Czytaj książkę: «Бегство из рая. Сборник рассказов», strona 8

– Вы что раньше имели отношение к органам?

– Возможно. Так на какой машине, ехал тот парень, с которой вы столкнулись?

– На светлой «Волге» ГАЗ-24.

– А вы не заметили, какого цвета капот у этого автомобиля?

– Конечно, заметил. Капот автомобиля был другого цвета, намного темнее, чем цвет самого автомобиля. – Я это произнес с некоторой радостью, значит, водитель машины был известной личностью и я могу продвинуться в этом деле.

– Понятно. Эта личность мне хорошо знакома.

– Кто это? Вы знаете его? – В моем голосе звучала радость от того, что я нашел этого незнакомца.

– Я знаю его, но я б не советовал знакомиться с этим человеком.

– Почему? Я не робкого десятка. Кроме того, меня волнует судьба девушки.

– Она, что ваша родственница?

– Нет.

– Тогда почему ты ввязываешься в это опасное дело. Понимаешь, извини, что я перешел на ты, тут непростое дело.

– Я люблю раскручивать опасные дела.

– Я понимаю тебя, ты стараешься для газеты, чтобы повысить рейтинг газеты, но тут другое дело. Тут можно потерять голову. Это опасные люди, они занимаются торговлей людей, это хорошие деньги, и тех, кто стает на их пути, они просто убирают со своей дороги.

– Мне приходилось заниматься такими делами, и я доводил их до конца. Не в моих принципах останавливаться на полпути. Так как зовут того парня?

– Алексей Мищук.

– Его зовут Алексей?

– Да, Алексей, а что тебя удивляет?

– Мне говорила девушка, с которой он был знаком, что его зовут Валерий.

Максим засмеялся.

– У него много имен. Насколько мне известно, то он знакомился с каждой новой девушкой под новым именем. Валера, Сергей, Николай и еще много имен.

– Откуда ты знаешь, что он менял имена?

– Дело в том, что я работал когда-то в милиции и вел его дело. Собственно говоря, он там был не один. Это была целая группа людей, которые занимались тем, что переплавляла наших девушек в различные бордели за границу. Но, когда я уже должен был предъявить им обвинение, меня подставили, обвинили во взяточничества, и отстранили от расследования. Затем я сам ушел из органов. Так что у меня есть личные счеты с этой бандой.

– Так может, ты дашь мне информацию по этой банде, я её напечатаю в газете, и банда будет разоблачена, а девушка освобождена.

– Сомневаюсь, что напечатав материал в газете, можно их уничтожить. Их надо схватить на горячем, когда они будут перевозить или передавать девушек заказчику.

– Но когда они будут это делать?

– Я это не знаю, но надеюсь, что я узнаю эту информацию от верных мне людей, вот тогда можно будет подключать прессу к этому делу. Или ты передумал?

– Нет. Я буду с тобой до конца.

– Мне нравится твоя уверенность. Пока можешь ехать домой, когда нужно я вызову тебя. Дай номер своего мобильного телефона.

Я дал ему номер своего телефона и поехал домой, где за меня уже переживала моя Вера. Я постарался успокоить её, но ничего не рассказал о банде, поскольку Максим попросил меня никому не рассказывать об этом.

Прошло несколько дней, я ходил на работу, занимался своими делами. Мобильный мой молчал. Я уж подумал, что меня снабдили неверной информацией, чтобы пустить меня по неправильному пути. Но с другой стороны у меня не было никаких больше зацепок по данной банде. А что такая банда существует, у меня сомнений не было. К нам в редакцию приходила женщина, которая сказала, что у неё тоже пропала дочь шестнадцати лет. В полиции заявление у неё не приняли, посоветовали подождать – девица нагуляется и сама вернется.

Но Максим все-таки позвонил.

– Ты не передумал спасать девушек? – спросил он меня сразу, не вдаваясь в подробности.

– Нет, – твердо, без раздумий ответил я.

– Приезжай сегодня на шесть часов вечера к тому кафе, где мы встречались.

– Понятно. – Я был немного взволнован – меня ждали большие приключения, может, даже с опасностью для жизни.

– Да, еще об одном попрошу тебя?

– Слушаю.

– У тебя видеокамера есть?

