Czytaj książkę: «Развилки», strona 4
– Тебе не кажется, что когда любишь и тебя любят, то надо что-то делать для любимых? – спросила я.
– Да? – удивился он. – А почему нельзя просто жить и любить?
У него все было просто! Жить и любить. Как цветок. Кто-то будет его поливать, удобрять, отгонять вредных гусениц, укутывать на зиму. А он будет жить и любить окружающий мир. Ведь ему совсем немного надо.
Мне тоже надо немного. Я тоже могу обходиться колбасой и кофе. Но мне хочется двигаться вперед. Путь даже не вперед, просто куда-то двигаться и на что-то надеяться. Я больше не могу расти на грядке и ждать, когда ветер и дождь сломают меня.
Да – прямо плач Ярославны. А ведь я оптимист, и силенок у меня много. Любой сразу скажет: а не уехать ли тебе красавица в Москву? И правда, там осталась квартира, там я смогу найти работу. Но это не просто. Я не представляю, как я смогу бросить Андреа. Любовь? Наверное, уже нет. Просто привязанность к нему и к дому, в который вложено столько моего труда. Сложно все это.
Я помню вечер, когда к нам приехали русские. Милые, красивые, родные. Я изучала расписание самолетов из Москвы в Рим, оценивала сколько километров им надо проехать. Ошиблась со временем их приезда всего на полчаса. Я даже угадала марку машины, которую они взяли напрокат. Их маленький черный «мерседес» подъехал очень медленно, остановился у двери, и из машины долго никто не выходил. Я сама подошла к ним и увидела, что они оба смертельно устали. Никита оказался среднего роста, седеющий брюнет с грустными глазами. Его жена, Ирина, даже усталой выглядела прекрасно. Она чуть старше меня, взгляд умный, холодный.
Чтобы скрыть свою радость, я им предложила бутылку вина. Это у нас не принято, но мне хотелось, чтобы они расслабились и может даже пригласили бы меня распить эту бутылку вместе. Но вскоре я почувствовала, что Ирина напряженно следит за мной, она зачем-то специально пролила вино на наш старый столик и ждала, что я буду делать. Я растерялась и сделала вид, что ничего не произошло.
Из дневника Макса
Да уж… Не я выбрал дорогу, а она меня. Дорога к дурацкой цели, которая никому не нужна, кроме меня. А есть ли цель? Опыт подсказывает, что у меня всегда все пойдет не так, как задумано.
***
Почему на заправках всегда дерьмовый кофе? Думают, что по второму разу никто к ним не заедет и можно варить такое пойло? Впрочем, этот кофе еще ничего. Самый дерьмовый кофе я пил в парижском саду Тюильри. Парижане туда не ходят, а туристы бывают один раз.
***
Такой «одноразовый» кофе, как попутчик в поезде. Одноразовый знакомый, кому можно излить все проблемы, зная, что никогда его больше не встретишь, никогда не устыдишься.
***
В непогоду острее ощущаешь одиночество. Кто под зонтиком, кто под капюшоном, кто в машине. Каждый в своем коконе, до тебя никому нет дела.
***
Перебрал в памяти своих женщин. Ни с одной не смог бы долго ехать в машине. А с кем бы смог? Варя, Никита, Панкрат… Пожалуй, все. Найду женщину, которая дополнит этот список, – женюсь, не задумываясь.
Глава 4. Холмы Тосканы
Рассказ Никиты
Завтрак проходил на большой террасе, откуда открывался вид на бесконечную череду холмов, покрытых изумрудной зеленью и красными коврами маков – понимаю, что с маками в тексте уже перебор, но как без них, если они в Тоскане на каждом холме? Алена встречала гостей, предлагала сделать омлет с разнообразной начинкой и показывала на столы, где на тарелках лежала ветчина, сыр, масло, фрукты и булочки. Никите с Ириной достался столик, откуда была видна дорога, идущая к усадьбе. Лужи на ней высохли, и она казалась уже не такой разбитой.
– Капучино, эспрессо? – к ним подошла Алена. – Как вы спали на новом месте?
На ней опять были темные джинсы, кроссовки и белая футболка. Наряд дополнял небольшой светлый фартук, с вышитыми цветами. Никита присмотрелся, пытаясь определить ее возраст: ни морщин, ни складок около рта. Алена выглядела очень молодо, и никто не дал бы ей больше тридцати пяти.
