Czytaj książkę: «Вчера, сегодня, завтра»

Czcionka:

Твори свой мир

Окрасив небосвод лазурью,
Добавив по краям глазури
Небесным странникам кудрявым,
Пустив на волю ветр вертлявый,
Сдувая пыль и обнажая
Всех чувств бездонных наслоенья,
Вершит Господь своё творенье,
Палитрой яркою играя!
Вот кисти взмах —
В воротах рая
Свою картину довершил!
Так лепим мы свои мгновенья,
Стремясь достигнуть вдохновенья…
Воздав душе отдохновенье,
Уставшей в поисках, в смятеньи,
Стремимся избежать забвенья…
Достичь покоя суждено,
Ведь ищем мы его давно!

В редакции Нины Зиновьевой

Вчера, сегодня, завтра

Владимир, понурив голову, сидел на причале. Было прохладно, с Ладоги дул холодный ветер, но уходить не хотелось. Всё-таки водный простор завораживал, озеро, пусть и покрытое льдом и снегом, притягивало своим пространством, ветер пытался выдуть из головы мысли, и ему это удавалось! Вспомнил аюрведическую процедуру, когда лежишь на деревянном массажном столе, а из керамического горшка на лоб тонкой струйкой течёт масло с травами. Струйка течёт чуть выше переносицы в область третьего глаза и как бы «смывает» все мысли!

За спиной хлопнули крылья, ангел сел, медленно сложил крылья, постоял в тишине.

Владимир не обернулся, тогда ангел положил крыло на плечо Владимиру, ещё помолчал, затем тихо сказал с улыбкой: «Всё хорошо, ты же знаешь, и всё будет хорошо». Владимир тоже улыбнулся и продолжил молчать… он был очень далеко.

Как-то осенью позвали к телефону, он был большой и чёрный, в трубке проскрипел голос майора из военкомата: «Вам нужно явиться в райвоенкомат двенадцатого числа к семнадцати ноль-ноль».

Я уже и думать забыл про армию к осени. Когда проходил медкомиссию, всё казалось какой-то шуткой. Меня – в армию? Фигня какая-то. И вот сейчас, как в песне у Кузьмина «Когда меня ты позовёшь», голос, не терпящий возражений сказал: «В армию». Всё как положено – на подходе к дому встретила жена. Узнав новость, всплакнула. Я, по-прежнему ничего не понимая, пошёл собирать чемодан, хотя, что нужно брать туда, в армию, понятия не имел. Долго думать не пришлось, потому что хозяйство моё было очень скромное: пара белья, рубашек две, бритвенный станок да мыльница с мылом.

Ничьи слёзы на копьё не капали, никто марш «Прощание славянки», громыхая литаврами, не играл. Тихо постукивая колёсами плацкартного вагона, увёз меня поезд в штаб Закавказского военного округа в славный город Тбилиси. По пути познакомился с каким-то прапорщиком, который посоветовал форму в штабе округа не получать, чтобы не тащить на себе «огромный тюк», получил там только предписание добраться до штаба армии в Ереване. В результате ещё полгода ходил на построения в огромной рыжей собачьей шапке! Другой, извините, не было. Видок у меня, наверное, был не очень, потому что командир при виде меня вздыхал и отворачивался. Из чего я сделал вывод: не слушать случайных советчиков! Долго ходил к местному портному, который худо-бедно шил мне форму, на местном складе её отродясь не видывали.

Помню первую ночь в санчасти после знакомства с начальником. Тот налил мне водки, которую до этого я разве только нюхал. Я проснулся на кушетке в смотровом кабинете, меня тряс за плечо солдатик, который принёс мне стакан чаю и «таблетку» масла на кусочке хлеба. Я смотрел на всё это ничего не понимающими глазами, потом тихонечко до меня дошло: в/ч 41095, Ереван, а я уже не лейтенант запаса, а «двухгодичник», лейтенант медицинской службы, стоматолог полка, правда, место мое ещё полгода будет занято предыдущим стоматологом, а я побуду младшим врачом полка. Диплом мой, одна из немногих вещей, мирно лежал в чемодане, его никто ни разу не спросил. И лечил я геморрои и фурункулы, так как наш начмед представление об этом имел небольшое, а я закончил мединститут в Ленинграде. Учили нас и правда хорошо, выпускали врачей не чета нынешним, которые начинают учиться только после универа. Хотя ребята прекрасные, но латыни не знают, не модно это.