– Есть.

– Тогда захвати её с собой – она нам пригодиться, только проверь её, чтобы была она исправна.

– Хорошо. Я возьму исправную камеру.

– До встречи, – сказал Максим и положил трубку.

Остальное время я потратил на сборы. Проверил состояние своей видеокамеры, поставил на зарядку. На всякий случай написал короткое письмо редактору газеты, в котором, вкратце, написал, куда я еду и зачем. Такие письма я всегда писал и оставлял в своем рабочем столе. На всякий случай, если не вернусь, то эта информация поможет меня отыскать. Если же я приходил на следующий день живой и здоровый, то письмо я свое рвал на меленькие кусочки и выбрасывал в урну.

Вере я позвонил, что задерживаюсь на работе, ибо надо сдать важный материал в завтрашний номер. Конечно, это была неправда, но мне не хотелось лишний раз волновать свою супругу.

В 17 часов я поехал на встречу. По дороге я заехал на заправку, чтобы у меня было достаточно бензина, ведь неизвестно, что предстоит нам делать.

В кафе Максима еще не было, но сидела одна влюбленная пара и одинокий парень. Я заказал себе кофе и сел на свободное место так, чтобы я хорошо видел входящих людей.

Ситуация мне напоминала какой-то детективный роман, в которой я играл не последнюю роль. Я был в полном неведении, относительно того, какая роль отведена мне в этом деле, но, явно, не последняя. Это льстило мне, но вместе с тем было и волнение от того, что это история не безопасна. Мне приходилось убеждать себя, что мой риск оправдан, ибо на кону жизнь девушки, даже не одной.

Пока я пил кофе, пришел Максим. Он крепко пожал мне руку, что придало мне уверенности – с таким парнем не пропадешь.

– Взял камеру?

– Да. А можно узнать, что мы будем делать, и какая задача будет у меня?

– Сейчас я всё тебе расскажу, если тебе мой план не понравится, или ты посчитаешь его слишком рискованным, то можешь сказать об этом. Можешь не идти со мной нас это дело – я ничего тебе не скажу в упрек.

– Я всё решил и уже не отменю свое решение.

– Понятно, иного я от тебя не ожидал. Значит, сегодня они должны везти девушек за границу на микроавтобусе.

– Откуда ты знаешь? – этот вопрос я задал, просто так, чтобы показать свою компетентность в таком деле, мол, мне не привыкать.

– Он сегодня закончил оформлять визы девушек в паспортном столе, об этом мне сообщил верный человек. Так, что сегодня он предпримет попытку перейти границу на каком-нибудь пункте пропуска. Но он не должен доехать до этого пункта.

– Как мы это сделаем?

– Это сделаю я сам. Я постараюсь организовать маленькую аварию, чтобы остановить их продвижение к границе. Ты не будешь в этом учувствовать, твоя задача будем сопровождать меня на некотором расстоянии, а после того, как произойдет авария, вызвать полицию и вести съемку момент аварии.

– Но это ж опасно! Неужели нельзя предупредить на пунктах пропуска, что девушек насильно везут за границу?

– Увы, нельзя. Я понимаю, что подвергаю себя и девушек, которые будут ехать в микроавтобусе, опасности, но иначе нельзя. У бандитов есть знакомые на таможне, и они проезжают пункты проверка без проблем.

– Понятно.

– Тогда поехали.

– Поехали.

– Поехали. Еще раз хочу тебе дать инструкцию. Исполнять неукоснительно, потому, как не в куклы играем. Держим все время дистанцию так метров сто пятьдесят – двести, ближе не приближайся и старайся вести съемку, не выходя из машины. Так же не подходи ко мне ни в коем случае, если я тебя не позову.

Мы вышли из кафе. Я сел за руль « Нивы», а Максим сел за руль старенького газона с будкой. Он вырулил на трассу, объехал меня, просигналил, мол, пристраивайся за мной, что я и сделал. Он заехал в частный сектор, подняв столп пыли, что я едва видел его габаритные огни.

Солнце клонилось к горизонту, окрасив багровым светом редкие облака. Люди уже закрылись в своих аккуратных кирпичных домиках, и смотрели там очередные детективные истории, не подозревая, что в реальном времени сейчас разворачивается настоящая криминальная драма.

