Czytaj książkę: «Ангина», strona 3
Татьяна Робертовна продолжала удивляться, но при этом у нее внезапно заблестели глаза.
– А о Русско-Турецких войнах восемнадцатого-девятнадцатого века слабо мне рассказать, – азартно спросила она.
«М-да. Ты хоть и дипломированный педагог, но все же еще совсем молоденькая девчонка, – с грустью подумал я – Грамотной речи тебе еще учиться и учиться. Ну, ничего, с опытом придет»
– Не слабо, – тут же ответил я и быстро изложил, предложенную тему.
– Может я где-то чуть ошибся с конкретными датами, – как бы оправдываясь, закончил я – но ведь я отвечал без подготовки, да и, мне кажется, что и Вы сами, будучи студенткой, на экзаменах пользовались шпаргалкой с датами важнейших исторических событий.
Еще одну учительницу я ввел в безмолвное изумление. Но я продолжил насмехаться:
– Может Вам еще рассказать о предпосылках февральской революции или дать признаки перехода капитализма к империализму?
Отрицательное качание головы в ответ.
– Ну ладно, мне пора готовиться к следующему уроку, – в качестве прощальных слов произнес я и игриво подмигнул, встающей из-за стола Татьяне Робертовне.
Преподавателем украинского языка и литературы у нас была Валерия Ивановна, внешне не очень привлекательная женщина лет тридцати пяти, малоулыбчивая и иногда истеричная. Только сейчас у меня возникла мысль, что ее характер связан с, может быть, не очень удачной семейной жизнью. На ее уроке я решил изменить тактику и не устраивать демонстрацию своей гениальности, чем вызвал разочарование у своих одноклассников. Сидел молча, больше погруженный в свои мысли, чем слушая ее рассказ о бесстрашных запорожцах, проникших во вражеский стан турецкого войска. Дождавшись конца урока, с вопросом подошел к учительскому столу:
– Валерия Ивановна, можете мне уделить пять-десять минут?
Учительница вопросительно посмотрела на меня. Я принял это как знак согласия и продолжил:
– Меня зовут Сергей Родомский. Я хочу с Вами посоветоваться, а может даже попросить о помощи. Наверное, правильней будет выразиться не о помощи, а о содействии.
Все это я произнес на довольно чистом украинском языке. Надо отметить, что Донецк является русифицированным городом и даже если пятьдесят процентов наших родителей и являются выходцами из украиноязычных регионов, все равно в семьях в основном разговаривают по-русски. Поэтому дети со временем, в процессе учения, прекрасно понимают «украинську мову», а вот самим излагать на ней свои мысли для большинства остается достаточно тяжело, как в прочем и большинству их родителей.
– Видите ли, я за последнее время самостоятельно изучил весь школьный курс по украинскому языку и украинской литературе и очень хотел бы Вас в этом убедить. Ведь согласитесь, какой мне смысл просиживать на Ваших уроках за партой в четвертом классе, когда я освоил уже десятый.
Естественно моя реплика вызвала реакцию, аналогичную реакции других учителей. Негодование, недоверие, затем, испытание. А закончилось все это тем, что мы абсолютно на равных обсуждали произведения Коцюбинского и Франка. Моим следующим и последним на сегодня уроком была физкультура. Я на нее идти не собирался и с удовольствием вел дискуссию с учительницей по украинскому.
Валерия Ивановна, как оказалось, была страстно увлечена творчеством украинских классиков девятнадцатого века, особенно выходцев из Австро-Венгрии. Мой уровень познания в этой области был значительно ниже и не выходил за рамки средних школьных знаний, но я был достаточно эрудирован, хорошо знал историю, и умел логически мыслить. В общем, моя учительница давно чаяла такого собеседника. Валерия Ивановна очень увлеклась. Ее щеки приобрели розовый румянец, в глазах отразился азарт, и мне периодически стало казаться, что учительница осознает мой действительный возраст.
