Czytaj książkę: «Воспоминаниям старых б…»

Czcionka:

* * *

Не надо ничего выдумывать, писать о далёком и экзотическом; надо просто выйти на улицу или взглянуть в окно… В жизни нет сюжетов, в ней всё перемешано – глубокое с мелким, великое с ничтожным, трагическое со смешным…
А. П. Чехов

От автора

Кто такие старые б…?

Ну перестаньте! Как вы могли такое подумать!

Старые б… – это байкеры. Нет-нет! Не те, которые ездят в банданах, заклёпках и кожаных куртках на шумных мотоциклах. Мои байкеры – это мастера устных смешных рассказов, баек. В прошлом и настоящем – непременные участники событий, о которых пойдёт речь. Среди них артисты цирка, театра, просто остроумные люди. Они рассказчики-виртуозы.

В застольных посиделках непременно вспоминаются забавные истории прожитых лет. Они невыдуманные. Ну, может, чуть приукрашенные для «красного словца», не более того.

Я постоянно начеку. Слушаю. Записываю. Вспоминаю.

Теперь этими байками хочу поделиться с вами. Не относитесь к ним серьёзно. Улыбнитесь!..

Один из «старых б…»

засл. арт. России В. Кулаков

Первая стирка, или Вместо предисловия

Для того чтобы стать настоящим артистом цирка, необходимо пройти несколько важных этапов. Громко сказано, конечно. Но без этого профессионалом себя не почувствовать. Эти деяния непременные, строго обязательные.

Первое (в моём случае) – надо окончить цирковое училище. Оформиться в так называемый Главк. Получить от него направление на гастроли, где произойдёт боевое крещение первым выходом на манеж, который назовётся дебютом или премьерой. (О своём дебюте на манеже Новосибирского цирка я уже писал в предыдущей книге озорных рассказов «Живёт, не унывая, арена цирковая».)

Далее, профессионалом себя трудно считать, если по окончании гастролей не дождаться первой в жизни разнарядки от Главка: куда, в какой город потом ехать.

После этого нужно будет впервые в жизни запаковать реквизит с костюмами в ящики и кофры, обвязать их верёвками с хитрыми узлами, как это делают опытные цирковые. Наклеить специальные бланки с указанием следующего гастрольного города и обязательно присутствовать, когда твой цирковой скарб будут грузить на машины, чтобы отвезти на вокзал. Так, переезжая из города в город, кочуя по манежам страны, цирковые поступали, поступают и, хотелось бы верить, будут поступать в дальнейшем. Хотя многое изменилось…

Забыл упомянуть ещё один важный пункт, который в начале творческого пути не обойти, без которого ты артист не артист. Стирка!..

Подоспел мой первый выходной после премьерной недели гастролей.

На авизо объявление: «Желающим сдать костюмы в стирку необходимо подписать заявление у директора и принести всё в костюмерную».

Я заволновался: вот он один из этапов становления полноправным цирковым. Первая стирка! Мой костюм не так уж чтобы был несвеж, но! Стирка! Это как первая зарплата! Как первая разнарядка! Как первая брачная ночь! Если она вообще бывает у кого-то первой в последнее время.

Программа тогда в Новосибирске собралась, скажем так, среднего уровня. К мастерству артистов у зрителей претензий вроде нет, а вот костюмы у всех довольно стандартные, сшитые по лекалам ХПК (художественно-производственного комбината) «Союзгосцирка». Материалы простенькие, украшения – блёстки. Никаких тебе дорогостоящих камней «сваровски» и прочих излишеств – блистайте мастерством, товарищи! Не костюм красит артиста, как говорится!..

Заявление подписано. Костюм на вешалке проследовал моими ногами в костюмерную. С трепетом в членах я нёс своё манежное облачение с мыслью: «Вот теперь я, как все! Я среди посвящённых!»

Там очередь – групповые акробаты, джигиты, эквилибристы на першах. Галдят, заигрывают с молоденькой костюмершей. Этим – да, стирка нужна до зарезу: мокнут на манеже. Я – так, покрываюсь лёгкой интеллигентной испариной, и то больше от волнений новичка в статусе профессионала, нежели от обилия трюков.

