Czytaj książkę: «Апробация»

Czcionka:

Дизайнер обложки Мария Ренёва

ISBN 978-5-0064-0494-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1. Сны

22.02.04

Ветер волочился откуда-то с северо-юга, что изысканно мешало Борматрешу Отшибу окончательно определиться. Он только что, впервые за последний миллиард лет, вспомнил своё имя. Электрические импульсы шаловливо щекотали мозги, зловредными птичками перескакивая с ветки на ветку. Получался эзотерический узор, иголками проникающий в покинутый череп. Отшиб осознал, что является кумачовым лозунгом, но никак не мог разгадать шифр. Отодвинув глаз на неприличное расстояние, он впитал клинопись всеми фибрами души, на которых несжигаемыми буквами отпечаталось: «Главноенепотерятьсебя!» Борматреш восторженно оглянулся и обнаружил беспечно валяющиеся на его жизненном пути запчасти. Опасаясь, что их затопчет рутина, Отшиб, разминая манипуляторы, стал поспешно водружать беглые члены на предписанные конвенцией места. И вдруг трагически вздрогнул. Это глумливый нос, беспечно прилепившийся к пятке, неотразимо уловил запах приплясывающего от удовольствия Смерча. Пугающая информация не значила ничего, как ничего не значит муравей, пробирающийся по Листу Мёбиуса. Самым разумным было бы натянуть тетиву и заставить свои остатки плестись со скоростью света по разбитой радуге. Никому не удавалось вырваться из пленительных объятий Смерча. Потому честолюбивый Борматреш решил попытаться, чтобы выиграть лавровый венок вечного чемпиона. Вложив всего себя в инфракрасный импульс, Отшиб неотвратимо расширялся вне всех Вселенных, пока не различил праздно шатающегося, установленного как-то по глупости Сушёного Пингвина, который своим остро отточенным титановым крылом указывал в Светлое Будущее. Не оборачиваясь, великий путешественник нащупал зазевавшееся ласточкино гнездо и извлёк из него каурого скакуна в спелых яблоках. «Жаль, что не в грушах, – ляпнула транзитная мыслишка, – они порезвее». Борматреш пристегнулся ремнём безопасности, скакун взревел и понёсся наобум, выбирая единственно верное направление. Бронзовые копыта разрывали упрямую суть Смерча, ошмётки разлетались на многие парсеки и взрывались сверхновыми звёздами. Когда Отшиб различил над собой неуверенную линию горизонта, что, несомненно, давало строго дозированную надежду на спасение, Смерч вновь сделал ход краплёной картой. Расстроенные отростки, протянувшиеся вослед бессовестным беглецам, прошли очередную реинкарнацию и бросились в детерминированную погоню. Порождённые насмешливым Смерчем прожорливые змеи, набросились на лакомого скакуна и через пару внегалактических секунд оставили лишь сиротливо оскалившийся лошадиный череп. Но Борматреш был не просто лыком шит, но со сверхпрочной углеродной нитью. Сноровисто спеленав распадающуюся плоть патентованным катализатором, химик-самоучка подсыпал в необразованную массу генномодифицированные ингредиенты, которые скоропостижно синтезировали самодвижущийся экипаж. Будучи неуверен в правильном взаимном расположении верха и низа, Отшиб нарастил положенное количество колёсных пар на крыше и по бокам, издевательски свистнул, намотал неотвязчивых змей на жестяные колёсные барабаны и нахально умчался ко всем четырём сторонам постепенно густеющего горизонта.

Двадцать второе февраля…

…Автандил открыл глаза и долго смотрел на краску, отслаивающуюся от потолка пожухлыми виноградными листьями. Затем повернул голову… Нормальная стена, как и вчера, безо всяких там безобразных ласточкиных гнёзд. Осторожно выдвинул ноги из-под одеяла, готовый при первых признаках опасности юркнуть обратно. Пригнувшись, мягко ступая, прокрался к сортиру, прислушался, приоткрыл дверь и, задержав дыхание, заглянул в щёлку. Ни лошадиного скелета, ни прожорливых змей видно не было.