Наш диалог прервал звонок, указывающий, что закончился очередной урок. Пора было расходиться. Вот только я так и не смог осознать, что содержал прощальный взгляд Валерии Ивановны. Шока, как и удивления не было. Может какая-то грусть, однозначно, понимание. И еще что-то, не очень осознаваемое, но вполне приятное.
Следующий учебный день начинался с урока русского языка. Этот предмет вел у нас завуч Лев Ионович, солидный холеный мужчина примерно моего прошлого возраста. Опять нелепая фраза относительно моего возраста. Тем не менее, оставим ее. Касательно же, личности учителя русского языка и литературы следует заметить, что он был очень строгим, требовательным и вызывал достаточный трепет у своих учеников, не давая малейшего повода к баловству и непослушанию. На его уроке я не мог позволить себе привольную демонстрацию своей гениальности, вернее предпочел этого не делать и вообще этот урок пропустил. Кстати, то, что я так хорошо помнил характер каждого из своих школьных преподавателей, является еще одним подтверждением того, что я не страдаю «иллюзией будущего».
В четвертом классе мы учились во вторую смену, и на занятия я пришел часам к двум, еще подождав минут пять-десять в коридоре, когда прозвенит звонок с первого урока, и преподаватель покинет аудиторию. Затем сразу направился в кабинет завуча, расположенный в глубине учительской. Лев Ионович сидел за своим столом, делая пометки в общей тетради. Поздоровавшись и попросив разрешения войти, я начал свою речь:
– Меня зовут Сергей Родомский. Я ученик 4-В класса. Я пришел извиниться, а точнее объяснить, почему я не присутствовал на Вашем уроке.
Преподаватель строго посмотрел на меня и с издевкой задал встречный вопрос:
– Ты хочешь сказать, что проспал, заболела голова или застрял в лифте?
Я, усмехнувшись, возразил:
– Да нет, Лев Ионович, проспать в дневной час – это достаточно тяжело, голова у меня никогда не болела, да и лифта в моем доме нет.
– Тогда, может, ты осмелишься утверждать, что все хорошо знаешь и тебе неинтересно присутствовать на моих уроках? Я уже успел кое-что прослышать о твоем вызывающем поведении на других уроках.
В свой ответ я вложил максимум деликатности, почтения и даже лести:
– Лев Ионович, я сейчас очень рискую навлечь на себя Ваш справедливый гнев, но я настоятельно прошу разобраться в моих познаниях по русскому языку и литературе. Я абсолютно не вправе утверждать, что досконально овладел этим предметом, но я действительно очень многое почерпнул, причем из всего школьного курса. И еще, опять же не хочу Вас шокировать, но я вполне неплохо изучил весь школьный курс по всем базовым предметам. В чем также прошу убедиться.
Лев Ионович некоторое время пристально смотрел на меня, а затем без каких либо предисловий устроил мне настоящий экзамен. Вопросы он задавал, достаточно системно, начиная от тем более младших классов и заканчивая старшими: фонетика, грамматика, синтаксис, пунктуация, литературные произведения, статьи критиков. Он не старался меня засыпать, но педантично и беспристрастно в течение почти часа зондировал мою глубину знания или незнания тех или иных аспектов предмета. А многие аспекты я действительно не знал или знал недостаточно.
– В том, что ты досконально знаешь весь школьный курс по русскому языку и литературе, ты меня абсолютно не убедил, – закончив опрос, резюмировал Лев Ионович.
– Не буду оспаривать, – согласился я – но будь сейчас на моем месте десятиклассник, разве он бы произвел на вас большее впечатление своими познаниями?
– Возможно, – после некоторой паузы задумчиво ответил преподаватель, а затем последовал долгожданный вопрос – Так чего же ты все-таки добиваешься?
– Для начала мне хотелось бы, чтобы по моему поводу собрался педсовет школы, на котором бы убедились, что я действительно обладаю достаточным уровнем знаний, чтобы, по крайней мере, не сидеть за партой в четвертом классе.
