Czytaj książkę: «Кастинг. Маргарита и Мастер»
© Владимир Буров, 2017
ISBN 978-5-4485-6471-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Эпиграф
– Неужели все живы? – вопрос к Евангелию
Часть вторая
Глава 42
– Я не пойду, – сказал Сори, – если только это будет просто экскурсия в лес на школьном автобусе.
– Нет, я в курсе, это находится за плинтусом, – сказал автор человеческой комедии, включая сюда и малолетнего ребенка, а оставалось пока что под вопросом:
– Правомерность участия этого киндера, – в превращении драмы и комедии в:
– Мелодраму в одном лице.
И даже бабушка, коротая не могла, несмотря на все старания, прославиться, будучи девушкой во главе с Евгением Леоновым, то здесь показала весь свой личный запас, накопленный за эти трудные годы жизни вместе с двухсотдолларовым – хотя и купленным в Березке за сто писят русских йен и небольшой очереди – магнитофоном, странно, что не двухкассетным, и:
– Его прямым обладателем, воровавшим когда-то электромоторы на заводе, а ныне – как все – ставшим артистом, похожим на Петра Первого.
– Нет, нет, – Кот поднял руку, такую же как у всех, а вовсе не похожую на лапу, как иногда даже мне кажется. – Туда мы не попремся, – как сказал один известный, правда, уже покойный персонаж трагедии века, марксист по образованию, а:
– Пойдем Назад.
– Назад в Будущее? – спросил с иронией Войнич. – Как это возможно?
– Вы видели когда-нибудь Код Войнича, своего однофамильца, и возможно, близкого родственника? Нет. А там ясно – для Посвященных – нарисовано:
– Пусть нам предстоит по Ласточкиному Хвосту. – Ибо:
– Хвост видели почти все, а откуда он начинается может увидеть только Посвященный.
– Ну, вы в курсе? – спросила СНС.
– Да.
– Я так и думала! – воскликнула леди с обидой и возмущением в голосе: – Он прется к власти! Как костюмы на выбор к каждому празднику – так дайте, а как в Ад, пусть командует Кот Штрассе, так что ли, друзья мои? Учтите, вы у меня дождетесь простой спецовки, пригодной разве что для покраски Лебединского горно-обогатительного комбината. И то раз год, – добавила она и села одна за свой обширный стол. Было ясно:
– Боится посадить за него еще и Штрассе, который уже однажды пытался разделить с ней это благородное ложе:
– Предводителя, – хотя, чем он будет платить никому неизвестно.
Тем не менее, никто не мог понять, где у ласточкина хвоста настоящий хвост, ведущий в прошлое.
– А именно поэтому он изображен на Плане Ада в Коде Войнича, – сказал Кот, опять привстав со своего места, что…
– Ну, говори, что ты тянешь Кота за хвост, – сказал Плинтус, – я в принципе готов идти за тобой, если туда можно проехать на новой иномарке, щас подумаю, какую хачу.
– Пешком пойдем, – просто сказал Штрассе, – и более того: – Привычным путем.
– Вот из ит?
– Что это значит?
Но Кот ничего не ответил, все еще боясь, что леди СНС и в этом случае пойдет впереди.
И так оно и оказалось, она произнесла:
– Скажи и я первая пойду впереди процессии.
И он ответил со вздохом:
– Это путь от нехорошей – по-вашему – квартиры до Берендея. – И добавил:
– Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Но мы уже здесь!
– Я об этом не думал, но скажу:
– Поедем на Клязьму в номера, – сказал напоровшийся на постмодернизм Цыпленкаф, и страдавший с тех пор как минимум теоретическим марксизмом, – там к счастью уже не живет никто из нас, и поэтому можно считать – это то место, где хотел больше всего выпить и закусить Бродский, а именно:
Можно выпить на природе
Где не встретить бюст…
Где нет вообще никаких бюстов,
Кроме Горгулий.
А вот, кого они представляют – это:
– Еще вопрос.
(В оригинале стихи Иосифа Бродского)
И хорошо, что не поплыли туда сразу, иначе многие бы ужаснулись.
И многие думали, что:
– Мы наконец пошли навстречу Голливуду, – так как, как сказал поэт:
– Там и так сплошь все наши люди из бывшей Одессы, – правда, с американскими Браузерами.