Послезавтра, во вторник, днём костюмы надо забрать, чтобы вечером «снова туда, где море огней»…

В означенный день подхожу к костюмерной. Там взволнованная толпа, словеса всякие нехорошие, вплоть до мата.

Заплаканная костюмерша выдаёт мне нечто тщательно постиранное, отутюженное и отдалённо напоминающее мой костюм. Русская косоворотка, некогда нежно-голубого цвета в бордовый озорной горошек, обшитый по кругу яркими восторженными блёстками, теперь выглядела, как если бы её часок-другой варили в отбеливателе. Она стала серой, с бледно-зеленоватым отливом, как моё лицо в это мгновение. Горошки расплылись мутными пятнами. Блёстки стали прозрачным целлофаном. О стилизованных брюках «а-ля рюсь» боюсь даже рассказывать. Это были две полосатые мочалки на несколько размеров меньше, чем я носил до того.

Не поленился, примерил в гримёрке. В зеркале истерично ржало уродливое отражение, несколько похожее на меня. По соседним гримуборным и коридорам цирка эхом носилось всеобщее: «Как в этом, мля, я сегодня буду работать?!..»

Выяснилось, директор перед началом сезона взял на работу новую костюмершу «золотые ручки». Объяснить забыл, что стирка в цирке – штука условная. Костюмы сдаются в химчистку. Там мастера прекрасно разбираются, что и как делать с попавшим к ним в полон цирковым имуществом. Связи давнишние, объяснений не требуют. Новенькая поняла всё по-своему. Принесла из дома корыто, стиральную доску, хозяйственное мыло с порошком, выварку. Засучила рукава, перехватила волосы резинкой, подоткнула подол к поясу. На кухне для животных поставила огромную кастрюлю на плиту и стала ждать, когда вода закипит. То, что ей казалось нужно кипятить, кипятила, то, что можно шмыгать в корыте по стиральной доске, шмыгала, не жалея молодых сил и творческих устремлений. Её ударный труд все оценили дружными воплями. Без аплодисментов…

У каждого уважающего себя артиста, как правило, есть две (а то и больше) смены костюмов. Это и спасло программу от вселенского позора. Я же в число уважаемых попасть не успел, и мне пришлось выйти на манеж в том, что бог послал. Хорошо, что мой номер имел намёки на эксцентрику. Теперь же и намекать ни на что не надо было. Вид был более чем эксцентричный…

Директору пришлось срочно пошить пострадавшим новые костюмы.

Вот так я и стал профессионалом.

Коты и мыши

Коты – это они. Мыши – пока мы.

Преемственность поколений в искусстве – штука деликатная, тонкая, как Восток. Мы, мыши, – недавние выпускники циркового училища. Они, коты, – матёрые артисты цирка среднего и старшего поколения. Нам они кажутся отжившими свой век раритетами, которые ещё что-то там могут. Часто то, что нам, мелким грызунам, пока не по зубам. Они нас зовут суетливыми мышами. Мы их (за глаза) – драными котами.

Они, с нашей точки зрения, кто? Отставники. Им уже по тридцать пять – сорок лет. Древние, как мамонты! И Камасутру, конечно же, придумали не они. На полях сексуальных сражений теперь в авангарде – мы.

Старики поглядывают на нас, темпераментную молодёжь, то ли с укором, то ли с затаённой ревностью. Ха-ха-ха! Отцвели уж давно хризантемы в вашем саду. Опали, так сказать, лютики. Ох уж этот старый хрен Фрейд со своими заморочками!..

Мы, молодёжь, суетимся, ведём непрекращающийся обстрел глазами в пределах досягаемости, пускаем слюну. Они, матёрые, степенно ходят, покачивают головами, улыбаются: само придёт.