– Ну что ж, думаю, в ближайшее время я это устрою, – согласился завуч – а пока воздержись, пожалуйста, от дальнейшей демонстрации своих способностей. Отложим это до своего времени.
Лев Ионович сдержал свое слово, и педсовет состоялся уже в ближайшую субботу. На нем присутствовали, в том числе, я и моя мама, которую я предварительно подготовил. Надо признать, что мои родители довольно недоверчиво отнеслись к заявлению о моей «уникальности». Поэтому одновременно с учителями убеждать в этом пришлось и их.
Внеочередное, так называемое, собрание проводила лично директор школы и она же преподаватель математики. Поэтому естественно, что, прежде всего, меня ждал углубленный опрос по этому предмету. Минут на сорок, со все возрастающей сложностью. Я с ним справился «на ура» и попросил, чтобы меня «погоняли» по другим предметам. Директриса передала эстафету Татьяне Робертовне. Та задала лишь три, видимо заранее подготовленных, довольно непростых вопроса: один по средневековью, один по новой истории и один по истории СССР. Я также с ними неплохо справился. Предложили продолжить опрос преподавателю по украинскому языку и литературе, но Валерия Ивановна отказалась, сообщив, что уже убедилась в моих хороших познаниях по этому предмету. К моему изумлению Лев Ионович также подтвердил, что я неплохо освоил весь школьный курс по русскому языку и русской литературе.
Установилось некоторое замешательство. В четвертом классе больше основных предметов не преподавалось, ну а рисованием или пением меня тестировать было, естественно нелогично. Инициативу опять взял я, заявив о готовности продемонстрировать свои знания по школьным предметам более старших классов. На педсовете присутствовали еще одни завуч, она же преподаватель по химии и биологии, преподаватель физики, а также наша классная руководитель – преподаватель французского языка. Они неуверенно приступили к опросу по своим предметам. И….Опять мой триумф.
Весь присутствующий учительский состав был не просто удивлен, все шокированы, изумлены и повержены. Невиданно. Непостижимо. Десятилетний мальчик отвечает на вопросы и справляется с задачами не хуже выпускника школы. Нет. Даже, лучше. Не меньшому удивлению подверглась и моя мама. Из оцепенения вывела всех вполне уместная реплика директрисы:
– Похоже, мы действительно убедились в необычайных способностях Сергея Родомского. Теперь нам предстоит подумать, что нам с этим делать.
Опять попросил слово я:
– Я понимаю, что это звучит очень вызывающе, но позвольте мне все-таки выразить свои предложения. Я хотел бы в ближайшее время сдать выпускные экзамена и на следующий год поступить в институт. Если коротко, то так.
Тут же последовали всевозможные реплики типа «но это невозможно», «это невиданно», «да кто такое разрешит?»
– Почему «не возможно»? – не унимался я – Я сегодня в своих способностях убедил здесь присутствующих. Завтра вы поможете мне убедить РАЙОНО и вышестоящие организации. Привлечем журналистов. Да вы только представьте себе, как прославится наша школа, город, наша социалистическая Родина, в конце концов. Ведь мы же советские люди.
Дальнейшее заседание велось уже без моего присутствия. Меня и мою мать попросили удалиться. В этот день так ничего и не решили, но спустя неделю, после неоднократных консультаций с вышестоящими инстанциями, а также значительных усилий моей мамы мне позволили попробовать сдать выпускные экзамены за десятый класс плюс география и французский за девятый
На месяц было разработано соответствующее расписание на десять экзаменов. Как и после десятого класса три-четыре дня подготовки перед каждым. Экзаменационная комиссия в составе двух- трех соответствующих преподавателей под руководством сотрудника отдела образования. Все десять я успешно сдал – в этом фурор. И все десять на отлично – это уже грандиозный фурор. Корреспондентов газет на экзамены решили не приглашать, но резонансная информация быстро распространилась далеко за территорию школы – в нашем городе появился вундеркинд, уникальный вундеркинд. И этот вундеркинд – я, в начале своей новой жизни.