– Но по-своему, разумеется, – как предположил Войнич, ибо СНС решила устроить конкурс на новый костюм Адидас с личной подписью Штеффи Граф или Мартины Хингис – пока еще не решено точно, кто даст:
– Кто не то, что прямо вот так изображен, можно сказать:
– Так и лезет из этих Горгулий, а просто сходство:
– Есть, есть!
И значит, Войнич так и выразился:
– Все члены политбюро, начиная с самого начала.
– Да вы что, рехнулись?! – чуть не ляпнул Плинтус, – ибо это будет уже не корпус для отдыхающий писателей, и даже не:
– В том числе писателей, – а Сиднейский многоарочный оперный театр, а как говорится:
– Кто здесь петь-то умеет?
Никто не ответил положительно, только Кот прокашлял:
– Не буду я читать тебе морили, юнец, – но:
Стихи читать я умею, – и выдал кстати:
Должно быть, ты одно из тех существ,
мелькавших на полях метемпсихоза.
Смотри ж, не попади под колесо
и птиц минуй движением обманным.
И нарисуй пред ней мое лицо
В пустом кафе. И в воздухе туманном.
(Стихи Иосифа Бродского)
– Точно, – сказал Сори, – это коты.
– Но в Незнаю, говорят, решили за них взяться, – ответила на возможный выпад СНС. А генетики:
– ЗЧБНТИН и ЕЕЗ, – как назвал их в частном – с Войничем – разговоре Кот Штрассе, – ее поддержали.
– Думаю, эти Горгульи сторожат только нашу группу зданий в виде небольших шалашей, хотя и двухэтажных, разумеется, как у приезжих в Силиконовую Долину новых русских ученых, но, что всех радостно шокировало:
– Не только с вешалкой при входе и паровым отоплением, а:
– Со всей мебелью и другими холодильниками, стиральными машинами и телевизорами.
– И здесь все также, только плюс горгулья или две-три на крыше.
– Но зачем нам горгульи, я не понимаю?! – рявкнул Пли, – мы, что, стараемся принести читателям зло, по крайней мере, простой бред, – прошу прощенья:
– Вред, – чтобы приковать их цепями рабства к Вавилонской Башне, в виде огромного желания не иметь ничего, кроме своих цепей. – Я забыл: знак вопроса здесь ставить надо?
Медиум:
– На пути им встречается Редисон Славянская:
– Ты нам не нужна, – сразу сказал Плинтус.
– Если я не нужна тебе – это не значит, что тебе я не нужна. – И.
И Пли, уже готовый дальше кусаться, потому что из баб терпеть мог только СНС – а и чтобы никто не слышал:
– Только по праздникам, – ибо:
– Трудовые будни в праздники для нас: надо получать подарки и премии, а это – если вы не в курсе – тоже работа. – И самое главное: волнение, как у Корнея Чуковского, ибо мысль стучит яснее и яснее в висок:
– Издадут к этому празднику Чукоккалу, или опять будет известно, что если не протекла крыша у издательства – так:
– Он занят – бреется, – имеется в виду иво куратор в главлите. Даже более, того:
– Сам Главлит – всё еще в массажном салоне.
– Не пришел?
– Так и не пришел. – Остался в прошлом годе.
Пришлось задуматься:
– Из Голливуда?
– Есс.
– И более того, я уже написала один сценарий, и скоро, возможно, начнутся съемки Квентом, если я смогу доказать ему, что это не я написала великолепный сценарий, а он сам, а я только утром, уходя, так сказать:
– З работы, – поставила для смеха свою подпись под его личным легендарным сценарием:
– Пришельцы с того света, оказывается, жили у нас за Плинтусом.
– К-как вы сказали, называет этот сериал? – заикаясь от волнения спросил легендарный, как его дед, сплавщик леса под песню:
– Волга плюс еще Волга, следовательно:
– Две Волги.
– А у нас была только одна, – задумался Плинтус, – ибо действительно:
– Почему?
Парень, – ну где-то это слово поставить надо.
– Так эта-а, ну, он там… щас вспомню.
– Расскажете по дороге.
– Я в обойме?
– Разумеется, почти. Расскажите начало, и я сделаю окончательное резюме для вашего реноме.
– Он… дело в том, что бабушка не сама упала в окно, а…
– А он ее выбросил? – удивился Плинтус, – но он же ж маленький, как сумел?
– Не он, не сам Один Дома, а плюс дед актер и бабка туда же полезла:
– Балаболит и балаболит, – а не знает: ей бы так и петь песни под гитару. Да и дед: за что получил-купил Волжару? Воровал бы спокойно и дальше электромоторы с завода – смотришь остался бы жив, а так…
– А так?
