Czytaj książkę: «Кирена навсегда», strona 5

Czcionka:

Стоял знойный полдень, я чувствовал жар, исходивший от раскаленного солнца, а может, от обступившей меня бесчисленной, казалось, толпы. Периметр бдели безмолвные и неподвижные, вооруженные саблями, охранники, зорко наблюдая за гудящим человеческим ульем. Почему я здесь? Чего требовали все эти люди с пеной исступления на иссушенных губах и с ненавидящими взглядами? Я не мог разобрать ни слова, хотя только что прочитал три текста на незнакомом доселе языке. Наконец, я увидел, а скорее, почувствовал почти неуловимое движение на площади. Следуя за десятками любопытствующих взоров, я повернул голову к центральному входу, откуда возникли три рослые вооруженные фигуры с тремя прямоугольными коврами в красно-синих узорах. Расстелив ковры в линию, они удалились в шатер, временно разбитый на площади, и вывели оттуда три сгорбленные, закутанные с ног до головы в белые одеяния, фигуры.

Каждую из фигур поставили на колени на ковры, склонили их головы, и я увидел алые нити, перетягивающие их шеи. В лучах немилосердно палящего солнца, нити выглядели темными, зловещими. Рассмотрев коленопреклоненных внимательнее, я заметил, что руки всей троицы туго стягивали за спиной прочные веревки, а в их позах застыла неотвратимость неизбежного.

Вдруг толпа, словно по команде, стихла, и над площадью замерла гнетущая тишина. Даже листья пальмы словно окоченели, а птицы потеряли голос. Подали свитки, что я уже видел. Мне предстояло огласить их перед горожанами. Свободно, привычно и легко, громким голосом, неспешно зачитал я документы, которые, к моему глубочайшему изумлению, оказались тремя…смертными приговорами.

Внезапно я все осознал. Площадь с ее прекрасными домами, арками и колоннами в стиле мудехар, притихшая в ожидании волнительного действа толпа, мрачные в своем спокойствии стражники, арабская вязь в свитках, – все вдруг поплыло, закачалось перед глазами, а огненный шар пылающего, раскаленного добела солнца заполонил собою все пространство, и молить его о пощаде было бесполезно.

Отдав свитки с приговорами очутившемуся рядом охраннику, я увидел, что предмет на столе, который я уже держал ранее в руках, был остро наточенной саблей палача, сверкающей смертельным серебром. Я огласил приговоры, и я же приведу их в исполнение на глазах у жаждущей крови толпы.

Я встал на изготовку возле первой жертвы. Из толпы послышался тяжелый вздох, но резко оборвался, а один из охранников насторожился. Красные нити на белом пылали подсказками, безжалостными ориентирами для рокового лезвия. Необходимо рубить строго по линии, но главное правило – ни капли крови на моей одежде. Откуда-то я знал это. Для государственного палача нет ничего более позорного, чем кровь казненного на одеянии, ибо идущий на казнь – презреннейшее существо, хуже плешивого барана.

Напряжение достигло апогея, кислота пота струилась по лбу, скапливалась в глазах, безжалостно разъедая их, но я нечего не чувствовал. Вся моя напряженная сущность сосредоточилась на красных линиях, обвивающих шеи приговоренных. Горе тем, кто идет против правителя, говорилось в приговоре. Беда тому, кто заходит за красную линию.

Короткий, профессиональный взмах, – и первая голова упала на ковер, за этим следуют еще два сверкающих выпада, – и тот же результат. Словно разрезанные арбузы, головы гулко падают на восточные узоры, напитывая ковры кровавой мякотью. Их прополощут в реке, думаю я машинально. Обмякшие тела извергают из себя остатки жизни, но не это заботит меня. В ноздри бьет едкий запах. Смерть пахнет аммиаком и ржавым металлом. Кровь повсюду, а что с одеждой? Незаметно осматриваю себя и не замечаю ничего вокруг, не слышу рева ликующей удовлетворенной зрелищем толпы. Стук собственного сердца перекрывает шум и становится самым оглушительным звуком во Вселенной, угрожая моему существованию.

Каждый получил свое: жертвы – быструю смерть, я – чистую одежду, толпа – потеху. Тела вместе с коврами засунули в холщовые мешки и уволокли, а головы насадили на колья. Неделю они будут вялиться на солнцепеке в назидание законопослушным горожанам. В день казни нет торговли, но уже завтра здесь развернется базар с бойкими торговцами, ароматами пряностей и диковинных фруктов, выкриками торгующихся за медную монету и суетой. До следующей казни. Так было, есть и так будет, пока существует мир.

Из страшных объятий дикого Востока меня вырвала настойчивая трель телефона. Звонила Кирена сообщить, что не вернется.