– Спасибо, нам обоим двойной эспрессо! – сказала Ирина. – А ночь прошла хорошо. У вас очень хорошие матрасы и абсолютная тишина. Даже собаки не лаяли.
– У нас нет собаки, только кот, он тихий – ответила Алена. – Сейчас я принесу омлет и кофе.
Никите очень хотелось посмотреть на уходящую Алену, но он заметил, что Ирина наблюдает за ним, и не стал этого делать. За соседним столиком сидела ухоженная американка лет шестидесяти. Она улыбнулась, громко заговорила с Ириной, и все узнали, что ее зовут Сьюзен, что она приезжает сюда уже пятый год подряд, и что синоптики обещали чудесную погоду на ближайшие дни. За другим столиком сидел молчаливый мужчина лет пятидесяти. Он не спеша пил кофе и читал книжку в мягкой яркой обложке. Увидев взгляд Никиты, мужчина улыбнулся, привстал, сказал, что его зовут Фернандо, он художник из Мадрида, и сейчас хочет написать серию картин с видами Тосканы. Ирина рассказала кто они, соседи поулыбались и продолжили завтрак.
Сделав первый глоток, Ирина подняла брови, что у нее означало высшую степень похвалы предложенному кофе. Она достала сигареты, зажигалку и растерянно оглянулась. Никто не курил, хотя терраса была открыта и продувалась свежим утренним ветерком. К ней тут же подошла Алена и поставила перед ней пепельницу.
– Ира, – сказала она, – после завтрака я помою посуду и у меня есть три свободных часа. Я могу показать вам самые красивые места в нашем районе.
Ирина поблагодарила за пепельницу и добавила:
– Алена, дорогая, я тут с мужем и такие вещи решает он.
Никита не услышал никакой поддевки в ее интонации. Иринин голос изображал покорность и готовность идти за мужем хоть на тосканские холмы, хоть прямиком в ад. Женщины смотрели на него в ожидании его решения.
– Алена, – сказал Никита, – мне право жалко ваше время. Вы бы могли…
– А мне не жалко, – перебила его Алена. – Будем считать, что вежливость вы соблюли, а я по глазам вижу, что побыть в обществе сразу двух красивых женщин вы не прочь!
Ирина засмеялась.
– Давай, Никита, покажи нам обеим, какой ты галантный кавалер! А тебе, Аленушка, спасибо. Мы будем ждать тебя около нашего домика.
Разбалансировка! Откуда у Никиты вылезло это слово, любимое его механиком Николаем? Если что дрожит, говорил он, то это разбалансировка. Или шины надо менять. Никита не знал, что нужно менять в «фиате» Алены, но это нужно было менять и менять срочно. Машина дрожала вся. Дрожали ручки дверей, дрожал пол, особенно сильно дрожал руль. Никита сидел сзади и смотрел на руки Алены – они дрожали вместе с браслетиком на правой руке. Ирина сидела рядом с Аленой и слушала ее рассказ о холмах с кипарисами, о местах, где собираются фотографы, о снеге, который выпадает ночью и надо спешить все сфотографировать, потому что к обеду он растает. На дрожащий руль Алена внимания не обращала. Она даже на дорогу не обращала внимания. Они неслись по проселку, машина прыгала на кочках, проваливалась в ямы, «фиатик» поскрипывал, внутри него что-то стучало, но это не мешало Алене рассказывать о летней жаре, осенних дождях, о звездном небе, какого нигде больше не увидишь.
– А вот и ваш Банья Виньоне, – сказала она и, лихо повернув, остановилась у каменной ограды.
Они вышли из машины, прошли по улице, состоящей из двух домов, и вышли к огромному бассейну посреди главной, как они поняли, площади.
– Тут горячие серные источники, в бассейне всегда плюс тридцать восемь градусов, а когда холодно, то над бассейном стоит туман, – рассказывала Алена. – Вот такой туман и снимал Тарковский. Красиво, когда ветер – он раздирает туман в клочья, очень мистическая картина. В кино купаются, но сейчас это запрещено.
– Раньше тут был курорт? – спросила Ирина.
– Не знаю точно, но думаю, что да. Недалеко горячий ручей, туда приезжают лечить суставы. Садятся на берег, окунают ноги в воду и сидят по часу.
Ирина наклонилась, потерла колено.
– Хочу к этому ручью, – сказала она.