– Бабку, как я уже говорила, он выбросил в окно, когда она хотела сделать тоже самое с его любимой игрой: лично собирать часовые механизмы для СИ-4, а деду подарил во время плаванья в ванне, его японскую автомагнитолу, в рабочем состоянии, чтобы насладился и вполне:
– Первое – это большое удивление, как автомагнитола из Волжары оказалась вдруг прямо дома? И второе:
– Почему не подал прямо в руки, а нагло бросил в ванну, где было полно воды – почти полная – и главное, тоже почти:
– Между ног. – Ну, это-то я понял, – сказал озабоченно Пли, – дверь машины открыл при помощи школьно-детсадовской линейки, магнитолу снять каждый может, если ее еще никто не снял до вас, придя с утра пораньше, часика так в четыре, как принято начинать особо обоюдоострые войны, затем берем, – как говорил один руководитель воровской операции по взятию квартир граждан, уехавших в счастливый отпуск, трубу и по ней лезем все выше и выше, как говорил актер Николай Рыбников, набирая и набирая высоту в фильме:
– Весна на Заречной Улице, – а потом с нее же и падая:
– В данном случае, немного проще: берем провод, тащим его прямо по лестнице на четвертый этаж дома, где мы живет, заводим Волгу, даем конец вместе с магнитолой деду прямо в добрые лапы – всё:
– Дым, искры, высунутый изо рта иво язык, подтверждающий наличие смерти в доме. – И это несмотря на двенадцать только вольт в его запасе, но как говорится:
– Ты все равно в этом не разбираешься.
– А как бабку, бывшую еще в школе, во времена игры на гитарах и песнях под них приличной тушенкой, – маленький-махотка мог поднять за задние лапы и перевернуть туды-твою, не понимаю?
– Так я вам и диктую, – наконец выдохнула Редисон Славянская, что там Уже Были!
– Кто?
– Так об этом весь сериал, а не могу раскрывать тайны создание этого, или:
– Этих супергероев нового времени, – но намекну:
– Пришли как раз оттуда, куда мы сейчас идем. – Если, я имею в виду, вы уже меня порекомендовали вашей бабке – прощу прощения – просто молодой леди в возрасте Мэрилин Монро и ее же обольстительной внешности.
– Да.
– Да? Тогда и я да:
– За Плинтусом жили Баба Яга и ее любовник Верлиока, скрывавшиеся – если уж даже в лесу не дают возможности воровать кору с дерев – за…
– За вашим личным Плинтусом!
– Великолепно. Вы не пожалеете, что рассказали мне эту мечту-идею на… сколько там серий было у – сериал про знаменитого рисованного сыщика.
– Если вы готовы за меня поручиться, я расскажу по дороге – куда мы идем? – всё – или почти всё – что там еще есть у меня за душой.
– Да, но только ответьте на один последний вопрос.
– Да, конечно, могу и на два.
– Спасибо, потому что их как раз два. Первый, – Пли огляделся по сторонам.
– Вы чего? – спросила Редисон Славянская.
– Подслушивают гады, – как сказал Боря Сичкин, или кто-то похожий на него, – а мы должны договорится о тайном договоре.
– Тайном Договоре? – повторила Реди.
– Да, но об этом потом, – хотя считайте, что я вас уже включил в список
– Какой список, Шиндлера?
– Та не, здесь без Шиндлера делов хоть отбавляй. Впрочем, мы можем перейти сразу ко второму вопросу.
– Ко второму?
– Да, но не к тому второму, который я сначала имел в виду, а ко второму, который идет после двух первых: первого и второго.
– Может быть, лучше, чтобы я не запуталась, начать с первого первого?
– ОК, – как мяукают у вас в Голливуде. Не будем торопиться. Хотя поторапливаться надо, ибо они уже зашли в универмаг-универсам, и если будет драка, мы можем понадобиться.
– У вас, точнее, у нас в магазинах уже дерутся, как раньше, когда делили карточки на хлеб?
– Нет, сейчас уже докатились до того, что, да, делить продолжают, но исключительно только духовную пищу, как-то:
– Кто стоял раньше в очереди: я или вы все здесь вместе взятые, если учесть, что мне одной лет больше, чем двух-трем из вас опять-таки взятым в одну корзину, как котята для утопа, а?
– Так бывает?