На одной из улиц Максим остановил свою машину, дал знак мне, чтобы я тоже остановился, что я и сделал.

Я осмотрелся, хотя уже начинало темнеть, тем более, что вокруг стояли высокие ореховые деревья, кроны которых переплелись над проезжей частью. Между дорогой и тротуарами находились маленькие участки земли, которые заботливые хозяева засадили кустами роз и сирени, цветами. Но я приехал туда не затем, чтобы любоваться природой, а на важное дело, поэтому следил за машиной Максима, стараясь не пропустить никаких сигналов от него. Пока он никаких знаков не подавал, но я предполагал, что он приехал к месту нахождения преступников, и теперь выжидает их действия.

В который раз убеждаюсь, что нет ничего в мире, как ждать и догонять. Секунды растягиваются в минуты, минуты в часы, а часы в вечность. Я думал о Вере. Она ждет меня, приготовила ужин и смотрит на улицу, когда я там появлюсь. Интересно, что она приготовила мне сегодня на ужин. Должен отметить, что она отличная хозяйка, и из-под её рук выходят замечательные кулинарные шедевры. А я поступаю по отношению к ней совсем нехорошо. Мне даже стыдно за то, что поступаю нечестно, ведь в свое время клялся. Господи, сколько раз приходится нарушать свои клятвы. Конечно, нехорошо обманывать своего родного человека, но в данном случае это оправдано.

Прошло больше часа. На улице совсем стемнело, в домах зажглись огни, голоса людей приутихли, только собаки заходились лаем то в одной , то в другой стороне. Запели свою страстную мелодию цикады. Это напомнило мне о детстве, которое я провел в деревне и любил слушать их мелодии, в обществе прекрасных дам.

Но вот автомобиль Максима завелся, выбрасывая много выхлопных газов, затем медленно поехал по улице. Я последовал за ним. На повороте я заметил, что впереди нас едет микроавтобус. Он ехал медленно, словно, опасаясь растрясти свой груз. Правда, выехав на трассу, он добавил скорости. Мы тоже старались не отставать от микроавтобуса.

Изредка навстречу попадались легковушки, которые на мгновение ослепляли меня и проносились мимо. После я ничего не видел, терял из виду машину Максима, немного терялся, боялся въехать в зад какого-нибудь автомобиля.

Вот Максим на своем стареньком газике стал набирать скорость, чтобы обогнать микроавтобус. Я понял, что он будет сейчас идти на таран, поэтому в правую руку я взял видеокамеру, чтобы начать съемку с момента аварии, ничего не пропустив.

Всё произошло так неожиданно – машина Максима перекрыла дорогу микроавтобуса, скрежет металла, посыпалось ветровое стекло.

Я набрал по мобильному телефону полицейский участок и сообщил, что на 115 километре случилась автомобильная авария – надо выслать полицейских для расследования ДТП. Не помню, что мне там ответили, ибо я следил за тем, что делается на месте аварии. Сначала там ничего не происходило, затем из микроавтобуса вышел мужчина, который держался за голову. Он обошел вокруг своего автомобиля, попытался её толкнуть назад, чтобы разъединить с машиной Максима, но у него ничего не получилось. Затем вышел еще один мужчина, он сильно шатался, они стали о чем-то совещаться. Первый вытянул мобильный телефон и стал набирать номер, а второй подошел к машине Максима и попытался открыть двери, но ничего не получилось. Затем обошел с другой стороны, и тоже попытался открыть дверь, но у него ничего не получилось.

Мне захотелось пойти на помощь Максиму, но я вспомнил слова его, чтобы я старался не выходить из машины, а тем более подходить к месту аварии. Я волновался за Максима. В каком он находится состоянии, не сильно ли ушибся, как таранил микроавтобус? И полицейских не видно было. Хорошо, что мимо проезжал легковой автомобиль, в темноте я не разобрал, марку автомобиля, и водитель остановился, подошел к месту аварии. Он подошел к двум мужчинам из микроавтобуса, о чем-то говорил с ними, к сожалению, я не слышал, о чем они говорят. Но всё же я немного успокоился, ибо понимал, что люди из микроавтобуса не станут вершить самосуд над Максимом

Но вот послышался вой полицейской машины, и вскоре показался джип, сверкая огнями сигнализации.

