Czytaj książkę: «Игры в апокалипсис»
Все события, описанные в этой книге, герои, действующие в ней, рождены фантазией автора. Любые совпадения имен и названий с реальными людьми и организациями – не более чем случайность.
Посвящается Стивену Спилбергу, Уолтеру Хиллу, Филлипу Нойсу, Джону Муру, Джону Милиусу и другим создателям «страшилок» о злых и коварных русских в кино и прозе.
Часть первая
Искажение
1.
Три самолета совершили один и тот же маневр: сделав мертвую петлю, скатились в крутое пике и стремительно понеслись навстречу земле. Это происходило не на военном параде, да и находились аэропланы не бок о бок, а на расстоянии десяти километров друг от друга. Так что синхронность их действий не могла быть замечена кем-нибудь ни на земле, ни в воздухе.
Ничего подобного не видели и пилоты. Перед первым развернулась картина лазурного моря, простиравшегося внизу. Второй увидел отожженную до цвета керамики пустыню с ленивыми волнами барханов. Глаза третьего с удивлением обнаружили под крыльями самолета скалистые горы, увенчанные сахарно-снежными вершинами.
Пилоты сверлили глазами мониторы, пытаясь понять, куда же залетели их «птички». Но на экранах продолжала колыхаться морская, пустынная и горная идиллии. Попытки изменить курс самолетов – а для этого у каждого имелись два джойстика, клавиатура компьютера и еще куча разных кнопок – ничего не дали.
– Пол, здесь не может быть моря! – закричал первому пилоту помощник по боевым системам. – Что происходит?
– Не знаю, пытаюсь понять, – бросил изрядно вспотевший лидер команды управления самолетом по фамилии Чандлер.
Тут же за его спиной оказался и третий специалист, отвечающий за работу интеллектуальных систем, Гриф Пирсон.
– Попробуй повращать камеру, – посоветовал он.
Сначала это ничего не дало. Море по-прежнему не отступало. Но после пятой или шестой серии манипуляций экран погас, и на нем высветилась строка: «Камера испорчена». Через пару минут она сменилась другой надписью: «Самолет не отвечает».
– Что это было? – опять проревел «боевик» Род Карр.
– Кажется, мы его потеряли, – первым ответил «интеллектуал» Пирсон.
Пол Чандлер молча сидел в оцепенении, крепко сжав оба джойстика, и казалось, что он – реальный пилот, сидящий в кабине настоящего самолета, который он пытается спасти. На самом деле вся троица отвечала за маневрирование в воздухе беспилотника или так называемого дрона.
Подобный шок испытали и две другие команды, которые находились за стенками с правой и левой стороны.
Пикирование продолжалось недолго. Почти одновременно самолеты уткнулись носами в степную, раскаленную солнцем землю, и следом прозвучали три взрыва.
Это произошло за тысячи километров от центра управления дронами, на линии противостояния воюющих уже несколько лет группировок, расколовших некогда благополучную страну Славию на две половины. Американцы не могли безучастно наблюдать за развитием событий, тем более что именно они два десятка лет науськивали одну часть населения этого государства на другую. И теперь они, как ранее, во многих других странах, тащили свою застиранную, как старая портянка, демократию в эту часть света, как говорится, на штыках. Хотя, сделав поправку на технический прогресс, правильнее было бы сказать, на крыльях беспилотников.
2.
Информация об инциденте уже через полчаса стала предметом обсуждения в кабинете капитана Этона Хэнкока. Все девять виновников гибели трех дронов модификации «Серый орел», оснащенных ракетами «Адский огонь», стояли навытяжку перед офицером, который то садился в кресло, то вставал, сверкая мутными глазами из-под слишком густых для лысого человека бровей. Как будто именно ими он компенсировал отсутствие шевелюры.
– Кто мне объяснит, что произошло? Почему наши самолеты оказались неспособными выполнить боевую задачу? Где они сейчас находятся? – рычал он, и типично-животные для американского произношения звуки «р» звучали особенно хищно.
Всех молодых людей, а были они не старше двадцати пяти лет, такое обилие вопросов привело в состояние ступора. Ни один из них не отличался словоохотливостью, что было вполне объяснимо. В армию ребята попали из среды компьютерных игроков – геймеров, а эта категория людей привыкла воевать в одиночку, порой чуть ли не сутками сидя у компьютера и сопровождая свои действия только самыми примитивными междометиями: вау, аха, бу-йа, хо-хо.
