Великого пути?

Тот самый день, юбилей которого собирались праздновать счастливые граждане страны под названием Нулонд, как раз и приснился Мишелю перед началом Совета. В этот знаменательный день сорок лет назад переселенцы из Перикона закончили Великий путь через пустыню. Этот грандиозный исход был последним звеном в цепочке событий, происходивших в другой, южной части континента, благодаря которой и возникло государство Нулонд.

До Великого пути вся цивилизованная часть человечества проживала на юге континента, где к началу исхода сформировались три довольно крупных государства, поглотив или завоевав своих менее крупных и не столь удачливых соседей. Кроме того, имелось и некое псевдогосудар-ственное образование коммерческого толка – Купеческий союз, которое своей мощью не уступало ни одной стране континента, а кое-какие, пожалуй, и превосходило.

На юго-западе континента, где ландшафт определяют обширные невысокие плоскогорья, отделённые друг от друга долинами полноводных рек, широко раскинулось государство Перикон – самое большое и населённое на континенте. С незапамятных времён жители Перикона, не стеснённые нехваткой земли, расселились на плоскогорьях просторно и занимались в основном сельским хозяйством и ловили рыбу в многочисленных реках. Мало-помалу по всей стране стали появляться хутора, деревни, а потом и поместья. Поместья потихоньку разрастались в города; население быстро увеличивалось и, в конце концов, произошло то, что должно было произойти: за самый ценный ресурс Перикона – землю, развернулась нешуточная борьба. Страна разделилась на отдельные области, где землю захватывали некоторые семьи и кланы, превращая землепашцев из хозяев в наёмных работников на чужой земле.

Постоянный передел земли в Периконе привёл к многочисленным междоусобицам в разных областях и непрекращающимся пограничным конфликтам между областями. Города на плоскогорьях обрастали крепостными стенами и превратились в укреплённые пункты, где обосновались землевладельцы. Множество крестьян оставило деревни и подалось в войска феодалов. Земель обрабатывалось всё меньше и меньше, пустующих пашен появилось сколько угодно, однако – удивительное дело – земельные конфликты не утихали, а наоборот, становились все более кровопролитными.

Время от времени появлялись сильные лидеры, объединявшие силой оружия страну под своим началом, но всё равно центробежные силы в Периконе брали верх, поскольку позиции земельной аристократии в отдельных областях были достаточно сильны.

Так – в чередовании междоусобиц и периодов недолгого мира – и протекала история страны, время в которой как будто остановилось, но тут на континенте начался научный и технический подъем. Начался он, естественно, не в отсталом Периконе, но так или иначе затронул весь континент. Знания накапливались, научные открытия переворачивали сложившийся уклад жизни людей, тут уж централизация власти в Периконе стала неизбежной. Не хватало только талантливого лидера, способного объединить страну, и он, в конце концов, появился.

Малоизвестный правитель с северо-востока по имени Молъен Пэн первым догадался заключить альянс с соседними странами и с Купеческим союзом и объявил свою область свободной для торговли и производства. В область, контролируемую Молъеном Пэном, сразу же хлынули купцы и промышленники, которые, пользуясь обширным пространством и довольно дешёвой рабочей силой, превратили область в процветающую территорию. Надо отдать должное Пэну: он, обладая достаточной проницательностью, в сложившихся условиях не допустил превращения своих земель в зависимую колонию и сохранил собственную власть. Потихоньку Молъен прибрал к рукам и соседние области, кое-где с помощью военной силы, а по большей части землевладельцы других областей, видя успехи Молъена Пэна, сами были не прочь попасть под власть удачливого соседа.

Впрочем, если местная земельная аристократия в разных областях Перикона и потеряла часть своей власти и независимости, то деньги и ресурсы остались в их руках. Они быстро сообразили, что раздавать свои земли, разделённые на наделы, крестьянам, забирая взамен часть урожая, занятие малоинтересное и не особо прибыльное. Землевладельцы, помимо аренды своей земли, стали организовывать мануфактуры, ссужать деньги под проценты, превращаясь в промышленных и финансовых магнатов. Фактически они подмяли под себя все отрасли хозяйства, за исключением, пожалуй, торговли, монополию на которую прочно держали в руках торговцы из Купеческого союза. Бывшие ремесленники, крестьяне и мелкие торговцы, ранее самостоятельно занимавшиеся своим делом, превратились в наёмных работников на фермах, заводах и фабриках, принадлежащих аристократам, без какой-либо надежды покинуть это сословие и достичь чего-то большего.

Правда, просвещённая эпоха промышленной революции наложила свой отпечаток и на общество Перикона, сформировав ещё одно сословие людей образованных, но зарабатывающих на жизнь своим трудом: врачей, учёных, инженеров, учителей, ну и, конечно, чиновников (куда же без них). В общем какой-никакой, а социальный лифт у наёмных рабочих появился.