Полицейские подъехали к месту аварии, вышли из джипа, к ним тотчас же подошли двое мужчин из микроавтобуса, что-то начали рассказывать, при этом показывая в сторону аварии, но я опять ничего не слышал.

В это время открылась дверь пассажирского салона, и оттуда вышла девушка, она была сильно напугана, плакала. Один из мужчин подбежал к ней, и пытался возвратить её в салон, но она сопротивлялась этому. Полицейский подошел к ним, стал разговаривать с девушкой, другой полицейский стал звонить по телефону, видно, решил звать подкрепление.

Открылись двери газика, и оттуда вышел Максим, к моему удовлетворению он был цел и невредим. Он подошел к полицейским, и стал им что-то говорить. Сцена была довольно-таки мирная, что я хотел выйти из своей «Нивы», чтобы лучше всё зафиксировать на видео камеру. Вдруг свершилось непредвиденное событие – один из полицейских схватил руку Максима, вывернул ему назад, а второй подбежал и стал надевать на руки наручники. Я опешил. Что произошло? Тут какое-то недоразумение происходит, надо мне вмешаться в это дело, но тут я вспомнил, что Максим предупреждал меня, чтобы я, ни в коем случае не выходил из своей машины. Но что, же мне делать? Надо же что-нибудь предпринимать. А что я могу сделать в данном случае. Мозг мой работал лихорадочно. Мое оружие – это моя видео съемка, которая зафиксировала аварию, и всё что случилось после. Её надо показать людям, которые могут расследовать это дело. Кому же я могу показать. Я перебрал в памяти людей, которым бы мог доверить запись. Остановился на Тарасе Рябоконе. Конечно, он может показать в новостях сегодняшнее ДТП, после чего полиция и прокуратура станет расследовать это дело и выпустит Максима, как невиновного. Поэтому я нажал на газ и моя «Нива» промчалась мимо стоящих машин и людей.

Тарас отнесся к моему предложению без энтузиазма, начал говорить, что не он определяет, какие вещи можно показывать в новостях, а какие нет. Тогда я спросил, кто же решает этот вопрос.

– Это надо обратиться к главному редактору. Егору Семеновичу.

Егор Семенович среднего роста человек, немного толстоват и лысоват, глазки его беспокойно бегали по кабинету, когда он пытался аргументировано доказать, почему он не может вставить в новости мой материал.

– Обращайтесь прямо в милицию, там решать, что делать.

– Понимаете, в милицию мне нельзя нести этот материал, потому как милиция взяла Максима, тем более вы же знаете, какая история вышла в Максима со службой в милиции.

– Но я тем более не имею права выпускать непроверенный материал.

– Да, пока мы будем перепроверять, то Максима посадят, а девушек отправят за границу в бордели. Или вы равнодушны к судьбе наших сограждан. Ведь вы должны помогать нашим людям, которые попадают в беду.

– Я насколько могу, помогаю нашим гражданам, у меня вон есть благодарности от благодарных людей.

– Вы знаете, что есть у нас криминальная ответственность по отношении к людям, которые не оказывают содействие в предотвращении преступлений. Вы можете это сделать, но не желаете.

– Вы не угрожайте мне, – лицо редактора налилось кровью.

– Я не хочу вас пугать, я говорю реальные вещи. Это ваш гражданский долг. Я понимаю, что это трудно, что вы можете нажить врагов, но надо сделать такой шаг. Я со своей стороны обещаю, что возьмем вас под защиту, у меня есть приятели, которые работают в СБУ. Если я к ним обращусь с какой-либо просьбой, то они мне не откажут.

Кажется, последние доводы склонили весы справедливости на мою сторону и редактор сказал.

– Хорошо давайте свой материал, мы его дадим в последних новостях. Он дал распоряжение Тарасу, чтобы тот подготовил материалы к эфиру.

Через полчаса в новостях показали мое видео об аварии, и рассказано о преступниках, которые перевозили девушек за границу.

Я поехал в полицейский участок. Спросил у дежурного офицера. Где сейчас находится Максим Сурминов? Тот сказал, что он находится в камере предварительного заключения.