21 августа 1979 г
И вот в свои «вторые» 11 лет я второй раз стал студентом. Причем студентом МГУ. Реализован мой следующий, запланированный большой успех новой жизни. Но как же много сил и нервов ушло на его воплощение!
Фурор то я произвел, вытребованные экзамены вроде бы сдал вполне успешно, вот только никто не торопился официально признавать мои успехи, объявлять гением, так сказать. Установилась бюрократическая пауза, в течение которой ответственные работники всех уровней решали, что же со мной делать дальше. При этом ни сенсационных статей, ни умопомрачительных репортажей. Меня же и моих родителей стали регулярно приглашать в различные государственные инстанции. Побывали и у врачей, в том числе, психиатров, и в многочисленных ведомствах системы образования, в кабинетах комсомольских и партийных боссов, даже первый секретарь горкома на прием вызвал. И всюду задавался примерно один и тот же набор вопросов и в сходной последовательности. Вначале – беседы о жизни и прочие общие темы, затем, каждый пытался удостовериться в уровне моих выдающихся способностей и в конце поднимался самый важный вопрос, что же со мной делать дальше. Свои- то пожелания по поводу скорейшей учебы в вузе я каждый раз выражал, но вот ответная поддержка никак не ощущалась. Я уже стал сомневаться, не зря ли затеял всю эту игру и, может, наша социалистическая система столь консервативна, что не в состоянии отреагировать на появление «вундеркинда» такого уровня.
От занятий по школьной программе меня так никто и не освободил, хотя и прекрасно понимали, что за партой вместе со сверстниками мне находиться вовсе не обязательно. Поэтому в промежутках времени, когда меня никто не вызывал, я был предоставлен себе самому, то есть находился без всякого занятия. Неопределенность ситуации подавила мою кипучую энергию, оставив без продолжения все запланированные мною начинания. Курс интенсивных занятий я прекратил, как и комплекс физических упражнений и стал предаваться задумчиво-созерцательному безделью в различных местах родного города: дома на диване, на осенних улицах, в стенах школы. И опять-таки безделью лишь самим с собой, находясь в полном вакууме общения.
Для окружающих меня взрослых я оставался по- прежнему лишь ребенком, хотя и весьма одаренным и непонятным, ну а мои «сверстники» были абсолютно неинтересны мне. Кстати, очень быстро мне удалось откреститься от «дружбы» своих одноклассников и товарищей по двору. На все предложения о совместном времяпровождении отвечал отрицательно и кратко, типа: «Не интересно», «у меня другие планы», «без меня», так что они вскоре прекратились. На насмешки, дразнения и словесные детские реплики абсолютно не реагировал, а потому стал неинтересен как потенциальный объект нападок. Физическим столкновениям также постепенно положил конец. Когда, один из одноклассников толкнул меня, пытаясь втянуть детскую потасовку, я остановил его лишь одной фразой:
– Еще раз так поступишь – вырву яйца.
По моим глазам понял, что не шучу. Больше не приставал. Спустя некоторое время другой одноклассник, опять же ребячась, ударил меня ногой по заднице. Моя ответная холодная фраза должного эффекта не произвела, и он повторил обидный «поджопник». Мое следующее действие последовало незамедлительно – я с силой прицельно врезал обидчику кулаком в переносицу. Разбитый нос, нокдаун и моя явная победа, не смотря на то, что противник был на голову выше и сильнее меня. В детском возрасте редко происходят драки в полном смысле этого слова. Чаще всего схлестнутся два мальчишки в петушином поединке и будут толкать друг друга со словами: «Что ты хочешь?», «А тебе что надо?». И победителем выйдет не тот, кто сильнее или умелее в единоборствах, а тот, кто меньше боится, у кого дух крепче. Пусть я мало, когда участвовал в драках и еще недостаточно развился физически, но уж боевого духа у меня хватало. Сорокапятилетнему мужчине бояться ли школьников? А тем более я прекрасно «помнил», что мой настоящий обидчик никогда не отличался бойцовским характером. Поэтому после этого случая все «сверстники» от меня отстали. Ну, или почти все. До следующего случая:
Однажды вечером, возвращаясь домой из школьной библиотеки, на школьном дворе я столкнулся с группой старшеклассников. Подростки были явно не из благополучных, да еще и навеселе. Я не помню, был ли в то время доступ у молодежи к травке и другим наркотикам и не могу с уверенностью утверждать о наркотическом опьянении у моих «школьных товарищей», но, по крайней мере, запах алкоголя чувствовался хорошо.