– Прячутся, стервы…

Произнёс и застыл, будто пробуя на вкус выплюнутую фразу. Потом почесал пальцами правой ноги лодыжку левой и вздохнул:

– Приснится же такое, блин…

Надо признаться, Автандил, как любой нормальный человек, использовал одну из общепринятых идиом, которые мы и впредь будем, с целью благонравия, обозначать распространённым ныне звукосочетанием «блин».

Однако же, следовало торопиться. Дурной сон не мог быть оправданием опоздания к месту службы.

Надо сказать, Автандил немного лукавил. Его опоздание, вернее всего, никто и не заметил бы, разве что случайно забредший утренний покупатель. Хозяин давно уж не заезжал сюда – его раздражал своенравный продавец, в особенности, как представлялось Хозяину, чрезмерные запросы Автандила. Но точка приносила самые высокие доходы, и потому, волей-неволей, приходилось терпеть.

За ночь атлантический циклон высыпал месячный запас снега. Дворники в оранжевых душегрейках перекликивались на незнакомом языке, то ли таджикском, то ли татарском, тщетно стараясь освободить тротуары. По снежной целине протянулись цепочки глубоких следов. Деревья, как эквилибристы, удерживали на тонких чёрных ветвях высокие белые полоски снега. Весь мир был чёрно-белым, будто огромная широкоформатная гравюра.

Автандил сделал несколько шагов и почувствовал неприятный холодок в ботинках. Снег. Теперь весь день придётся мучиться с мокрыми ногами. Он уж подумывал – не воротиться ли за сухими носками, как увидел непонятное. У перекрёстка толпились прохожие и глазели на недавно установленный напротив музыкального музея новенький светофор. Приглядевшись, Автандил так и замер с разинутым ртом. На месте исчезнувшего источника регулирующего света будто флюгер маячила скукожившаяся фигурка пингвина с вытянутым крылом. Крыло указывало во двор, куда энергичной цепочкой заворачивали автомобили, надеявшиеся обмануть безнадёжную утреннюю пробку. «Сушёный пингвин», – заметил всезнающий суфлёрчик в мозгу.

Автандил, как зачарованный, последовал в указанном птичьим крылом направлении и неведомыми проходными дворами вышел к метро. Очнулся на эскалаторе, эскалатор был длинный, что давало время успокоиться и слегка поразмыслить. Навязчивый ночной кошмар неожиданным мимолётным штришком материализовался в окружающем мире. Это, по-видимому, означало, что кто-то намеревается сойти с ума – либо Автандил, либо сам окружающий мир. Как человеку рационального мышления, ему против своей воли пришлось принять первую гипотезу.

Каждое утро Автандил пересекал половину города с севера на юг. За полчаса он просмотрел новенький «Спорт-Экспресс» и немного успокоился. На остановках наблюдал, как на противоположном краю платформы пассажиры штурмовали переполненные, катящие к центру поезда, и мелко радовался, что сам следует в противоположном направлении.

Надо сказать, в жизни ему чаще везло, чем наоборот. Правда, сам Автандил был убеждён, что везёт людям целеустремлённым, твёрдо знающим, чего они хотят добиться. Нынешнее своё положение Автандил полагал вынужденным и временным. В данный отрезок бытия он формировал материальную основу будущего существования: надёжный источник доходов, квартира, хорошая машина. Этап накопления близился к завершению. Стабильный бизнес он выстрадал и уже сейчас мог бы стать его собственником – Хозяин намекал, что будет не против, если Автандил захочет выкупить точку. Дом с будущей квартирой строился неподалёку, в Бутово. А машину приобретать пока не имело смысла – на метро из центра ездить и дешевле, и проще. Вот когда он переселится в Бутово…

Когда Автандил выбрался из подземного города под солнечный свет, привычный плеск мыслей оборвался мерзким скрежетом резины об асфальт. На перекрёсток вылетел нелепый экипаж, чем-то напоминающий жука. Исполняя безумный поворот, экипаж угрожающе накренился, полтора мгновения балансировал на двух колёсах и, наконец, опрокинулся набок. Казалось, неуправляемая масса сметёт ошалевших зевак, сгрудившихся на автобусной остановке. Автандил с ужасом вцепился в плечи замершего перед ним индивида. Тут над площадью раздался торжествующий вопль. Из окошка, располагавшегося в данный момент наверху, высунулась кудлатая голова, которая размахивала оранжевым шейным платком.