На геймеров в вооруженных силах сделали ставку, когда начались массовые отказы летчиков управлять дронами: это занятие воздушным асам представилось скучным и пустым – никакого ощущения полета, зато глаза начинают слезиться уже после пяти часов сидения за «штурвалами» компьютера.
Тогда-то и стали обрабатывать тех, у кого привязанность к монитору уже превратилась в болезнь. Им предлагали играть, но «по-настоящему», да еще и с выплатой неплохой зарплаты. Правда, при этом умалчивалось, что в армии нужно будет строго соблюдать субординацию, не смея прекословить вышестоящим начальникам, что возможна отправка в зону боевых действий, что с помощью дронов придется убивать не виртуальных, а живых людей, нередко просто мирных жителей. И подписав контракты на службу в армии на пять лет, большинство геймеров превратилось в киллеров.
– Итак, я еще раз спрашиваю, – снова зарычал командир, – как вы объясните происшедшее? – Он схватил указку и ткнул в Чандлера: – отвечайте!
– Я думаю, сэр, произошла потеря управлением самолетами, сэр, – неуверенно произнес Пол.
Хэнкок вскочил с кресла и заорал:
– Вы потеряли не управление, вы потеряли последние мозги, а заодно три раза по восемь миллионов долларов! Итого вы прос…ли две дюжины чертовых миллионов! Для вас это игра?
Немного отдышавшись, он продолжил:
– У кого есть более или менее разумная версия крушения беспилотников?
Он обвел глазами стоящих перед ним навытяжку вчерашних геймеров и, заметив какое-то подобие мысли во взгляде Грифа Пирсона, кивнул ему:
– Давай, ты!
– Сэр, возможно, во всем виновата природная аномалия?
– Ано… – порылся в памяти капитан, но не нашел искомого слова, – не кидайся словами рядовой, говори понятно, что ты имеешь в виду.
– Насколько я знаю, в этой местности много шахт, а это полости под землей. Может быть, они влияют на прохождение радиоволн? Или здесь залегает железная руда, сэр…
Хэнкок не слишком хорошо разбирался в физике, вернее, вообще никак, но ему показалось, что в словах парня есть какой-то смысл. По крайней мере, можно в рапорте начальству напустить эдакого электронного тумана, пусть потом разбираются. Ведь, в конце концов, над Бермудским треугольником исчезло немало самолетов, а почему это произошло, так никто толком и не объяснил. Почему бы не быть и «Славийскому треугольнику»?!
– Что ж, уже неплохо! – сказал он, обращаясь только к Пирсону. – Но вы утверждали, что видели на мониторе морской пейзаж. А это как можно объяснить?
– Вероятно, сэр, мы приняли отраженный сигнал какой-то телестанции, может, там шла передача о туризме, – не растерялся Гриф.
– Да, я слышал о подобном, – задумавшись, произнес командир. Он, казалось, впал в кому, и команда минут пять ждала, когда он, наконец, очнется.
– До окончательного выяснения обстоятельств крушения трех беспилотных летательных аппаратов все три экипажа отстраняются от управления полетами, – слова капитана прозвучали все-таки неожиданно для его подчиненных. – За пределы авиабазы не выходить!
3.
Еще не оправившись от болезни, время от времени кашляя и вытирая полотенцем пот со лба, Анатолий Сивцов начал разбирать почту, скопившуюся в электронном ящике. Его простуда носила совершенно летний характер – в том смысле, что была спровоцирована жарой. Надеясь «заморозить» струйки пота, Анатолий выставил на кондиционере значение чуть больше нуля. Пришла желанная прохлада, а вслед за ней першение в горле и насморк. Болезнь оказалось настолько сильной, что ему пришлось, впервые за многие годы, остаться дома и вызвать врача. И вот, когда температурный натиск немного отступил, Сивцов решил проверить свой почтовый ящик.
Нельзя сказать, чтобы он с нетерпением ждал от кого-то весточки. Собственно, написать ему мог только брат с Дальнего Востока, но тот не очень-то любил выступать в эпистолярном жанре, особенно в его электронном варианте.