Конечно, описанные изменения в Периконе происходили довольно медленно и достаточно болезненно, и к той эпохе, которая непосредственно предшествовала Великому пути, сословие интеллигенции было уже довольно многочисленным, а дикие времена Молъена Пэна к тому времени позабылись и стали уже легендарными.

Всеобщий научный и технический подъём подстегнул и стремление людей на континенте исследовать его недоступные ранее уголки. Началась эпоха географических открытий. Повсеместно снаряжались исследовательские корабли и сухопутные экспедиции. Открывались всёновые и новые земли, обнаруживались месторождения полезных ископаемых и новые виды животных и растений. Не избежал исследовательского бума и Перикон.

Вообще географию континента нельзя назвать благоприятной с точки зрения его освоения людьми. Пригодной для комфортного расселения считалась до эпохи великих открытий только его небольшая, южная, часть, причём исключительно в умеренных широтах – до полярных районов. Центральную часть континента с запада на восток, от океана до океана перегораживали непроходимые горы – высокие, покрытые круглый год белоснежными шапками снега. Что находится на севере – за этими горами – до эпохи географических открытий было неизвестно. Предполагалось, что горными вершинами покрыта вся центральная часть и весь север континента вплоть до северного полюса. Попытка снарядить морскую экспедицию, чтобы обогнуть горы по водам океана, не удалась: мощные течения не позволяли кораблям заплывать так далеко на север.

На самом деле горы, перегораживающие весь континент, были хоть и абсолютно непроходимы, но не на всей своей протяжённости. Там, где северные области Перикона упирались в горные цепи, имелся довольно длинный участок, на котором горные вершины отсутствовали, как будто из полной зубов челюсти кто-то выдернул подряд несколько зубьев. За этим созданным по какому-то капризу природы проходом простиралась безжизненная пустыня на многие месяцы пути.

Самую раннюю экспедицию в пустыню снарядил ещё первый монарх объединённого Перикона Молъен Пэн. Эта экспедиция, как, впрочем, и последующие, не увенчалась успехом. Исследователи раз за разом или возвращались обратно, так и не преодолев пустыню, или пропадали там, хотя и не бесследно (их останки, как правило, находили участники следующих экспедиций).

На время попытки узнать, что же находится в северной части континента, были оставлены, но годы шли, технический прогресс тоже не стоял на месте, и примерно лет за шестьдесят до описываемых событий некий знаменитый географ и исследователь по имени Эмильен Вид придумал новый способ исследования пустынного пути на север.

Эмильен Вид предложил снарядить несколько предварительных походов в пустыню с тем, чтобы обустроить по пути склады с припасами и водой, тогда основная экспедиция, не опасаясь гибели по дороге обратно, сможет зайти вглубь пустыни так далеко, как не забиралась ни одна из предыдущих исследовательских миссий.

Команда Эмилъена Вида отправилась через разрыв горных цепей на север и через три года, когда их уже считали погибшими, вернулась с целым ворохом удивительных открытий. Оказалось, что среди горных вершин севера континента раскинулись бескрайние равнины со множеством рек и озёр. Виду и его спутникам даже приблизительно не удалось узнать размеры обнаруженных равнин, но поскольку там имелось довольно много рек, несущих свои воды на северо-запад, скорее всего, они простирались до самого океана.

Также оказалось, что на севере континента обитают люди: малочисленные племена охотников и собирателей, ведущих первобытный образ жизни. Аборигены, которых встретил Эмильен Вид, вели себя достаточно дружелюбно, агрессии не проявляли и охотно шли на контакт с чужаками.

Кроме массы интересных сведений, экспедиция Вида чего-либо ценного на севере не обнаружила и назад с собой не привезла, кроме разве что семян пары десятков различных съедобных растений, не встречающихся в южной части континента. Крупные промышленники и предприниматели Перикона, на деньги которых организовывалась экспедиция, были разочарованы, в отличие от Эмильена Вида, весьма воодушевлённого своими открытиями. Исследователь мечтал теперь о заселении обнаруженных им территорий.

Напрасно Вид носился с идеями колонизации северных равнин континента; его энтузиазма никто не разделял. С точки зрения наличия ценных ресурсов и новых возможностей для промышленности вновь открытые территории были бесполезны, а пригодных для сельского хозяйства земель и в Периконе имелось более чем достаточно. Эмилъен, однако, не сдавался и без устали обивал пороги чиновников и богатых людей, силясь хотя бы найти денег на новую экспедицию. Он уже понял, что допустил ошибку, не предприняв никаких усилий для поиска в северных землях полезных ископаемых, и собирался эту ошибку исправить, но денег на новый северный поход никто не давал.