– Отши-и-и-б!!! – разнеслось из безумного экипажа. Вместо того, чтобы потерпеть катастрофу у автобусной будки, он выплюнул облако вонючего дыма и умчался на боку куда-то вдаль.

Все закашлялись.

– Вы видели! Вы что-нибудь видели? – Автандил изо всех сил тряс несчастного, на свою беду оказавшегося перед ним.

– Молодой человек, вы делаете мне больно…

Пальцы Автандила ошалело разжались. Из-под невероятно пушистых, несомненно, приклеенных ресниц, на него смотрели огромные, тронутые лазурью глаза.

– Отпустите меня!

Только тут он сообразил, что всё еще держит белокурое чудо за плечи.

– Вы ничего не видели?

– Как же, не видела! Какой-то псих чуть не опрокинулся у автобусной остановки. Там же столько людей стояло!

– Разве он не перевернулся на бок?

– Как бы он тогда на боку уехал? – возразила девушка, мягко высвободилась из его объятий и нырнула в толпу.

Автандил хотел было броситься за ней, наверное, чтобы убедиться, правда ли, что ресницы приклеенные, но люди вокруг вдруг как-то быстро задвигались туда-сюда, размывая след незнакомки. Он стоял посреди тротуара, его безжалостно толкали со всех сторон, будто броуновскую частицу. Наконец, кто-то больно наступил ему на ногу, что и привело зачарованного в чувство. Автандил протиснулся к границе тротуара, глянул в даль улицы и вспомнил. Экипаж сразу показался ему странным, потому что из него, будто ежиные иголки, торчали во все стороны маленькие колёса.

Автандил вздохнул и направился к рынку.

– Ветер волочился откуда-то с северо-юга… – еле слышно бормотал он.

На точке отпустило. Здесь всё было родное, сооружённое собственными руками. Стеллажи до потолка уставлены коробками с фильмами. Картотека с крупными заголовками: Боевики, Фантастика, Мелодрама, Эротика, Спорт, … Постоянные покупатели знали, что за многоточием притаились диски, не выставленные на стеллажах и не внесённые в картотеку. Те, что в буквальном смысле скрывались в коробке под прилавком. Именно они приносили основной доход.

Автандил помнил в лицо всех, кто хоть раз покупал у него фильмы. Если в его владения забредал незнакомец, мастер с первого взгляда оценивал потенциального покупателя. Если покупатель представлялся перспективным, Автандил принимался за жертву всерьёз. Он сыпал фамилиями режиссёров, актёров, сценаристов, художников, композиторов. Быстро определял, что может заинтересовать собеседника – классика или авангард, комедия или ужастик. Через несколько минут беседы посетитель осознавал, что всю жизнь мечтал иметь в домашней фильмотеке именно этот фильм. Редко кто уходил без покупки, а если такое случалось, Автандил считал это профессиональной неудачей. Его выручка в два-три раза превышала доход на других точках. Как-то Автандил выпросил отпуск – хотел съездить на родину, в Закарпатье. Хозяин отпустил его подозрительно легко. Потом Автандил понял, что Хозяин хотел заменить его другим человеком. Если бы продажи остались на прежнем уровне или, пусть даже, немного снизились… Но эксперимент провалился – месяц точка работала в убыток. Выгоднее было бы просто закрыть её на время. Как только Автандил понял это, моментально выторговал себе повышение зарплаты.

Нынешнее утро было абсолютно мёртвым – ни одного посетителя, пусть случайного, за три часа. Вдруг дверь звякнула колокольчиком, и во владения Автандила ступил некто кудлатый, расхлёстанный, одетый явно не по сезону – в потрёпанные джинсы с дырами на заднице и коленках, а также заслуженную, даже неприлично заношенную куртку. Хиппи, наверное – разочарованно решил Автандил. Эта публика интересовалась обычно дешёвыми низкопробными поделками, которые Автандил и заказывал-то с неохотой, так – пусть уж валяется несколько в коробке.