– Да, некоторые привыкли еще с пятидесятых настолько долго стоять в очередях за хлебом, что теперь никак не могут отвыкнуть, чуть что:
– Я здесь стояла еще с двух ночи.
– Почему?
– Потому что считают: своё уже не только отсидели, но и отстояли – больше, как грится:
– Не мохгу, – дайте дорогу, тем более, у меня с собой только бутылка водки. Вторая привязана между ног – не найдут, постесняются. И знаете почему? Не захотят раскрывать перед новым охранником место, где они затариваются для дома-для семьи.
– Неужели здесь так долго живут? – удивилась Ред.
– Вы не знали?
– Нет.
– Зря уехали, жили бы здесь долго, но…
– Но именно по этой причине: пока хочется ругаться – человек хочет жить, пока при виде его все не будут разбегаться в разные стороны. Но сами же и понимают тщетность своих надежд, ибо очередь крепка не только своей длиной – как в ГУМе, но, разумеется, не в 200-ю секцию:
– Как буфет для Владимира Вы всегда отрытый, но для других так же всегда, увы:
– Закрытый. – Но и духом единым:
– Не пропустить налетчика или налетчику вперед, и знаете почему?
– Почему, все полезут?
– Честно говоря, не знаю ответа на этот вопрос.
– Получается – если я правильно поняла: чем длиннее очереди – тем длиннее и жизнь?
– Наоборот: чем дольше тянется жизнь – тем очереди всё больше и больше заменяют нам телевизор. Ибо:
– Намного веселее.
– Если у вас логика и дальше развивается по пути этого, как его Сократа, то, да, ясно: надо договариваться.
– Да, как просил Лопе де Вега:
– Если очередь в ГУМ больше полутора тысяч человек, то да простится мне моя слабость:
– Не стоять ее просто так, а все эти трое суток разбираться с теми, кто будет лезть без нее, без очереди.
– Я думала, вы скажете:
– Простите, можно я дам иму бесплатную взятку, как двадцать-двадцать пять сверху, и не за чешско-польский гарнитур для Эльдара, а просто за простую американскую Аляску, и не ту, заметьте, что была сделала для Джека Лондона с золотом, а с:
– Капюшоном.
– Я еще не говорил вам ответ на первый вопрос?
– Ответ я сама знаю, вы скажите вопрос.
– Кто написал Петра Первого? Просто? Но вы сначала ответьте.
– К счастью я знаю ответ не только на первый, но и на второй вопрос. Поэтому давайте разделим их поровну.
– А именно?
– Один написал Аэлиту, а другой Петра Первого – справедливо?
– Да, безусловно, но так ли это было на самом деле?
– Но я еще не до конца показала свою логику, а именно:
– Так как Первый Толстой жил ближе к Петру Первому, то он его и написал, а Второй Толстой находился уже ближе к Концу Света, и естественно, как для каждого боязливого человека, хотел бежать отсюда на Марс, или куда он там намылился, в общем, как говорил Владимир:
– Тот же самый виноград, – я имею в виду, как все:
– В Голливуд и обратно.
– И обратно?
– Ну, не совсем, связи остались, хотя муж бросил.
– Бросил?
– Нет, я его бросила, но всегда надо говорить, что он, ибо за это как раз и платят нотариальные конторы:
– За обиду, нанесенную в потрясенную до глубины э-э почек душу.
– Хотите услышать второй вопрос?
– Без сомнения.
– Я скажу вам его, но с ответом не спешите, ибо сначала вы должны увидеть весь контингент.
– Я могла бы и по-фамильно.
– Лучше все равно подумайте.
И рассказал, что Кот – вы его не знаете – придумал, как можно быстрее и легче получить Нобелевскую премию.
– Создать группы человека по три, и кто получит, то будем делить, как и привыкли, на троих, – сказала Реди.
– Как вы догадались?
– Голливуд только тем и отличается от здешних, так сказать, произведений искусства, что знает всё тоже, но немного раньше.
– Вообще-то, – возразил Пли, – это сомнительное утверждение. Мне кажется, они знают, что-то совсем другое.
– Правильно, но это и есть именно тот временной сдвиг по фазе, который позволяет предвидеть.
– Хорошо, ваш кандидатский минимум – это найти третьего, ибо вы и я уже договорились?
– Да. И да: я знаю его.
– Кого его?
– Третьего, это Кот Штрассе, я имела с ним дело на БАМе, или как его там называют – Край.
– К сожалению, его еще не приняли в нашу организацию. Так-то бы, да, но СНС боится, что он ее переживет.