Так и осталась бы экспедиция Эмильена Вида только в учебниках географии как источник интересных, но бесполезных открытий, если бы не случилось то, чего никто не ожидал, даже сами участники экспедиции. Семена овощей, злаков, корнеплодов и других неизвестных в Периконе растений, привезённых Видом с севера, некоторые фермеры ради любопытства высадили на своих полях. Урожай превзошёл все ожидания и оказался фантастическим. Произраставшие в диком виде на северных равнинах растения великолепно почувствовали себя на плоскогорьях Перикона и вознаградили земледельцев урожаем, в десятки раз превосходящим отдачу от выращивания традиционных культур. Кроме всего прочего, северные овощи оказались весьма приятными на вкус, а из злаков получался великолепный хлеб.

Через несколько лет не только в Периконе, но и повсеместно на юге новые сельскохозяйственные культуры практически вытеснили выращиваемые ранее, превратив некогда повседневные растительные продукты в дорогостоящие деликатесы. Эмилъен Вид ещё дважды отправлялся в экспедиции через пустыню, и хотя полезных ископаемых он на юге континента так и не обнаружил (правда, особо и не искал), он привёз в Перикон семена новых перспективных растений.

Но на этом дело не закончилось. Такие впечатляющие успехи в земледелии имели далекоидущие последствия. Огромное количество сельскохозяйственных рабочих, оказавшихся лишними, хлынули в города. С одной стороны, наплыв дешёвой, но и неквалифицированной рабочей силы подстегнул индустриальный и прежде всего промышленный подъем, но это принесло также множество социальных проблем. Расслоение общества резко усилилось: промышленники и предприниматели богатели, остальные сословия стремительно нищали.

Новое общество оказалось не особенно комфортным и для интеллигентного населения. Все эти учителя, врачи, архитекторы стали не слишком-то востребованы, поскольку основным потребителем их услуг являлся средний класс, к которому они и сами себя относили. А средний класс как таковой в Периконе практически исчез.

Именно в этой среде образованных, но не богатых людей зародилось движение, ратующее за построение более справедливого общества; здесь заговорили о гарантиях прав всех людей вне зависимости от их сословия и состоятельности. Всплыла и подзабытая идея Эмилъена Вида о колонизации северных равнин, чтобы там, на новом месте построить справедливое общество. Правда, сам первооткрыватель, получивший после своих легендарных путешествий известность и почёт, но не богатство, не особенно симпатизировал строителям общества всеобщего равенства, но других желающих осваивать северные территории не нашлось, и Вид согласился стать предводителем колонистов.

Власти Перикона, форма правления в котором к тому времени стала олигархической, на все эти брожения в интеллигентской среде смотрели сквозь пальцы, во-первых, потому что не видели в разговорах особой опасности, а во-вторых, сама идея того, что все недовольные по собственной инициативе отправятся строить своё справедливое общество на другой конец света, им весьма понравилась. В этом смысле власть предержащие оказались правы, в чём, к своей досаде, в самом скором времени убедился Эмилъен Вид. Общество всеобщего равенства так и оставалось далёким миражом на равнинах, лежащих на другом конце света, а освоение этих равнин происходило пока исключительно на словах.

Всё же надеясь на то, что рано или поздно колонизация северной части континента состоится, Эмилъен Вид разработал детальный план перехода колонистов через пустыню и даже продумал способы, как им обустроиться на новом месте. Естественно, на севере континента переселенцам в основном придётся заниматься сельским хозяйством, во всяком случае первое время. Северные равнины для этого вполне пригодны: климат подходящий, культур для выращивания – сколько угодно. Правда, на севере имелся и один неприятный момент: фауна там была представлена только дикими животными, разводить которых невозможно, а на их приручение потребуется бог знает сколько времени, тем более что местные первобытные племена даже не пытались этого сделать, предпочитая попросту охотиться на этих животных.

Однако Эмилъен Вид оказался поистине гениальным стратегом. Он за время своих экспедиций на север смог хорошо изучить особенности пустыни, через которую предстояло перейти. Там два раза в год случается некий «период дождей», весьма короткий – три-четыре недели, когда на высушенную солнцем почву выпадают недолгие, но обильные осадки. В это время вся поверхность пустыни покрывается довольно густой травой. Вскоре она, естественно, засыхает до следующего периода дождей, но даже в засохшем виде эта трава вполне пригодна на корм лошадям, коровам и овцам. Кроме того, в пустыне повсеместно растут какие-то жёсткие и колючие растения, корни которых имеют питательные клубни, а эти клубни вполне могли бы находить, выкапывать и съедать свиньи.

Зная эти особенности пустыни, Эмильен Вид справедливо решил, что при достаточной осмотрительности колонисты могут отправиться в путь через пустыню, прихватив с собой и домашних животных, часть из которых будет одновременно и запасом пищи, необходимой людям во время похода.

Как бы ни была красива идея о переходе через пустыню вместе со стадами домашних животных, на пути её осуществления имелось одно непреодолимое препятствие: отсутствие воды. Какой бы великий запас жидкости ни взяли переселенцы с собой в путь, всё равно его даже близко не хватит для того, чтобы утолить жажду людей, да ещё и поить животных на всем протяжении длинного перехода.