При встрече мыши подчёркнуто уважительно обращаются к котам не первой свежести: «Ваше степенство!» – вкладывая в сказанное миллион всяких подлых смыслов. Коты криво улыбаются: «Ну-ну! Посмотрим на вас через годок-другой, третий…»

Программа вкаталась. Роли распределились. Гендерные отношения в гастрольном коллективе сложились как явные, так и тайные. Жизнь стала размеренной, спокойной.

Тут явилась ОНА! Посредине гастролей. Как гром среди безоблачного поднебесья! Точнее, как блистательная воздушная гимнастка – королева нашего подкупольного пространства. Приехала, чтобы влиться в работающую программу с перспективой остаться здесь на следующую. Хорошенькая! Молоденькая! Красивенькая! Вкусненькая! Наташа-а-а.

В коллективе движуха. Коты зашевелились, возопили, словно и не октябрь за окнами, а что ни на есть в самом разгаре март. Я бы даже сказал, мартище! У всех, даже самых «бесперспективных», хвосты дыбом. Шипят, мяукают, рулады выводят. Когти точат.

Мыши тоже вплетают свои тоненькие писки в этот нестройный озабоченный хор. Усиками шевелят, хвостиками помахивают. Привлекают.

Она улыбается. Всем одинаково.

А среди котов тебе и породистые, и с почётными званиями, и с персональными ставками. Очнулся даже один великовозрастный народный – увядающий нарцисс. Тоже туда же. Прихорашивается. Из последних сил благоухает. Выставляется.

Все как один – мимо.

В предпоследний день гастролей на доске авизо аршинными буквами приглашение всех на свадьбу.

…Она выбрала простого униформиста Юрика. Худенького, щупленького, очкастенького, как бы сейчас сказали, заурядного ботана. Смотрела на него с обожанием и любовью, не замечая никого.

Мораль: не всё котам с мышами масленица.

Склероз

Кабинет главного режиссёра Ленинградского цирка Алексея Анатольевича Сонина. Моего учителя, друга, наставника.

Направляюсь к нему. Ещё издалека слышу голоса, взрывы хохота. Стучусь. Вхожу. Кабинет полон именитых друзей циркового режиссёра. Меня радостно приветствуют. Мы знакомы. Давно.

Я лет на двадцать моложе всех. Между нами отношения, проверенные временем, доверительней некуда.

О чём могут быть разговоры в нерабочее время под коньячок. Правильно, о бабах.

Великовозрастные, до сей поры действующие «ходоки» сидят, вспоминают. Гусарят. Сегодня «на клык» попался присутствующий здесь главный балетмейстер одного из известнейших ленинградских ансамблей песни и пляски. Его со смаком «жуют» два известных народных артиста и не менее именитый композитор. Имён не называю – все они люди популярные, к тому же семейные.

Я ещё не в теме. Поэтому мне спешат сообщить о свеженьком происшествии из жизни Казанов, Донжуанов и прочих непоколебимых б…нов.

Балетмейстер, который главный в известном ансамбле, с деланной обидой в голосе обращается ко мне:

– Да не верь ты этим старым пердунам! Ничего рассказать им нельзя! Вместо сочувствия. Сволочи! – Очередной взрыв смеха.

– Нет, ты послушай, наш юный друг, что этот плясодун выдал!

Речь не мальчика, но мужа держит народный, который не сходит с экранов. Ему поддакивает композитор, чьи песни распевает вся страна вместе с одной известной певицей.

– Представь себе! Этот старый Жуандон приводит к себе танцовщицу из ансамбля с самыми что ни на есть чистыми помыслами, как после бани, которые так и остались чистыми.

– Не слушайте их, Владимир! – Седовласый представитель Терпсихоры из последних сил отбивается от зубоскалов. – Э-э-эх!.. – С укором и минором в голосе качает головой, пытаясь укорить сотоварищей по эротическому ударному труду. – Вам лишь бы сожрать человека! Каннибалы!..

– Нет, ты послушай, послушай, что этот кривоногий Петипа учудил.

Я невольно весь внимание. Слово держит всё тот же народный, который с экрана. Его эпизод. Он само вдохновение, словно на съёмках или в театре.