Ручей шумел среди желтого известняка, затихал в заводях и обрывался водопадом в глубокое ущелье, на другой стороне которого, на горе возвышался то ли замок, то ли собор с пристройками. Вокруг горы зеленели холмы, плавно переходящие в долину.
– Это для меня место силы, – сказала Алена. – Суставы у меня не болят, но я тоже могу тут сидеть, греть ноги в ручейке и смотреть на собор. Это городок Кастиглионе де Орчиа, – добавила она, уловив вопросительный взгляд Никиты. – Там в соборе есть фреска Пьетро Лоренцетти. Мадонна с младенцем, четырнадцатый век.
– Без охраны? – спросила Ирина.
– И без реставрации, – сказала Алена. – Хотите посмотреть?
Ирина посмотрела на Никиту, пожала плечами.
– Я, пожалуй, посижу в этом месте силы, – сказала она. – Заодно полечу суставы.
Она без тени смущения сняла джинсы, села на теплый желтый камень, окунула ноги в ручей.
– Какое блаженство! – заулыбалась она. – Вы поезжайте, посмотрите, я потом на фотографиях все разгляжу.
В городке никого не было. Вообще никого! Пустые улицы, пустое кафе на площади. Между камнями мостовых росла трава. Стены домов излучали тепло. Алена взяла Никиту за локоть.
– Нравится тут? – спросила она.
– Очень нравится, мы с тобой в затерянном мире. Даже не верится, что где-то жизнь, проблемы, заботы.
– Да, ты все правильно сказал. Так во всей Тоскане. Живешь и не живешь одновременно.
Зашли в собор. Фреска Лоренцетти находилась в алтарной части, отгороженной железной фигурной решеткой.
– Ну хоть как-то заботятся, – сказал Никита, подойдя к решетке.
– Представляешь, сколько ей лет! – Алена подошла, прижалась. Никита обернулся, их взгляды встретились.
– Ты красивая, – сказал он.
– Спасибо, мне давно так никто не говорил, – Алена смотрела на него и как будто чего-то ждала. Он поцеловал ее. Нежно и быстро. Ее губы ответили, именно этого они и ждали. Он обнял ее, положил руку на грудь.
– Не надо, – сказала она. – Не надо в храме.
Рассказ Ирины
Бессонница, что с ней делать? Ирина пыталась обмануть ее. Пару ночей она почти совсем не спала в надежде, что организм одумается, и она сможет выспаться без таблеток. Ага, не так все просто. Она просыпалась каждые три часа, читала, смотрела кино, выходила курить. Какие там звезды! Какая тишина! Под Москвой тоже тишина, но тишина тревожная. Если прислушаться, то можно услышать шум шоссе или лай собаки. А тут тишина комфортная, беззаботная, что ли. Никита храпит у себя в спальне – вот и все звуки. Его храп Ирину не раздражал, он какой-то уютный, домашний. Если в соседней комнате, конечно.
Утром она была совершенно разбитая. Как ни странно, перед сном иногда помогал растворимый кофе. Действовал он странно. Сначала вроде как бодрил, а через час глаза закрывались.
Рабочую почту она проверяла каждый день. Ничего срочного не приходило, и она решила Никите вообще ничего не говорить. Пусть расслабится. Завтрак у хозяев казался ей малосъедобным. Алена даже омлет не умела готовить. Овощи к нему надо лучше обжаривать, а то получаются то ли сырые и залежалые, то ли недоваренные какие-то. Кофе, правда, хороший.
Другие жильцы ей были не интересны. Сближаться с ними не хотелось. Какая-то американка, которую интересует только погода. И еще испанский художник неопределенного возраста. На Ирину он поглядывал оценивающе. Эх, мужчина, прошло для тебе время, когда такими взглядами можно заинтересовать женщину. И с такими худыми ногами в пятнах нельзя тебе носить шорты. Ты лучше пиши свои картины, если они будут гениальными, то тогда, может, на тебя женщины обратят внимание. А Андреа так и не появился. Ей интересно было бы посмотреть на мужчину, в которого влюбилась красотка Алена. Тут точно была любовь. Это в девяностые женщины уезжали за границу с уродами, лишь бы уехать от дефицита, инфляции, очередей и бандитов. Сейчас больше по любви или к большим деньгам. Большими деньгами тут не пахло, значит, по любви. Алена кокетничала в открытую. Позвала на экскурсию. Никита сидел растерянный, ждал ее решения. Ирина по глазам видела, что он хотел бы с ней пообщаться. Ладно, пусть пообщается, решила она. Может это его встряхнет.