Правда, в глубине души Сивцов робко надеялся на то, что каким-то непостижимым образом его «мыльный» адрес узнает та удивительная женщина-девочка, с которой он встретился четыре с лишним года назад. Тогда и события, бросившие их друг к другу, были какие-то фантастические, а само знакомство он вообще воспринимал как сказку: Машенька появилась, околдовала и растаяла, как Снегурочка…
Он довольно долго не решался позвонить ей, не понимая мотивов ее бегства из Москвы в Казань, где она жила. А когда все же набрал ее номер – это было через полгода после их внезапного расставания – бездушный голос робота констатировал, что такого абонента не существует.
Конечно, Анатолий, будучи далеко не последним работником Генеральной Прокуратуры, а впоследствии, после реорганизации этой силовой структуры, сотрудником Следственного Комитета, мог бы легко узнать новый номер телефона Марии Ильиничны Ульяновой и даже вызвать ее повесткой в столицу – адрес, где она проживала, сохранился в документах, оформленных при проведении генетической экспертизы. Но ничего этого он делать не стал – не хотел быть навязчивым.
Сивцов пробежался по списку новых писем и подумал: «Вот уж кто не боится показаться приставучим, – те, кто шлет беспардонные послания, призывающие что-то купить, посетить какие-то семинары, убрать морщины или повысить мужскую силу». Он безжалостно пометил весь спам и хотел уже удалить его, как остановил взгляд на одном из писем. В графе «Тема» было написано: «Вы избраны как неординарно мыслящий человек». Анатолий снял «флажок» с этого послания, вычистил весь другой мусор и решил прочитать, за что ему отпущен столь лестный комплимент.
В письме была только одна короткая фраза: «Мы ищем людей, которые смогут внести вклад в глубокое осмысление миропорядка». Сивцов подумал: «Как-то коряво написано!» Но все же решил пойти по ссылке, указанной ниже. Там оказался текст, озаглавленный «Проект Х». А над всем этим крупными буквами значилось: «Все фиксируют негатив, но необходимо осмыслить его корни». Справа от этой тоже не очень блестяще написанной фразы «торчал» вопрос с надписью-кнопочкой: «Что можно сделать?».
Еще не прочитав ни одного предложения самого опуса, Анатолий щелкнул по ссылке и на открывшейся странице обнаружил три совета: наблюдать, обсуждать, думать. Каждый из них сопровождался небольшим комментарием. Например, по словом «думать» было написано: «Нас интересуют думающие люди. Именно с ними нам по пути. Если вы считаете, что можете внести свой интеллектуальный вклад в нашу деятельность, то мы вас слушаем». Под эти текстом находилось небольшое окно, в которое можно было вписать свои «умные» мысли, правда, их надо было втиснуть всего в 700 знаков. При этом никакого указания, кто обращается к думающей части человечества, ни даже косвенных примет, по которым можно было бы установить авторство создателей сайта, не было.
Сивцов ухмыльнулся: анонимы принимали только облегченные интеллектуальные вклады, будто их складывали в ячейки автоматических камер хранения, какие бывают на вокзалах, – в них большие чемоданы не помещаются.
Ради интереса он решил все же вернуться к тексту. Это был уже второй из попавшихся ему на глаза «проект», претендовавший на изменение мироздания. Первый назывался гораздо более помпезно – «Проект Россия», он был издан в виде прекрасно оформленного трехтомника, однако и на его обложках, и в выходных данных не было никакого указания на авторство.
Введение, с которого начинался новый опус, не очень заинтересовало Анатолия, там констатировались уже известные суждения о крайне нерациональных тратах материальных и общественных ресурсов, а чтобы этому положить конец, нужно на основе нового мировоззрения поставить перед человечеством глобальную цель.
Зато первая же глава «проекта» показалась Сивцову любопытной. В ней предлагалось читателю вообразить человечество в виде поезда. Впереди едет локомотив, за ним – пассажирские, потом товарные вагоны, а в самом хвосте – цистерны. По воле авторов, во всех этих «единицах подвижного состава» путешествуют люди. И в зависимости от места нахождения, у них разный уровень видимости внешнего мира.
Для людей, сидящих в локомотиве, он раскрывается максимально широко благодаря лобовому стеклу и боковым окнам. Его существование для них так же очевидно, как и пространство внутри локомотива.
В пассажирских вагонах лобового стекла нет, есть только большие боковые окна. Но они открывают обзор по обеим сторонам. При желании в них можно даже высунуть голову и немного заглянуть вперед. Мир за рамками вагона для пассажиров так же не подлежит сомнению, как и для тех, кто находится в локомотиве.