Как-то сидел в бараке с сомлями, вдруг прибегает посыльный, говорит: «Вас вызывают к генералу». Формы у меня ещё не было, в чём было, в том и пошёл. Прихожу, генерал, приехавший с проверкой, говорит: «Собирайся, в штаб округа поедем на перераспределение». Тут я сообразил: родственники моей жены подсуетились, на более тёплое местечко меня хотят пристроить. Командир говорит: «Генерал сказал, уехал и забыл. Как хочешь, можем написать предписание, поедешь! Хочешь оставайся». Вот такой странный выбор! Прикинул я: койка в общаге-бараке есть, должность стоматолога впереди светит. А тут ехать неизвестно куда, что там ждёт неизвестно. Как бы сложилась моя жизнь, если бы я поехал?! Может быть, стал бы заправским челюстно-лицевым хирургом? Но я не поехал, стал тем, кем стал, ни о чём не жалею! Что мне помешало тогда уехать, собственная лень или провидение господне? Не знаю. Потом были ещё попытки стать челюстно-лицевым хирургом, но судьба настойчиво и аккуратно вела меня другой дорогой. Вот и получается, не решаем мы ничего. Если уготовано тебе судьбой, кем стать, не выпендривайся, иди в ту сторону, куда знаки показывают. Будешь пытаться отвернуть куда-то, круто развернут обратно, будь спок!

Как-то были на учениях. Для меня это было однообразно просто: разъезжай вслед за полком на санитарной машине с водителем Махмудом и периодически останавливайся для стрельб. Стрелял, конечно, не я, а наш доблестный гаубичный полк!!

Однажды стояли мы где-то в араратской долине и стращали турок своими гаубицами. Гаубицы стреляли по каким-то целям, кучка генералов из окопа наблюдала за меткостью стрельбы. Моя санитарная машина стояла позади окопа с генералами, у нас окопа не было. Мы с Махмудом сидели в санитарке, была страшная жара, наверное, градусов сорок. Я как раз писал письмо отцу, обратный адрес звучал: «Араратская пустыня». Это и правда была каменистая пустыня, почти под каждым камнем скорпион прятался от жары!

После знакомства со скорпионами я по-новому посмотрел на офицерские сапоги! Их точно не прокусят. В общем, сидим мы в машине, а над нами и через генеральский окоп пролетали снаряды и где-то в паре километров попадали в цель. Звук пролетающего над головой снаряда это, конечно, то ещё удовольствие! Молиться тогда ещё не умел, это звучало так: «Хоть бы наводчик ничего не перепутал». Вскоре мы хорошо отстрелялись и покатили на новое место дислокации.

Помню ещё одни стрельбы – на этот раз скончался Черненко, и наш полк должен был воздать воинские почести. Я, стоматолог, обеспечивал медицинскую помощь при необходимости. Начмед вручил мне чемоданчик со словами: «Он опломбирован, без крайней необходимости не вскрывать».

Перед самыми стрельбами ко мне подошёл солдатик со словами: «Дай ваты». Я дёргаю за «веревочку», и раздаётся адски громкое «пиф-паф» прямо у меня в ухе! Помня наказ начальника, я отказал. После стрельбы подошёл ко мне тот же солдатик и с укоризной сказал: «Ну что, жалко ваты? Я теперь ничего не слышу». Сизые пороховые газы рассеялись, солдатик исчез, но он до сих пор стоит у меня перед глазами. Больше, наверное, не будет случая сказать: «Прости меня ради Христа!» Вот и думай теперь, все ли приказы нужно исполнять. Даже в армии.

Много лет прошло с тех пор, мои сослуживцы говорят, им снится дорога от ДОСов к части, кому-то что другое, а у меня не выходит из головы этот солдатик.

Много ещё интересного и смешного было в армии, но об этом в следующий раз.

Хотя одно расскажу. Как-то ко мне в гости приехал отец. Пока я был на службе, он сидел в общаге. И вот мой сослуживец Дима приходит из наряда на обед и застаёт папу грустным. Решил его повеселить, говорит: «Пострелять не хотите?» Папа радостно согласился.

Помните Холмса, который от грусти палил в стену из револьвера и получалась буква V? А у нас над кроватью Виктора висел календарь с Алфёровой, той самой женой Абдулова. Вот приходит Виктор на обед, а он щепетилен донельзя, и у его Алфёровой вместо глаз дырки от пуль! Папа радостно высадил из Макарова всю обойму в Алфёрову, дай бог ей здоровья!

Досталось Диме на орехи потом, конечно!

Папу, слава богу, не трогали.

Владимир снова обернулся, ангела не было.

Только на снегу было написано: «Не грусти, я с тобой всегда».