– О!!! Какая встреча! Наша гордость школы к нам пожаловал, – выкрикнул один из них, загораживая мне дорогу
Я ответил, стараясь держаться как можно спокойнее:
– Давайте не будем накалять обстановку. Разрешите мне пройти. Вам и без меня достаточно весело.
– Да ты фильтруй базар, умник! Пойдешь, когда мы захотим. А на клык сначала взять не хочешь? – с этими словами и нездоровым смехом подростки стали обступать меня.
Вот тут мне стало реально страшно. Очень страшно. Большинство из них было явно не в адеквате, а значит, не возымеют действия ни мои слова, ни поступки. Я стал пятиться назад и внезапно упал от предательски подставленной подножки. Затем меня настиг удар чьим то ботинком по ребрам, пока не сильный, но все же ощутимый и я инстинктивно закрыл голову руками. Теперь меня охватила паника. За все сорок пять лет меня никто не избивал.
– Что обоссался уже? – раздался голос одного из обидчиков – Вставай и беги уже нахуй отсюда. Только резво беги. А то догоним и уже точно напиздюляем сполна.
Второй раз для меня повторять не нужно было. Я резко вскочил на ноги и побежал. Быстро, не оглядываясь. Я был подавлен. Такой позор я давно не испытывал. И надо было предотвратить его повторение.
Следующим утром я не преминул посетить директора школы.
– Лариса Алексеевна, вчера вечером у здания школы я подвергся хулиганскому нападению подвыпивших старшеклассников – начал я свою жалобу, демонстрируя вчерашние следы падения.
Директор застыла в безмолвном замешательстве, и я продолжил:
– Я понимаю, в этом случае нет ничего экстраординарного, и потасовки между учащимися происходят сплошь и рядом, но мне очень не хотелось бы в ожидании решения о моей дальнейшей судьбе получить какую либо травму, пусть хоть психологическую. Вам, я думаю, тоже это ни к чему.
Мой намек был не сразу серьезно оценен.
– Что же ты хочешь, что бы мы предприняли? Ты можешь опознать нападавших? Что же теперь охранять тебя? – посыпались сумбурные вопросы.
– Виновниками вчерашнего инцидента были учащиеся 8-Б класса. Фамилий их я не знаю и в опознании смысла не вижу, как и в личной охране. Вот усилить дисциплину я Вас все-таки попрошу. Я думаю, Вы в силах сделать так, чтобы каждый понял, что со мной лучше не связываться. И не просто понял, а явно прочувствовал этот постулат. И, если у вас недостаточно возможностей, чтобы принять соответствующие меры, так и скажите. Я обращусь к более компетентным инстанциям. Я сейчас принадлежу не себе самому, ни родителям, а нашей советской Родине, и мы не должны подвести ее какой-нибудь случайностью.
После таких слов возможности нашлись, и директор приняла все необходимые меры. С неблагополучными подростками и их родителями были проведены жесткие беседы, в том числе и с участием сотрудников милиции, на территории школы установили постоянный пост дежурства. Пусть до меня иногда и стали доходить тихо произносимые за спиной фразы типа: «стукач» или «крючок», но зато со мной уж действительно никто не связывался. Я строю новую жизнь и уж бойкота случайных попутчиков в ней я абсолютно не боюсь.