В Банья Виньоне ей понравилось. Поняла Тарковского, тут у бассейна и правда много мистики. Да и антураж вокруг средневековый, загадочный. Алена про туман что-то красивое сказала, она не простушка, умеет говорить. Никита с нее не сводил глаз. Господи, неужели в Москве мало красивых девчонок? Там он их не замечает. Ее Наташка красивее Алены, она вдвоем их несколько раз оставляла, потом узнавала – никаких поползновений. «Сидит, – говорила Наташка, – курит и не знает, о чем разговаривать».
А у ручья хорошо! Она решила погреть ноги. Суставы, черт их дери! Для артрита рановато, это от слабости мышц. Надо ходить в спортзал. Наташка ей все уши про спорт прожужжала. А вид какой! Зеленые холмы, старый городок на горе. Алена что-то рассказывала о Лоренцетти, о его фреске. Пусть сами посмотрят, ей и тут хорошо. Никита отводил взгляд. Не смущайся, дорогой муж, она не против.
Приехали. Ну и ну! Никита вытирал губы, – значит, целовались. Алена тоже смущена, что-то щебетала о Джотто. Не Джотто у тебя в голове. Ты, моя милая, думала, что будет дальше. А ничего не будет! В лучшем случае ты с ним переспишь, а потом они уедут, и он тебя забудет. Она его знает, у него другие проблемы, сексом их не решить. А что еще ты ему можешь предложить? Ни-че-го! Не будешь же ты каждый вечер рассказывать ему об итальянских живописцах. Полчаса он тебе послушает, потом нальет в стакан «кампари», набросает туда льда и уйдет в кабинет. И все, моя дорогая. Ничего больше.
Рассказ Алены
Руки у меня золотые, так все говорят, а в голове черте что творится. Кажется, что все продумываю, а потом вдруг такое вытворяю… Что же я тогда наделала! Поставила Никиту в дурацкое положение. В соборе явно завелся дьявол. Хотя, как раз в соборе ему не место. Это я сама, какой-то чертик внутри подтолкнул. Куда я полезла! Кто я – кухарка и уборщица. Да и кухарка так себе, если честно. Я видела, как Ирина морщилась, когда ела мой омлет. Ира, это потому, что мысли были далеко от плиты. Вообще-то я неплохо готовлю. Андреа нравится, и гости всегда хвалят. А тут так просто не похвалят. Спросят про соус. Если не посоветуют добавить какой-нибудь травы, то, значит, соус удался. Похвала тут такая, сразу не поймешь.
О чем это я? Какой соус! Да, Никита мне нравился, но мало ли что мне нравится. Секса мне хватало, другой мужчина мне не нужен. Поговорить? Никита не такой уж разговорчивый. Да и фрески с холмами его мало интересуют. У него что-то не так в жизни, меня он туда не впустит. Ирина – вот кто ему нужен, она умная, наблюдательная. И красивая, мне надо с этим смириться.
Больше я с ними не ездила. Они все сами. Побывали везде, куда советовал поехать путеводитель. Никита за завтраком на меня поглядывал. Странно поглядывал. Одним глазом смотрел на меня, другим на Ирину – заметила или нет? Он явно хочет секса со мной. Как-то Ирина купалась в бассейне, а я подрезала цветы у дороги. Он подошел, оглянулся, обнял, стал гладить попу. Вот так, без всяких прелюдий, так бары с крепостными девками обращались. Потом вдруг засмущался, извинился, ушел. Хреновый из него барин. Да и из меня крепостная никудышная. Стояла в изумлении, думала, как реагировать. Удовольствия никакого, за него только было стыдно. Когда мужчина что-то делает украдкой, то становится каким-то мелким, неинтересным.
А прощались мы хорошо. Расцеловались и с Ириной, и с Никитой. Ирина улыбалась, хорошо так улыбалась. Ей у нас явно понравилось. Да и Никита выглядел довольным. Смотрел на меня, как на красивую фотографию, ничего больше в его взгляде я не увидела. Ладно, решили я, прощайте дорогие мои земляки. Буду вас помнить.