– Почему его не выпустили, вы разве не смотрите последние новости?

– Мне не было команды.

– А кто должен дать команду?

– Следователь, который ведет его дело.

– Могу я его видеть?

– Сейчас позвоню ему. – Офицер набирал номер телефона, руки его заметно дрожали. Никто не брал там трубку.

– В кабинете его нет.

– А начальнику вы можете позвонить?

Офицер замялся, в это время сверху по лестнице спускался мужчина лет сорока.

– О, Ярослав, я тебе звонил, – обратился дежурный к мужчине.

– По какому поводу?

– Да, что же делать с Максимом.

– Отпускай его, он невиновен.

Через несколько минут, я поздравлял Максима с освобождением, а он благодарил меня за то, что я хлопотал о нём.

– А что же с девушками?

– Освободили, а тех двоих задержали.

– Как хорошо вышло. Давай я тебя подвезу.

– Спасибо. Езжай домой, тебя там ждут, а я и сам доберусь.

Мы по-дружески расстались с Максимом, и я поехал домой с чувством исполненного долга. По-моему мнению, нет чувства, которое можно поставить выше этого чувства. Испытать это чувство не каждому дано, в чем его есть замечательное свойство. Кто пережил его хоть однажды, тот может считать, что жизнь он свою прожил не зря.

Бегство из Рая

Комедия в двух действиях

Действующие лица:

Ким Сидоренко – начинающий автор.

Надя – его подруга.

Минько Борис Борисович – режиссер театра.

Константин – депутат.

Муза Аполлоновна – чиновник мерии.

Действие 1

Сцена 1

(Действие происходит в городском парке, по тротуару идет Ким и Надя).

Ким. Какой прекрасный тихий сегодня вечер.

Надя. Ты находишь?

Ким. Да, жара спала, от реки повеяло прохладой, с цветочной клумбы доносится изумительный запах ночной фиалки! На вид цветок невзрачный, но какой бесподобный аромат до умопомрачнения. Ничего приятней не приходилось мне чувствовать. Помнишь, в прошлом году она так же благоухала в это время, когда мы прогуливались здесь.

Надя. И в позапрошлом году она благоухала тоже.

Ким. Но в позапрошлом году мы не были знакомы.

Надя. И в позапозапрошлом году она благоухала.

Ким. Надя, я не понимаю, почему такая ирония.

Надя. Ким, я хотела тебя спросить?

Ким. Надя! Надя, смотри. Звезда падает. Загадай желание.

Надя. Ты снова перебил меня.

Ким. Но ведь звезда падала и надо загадать желание.

Надя. Не вижу я никакой звезды.

Ким. Да, вот там где Венера сияет.

Надя. Не вижу Венеру!

Ким. Да смотри, внимательно, за тем большим орехом она прячется. Еще она называется вечерняя звезда или утренняя звезда. Потому что она первая появляется на небе, и самая яркая, после Солнца и Луны. Вот она и сейчас так сияет. Красивая звезда, недаром её нарекли именем богини любви и красоты.

Надя. Ну, и пусть сияет, какое нам до неё дело.

Ким. Но это, же так красиво.

Надя. Слушай, я тебя спросить хочу?

Ким. Вот снова звезда упала. Ну, загадывайте желание. Оно обязательно сбудется.

Надя. Я в это не верю.

Ким. Но ведь скучно жить и не верить. Вера – это путеводная наша звезда.

Надя. Говоришь ты хорошо, но вот на деле все оказывается не так.

Ким. Почему?

Надя. Странный ты человек?

Ким. Чем это я странный?

Надя. Вот мы уже с тобой встречаемся уже больше года, а ты не проявляешь никакой инициативы.

Ким. Но почему же. Мы же с тобой хорошо проводим время. Мы ходим в театры, смотрели Щелкунчика и Гамлета, а на той недели смотрели новый фильм Голливуда, не помню, как называется. Хотя признаюсь я от американцев не в восторге. На дискотеки ходим, постоянно.

Надя. Ты меня совсем не понимаешь.

Ким. А, я понял, ты хочешь на концерт пойти, на звезду эстрады посмотреть или юмористов каких-то. Хорошо, на следующей неделе пойдем во Дворец культуры, там шоу хрюшек будет.