Правда после этого инцидента у меня возник ряд вопросов, не совсем простых, но требующих решения. Вот меня унизила группа пьяных подростков и я ничего не смог предпринять в ответ. А осмелились ли бы они напасть на сорокапятилетнего мужчину, пусть и некрупной комплекции? Вряд ли. Он бы сумел дать отпор, хотя бы за счет возрастного авторитета Ведь, в психологии подростка заложена некоторая робость перед взрослыми. Как и в психологии уже взрослого человека заложено некоторое чувство уважения к мнению более старшего. Тоже, можно выразиться, возрастной авторитет. Вот в чем загвоздка. Хоть я и обладаю сейчас знаниями, умом и опытом человека зрелого возраста, но авторитета взрослого у меня нет. Чем же заменить этот необходимый для жизни авторитет или как его быстро приобрести? Этой психологической проблемой следовало основательно заняться. И я решил поупражняться в воссоздании авторитета на своих «сверстниках» По крайней мере научиться манипулировать некоторыми из них.
Зачем мне это? И не аморальна ли сама идея использовать детей в своих дурацких целях? Сразу же возникло у меня два взаимосвязанных вопроса. А насрать мне на все нормы морали. Я непонятным образом оказался в чуждом для меня утратившем актуальность мире. И все, кто меня в нем окружают также неактуальны, а если они и реально существуют, то могут быть лишь средствами для осуществления моих грандиозных планов. Ну а умение использовать людей всегда пригодится в моих дальнейших начинаниях. Да и что я теряю, в конце концов? Итак, заняться особо нечем.
Первой своей жертвой я выбрал своего одноклассника и «бывшего» близкого товарища Володю Пташенко. Володя жил со мной в одном доме, в соседнем подъезде. Так же как и я имел хорошие способности к учебе, вел активный образ жизни и отличался рядом лидерских качеств. А еще он увлекался научной фантастикой. Имея неплохую родительскую библиотеку, перечитал множество соответствующих книг и журналов и очень любил пересказывать прочитанное нам, внимательно слушающим одноклассникам.
На встречу Пташенко я пригласил запиской, незаметно для других сунутой в руку последнего в школьном коридоре. Как и положено в приключенческих романах.:
«Есть важный разговор. Давай встретимся завтра в 10.00 возле ракеты. Приходи один и смотри, что бы никто за тобой не следил» Далее подпись.
Ну как не заинтриговать таким текстом увлеченного фантастикой подростка Естественно Володя пришел гораздо раньше назначенного времени. Далее последовало мое «признание»:
– То что я тебе сейчас расскажу, не должно передаться никому более. Поклянись мне в этом.
Мой товарищ, вытаращив от удивление глаза, лишь щелкнул ногтем большого пальца руки о передние верхние зубы. И провел рукой у горла. В «наших кругах» этот жест означал торжественную клятву.
– Меня задействовали в очень секретном научном проекте. Ты думаешь почему я резко стал таким умным? Меня все лето подвергали воздействию специальных препаратов, которые стимулируют деятельность головного мозга, открывают способности и таланы. Новые космические технологии. Так вот, этот проект предусматривает создание международной организации гениальных людей, способных изменить весь земной уклад и, может быть даже, пойти навстречу новым внеземным цивилизациям.
– Построить коммунизм? Навстречу инопланетным цивилизациям? – зачарованно принялся уточнять Пташенко.
– Примерно так, – согласился я и продолжил – Ты мой друг и я хочу, чтобы тебя тоже задействовали в программе.
– Ух, ты! Здорово! – воскликнул одноклассник – И как бы мне попасть к вам?
– Ну для начала ты должен помогать мне во всем, о чем ни попрошу. Давай для начала ты будешь собирать информацию о каждом учителе нашей школы и каждую неделю передавать ее мне. По вторникам, как и сегодня. В это же время и в этом месте
– А, откуда я знаю, что ты не выдумываешь все это? – вдруг спохватился мой одноклассник.
Да, одиннадцать лет это уже не тот возраст, когда веришь сказкам, даже если и увлечен фантастикой.