В товарных вагонах нет окон, но есть щели. К ним можно прильнуть и увидеть внешний мир. Но это делают только самые любознательные, остальные считают гораздо более важным пространство внутри вагона. Пассажиры могут согласиться с тем, что существует и какой-то другой мир, однако он слишком абстрактен для них.
В герметичных цистернах нет ни окон, ни щелей. Находящиеся в них люди не видят внешнего мира. Их единственная реальность – объем цистерны, за пределами которой больше ничего не существует.
«Ага, – подумал Анатолий, – этой скрытой лестью «проектировщики» пытаются заманить в локомотив «думающих людей», чтобы потом вместе вести поезд в нужном направлении. Но в каком?
Он дочитал опус до конца, хотя финала как такового не было: повествование обрывалось внезапно, так и не дав ориентиры: что же делать бедному многострадальному человечеству? Единственное предложение заключалось в отказе от гуманизма, который венцом мироздания считает человека, не оставляя места богу. Логическим продолжением такого подхода стало все увеличивающееся потребление, которое постоянно подогревается производителями товаров и услуг, а вслед за ними – и обществом.
Чтобы низвергнуть «зверя» по имени «гуманизм», авторы соорудили мощный философский фундамент, вновь вопрошая, что же первично – материя или сознание? В конце концов, они вышли на такой вывод: «У гуманизма есть два базовых утверждения: во-первых, что материальная вселенная существует бесконечное время и, во-вторых, что бесконечного времени хватит на завершение любого материального сценария. Эти взгляды пришли в противоречие друг с другом. Материальные объекты могут существовать только ограниченное время, в противном случае Вселенная оказалась бы загроможденной ими. И мы, взглянув на небо, увидели бы звезды, заполнившие все пространство и «слипшиеся» друг с другом. Но поскольку такого не происходит, можно сделать вывод: сам факт существования любого материального объекта говорит о том, что у него есть начало».
Прочитав все это, Сивцов стал размышлять: «Философы многие века топтались на одном месте, пытаясь ответить на, казалось бы, простой вопрос: что было раньше – яйцо или курица? А ведь это яйцо и есть Вселенная.
Сторонники теории бесконечности полагали, что первым появилось яйцо. Если рассматривать жизнь, то она началась с клетки, которая, эволюционируя, превратилась, наконец, в курицу. А Вселенная соответственно началась с какой-нибудь элементарной частицы.
Их оппоненты считали, что курица, способная нести яйца, была сразу создана Богом, так же, как все живое и неживое во Вселенной, да и она сама, впрочем, тоже.
Ни одна из этих теорий, однако, не в силах расставить все точки над i. Как может существовать вечно Вселенная, если у каждого процесса есть начало и конец? К тому же теоретически подтверждено, что старт Вселенной был дан большим взрывом, и это никак не вяжется с понятием бесконечности. Что же касается Создателя, то закономерно возникает вопрос: а сам-то он как появился? Сторонники его существования поневоле должны перейти на позицию своих противников, признавая, что Бог существовал вечно».
Анатолий почувствовал, что у него начали путаться мысли. Он будто наталкивался на какую-то непреодолимую стену, за которую не то что проникнуть, но даже заглянуть ни ему, ни другим представителям человечества не дано.
Он вспомнил еще один постулат философии, который поражал его сознание еще в молодости: мы все время будем стремиться к истине, но никогда ее не достигнем. Если применить эту фразу к тому образу, который нарисован в прочитанной им книге, то получается, что даже те, кто управляет локомотивом, тоже находятся в цистерне. Или, если быть более точным, то поезд, в котором едет человечество с его пытливыми и равнодушными машинистами и пассажирами, сам курсирует в чреве какой-то цистерны. А истина – за ее пределами.
4.
То, что Сивцов не отправил «автоматом» философское письмо в спам, имело свое объяснение. Два дня назад, в пятницу, когда он уже почувствовал признаки простуды и говорил с явным французским прононсом, почти так же гнусаво прогундел его телефон и после паузы выдал что-то невероятное:
– Я всех вспомнил – каждого из двенадцати апостолов! – голос в телефонной трубке картавил и выдавал беспокойство его обладателя.
Сивцов догадался, о чем идет речь, но на всякий случай спросил:
– Кто это говорит?