Засунув по локоть руки в карманы, хиппи нагло рассматривал стеллажи, отбивая пяткой какой-то пошлый ритм. Посетитель чем-то раздражал Автандила. Раздражение было непрофессионально и потому противно. Потенциальный Покупатель – он как священная корова. Он не должен вызывать отрицательных эмоций у Продавца. Окрутить. Заинтересовать и продать – пусть это будет хоть сам Бен Ладен. Потом можно позвонить куда надо, но это потом! Теперь же Автандилу более всего хотелось пинком под зад выставить хама вон.

– Вас интересует что-нибудь? – сделал над собой неимоверное усилие Автандил.

Хиппи уставился на него, будто и не подозревал, что в магазинчиках бывают продавцы.

– Может, я смогу что-то посоветовать? – Автандил старался выглядеть изысканно-учтивым.

– Вы! – воскликнул вдруг хиппи, направив на продавца грязный указательный палец.

Автандил осторожно отступил назад. Посетитель явно был психом, возможно, сбежавшим из лечебницы. Пожалуй, стоило вызвать охрану. И тут хиппи произнёс три слова – название нового фильма, который лишь вчера получил пальмовую ветвь. Знать об этом могли лишь культурные люди, которые всерьёз интересовались кино.

Кудлатый, вероятно почувствовав растерянность собеседника, усмехнулся, но как-то странно, одной стороной лица:

– Вы понимаете, о чём я?

– Конечно, – Автандил, наконец, взял себя в руки. – К нам этот фильм ещё не поступал, возможно, на следующей неделе, но это будет стоить дорого.

– Дешёвый сыр малосъедобен, – пробормотал странный посетитель, выудил из глубины кармана клочок бумаги, расправил его, быстро записал что-то огрызком карандаша и протянул Автандилу.

– Позвоните, – повернулся и исчез. Только парящий звук колокольчика свидетельствовал, что чудак не растворился в воздухе, а покинул магазинчик как и положено материальному объекту – через дверь.

– Определённо, я его где-то видел… Но где? – Автандил развернул бумажку. На измятом тетрадном листке печатными буквами было выведено:

«Борматреш Отшиб…»

4.04.04

Завентил Облом окинул пейзаж обводящим взглядом, что позволяло ему заглядывать за барханы и не раз спасало жизнь. Затем он послюнявил палец, поднял его и измерил скорость ветра с неизъяснимой точностью. Умудрённый естествоиспытатель извлёк из полученного числа квадратный корень, а то, что осталось на дне, возвёл в сто шестьдесят седьмую степень. Полученный ответ не умещался в голове, потому Облом выбросил все цифры, кроме последней, случайно зацепившейся за обшлаг рукава рубашки. Но уловка, которую он с успехом применял во времена Карибско-Южноафриканского кризиса, на этот раз оказалась бессильна. Пришлось положиться на интуицию, где болтались лишь самые ценные вещи – трубка и пачка заморского табака. Приложив манипуляторы к земле, он ощутил всепроникающий гул, который убийственными нитями заструился по сочленениям механизма. Завентил успел отпустить рычаги, прежде чем металл заискрился и рассыпался в бессмысленный прах. Облом выудил из памяти серебряную иглу, вонзил её в кучу пепла и ещё раз поблагодарил интуицию, схоронившую иголку в кисете. Он никогда не доверял этим новомодным комбайнам и подозревал, что Подземка тоже недолюбливает их. Пройдя семьдесят два шага по ветру и семьдесят три против, Облом засунул руку в песок. Расчёт оказался верен и отозвался резкой болью в безымянном пальце. Это Подземка возвращала потревожившую её иголку, тем самым заключая ничейное перемирие. Спрятав бесценный прибор в подвернувшемся стоге сена, Завентил начал лихорадочно копать траншею. Спасательная операция преступно затягивалась. Где-то там, в Древней Индии, потерпел незапланированную аварию воздушный корабль. Измученные скрутившимся в спираль временем, смелые пионеры брели по сельскохозяйственным трущобам, и мальчишки метали в них резиновые мобильные телефоны. Песок заструился, превращаясь в воду, и ринулся вниз потоками грозового ливня. Завентил понял, что уловка захлопнулась, и он угодил в закоулок, ведущий в недра преисподней, идиллический район вожделенных сельскохозяйственных трущоб. Облом скатился по верхней плоскости шарообразного здания, стянутого изнутри по всем двенадцати диагоналям углепластиковыми канатами, приземлился в услужливо подставленный Подземкой стожок сена и ощутил пятой точкой чувствительный укол. Подземка захохотала, обнажая своё ничем не прикрытое чувство юмора.