– Я тебе большее скажу, – продолжил я свою игру – я иногда умею читать мысли и угадывать желания. Я, например, знаю, что ты втюрился в нашу одноклассницу, Марину Соляник, и даже пытаешься ей сочинить большое любовное послание.
Дело в том, что спустя пару месяцев Пташенко сам признается мне, или должен был признаться в «той» жизни о своих чувствах к этой девочке и попросит меня помочь написать ей что-нибудь необычное, привлекающее внимание. И я опять оказался прав. Я «помню» будущее.
После этих слов Володя с радостью проглотил крючок. И на протяжение ближайшего месяца я еженедельно выслушивал от него всевозможные сплетни о жизни и приключениях педагогического состава нашей школы. Зачем мне все это было нужно? Да абсолютно не зачем. Но я, во-первых, стал на путь овладения навыками манипуляции другими людьми, ну а во-вторых, мне просто прикольно было «играться» со своим одноклассником, принимающим мой бред за чистую монету. Живой «солдатик», можно сказать.
В нечто подобную «игру» я вступил с еще к несколькими своими «сверстникам», но уже рассказывая иные сказки и используя иную мотивацию. Кстати пару месяцев спустя мои психологические опыты преподнесли мне первые плоды, а точнее помогли справиться с небольшой жизненной шероховатостью. Проблемой эту ситуацию никак не назовешь.
Я уже упомянул ранее, что всяческие попытки моих сверстников пойти со мной на контакт, по их инициативе, естественно, скорым временем прекратились. Кому-то это надоело, кому-то я дал надежный отпор, ну а кто-то испугался запретов, установленных руководством школы. Остался только один учащийся, упорно пренебрегающий всем вышеперечисленным. Виталий Булимин, слегка туповатый толстячек из 6-Б класса. Вот он по-прежнему оставался очень неравнодушным к моей нескромной персоне: при каждой встрече задевал меня, обзывал нелестными словами и отпускал всевозможные плоские реплики. Не то что меня это сильно огорчало или раздражало, но просто с одной стороны стало поднадоедать. А с другой стороны, я решил испытать, смогу ли я справиться с надоедливым дебилом, используя своих «солдатиков».
Я обратился с инструкциями к Володе Пташенко:
– Пришла пора выполнить тебе ответственное задание, а заодно пройти испытание на смелость и твердость. Виталька Булима, что с 6-Б совсем оборзел. Постоянно цепляется ко мне со всякой своей тупой ерундой. Мне то на все его жалкие потуги наплевать, но все это отвлекает. А еще его поведение может привлечь излишнее внимание, а нам это ни к чему. Так вот. Надо его выловить после уроков и дать пизды, что б больше не повадно было. И это должен сделать именно ты. Я, опять же из-за конспирации, это сделать не могу. Можешь взять с собой еще двоих наших товарищей. Думаю, Гена Сазонов и Игорь Тимашев для этого вполне подойдут.
– Дать пизды Виталику Булимину? – испугался моего поручения Пташенко – он же на два года нас старше, выше на целую голову, да и поздоровее будет.
– Поэтому то я и называю это испытанием. – парировал я – Навешать себе подобному это как два пальца обоссать. Какая тут смелость. А вот дать просраться более сильному – это поступок. К тому же вас трое будет, а сам Виталька с его тупостью вряд ли поддержку где возьмет. Не уважает его никто. А вот вы после этого поединка себе авторитет заработаете. После уже вас бояться будут. Уважать ваше единство по крайней мере.
– Пригласи ка со мной встретиться Гену и Игоря. И передай им мою просьбу, особо не вдаваясь в подробности.