– Я из Новосибирска, вряд ли вы вспомните мою фамилию. Но если попроще, то я Христос или, если вам будет угодно, Ленин.
Анатолий немного помолчал, выуживая из памяти нужные сведения, и спросил:
– Всеволод Андреевич Лагутин?
– Вы помните, как меня зовут? – с восхищением прокричал телефонный собеседник.
– Еще бы! – отозвался Сивцов. – Такое забыть невозможно. А вы-то сами вспомнили настоящего себя или того, что был с апостолами?
– Конечно, не сразу, но все же обрел свою подлинную сущность, – витиевато заметил Лагутин. – Спасибо жене: обещала сковородкой треснуть, если не вспомню. Шутка, конечно. Но дело-то у меня к вам серьезное. Я примерно знаю, что задумали эти люди, и уверен, что они не отступятся от своего замысла. Все может принять очень крутой оборот.
– Но ведь прошло уже четыре с лишним года! – удивился Анатолий.
– Всего четыре года! – поправил Всеволод Андреевич. – Для таких грандиозных планов, как у них, это совсем немного. И, по-моему, уже есть признаки воплощения ими своих задумок. Но, кажется, это не телефонный разговор. Мне бы хотелось встретиться с вами с глазу на глаз. Это возможно?
Сивцов ответил не сразу. Во-первых, поиски однажды ускользнувших от следствия мистификаторов, которых можно было бы обвинить в похищении человека, не входили в круг его обязанностей. Во-вторых, Анатолий не знал, какими мотивами руководствовался Лагутин, добиваясь с ним встречи. Но интуиция подсказывала, что рано или поздно, но придется заниматься делом апостолов. Сивцов хмыкнул – это уже, как говорится, вторая натура: всему давать емкие негласные названия.
Когда на другом конце провода собеседник начал проявлять признаки нетерпеливости, сопя и покашливая, Анатолий, наконец, сказал:
– Ну, разве что ради личного интереса. Когда вы хотите встретиться?
– Я буду в Москве на следующей неделе, пригласили на симпозиум, – сразу же отозвался Лагутин. – А в остальном полагаюсь на вас.
– Давайте поступим так: вы оставите свой номер мобильного, а я вам позвоню после работы в среду, – предложил Сивцов. – Только не удивляйтесь, что мой номер не определится, такая уж у нас работа.
– Конечно, меня полностью устраивает этот вариант, – радостно воскликнул собеседник и продиктовал номер телефона.
На этом разговор закончился, но Анатолий еще какое-то время находился в плену воспоминаний. Он подошел к окну и в очередной раз подумал, что вид с четвертого этажа Следственного комитета, наверное, самый унылый во всей столице. Сивцову достался кабинет, выходящий окнами на серые строения переулка – узкой извилистой кишки.
Память быстро оживила события четырехлетней давности, когда из Мавзолея исчезло тело Ленина. Сивцов тогда возглавил следственную группу, которая, изучив обстоятельства дела, не нашла никаких зацепок.
Тем временем объявился человек, который утверждал, что он – воскресший Ленин и одновременно Иисус Христос, пришествия которого ждет человечество.
В конце концов, следователи установили, что преступники похитили тело Ленина, вырезав одну из мраморных плит в подземной части Мавзолея. В тоннеле оказалось и запертое помещение с кондиционером, где хранилась мумия вождя. Здесь следователи устроили засаду и задержали похитителей, которые, однако, не имели никакого отношения к воскрешению Ленина-Христа.
Человек, который выдавал себя за Спасителя, был найден со стертой памятью на маленькой станции. Выяснилось, что это преподаватель философии Новосибирского университета Всеволод Андреевич Лагутин, похищенный несколькими месяцами ранее неизвестными людьми. Именно тот человек, который позвонил Сивцову и заявил, что вновь обрел память. Одной из сенсаций того расследования стало заключение инициированной Анатолием молекулярно-генетической экспертизы: в Мавзолее лежал вовсе не вождь, а другой человек. Такие результаты дало сравнение генетического материала мумии и родственницы настоящего Ленина – Марии Ильиничны Ульяновой. Машеньки, которая никак не желала покидать сердце Сивцова.
– Ну что ж, – сказал он вслух, – может быть, такое развитие событий приведет меня к… – он замолчал, не считая нужным произносить имя, спрятанное в глубине его души.