Падал снег

Владимир скорее догадался, что уже утро. Так называемые внутренние часы работали «как часы», в комнате по-прежнему было темно, и даже небо за окном было тяжёлого синего цвета. Синие, налитые тучи сплошь закрывали небесный простор. «Наверное, будет снег», – подумал Владимир. Конечно, чего ещё ждать в январе? Отлично, белый-белый снег накроет тротуары, обновит дороги. Всё станет серебристо-белым, воздух наполнится холодным ароматом, пешеходы заспешат по своим делам. Всё приобретёт некую плавность, неторопливость. Будет плавно перемещаться, оседая на припаркованных авто, снег. Какой-то романтичный юноша напишет на заднем стекле слова из песни Адамо: «Tombe la niege».

И зазвучит музыка о девушке, которая не пришла. Закружат снежинки, тихо ложась на асфальт. Как красива Земля, как её любят люди, особенно в такие минуты.

Это прекрасное чувство так согревает, так радует, так вдохновляет. Держитесь за него, купайтесь в нём, радуйтесь и делитесь им.

Темнота понемногу стала растворяться, остатки прятались по углам комнаты. Подопечный Владимира зашевелился и нехотя открыл глаза. Поморщился – серое небо затянуто тучами, валит снег. Окна по-зимнему плотно закрыты, мелодию Адамо не слышно, тихо кружатся снежинки. Наверное, был бы Владимир дирижёром, услышал бы: «Tombe la niege…» Но нет, он не дирижёр. Никто ничего не играет! Только холодный ветер стучит в окно, как бы напоминая: пора на работу. «Не морщился бы ты, брат», – подумал ангел. – Улыбаться надо. Тогда и Сальваторе услышал бы, и небо, глядишь, светлее бы стало! День бы был радостнее и светлее, сколько тебе говорить!»

«Да знаю я», – отмахнулся Владимир от наставника. «Холодно мне, вот и радость запропастилась куда-то, скрылась под подушку.»

«Нет, радость всегда в тебе! Ты только щёлку ей оставь, непременно тебя обнимет и уже не отпустит!» Владимир согласно кивнул. Ангел: «Мне нетрудно, я напомню». Самому же легче будет, чем потом тебя выковыривать и глубокого штопора! Стоит только зазеваться – и приехали. Как-будто крылья срезали, валишься в пике и всё тут! Ну ничего, работа – первое лекарство. «ЗАВАЛЮ», – подумал ангел. Кстати, писать – тоже работа. Получается вроде, но нет, здрасьте, пожалуйста, сомнения, видите ли одолевают!

Ангел топнул ногой: «Гони их прочь! Было бы тебе поменьше лет, ей-богу, треснул бы по мягкому месту, чтоб из головы повылетали, как пчёлы из улья, сомнения!»

«Пожалуйста, – ангел заглянул в глаза Владимиру. – Правда, гони их прочь! Я уж грешным делом подумал, не демоны ли стараются? Но нет, слава богу, нет, как только берёшь „перо“ в руки, так мощным потоком энергии сносит всех, даже мне, ангелу, трудно удержаться! А вот гордиться не надо, просто пиши и работай, работай и пиши. А я помогу, пинка дам при случае, полезно, знаете ли, иногда. Мы, ангелы, многое можем! Не доставайте только, не раскисайте! Работай и не ной, остальное наша забота. Работа у нас такая – помогать, плечо подставлять!

Есть у нас ещё забота – чернокрылых, гордых отгонять. Пожалуй, это самое сложное – «своих» гнать! Но тонка грань между светом и тьмой. Помнишь, папа, взяв тебя за руку, повёл в чулан, где прятались твои страхи? Вы подошли к двери, приоткрыли, там было темно и жутко. „Страшно?“ – спросил отец. Ты, немного попятившись, сказал: „Да“. „А так?“ – он щёлкнул выключателем, вспыхнула лампочка, и страхи превратились в швабры и щётки! Так что все твои страхи и сомнения – это швабры и щётки! Просто «дай огня», и всё в нем сгорит. Спички здесь не нужны, просто набери воздуха и шагай! Эти гордые ребята, размахивающие чёрными крыльями, шагу при свете не сделают! Там, где всё просто и понятно, там, где нет места сомнениям, там не летают чернокрылые!

Им там нечего делать, дышим полной грудью, машем белым крылом!»

Ангел отдёрнул шторы, свет залил комнату.

Швабры и мётлы со щётками улетели, как воронье за окном.

Крупный чернокрылый ворон недовольно взлетел. «Из бывших наших,» – подумал ангел.

«Знает же, что нечего тут ему ловить! Лети прочь и не возвращайся». Подумав, добавил: «Возвращайся белым. Купайся в божественной любви и побелеешь точно! Зря вы решили, что вам всё можно. Плавно реять, опираясь НА ЛЮБОВЬ, – вот что не только можно, но и нужно!»

Darmowy fragment się skończył.