Из дневника Макса
Макс, в год, когда он ходил с Панкратом на яхте по Ладоге, написал в дневнике несколько скучных философских заметок, но в дневнике были и интересные строчки. Похоже он тогда неудачно общался с какой-то женщиной.
***
Ложь в виде молчания – это все-таки ложь. Ты мне сказала, что бывают случаи, когда надо промолчать – так будет лучше для обоих. И процитировала Экклезиаста о знаниях и печалях. Я промолчал, солгал таким образом. Не стал говорить правду о том, что об этом думаю.
***
Не страшно, что ты не читала «Анну Каренину». Страшно то, что ты не понимаешь, почему Левин не смог создать всеобщее счастье в отдельной взятой усадьбе. Окружающий мир дотянется для твоего идеального создания щупальцами прошлого и настоящего. И как ты будешь защищать свой прекрасный мир? Вздыхать и рассказывать о своих мечтах?
***
Ты сидела передо мной в кафе. Я любовался твоим идеальным макияжем.
– У меня только два таланта, – сказала ты. – Хороший вкус и умение с умом тратить деньги.
Я не стал больше слушать, захотел положить на стол деньги и уйти. Потом подумал, что у тебя еще один талант: говорить правду. И остался.
***
Не хочу слушать твои рассказы о подруге, с которой ты вчера пила кофе. Рассказывай лучше, о чем ты думала вчера перед сном.
***
В природе все разумно. Красота цветов привлекает насекомых. Скромное оперение самочек птиц маскирует их в гнезде. Гуси объединяются семьями, чтобы лучше охранять детей. Только человек способен поступать нелогично, неразумно, не заглядывая дальше завтрашнего дня. Так мы и вымрем.
Глава 5. Как тесен мир!
– Ирина Владимировна Мордвинцева – это имя тебе ничего не говорит? – спросила Варя.
Никита опешил – такой резкий переход от Вариного монолога к реальной жизни.
– Ты что так резко перескочила?
Вопросом на вопрос – это не очень вежливо, но Никита хотел собраться с мыслями.
– Это твоя бывшая жена? – продолжила Варя.
Никита кивнул.
– Мне Наташка Шафрановская о ней много рассказывала, – сказала Варя. – Мы с Наташкой в одном классе учились, иногда созваниваемся.
Наташка… Шафрановская… Это же лучшая подруга Ирины. Никита представил, что она могла о нем рассказать Варе. Прошлое кольнуло, ему сразу захотелось уйти.
– Наташка говорила, что Ирина классная. Жалела, что вы расстались. Она и про тебя рассказывала. Хорошее, в основном.
– Плохое тоже?
– Да, не понимала, как ты мог ее бросить. Это ведь ты ее бросил?
Никита стал закипать. Меньше всего ему хотелось обсуждать свою жизнь. Вот уж точно, что Варя мало общается с людьми. Неужели непонятно, что эта тема ему неприятна?
– Давай не будем об этом, – сказал он, стараясь сохранять хладнокровие.
– Давай, – сказала Варя. – Я это знала, если честно. Сама не знаю, почему спросила. О Наташке думала, вот вопрос и выскочил. И знаешь…
Тут она многозначительно замолчала, ожидая, наверное, что Никита захочет узнать, что именно она еще знает. Никита молчал. Ему хотелось курить. После малосъедобного плова у него началась отрыжка. Он налил себе вина, выпил, стало полегче.
– Наташка узнала, что ты ко мне приходишь, и попросила разрешения прийти.
Тут Варя посмотрела на часы.
– Я ее уговорила прийти попозже, чтобы мы с тобой смогли спокойно поговорить.
Никита вздохнул. Только Наташки ему здесь не хватало! Как все связаны в этом мире. Он, Ирина, Наташка, Варя, Макс, опять он. Кольцо замкнулось.
– Я тогда пойду, – сказал он. – А вы тут без меня поворкуйте.
– Что ты, что ты, – запричитала Варя. – Она из-за тебя приходит. Посиди с нами, Наташка торт принесет, чаю попьем.
Никите не хотелось ни чая, ни торта. Он начал придумывать уважительный предлог, чтобы уйти побыстрее, но тут в прихожей раздался звонок.
Грустное спокойствие, царившее в комнате, мгновенно исчезло с приходом Наташки. Как будто вспыхнули прожектора, все залило светом, тени стали чернее, и в этих тенях практически исчезла Варя.