Двадцать третье февраля…

Сон отлетел, будто сдутый утренним ветром. Автандил поёжился, ощущая прохладное дыхание пространства, встал и подошёл к окну. Молодое апельсиновое солнце насквозь прожигало душу. Где-то там, на просторах Древней Индии страдали неспасённые жертвы крушения воздушного самолёта. Четвёртое апреля навсегда останется чёрной меткой в его памяти…

За окошком неспешно парил невесомый февральский снег.

Автандил остервенело помотал головой. Наваждение не истончилось. Снег по-прежнему летел вверх, гонимый прихотливыми воздушными потоками. Ни апрельских ручьёв, ни ранней зелёной травы, ни птичьего гомона… Так посмотришь на улицу – и не скажешь, что уже апрель на дворе…

Бедняга сжал голову ладонями:

– Стоп! Спокойно! Главное – понять, где ты! Где сон, а где не сон. Где явь, а где наваждение.

Он опустился на кровать, опёрся рукой о подушку – и вскрикнул от острой боли. На ладони быстро наливалась бусинка крови. Слизнув её, Автандил стал осторожно ощупывать подушку, вновь укололся, но все-таки выудил оттуда иголку со вдетой в ушко длинной белой ниткой. Ну конечно, с облегчением вспомнил пострадавший, я же сам вдел её, чтобы легче было потом искать в стогу сена… Господи! Вразуми неразумного!

Он вскочил, бросился в коридор, достал плоскогубцы, ухватил ими иголку, огляделся.

– А-а-а-ах!

Метнулся к окну и остервенело надавил иголкой о подоконник.

– Кряк! – хрустнула иголка и переломилась. Автандил схватил обломок и попробовал на зуб – углеродистая сталь, вне всяких сомнений. И на вкус, и на запах…

Логика, которой Автандил доверял более всего, подсказывала: существует лишь одна реальность. Тот, кто ощущает себя сразу в двух – несомненно, шизофреник.

Ставить себе такой диагноз – всё равно, что выступать против себя в суде. Буду сопротивляться до последнего. Думаешь, трусливо выброшу белый флаг? Фиг-на! Настоящая, кондовая реальность не выдаст! Он подошёл к окну, с опаской покосился на обломки иглы – должно же и для неё найтись рациональное объяснение – и цепко ухватился глазами за картинку утреннего города. На первый взгляд, за стеклом всё было в порядке. Двадцать третье февраля. Вчера было двадцать второе – это Автандил, вроде бы, помнил точно. Значит, сегодня должно быть двадцать третье. Эту же дату окаймлял чёрный пластмассовый квадратик на календаре. Двадцать третье февраля, как и было сказано. Правда, в какое-то мгновение ему показалось, что над городом разрастается отвратительное шарообразное здание. Но здание заколыхалось, очертания размылись и оформились в шальное, ползущее куда-то облако. Вот так и жизнь – размышлял Автандил, ожидая лифт, блуждающий между этажами, – выращиваешь её, строишь, пестуешь, но вдруг потянет ветром, иголка из подушки вылезет, вынырнет сушёный пингвин на перекрёстке и – рыдай над осколками…

Лифт раскрылся, будто шкатулка с сокровищами. Правда, из сокровищ наличествовало лишь одно – сладковатый тошнотворный запах. Опять Петя с бомжом связался, – проворчал про себя Автандил.