Надя. Я не то имела в виду.

Ким. Хорошо, пойдем в ресторан. Там публика приличная, шансон играют. Можно потанцевать.

Надя. Но почему ты стараешься затянуть меня в многолюдные места, словно ты боишься остаться со мной один на один?

Ким. Но мы ж часто и вдвоем остаемся в парке или на набережную ходим, там аттракционы замечательные имеются. Пошли сейчас еще не поздно, покатаемось на каруселях.

Надя. Ким, я тебе не нравлюсь?

Ким. Очень нравишься! У тебя такие глаза красивые и длинные ресницы, нежная гладенькая кожа, фигура у тебя такая замечательная. С такими данными тебе надо в модели идти. Между прочим, у меня есть знакомый, который держит модельное агентство. Я видел его девчонок, так ты лучше их.

Надя. Спасибо. Но я о другом хотела бы сказать.

Ким. Интересно, какие у тебя пропорции тела, думаю, что они вписываются в стандарт 90-60-90, а если есть отклонения, то совсем небольшие.

Надя. Меня это не интересует, мне это не надо.

Ким. Мне казалось…

Надя. Не понимаю я тебя. Сколько мы встречаемся, а ты даже не попытался поцеловать меня. Я такая противная!

Ким. Совсем нет, ты самая красивая, самая привлекательная, мне так хорошо с тобой проводить с тобой время, говорить о самых различных вещах.

Надя. Но почему мы держимся по-прежнему на пионерском расстоянии, ведь мы уже не дети.

Ким. Понимаешь. Это ведь большая ответственность, если мы начнем предаваться страсти.

Надя. Неужели уж такая большая ответственность?

Ким. Конечно, если я поцелую тебя, то, как человек ответственный должен буду жениться на тебе. А ведь это в корне изменит мою жизнь, это надо будет сидеть дома, заниматься домашними делами, а потом пойдут дети, за ними надо будет смотреть, их надо будет воспитывать. А мне ж надо писать, мне надо творить.

Надя. Но мы можем пока не заводить детей.

Ким. Это ты говоришь сейчас, а стоит только нам жениться, и ты другую песню запоешь. А дети будут мои рукописи тягать, рвать, вымазывать. Как я смогу достичь всего того, о чем мечтал с детства. Нет, решено – никаких обязательств. Извини, но сейчас не время нам оформлять наши отношения. Поверь, я хорошо к тебе отношусь, мне приятно быть с тобой, но ничего не будем менять.

Надя. Странно всё это.

Ким. Надо немного подождать, пока я достигну определенного успеха в жизни.

Надя. Какого успеха?

Ким. Я написал хорошую пьесу и хочу поставить её на сцене театра. Вот тогда ко мне придет признание, я буду получать хорошие гонорары, тогда мы и сможем оформить наши отношения.

Надя. Когда это будет. Да, и будет ли вообще так, как ты хочешь?

Ким. Будет, я в этом уверен.

Надя. А я не так уверенна, а время ведь идет. Я уже не девочка. Мне надо семью создавать. Я хочу, чтобы со временем у меня дети были.

Ким. Я тоже этого хочу. И все так и будет, но не сейчас.

Надя. Не знаю, можно ли верить тебе?

Ким. Можно. Вот завтра у меня назначена встреча с режиссерем нашего театра. Пошли со мной.

Надя. А что я там буду делать?

Ким. Увидишь театр с другой стороны. К тому же ты услышишь нечто такое, что ты не будешь относиться так скептически к моему занятию.

Надя. Сомневаюсь я в этом.

Ким. Это потому, что ты меня совсем не знаешь.

(Они уходят из парка, она взяла Кима под руку).

Сцена 2.

(Кабинет режиссера, на столе лежат рабочие папки, справа шкаф, в котором стоят книги, а слева разные сценические костюмы, за столом сидит Борис Минько, пьет чай).

Ким. Можно к вам, Борис Борисович?

Борис. Проходите, молодой человек, (добаляет с иронией), большая надежда современной драматургии.

Ким. Я не один.

Борис. Заходите, ваши друзья, мои друзья.

Ким. (Снова открывает двери и зовет Надю). Заходи, Надя. ( Заходит девушка несколько, смущаясь).