– Никита, ты чудовище! – крикнула Наташка, вынимая из пакета торт и бутылку вина. – Год назад в Израиле ты звал меня замуж, а с тех пор ни разу не позвонил. И как мне тебя после этого называть?
– Когда это я звал тебя замуж? – спросил Никита
– Уже забыл?
– Я и слова не сказал об этом, – улыбнулся Никита.
– Правильно, слова ты не сказал. Не сказал из скромности и застенчивости. Но я же не наивная шестиклассница, могу и без слов понять.
– Вот это подробнее, – попросил Никита.
– А кто меня целовал и за талию обнимал? Пушкин, что ли?
– Я тебя целовал как друга, как сестру.
– Как сестру говоришь? А кто мне после этого в глаза смотрел? Я же по глазам читать умею, все мысли там написаны.
Где-то в темноте хихикнула Варя.
– Друзья, – сказал она, – может мне уйти? У вас такие нежные отношения.
– Были бы нежные, я бы сама тебя попросила уйти, – засмеялась Наташка.
– Натулик, – робко попросила Варя. – Ты мне ничего про Израиль не рассказывала. Сказала только, что ездила с мужчиной, а с кем… Я же ничего не знаю.
Наташка улыбнулась, сходила на кухню, принесла нож, разрезала торт, хлопнула себя по лбу, опять направилась на кухню, вернулась со штопором, вручила его Никите. Разлили вино по бокалам, Наташка залпом выпила свой, начала рассказывать.
– Дело было так. Однажды утром я вдруг поняла, что я великая грешница. И не видать мне ни Царствия Небесного, ни даже покоя, как у Мастера с Маргаритой. И решила я покаяться. И не местному попу, который в небесный иерархии занимает место ненамного выше моего, а прямо на Святой земле, перед сами знаете кем. Начала думать. Ехать одной? Но я запланировала побывать в разных городах, и мне нужен был шофер – не люблю водить машину в новых странах. Это первая причина, почему я решила ехать с мужчиной. Я бы поехала с Иркой, но она девушка практически святая, и каяться ей абсолютно не в чем. Но мне был нужен не простой мужчина, простые бы начали ко мне приставать, и мне пришлось бы дополнить список своих грехов.
– И ты решила, что я к тебе приставать не буду? – спросил Никита.
– Я была в этом уверена. Старые друзья, каковыми мы являемся, о таких глупостях не думают. К тому же ты молчалив, в умелых руках легко управляемый. Короче, ты был идеальным кандидатом. И еще ты свободен, я навела справки, никаких постоянных женщин у тебя нет.
– Откуда у тебя такая информация? – спросил Никита. – Наняла сыщиков?
– Сыщики мне не нужны, – сказала Наташка. – Достаточно было тебе позвонить, и по тембру голоса понять, что женщин ты сейчас боишься. Короче, мы были идеальной парой для отдыха на Святой земле. Ну а третий аргумент – тебе было в чем покаяться, так что эта поездка была необходима нам обоим.
– И что, ты сразу согласился? – спросила Никиту Варя.
– Нет, конечно, – перебила Наташка начавшего мямлить Никиту. – Но через неделю он понял, что ему проще согласиться, чем придумывать дурацкие аргументы, почему именно сейчас он не сможет никуда поехать. И мы поехали. Приехали мы в Иерусалим, я там заказала квартиру в немецком квартале. Опуская детали, скажу: квартира нам понравилась, мои кулинарные способности Никита оценил, а моя жизнерадостность, граничащая с жизнелюбием, не позволяла ему сожалеть о своем решении.
– Как интересно! – сказала Варя. – Никита, это правда?
Никита кивнул.
– Дальше будет еще правдивее, – продолжила Наташка. – Короче, мы там славно провели время, я улетела оттуда одухотворенная. Главное, там я поняла, что начну новую жизнь. Выйду замуж, рожу трех детей, выйду на пенсию и буду нянчить внуков. Вот такое мое предназначение. Святой не стану, но о моих грехах все забудут.
– Натулечка, – жалостливо сказала Варя. – Да какие у тебя грехи, ну доставила радости нескольким мужчинам, себя порадовала, разве это грех?
– Варя, – вдруг очень серьезно сказала Наташка. – Я не в церкви, здесь исповедоваться не стану. Поверь, я грешна, но это теперь в прошлом. Никита, слышишь? Ты можешь смело брать меня в жены. Более верной, любящей, хозяйственной и сексуальной жены тебе не найти. Запомни мои слова.