Петя, точнее, Пётр Алексеевич, в прошлом был преуспевающим оператором на телевидении. Потом он не вписался в очередной жизненный вираж. То ли с режиссёром не поладил, то ли канал закрыли, но запил, потерял квалификацию, подрабатывал где-то по случаю и неожиданно воспылал любовью к бомжам. Подбирал бедолагу на улице, приводил к себе, отмывал, кормил, оставлял на ночь. Когда бомж плескался в ванной, аромат расплывался через вентиляцию по всем девяти этажам. Самый густой собирался в квартире, где обитал Автандил, аккурат под Петиной. В такие часы он открывал все форточки и уходил побродить по Тверским, поразмышлять о жизни. К тому же, эти прогулки помогали не потерять квалификацию, полученную на заочном философском факультете Университета.

Втянув аромат пару раз, Автандил решил, что с него довольно, затаил дыхание, зажал пальцами нос, дождался первого этажа, медленно выдохнул, и вдохнул, только выйдя во двор. Но и здесь не надо было быть псиной, чтобы взять свежий бомжовый след. На улице решительно повернул к музею. Светофора у перекрёстка не было, не было и сушёного пингвина. Зато на ступеньках сидели Пётр с новым знакомцем и наслаждались пивом, по очереди потягивая из бутылки.

– Не простудитесь? – подойдя, участливо поинтересовался Автандил.

– Не-е-е, – протянул бомж. – Мы картонки подложили. Толстые… Хочешь? – и протянул полуполную бутылку.

– Да я уж принял с утра, – соврал Автандил.

– Ну-у-у, – с уважением кивнул бомж, отхлебнул и передал бутылку Петру.

Разговор завязался. Автандил решился задать главный вопрос.

– Тут, вроде, птица на столбе торчала, вроде пингвина?

– Торчала, – согласно кивнул бомж, – только сушёная.

– И где же она? – оживился Автандил, почувствовал, как почва под ногами обретает устойчивость.

– Как где? Улетела.

– Что ты человеку голову морочишь, – Петя, наконец, ввязался в дискуссию. – Что ты можешь помнить? Ты же вчера в стельку был, – и, подняв голову к соседу, пожаловался: – Он мне, гад, всю квартиру облевал.

– А пингвин-то? Крутился? – с дрожью в голосе прошептал Автандил, вновь ощущая лёгкое покачивание асфальта.

– Что ж ему ещё делать-то?

– Девался-то куда? – Автандил сорвался на крик.

Петя аж испугался, уставился на соседа и прошептал:

– Пацаны из пятого дома уволокли. Ночью спилили и уволокли.

– Ну и слава Богу, – выдохнул Автандил и заспешил к метро.

Из-за утренних событий он опять задержался, потому решил пройти проходными дворами, «пингвиньим путём» – вчера он неожиданно быстро оказался у метро. Нырнул во двор, свернул направо, в арку, налево… Стоп! Вчера здесь была ещё одна арка, в неё легковушки протискивались, а теперь – облупленная дверь подъезда с почтовыми ящиками… Может быть, дальше? Тут щель какая-то, «Мерседес» даже на боку не пролезет… Неужели, двором ошибся? Не может быть! Посмотреть соседний?.. Глянул на часы. Да… Ведёт же эта дорожка куда-то… Автандил направился к проходу между домами. Мусора нет, значит, не тупик…

Дорожка напоминала глухое ущелье. Глянул вверх и увидел узенькую полоску неба. Такие высокие дома? Ему казалось, здесь сплошь двух- да трёхэтажки… Коридор сузился, так что плечами Автандил шкрябал по тёмному кирпичу. А потом он остановился, потому что щель закончилась глухой стенкой, а вниз уходили высокие, поросшие мохом ступени.