Надя. Здравствуйте.

Борис. Здравствуйте. Я так понимаю, что это ваша муза, которая вдохновляет автора на создание шедевров.

Ким. Борис Борисович, вы меня прямо таки смущаете, когда так высоко оцениваете мое творчество.

Борис. Нет, вы заслуживаете этого, вас даже сам Василий Васильевич поддерживает.

Ким. Вы имеете в виду письмо?

Борис. Да. Раньше такое письмо специалиста из министерства культуры выводило бы на орбиту высокого искусства, но сейчас всё переменилось. Мнение специалиста ничего не значит. Ничтожества с полными мешками валюты захватили театральную сцену и заставляют всех плясать под свою дудку.

Ким. А что ж переменилось?

Борис. Всё. Знаете, у Чехова есть такое произведение, в котором смотрит главный герой в окно и говорит: «Какая прекрасная погода! Только не знаешь что делать – то ли чая хочется попить, то ли повесится».

Ким. Странные слова.

Борис. Ничего странного. Такова наша действительность. Безисходность. Поживете, сколько я пожил, тогда поймете, о чем речь.

Ким. Позвольте мне задать вам вопрос?

Борис. Задавайте.

Ким. Когда вы сможете поставить мои пьесу?

Борис. Может, чаю желаете попить? А то я получается хозяин негостеприимный, сам пью, а гостям не предлагаю.

Ким. (Обращается к Наде). Будешь пить чай. (Надя машет головой, что не будет). Спасибо, Борис Борисович, мы ненадолго к вам зашли.

Борис. Хорошо. Мне больше сахара останется, он сейчас дорогой.

Ким. Борис Борисович, так как же с моими пьесами?

Борис. Поверьте. Я всеми фибрами души желаю ставить ваши пьесы, но не имею такой возможности.

Ким. Почему же не имеете. Вы ведь собираетесь, в этом году ставит новые спектакли. Я смотрел ваш план. Шекспира, Островского собираетесь ставить.

Борис. Но, что вы имеете против Шекспира, молодой человек?

Ким. Я люблю Шекспира, но дивною любовью, то есть у него надо учиться, чтобы лучше раскрывать современные формы жизни. Но поскольку он препятствует продвижению новых авторов, то я его не жалую. Ведь в свое время Бернард Шоу выступал против засилья шекспировских пьес на сценах английских театров.

Борис. Вы, что Бернард Шоу?

Ким. Нет. Но я стремлюсь.

Борис. Стремитесь, это не запрещается. Конечно, учитесь у хороших драматургов, пишите много, добивайтесь совершенства, ибо Гете еще говорил, что художественное произведение должно быть, или совершенным, или не должно существовать, а я пока что подожду.

Ким. Я не утверждаю, что мои пьесы так уж хороши, но ведь они нравились многим людям, они показывают нашу современность.

Борис. Всё это, правда, я нахожу в них рациональное звено, а, если перепишете, раз пять свою пьесу, то, возможно, она и будет совершенна, но поставить я её даже в этом случае я не смогу, да и другие режиссеры не поставят.

Ким. Почему?

Борис. Потому что драматургов у нас назначают.

Ким. Кто назначает?

Борис. Я этого не знаю.

Ким. Но по какому принципу. Ведь тут должен быть талант.

Борис. Увы, сейчас не надо обладать талантом. Достаточно иметь хорошие связи или иметь деньги, ибо даже осел груженный мешком золота взберется на вершину.

Ким. Но есть ведь министерство культуры, оно, же должно выявлять достойных авторов. Куда же они смотрят?

Борис. Вот этого я не знаю, и вам не рекомендую знакомиться с этой кухней, уважаемый автор. Между прочим, вы меня не познакомили со своей девушкой.

Ким. Это Надя.

Борис. Очень приятно. Борис Борисович. (Обращается к Наде). Вы любите своего товарища?

Надя. (Засмущавшись). Понимаете…

Борис. Понимаю. (Обращается к Киму). А вы любите её.

Ким. Как вам сказать.

Борис. С вами всё понятно, поэтому я обращаюсь к тебе Надя. Бери инициативу в свои руки.

Надя. В каком смысле?