– Представляешь! Этот старый хрен привёл бабу, раздел, залёг с ней. Туда-сюда. Завёл. Та уже стонет. А этот вдруг встаёт и начинает надевать портки. Дама в недоумении. Естественно, с вопросом к нему: «А мы что, сегодня не будем?..»

Тот хлопает себе по лбу: «У-у, мля! Забыл!..»

– Вот такой, друг Володя, танец маленьких лебледей. Деменция!..

Предварительные ласки

Две цирковые подружки разминаются перед выходом на манеж, по ходу ведут беседу.

Я в программе помимо жонглёра ещё и инспектор манежа. У меня приоткрыта дверь в инспекторскую – душновато. Сижу заполняю табель перед зарплатой. Подружки – прямо за дверью. Одна упирается задранной ногой на стену, покачиваясь, тянет шпагат, другая, разминая голеностопы, вообще держится за ручку моей двери. Мне всё слышно, но я пока не прислушиваюсь.

– Вы как с Костей, сколько раз в неделю?

– Как и все – девять. Если не добавят и не праздники.

Я напрягся. Вечер перестаёт быть скучным. Табель в сторону.

– Ты о чём?

– Аты?

– Я про секс.

– А я про количество представлений.

– Я-то уже было подумала, твой Костя половой гигант!

– Да не жалуюсь.

– А это… предварительные ласки у вас как, есть?

– Конечно, есть.

– А что Костя делает, если не секрет?

– Тарелки моет.

По-французски

Летим из Парижа. Уставшие. Довольные. Мы – это группа артистов Российского цирка, которая участвовала в Международном конкурсе циркового искусства. С нами сопровождающие: переводчики, директора цирков и прочие официальные лица.

Летим триумфаторами. Все призовые места – наши. У моего сына, жонглёра Александра Кулакова, – золотая медаль! Всеобщая радость зашкаливает. Пылающая гордость распирает грудь, того гляди вырвется пламенем наружу. Чтобы этого не произошло, мы полночи тушили бушующий пожар французским сухим вином. Благо его на прощальном банкете было в изобилии.

Рейс ранний. Прямо с банкета в салон лайнера. Самолёт полупустой. Можно занять какие угодно места и расположиться как хочешь. Физические и моральные силы наконец оставили бойцов цирковой арены. Все тут же попадали с ног. Сопровождающие тоже люди, полегли рядом.

Через какое-то время направляюсь в хвост самолёта, где зелёным светом призывно горит табличка: «Не занято». Мне шлагбаумом преграждает путь тело начальника зарубежного отдела Александра Викторовича Огурцова. Он расположился спиной в креслах, ноги – через проход в соседнем ряду. Спит. Ему досталось ничуть не меньше. Он руководитель группы. Ответственность. Переживания за «наших». Общение на высоком уровне с «ненашими». Силы кончились.

Огурцов – профессиональный переводчик. Во Франции много лет работал атташе по культуре. Страну и язык знает как свои десять пальцев. Мне французский нравится. Люблю иногда покартавить, имитируя владение сим предметом. После Парижа ну прямо прёт!..

– Месью! – обращаюсь к телу, почивающему поперёк салона самолёта.

– Пермете муа де в сортир! – говорю. Прошу, так сказать, позволить мне пройти. Каламбурно заменяю «сорти» на «сортир».

Огурцов нехотя убирает ноги.

– Де пассе!.. – вяло пытается сгладить моё невежество.

– Что? – оборачиваюсь.

– «Де пассе» правильно.

– А-а! Мерси! За тем и иду!..

Монте-Карло

Монте-Карло. Монако. Мекка циркового искусства, где ежегодно меряются силами лучшие из лучших. Круче соревнования нет. Это сродни чемпионату мира. Накануне этого события здесь проходит похожий фестиваль Premiere Rampe Monaco. Но он исключительно для тех, кому ещё не исполнилось восемнадцать лет.

Вот сюда мы с сыном и получили персональное приглашение от самого Жан-Клода Гандо. Он организатор этого конкурса.