«Бред, бред», – стучало в мозгу, а ноги сами стали отсчитывать: одна, две, три… Лестница погружалась во тьму. Стоит ли идти дальше? Наверняка, там запертая дверь в подвал. А ноги сами отсчитывали: тридцать семь, тридцать восемь, тридцать девять… Глубоковато для подвала. «Закоулок, ведущий в недра преисподней…» Откуда это? Автандил шикнул на свою рациональную половину, та скукожилась в уголке, и зашагал дальше. Сводчатый потолок опустился, так что пришлось пригнуть голову. Закончится когда-нибудь эта чёртова лестница? Ход резко свернул вправо, и впереди проявилось светлое оконце. По мере спуска оконце росло и превратилось в око пещеры. Автандил стоял перед крутым, поросшим сочной травой спуском, за ним поднималась отвесная скальная стена, а внизу простиралась равнина с клубящимися рощами и яркими пятнышками крыш, напоминающих разбегающихся божьих коровок. Вот вспорхнут сейчас и улетят за высокие горы, за бурные реки. «…Закоулок, ведущий в недра преисподней, идиллический район сельскохозяйственных трущоб…»

А что такое «сельскохозяйственные трущобы»?..

Автандил дремал в поезде метро, спешащем к станции «Пражская».

Мир под землёй… – шевелилось в дремлющем сознании, – где-то слышал об этом…

Он не рискнул спуститься в долину. И так уж опаздывал больше, чем на полтора часа. Неприятности теперь могли проистекать от администрации рынка. Во время рабочего дня все точки должны быть открыты. Полчаса, сорок минут – обычно прощалось, но полтора…

Выбравшись во двор, Автандил обнаружил, что обшарпанная дверь подъезда, перекрывавшего дорогу, исчезла, и арка, которую он безуспешно искал, вывела его к метро.

Проснулся от резкого толчка – поезд неосторожно затормозил на остановке. А быть может, толчок происходил изнутри, потому что Автандил вспомнил. Конечно же! Обручев и его «Плутония»! Мир под землёй! Не вереница затхлых пещер, а простор, охраняемый лёгкой дымкой, свежий воздух и немеркнущий мягкий свет. Самая фантастичная фантастика, он и представить не мог, что когда-нибудь увидит это. Чего стоит вся наука с её эхолотами и сейсмографами, если проморгала под собственным носом такой мир?! Наверное, рациональный Автандил мог бы обнаружить множество несуразностей, но голос диктора оборвал цепочку размышлений: «Пражская». Следующая станция – «Улица Академика Янгеля».

Всю дорогу он ощущал какое-то неудобство, беспокойство какое-то. И только выйдя из метро, сообразил – кажется, за ним кто-то следит. Вспомнив, как положено действовать героям шпионских фильмов, Автандил остановился у стенда с «Московским комсомольцем» и постарался незаметно посмотреть назад. Ничего определённого. Возможно, какая-то фигура мелькнула в толпе, возможно, кто-то резко отвернулся… Слишком мало материала, чтобы сшить костюм. Дойдя до газетного киоска, Автандил вновь задержался, вглядываясь в стеклянную витрину. Но преследователь (или преследователи?) был начеку и не выдал себя ни единым штришком.

К счастью, его подстраховал Арам.

– Я сказал, что ты уехал за товаром, – сообщил тот, выйдя из своего закутка. Арам был сыном армянских беженцев из Баку. Тогда ему было пять лет, и он, слава Богу, не помнил всего творившегося там ужаса. Только кошмарные сны, изредка посещавшие его, да картинки узкой улочки, обжигающей бесконечной полуденной белизной. Он торговал брюками в соседней секции, и Автандил много помог ему советами. Искусством продавать брюки Автандил овладел в совершенстве, поскольку пять лет обучения в Университете зарабатывал на жизнь, торгуя этим товаром на маленьком рынке, что ютился на площади Гагарина. Он полагал: раз уж взялся за какое дело – должен стать в нём мастером. Потом начали строительство третьего кольца, те торговые ряды сломали, и Автандил, помыкавшись некоторое время, нашёл себя в бескрайнем море видеопродукции. Но как он торговал брюками! Это была песня! Впрочем, фильмами он торговал не хуже.

Поблагодарил Арама, открыл магазинчик и уселся, поставив на колени ноутбук. Надо было посмотреть два новых фильма. Он продавал только товар, который изучил досконально.