Борис. Бери этого молодого человека под беленькие ручки и веди прямо в ЗАГС.

Ким. К чему такие спешки. Мне надо еще чего-то добиться в жизни.

Борис. В каком смысле?

Ким. Я же хочу поставить свои спектакли в театре, а затем уже девушки. Как в песне поется «… первым делом самолеты, ну, а девушки, а девушки – потом».

Борис. Вы не сможете поставить свои пьесы в театре.

Ким. Почему?

Борис. Потому что для этого нужны деньги. Много денег, а их, по-моему, мнению у вас нет. Если появятся деньги, то приходите, мы с вами что-либо сообразим. Откровенно скажу, что хочется поставить спектакль о современности. Старик Станиславский прав был, когда говорил, что театр, который не ставит спектаклей о настоящем времени мертв.

Ким. Но где можно деньги?

Борис. Это там, в высоких кабинетах решается. (Режиссер показывает пальцем на потолок, замечает пятно). Вот у нас крыша течет, а денег на ремонт нет, какие могут выделяться средства на новые постановки. А сцена скоро провалится под ногами артистов. Вот это наша реальность.

Ким. А если я достану деньги на постановку.

Борис. Достанете, тогда посмотрим. Но мой вам совет, не занимайтесь этим делом. Идите с этой симпатичной девушкой в ЗАГС, женитесь, заводите детишек и живите счастливо. Лучше синицу в руках иметь, нежели утку под кроватью.

Ким. Но как тогда быть со своей мечтой? Без неё я не могу быть счастливым. Я столько времени к ней шел, столько сил потратил.

Борис. Мечта подождет лет этак двадцать-тридцать, может в стране произойдут какие-то перемены к лучшему. Может наши правители изменят свое отношение к искусству.

Ким. Да, не верю я, что у нас что-либо изменится. Может, и изменится, но меня тогда не будет. Мне надо действовать сейчас.

Борис. Дерзайте. Будут деньги, всегда рад буду ставить ваши премудрости.

Ким. До свиданья. (Ким жмет руку Борису, а тот обращается к Наде).

Борис. А вы берите инициативу в свои руки.

Надя. Очень сложно это.

Борис. Будьте настойчивей, если любите его. Мужики не могут долго устоять перед женским напором. До свиданья! (Пожимает Наде руку)

Надя. До свиданья.

Сцена 3.

(Они выходят и молча, идут парком, взявшись за руки).

Ким. Как тебе понравился Борис Борисович?

Надя. Он интересный человек, но он в чем-то прав.

Ким. В чем это он прав.

Надя. В том, что врядь ли у тебя получится поставить свою пьесу в театре.

Ким. Так это потому ты такая грустная?

Надя. Я знаю, что ты никогда изменишь своей мечте, а потому я буду на втором плане. Я так устала ждать.

Ким. Перемены будут и совсем скоро.

Надя. В который раз говоришь.

Ким. У меня завтра предстоит встреча с одним очень важным человеком, который обещал помочь с постановкой спектакля.

Надя. Снова будут только обещания.

Ким. Может, пойдем на дискотеку?

Надя. Мне надо домой идти.

Сцена 4.

(Кабинет депутата Острового Константина, на стенах плакаты с разными лозунгами, за столом сидит полный бритый мужчина с блокнотом в руке).

Ким. Разрешите Константин Петрович?

Костя. Заходите. Конечно, заходите, мои двери открыты для всех посетителей?

Ким. Решил обратиться к вам с личным вопросом. Даже он не совсем личный, а имеет общегосударственный интерес.

Костя. Я депутат, меня народ избрал, и я должен служить ему. Короче, выкладывай свой вопрос. Меня люди ждут.

Ким. Извините меня, можете верить, а можете, нет, но никогда раньше ничего не приходилось что-либо просить.

Костя. Короче.

Ким. Так вот, не привык я просить, считаю, что это унижает человека, ибо каждый своим трудом должен жить, а не идти под церковь с протянутой рукой.

Костя. Целиком согласеный с твоей позицией.

Ким. Я написал вот пьесу.

Костя. Вот удивил. У нас все сейчас что-то пишут. Анонимки. Наклепы. Желтая пресса. Я думаю, что у нас даже слишком много писателей.