Жан-Клод не скрывает своей симпатии к Сашке. При встрече жмёт руку, улыбается…

Гандо на всех представлениях стоит бок о бок со мной в центральном проходе цирка шапито, переживает за моего сына не меньше меня.

Сегодня второй тур. В ложе принцесса Стефания. Все волнуются. Санька старается, вдохновенно работает. Стройный, артистичный. Во всём белом. Пластика от Бога, меня и… бальных танцев.

Сашка купается в аплодисментах, в обожании публики. Гандо потирает руки: он не ошибся, явно наметился победитель! Жан-Клод бурно реагирует на каждый удачно исполненный жонглёрский трюк, на каждое танцевальное движение. Восторженно комментирует:

– Quel garçon magnifique! (Какой шикарный мальчик!) Bon! Très bien! Bravo!.. (Хорошо! Очень хорошо! Браво!..)

– Что есть, то есть! – говорю. Не без гордости добавляю на своём корявом полуэсперанто, отдалённо напоминающем французский:

– C’est mon fils! (Это мой сын!)

Жан-Клод оживлённо кивает, потирает мне плечо:

– Oh oui! Assurément! (О да! Конечно!)

С этого момента Сашку как подменили. Все кольца, которые до этого так благополучно летали, стали падать на ковёр манежа, словно сговорились. Один завал, другой! Ещё целая серия. У Гандо открывается рот. У меня вообще челюсть в районе колен. Закрыл я её только для того, чтобы сообщить Сашкиному поклоннику и организатору конкурса своё категорическое:

– Ce n’est pas mon fils!.. (Это не мой сын!..)

Бара́несса

Светка!.. Моя жена и, так уж случилось, Санькина родительница.

Длинноногая рыжеглазая красотка с голливудской внешностью и такой же улыбкой. Роста выше среднего. На высоченных каблуках – много выше среднего. Я рядом, так – пигмей из какого-то там жонглёрского рода-племени.

Светка – бывшая легкоатлетка, которая когда-то с лёгкостью перепрыгивала барьеры, поставленные ей на тартановых дорожках стадионов. Далее, по жизни, не раз брала барьеры покруче спортивных. В конце концов допрыгалась – оказалась в цирке. А где же ещё? Богу видней…

Светка эксцентрична во всех проявлениях. Хохотушка. Партнёрша по манежу, спутница жизни, законная жена со всеми вытекающими отсюда последствиями. Последствий было много.

Угораздило меня создать с ней совместные цирковые номера. И тут началось!..

…Англия. Развлекательная площадка со сценой близ Блэкпула. Народу полный зал. Англичане, назовём их так, хотя здесь и ирландцы, и валлийцы, и шотландцы, и ещё по паре всяких-яких. Все горластые, бесцеремонные. Джентльменов, знакомых нам по книгам и фильмам, тут не сыщешь днём с огнём. Скорее, это наша придумка о них. Отдыхают, галдят, ждут хлеба и зрелищ. Хлеба они уже перед нашим выступлением нахлебались немало, эдак по три-четыре бокала ядрёного пива. Зрелище – вот оно, мы со своим номером.

Появляюсь я с сервировочным столиком на колёсиках, где высятся стопки тарелок для работы. Мы их сейчас будем бить-колотить на потеху публики. Разогретая «аудитория» заинтересованно сопит, пытаясь предугадать ход моих «официантских» мыслей. Мимо!.. Выходит Светка. Ноги из-под коротенького платья – с ума можно сойти! И зал сходит. Вопли, свист, улюлюканье, комментарии, ор, гвалт – прямо дерби «Манчестер Юнайтед» с «Ливерпулем» на Уэмбли.

Мы вдохновенно работаем, с упоением грохаем посуду, не слыша фонограммы. Зал ревёт – уши закладывает. Англичане неистовствуют. В этом матче явно выигрываем мы благодаря Светке…

Восемь минут беготни среди зала, гора битой посуды, пот градом. Слава богу, номер окончен. Поклон. Мы должны уходить за кулисы. Но на этой площадке сцена хитрая. Задрапирована сзади по дуге. К тому же вход-выход не по центру. Правее середины – ма-аленькая щель, в которую ещё нужно попасть. Там вниз порожки – и ты в гримёрке. Больше путей к партизанскому отходу никаких. Но! Русские не сдаются! Даже в Великой Британии.