Пташенко передал, и вскоре я проводил инструктаж своим одноклассникам:
– То, что я вам сейчас скажу, вы вряд ли где еще почерпнете и от меня тоже больше не услышите. В уличной драке самым важным является не сила и не техника, а смелость и упорство. Самое страшное, когда боишься испытать боль. При этом сам ударить боишься, чтобы не получить в ответ. И этого боятся практически все. Кто первый победит страх, тот победит и в драке. Вы выдели, как я отшил Степанова, когда он унижал меня поджопниками. Одним ударом победил, потому что не испугался его ответки. А он зассал. Вот и вы сделайте так, чтобы зассал Булимин. По его жирной харе же видно, что он ни на что не способен. Только детей пугать. Нагоните на него страха дружным наездом и по пару раз врежьте. Вот увидите, на драку он больше не полезет.
Это была чистой воды теория. И сам то я подобной смелостью ранее не обладал, хотя и признавал правоту всего этого. Но вот на моих одноклассников данная теория подействовала и моего обидчика они проучили. Как же им было потом приятно наперебой рассказывать мне все подробности недавнего поединка, что и как кто говорил, куда бил, как трясся от страха Булимин. Больше меня этот увалень не затрагивал. Но еще важнее было осознавать, что я постепенно учусь использовать других для построения своей новой жизни. Яркой и красочной.
Но что-то я увлекся детскими рассказами. Ну а как иначе? Все-таки пока это была моя среда и из нее я никак не мог вырваться.
А еще в этой новой жизни я решил еще разок убедиться в отсутствии у меня «иллюзии будущего» и еще раз «познакомиться» с моей «будущей» или «прошлой» женой в детском возрасте. Опять нелепая речевая конструкция? Да! Несомненно, но по-другому выразиться не получается.
Со своей супругой Светланой в «прошлой жизни» я прожил почти двадцать пять лет. Она была старше меня на два года, а значит, в этом 1978 должна была учиться в шестом классе. Из ее рассказов о своем детстве я помнил, что раньше их семья жила где-то на Рутченково, там же Светлана и закончила школу. Лишь за года три-четыре до нашего знакомства мои будущие родственники переехали в новую квартиру на Набережной, куда я и стал в последствии часто наведываться. Поэтому разыскать свою девочку-Свету я мог в то время лишь в школе на поселке. Номер школы я помнил смутно. То ли 15, то ли 51. Я взял в руки телефонный справочник и стал просматривать школы Кировского района. Под номерами из моей памяти школ не числилось. Тогда я достал карту-схему Донецка и с ее помощью попытался получить дополнительную информацию, изучая название улиц, проспектов, переулков. Площадь Свободы – что-то знакомое. Возле нее расположена средняя школа №115. Похоже, это она и есть!
На следующий день я нанес визит в эту школу. Шестых классов в ней оказалось аж четыре. Под какой буквой из них училась моя будущая избранница, я не помнил абсолютно. Стоя в коридоре школы под расписанием уроков, я интенсивно размышлял с какого же шестого класса мне начать поиск. Почему-то мне приглянулась буква «В» и я пошел искать кабинет физики. Пока я бродил по неизвестному зданию, прозвенел звонок, и к искомому кабинету я подошел, когда учащиеся уже начинали его покидать. Я все же зашел в быстро пустеющую аудиторию, внимательно всматриваясь в лица выходящих школьниц.
– Ты кого- то ищешь, мальчик? – спросила меня находящаяся у двери девочка.
– Да. Мне нужна Светлана, Светлана Стайнечук, – ответил я.
– Так вот же она, у окна копается, – указала мне девочка и тут же окликнула одноклассницу – Света, тут к тебе какой-то мальчик пришел!
Школьница у окна повернулась в мою сторону. Да, никаких сомнений! На меня смотрела моя будущая жена, в двенадцатилетнем возрасте. Светлые волосы, широкий лоб, голубые глаза с чуть припухшими веками. «Иллюзия будущего» опять не подтвердилась. Все, что я помнил из прошлой жизни явно не плод моего воображения. Вот только от того, что я увидел близкого мне человека, хоть и в детском возрасте, никаких эмоций не вызвало. Ни трепета, ни радости, ни ностальгии. Сердце ничуть не дрогнуло. Увидел, посмотрел в глаза и быстро ретировался.