Джордж Клуни почти разбил сердце простоватой блондинки из Техаса, когда нити фильма были прерваны мелодичным напевом колокольчика. Автандил сразу отметил, что колокольчик звенит как-то особенно мягко. Дверь отворилась, Автандилу казалось, что открывается она медленно-медленно, как в кино, и на пороге появилось чудо – вчерашняя Белоснежка с приклеенными ресницами, потому что настоящих таких не бывает.

– Здравствуйте! – голос посетительницы был чуть хрипловатым, но это придавало речи незнакомки какое-то особое очарование, – А я боялась, что Ваш магазинчик сегодня уже не откроется.

– Как?.. – Автандил захлебнулся чувствами и глотал ртом воздух, словно рыба, угодившая в сети.

– Вчера… Вы были такой странный. Все вокруг обыкновенные, а Вы – странный. Мне стало интересно, и я пошла за Вами. Боялась, что Вы заметите… Боялась к Вам подойти. Ну что я скажу? Вы такой серьёзный, такой сосредоточенный. А сегодня – решилась. Вы не сердитесь на меня?

– Нет, что Вы! Это здорово! А сегодня? Сегодня Вы тоже шли за мной?

– Зачем? – она вскинула неправдоподобные ресницы. – Я же не забыла, где Ваш магазинчик, – посетительница восхищённо оглядела стеллажи. – И Вы видели все эти фильмы?

– Конечно. Я же должен знать, что продаю.

– Как интересно! А я никогда не была в кино. В нашем клубе кино давно перестали крутить. Говорят, нерентабельно. А здесь и телевизора нет…

– Хотите посмотреть? – Автандил показал на компьютер. – Это, конечно, не кинотеатр…

– Нет, нет! – почему-то испугалась незнакомка. – Мне на лекции надо.

– Тогда… Может быть, мы вечером встретимся?

– Вы становитесь скучным, как другие, – погрустнела студентка.

– Нет… Я только… Хотите, покажу Вам страну, которую никто не видел? – неожиданно для себя брякнул Автандил.

– Вы обманываете меня? – огромные глаза доверчиво распахнулись.

– Разве Вас можно обмануть? Когда у Вас заканчиваются занятия?

– В шесть.

– Я буду Вас ждать. Скажите, где?

– На «Спортивной». У первого вагона, что к центру. В половине седьмого.

Девушка взмахнула ресницами и растаяла, будто дуновение ветра. И даже колокольчик не заметил её ухода.

В пять Автандил опустил железный занавес перед секцией. Это было чересчур рано и могло обернуться неприятностями.

– К этой идёшь, к Беляночке? Что сегодня заходила? – беспардонно поинтересовался Арам.

– К ней… – Автандил немного помялся, он не любил просить, – Если будут спрашивать, почему закрыто, соври что-нибудь. Ты это умеешь. Ну, бывай.

– Конечно! Я так совру – пальчики оближешь! Все рыдать будут. Завидую! – бросил вослед убегавшему Автандилу.

Он хотел купить цветы, но раздумал. Вспомнил, как Белоснежка – так про себя называл он новую знакомую – погрустнела, когда он предложил встретиться. «Вы становитесь скучным, как все»… Потому просто засунул руки в карманы и спустился в метро. Он пришёл на двадцать минут раньше, но Белоснежка уже ждала его.

– Заболела англичанка, и не было последней пары, – у бедняжки был такой вид, будто она оправдывается. – Просто я не люблю, чтобы меня ждали, – пояснила она.

В поезде было полно народу. Она стояла рядом, уткнувшись носом в лацкан его куртки. Пару раз подняла глаза, а потом фыркнула:

– У Вас такое лицо…

Автандил положительно не знал, что делать со своим лицом.

Поезд глотал километр за километром, а он чувствовал себя дурак-дураком.

Раньше у Автандила никогда не возникало проблем с девушками. Ни дома, в Закарпатье, ни здесь, когда учился на заочном в Университете. Чернявый, быстрый, за словом в карман не лез, легко знакомился, и с ним было просто. Девушкам это нравилось, а он следил, чтобы отношения не заходили чересчур далеко. Он строил жизнь по плану. Специальность, потом собственный дом, а потом уж семья. Расставаться с девушками тоже удавалось без рыданий и упрёков.