Я – к этой щели. Приоткрыл. Как истинно русский – настоящий джентльмен, приглашаю даму пройти вперёд. Но на Светку в который раз накатило. Она любит принимать самостоятельные решения. Плевать ей на руководящую линию партии и партнёра. Не обращая на меня внимания, Светка начинает искать выход. Ткань по кругу серая, сморщенная, гофрированная. Пойди найди ту самую вожделенную дверцу с золотым ключиком, который к тому же у меня. Она мечется, пытается раздёрнуть швы. Выхода нет. Проносится мимо меня в противоположную сторону, там ведёт поиски.

В зале икота. И отнюдь не от пива.

У зрителей реакция на эти поиски такая, какой не было даже во время номера. Я слегка контужен от грохота ног и ладоней, от лихого свиста и криков промоченных глоток. Мой призывный голос «Света! Света!..» тонет в этой канонаде. Устав от бесполезных призывов, я стою, сложив руки на груди, вместе с залом наблюдаю за этими поисками. Светка, ощупав по кругу всю сценическую драпировку, наконец вспомнила обо мне. Повернулась, развела руки в стороны и недоумённо пожала плечами. По-детски улыбнулась: фигня какая-то! Я согласился. Приоткрыл занавеску и большим пальцем, просемафорил, где выход. Под рёв толпы я, как Моисей, указал путь заблудшей овце…

Кстати, об овцах. Светка по гороскопу Овен. Однажды, в минуту моего прозрения, вскричал, вскинув руки к небесам: «Я последний баран, что решил с тобой создать наши номера!» На что Светка со свойственной ей мудростью и улыбкой спокойно констатировала: «Значит, я – первая цирковая бара́несса! И со мной не скучно!..»

Светка-навигатор

У моей Светки есть особенности. А у кого их нет?..

Если вы с ней танцуете, вести будет она, даже если станете противиться. Я в такие моменты просто кладу свою буйную головушку ей на грудь и впадаю в нирвану: «Кружи! Мне по фигу! Знаю: всё равно будет по-твоему, упёртая бара́несса!..»

Если вы направляетесь в незнакомое место, навигатором будет только она. «Ты знаешь куда идти?» – «Нет! Но чувствую!..» – «Идём направо!» – уверенно приказывает она, рукой показывая… налево, и наоборот. Из-за этого я не одну сотню километров наездил по дорогам Европы, возвращаясь на нужные маршруты после её заклятых «лево-право». Атлас автомобильных дорог только в её руках. Она обычно восседает штурманом на заднем сиденье, руководит. Моё дело шофёрское.

Англия. Карту она читает – топографы сдохнут от зависти! Но вместо них обычно подыхаю я. Здесь руль не с той стороны и дорога в противоход – левосторонняя. Нервы на пределе: чужая страна, водительское удостоверение нашенское, не международное. Что случись – тюрьма! А тут ещё и гонят налево вместо направо. Нет, налево я с радостью – дело молодое, но не в этом случае.

После очередных сусанинских экскурсов и моих воплей Светка меняет тактику. На мой животрепещущий вопрос на развилке трассы: «Куда?» – она, боясь перепутать лево с право и дабы пресечь мой праведный гнев, мудро отвечает: «Туда.» – «Куда туда?» – ору я, слыша за спиной хор истеричных клаксонов нетерпеливого английского автопрома. «Ну туда, туда! Я же тебе показываю!..» Оказывается, мне надо или обнаружить её указующий перст в зеркале заднего вида, или обернуться, чтобы увидеть её лакированный ноготок, тыкающий в сторону окна. Сзади поджимают, и я, чтобы не задерживать поток, поворачиваю на свой страх и риск. В который раз катим мимо цели, ищем возможность вернуться на исходную точку. А это как минимум пол-Англии.