– Я запомню, – сказал Никита. – Благодарю и ценю твой порыв.
Прощаясь, Варя обняла подругу и шепнула:
– Натулик, а ты по воде ходить не пробовала?
– Рановато еще, – сказала Наташка, целуя Варю. – Вот годик-другой побуду безгрешной, и тогда попробую.
К метро Никита и Наташка шли вместе.
– Ты бы позвонил Ирке, – сказала Наташка, беря его под руку. – Просто так позвони, узнай, как дела, как здоровье.
– А что у нее со здоровьем, – обеспокоился Никита.
– Со здоровьем у нее все в порядке, ты просто так позвони.
– У меня друг пропал, – сказал Никита. – Брат Вари. Две недели назад в пять утра уехал на машине, и никто не знает, где он.
– Макс? Варя мне сказала, что сегодня он объявился.
– Да, но он бросил работу, две недели молчал.
– Это женщина, – уверенно сказала Наташка. – Так всегда бывает. Уехал и забыл о времени. Я знаю, поверь мне.
Из дневника Макса
Заехал позавтракать в придорожный ресторан «Венеция». Из венецианского на стене была фреска, изображающая гондолу с одиноким гондольером. Лицо у гондольера было красным, грустно-похмельным. За соседним столом сидел мужчина с лицом очень похожим на лицо гондольера. Он пил из стакана портвейн и закусывал бутербродом с колбасой. Мне принесли заказанный шницель, и только я взял вилку с ножом, как мужчина подсел ко мне со стаканом в руках.
– Москвич? – спросил мужчина с утвердительной интонацией.
Я кивнул.
Мужчина тоже кивнул, отпил из стакана и продолжил допрос.
– А что ты сделал для победы?
Я, наконец, сумел отрезать кусок шницеля.
– Победы над кем?
– Над врагом.
Я замялся, но решил сказать правду.
– Работаю в банке, помогаю промышленности.
– В банке… – протянул мужчина. – Чужие деньги считаешь?
Я промолчал. Мужчина был прав.
– А я вот… – сказал мужчина и протянул ко мне руки с грязными ногтями. – Я вот этими руками…
Тут он замолчал, допил портвейн и ушел.
– Довели чубайсы страну до ручки! – сказал мужчина напоследок.
***
Заночевать решил в деревне. В крайнем доме, около колодца с «журавлем», меня встретила бойкая бабушка.
– Можно и заночевать, – сказала она. – Ко мне часто городские приезжают. Веранда свободная. Там холодно, но я отопитель дам.
Мы прошли на веранду. Я посмотрел на огромную кровать, старенький диван, стол, покрытый клеенкой, старинные стулья с витыми спинками.
– Места у нас хорошие, – рассказывала бабушка. – В лесу грибы, на болоте клюква, в озере рыба. А ты, милый, что летом не приехал? Сюда по делу или как?
– По делу, – сказал я. – Здесь на одну ночь.
– Ну и хорошо, – согласилась бабушка. – Сейчас лес пустой, что тут делать. Завтра к нам автолавка приедет, она раз в неделю. А ежели конфет шоколадных или пирожных, так это в город. А тебе я могу картошки сварить к обеду. Сметана есть. Колбаски ты, небось, привез из города?
– Картошки мне хватит, – сказал я. – Со сметаной и хлебом – отличный обед.
– Ну и ладно, – сказала бабушка и ушла.
Вернулась она с толстым ватным одеялом и отопителем.
***
Для ноября день выдался теплым, солнечным. Снег, выпавший накануне, таял, на ветках сверкали крупные капли. Почва была песчаная, дорожка в лесу была на удивление сухой. На тропинку выскочила белка и удивилась, что здесь делает человек. Да я и сам иду удивленный, что я тут делаю?
***
– Куда дальше-то? – спросила бабушка.
– Сам пока не знаю, за границу куда-нибудь.
– По телевизору показывали, что там негры машины жгут и мусора у них много.
– Тут лучше?
– Конечно лучше.
Ну что ж, ничему не верить и верить всему, что говорят – два отличных способа не напрягать мозги.
***
Выпили с бабушкой по рюмке коньяку.
– Французский? – спросила она.
– Французский.
– А я больше перцовку люблю, она градусом поменьше. Легче пьется.