– Пережмет, вы имеете в виду?
– Да.
– Но у него нет денег. Так только пугает, что знает, где Александр Меньшиков зарыл свои сбережения, перед тем, как его посадили. И, конечно, это не бумажные деньги, а золото, и не просто золото, а золотые ожерелья, короны и ордена древних индейцев Майя. Вы представляете, сколько это может стоить. И даже больше, чем сами деньги. Ма-ги-я древнего культа крылатого змея Кецалькоатля.
– Да, но сомнительно.
– Что вы имеете в виду? Что ее нет, или что есть, но до нас всё равно ни бум-бум:
– Даже магия не достучится, – почему и сказано в Библии:
– Бросьте ее – бесполезно, ибо вы уже не можете окаменеть, как древние индейцы Майя, чтобы пройти в Тайный Храм Древних Мистерий.
– Именно окаменеть?
– Да, а вы не знали, что Каменный Гость приходит к Пушкину не для того, чтобы утащить его в бездну иллюзий, а наоборот, как и Петра – первого помощника Иисуса Христа, Он заставляет встать перед Собой, как – не как лист по стойке смирно перед травой, а именно:
– Окаменеть, – чтобы вынести без полного понимания Отречение от Него, от Иисуса во дворе первосвященника. И этим принять удар, направленный в Него – на себя.
Глава 43
На дворе Каифы:
– Ну, чего там у тебя, давай, – сказал первосвященник, не подходя близко.
Я не люблю фатального исхода, от жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года, когда веселых песен не пою.
Я не люблю холодного цинизма, в восторженность не верю, и еще —
Когда чужой мои читает письма, заглядывая мне через плечо.
(Стихи Владимира Высоцкого)
И… и прежде, чем Он успел испугаться, первосвященник ударил Его по лицу. Но в следующую секунду пришлось испугаться:
– Вверху была Вавилонская Башня, – и свет в виде зигзага уже направился вниз прямо на него. Он прочитал:
– NN, – двойной зигзаг молнии. – Зафиксированный в России Александром Пушкиным.
И Петр принял этот сигнал страха перед Прошлым, когда уже готов был сказать толпе, что:
– Был с Иисусом и пойдет за Ним навсегда, – в ответ на вопрос:
– А ты, кажется, тоже не веришь в бога отцов наших?
Ответил, прокашлявшись:
– Нет, я не знаю этого Человека.
Не верю, что Он говорил Правду, – и тут же молния с вавилонской башни переориентировалась, как будто получила другое шифрованное задание, и:
– Ударила в ноги, – Петр упал на колени.
Ибо Шифр этот имел простое задание:
– Бить в неверующего.
И второй раз ударил первосвященник Иисуса по лицу, и опять молния NN пошла, как на магнит, на испуг от отсутствия веры:
– От создания мира.
Петр успел сказать:
– Я не верю, что Этот Человек говорил правду.
И молния ударила ему в сердце, которое тут же окаменело.
Третий раз первосвященник ударил Христа по лицу – молния отделилась от Вавилонской Башни и направилась на страх Иисуса Христа, который опять принял на себя Петр, и упал головой в землю.
– Я никогда не видел Этого Человека, – сказал Петр, и молния поняла правильно, согласно заданию, зашифрованному в ней:
– Ударила в голову того, кто отрекся от веры. – Но не смогла повредить ее, так как Каменное Сердце уже защищало Петра от:
– Сил этого мира. – Хотя:
– Хотя он уже был мертв, как мертва была Графиня в спальне у Пушкина, выдавшая под ударами молний Рыцаря Золотого Камня, каким был Германн, эту страшную тайну Потустороннего Мира:
– Тройка – Семерка – Дама!
Дама, означающая в Системе Тарот цифру двенадцать. И сумма цифр всех трех ударов стала не 21 – как могло произойти, а:
– 22 – Номер последней главы Откровения Иоанна Богослова.
И, следовательно, не Жизнь, а:
– Смерть.
Германн, как рыцарь Розенкрейцер, выбрал смерть. Но.
Но не по своей воле, а обдернулся. Обдернулся, потому что к этому времени был не один, а связан с Иисусом Христом вечными узами.
Как и другие Апостолы.
Посредством страха Иисус передал Петру и силу братства верующих в Него. В силу через смерть.
Я не люблю, когда я трушу, я не люблю, когда невинных бьют.
Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более, когда в нее плюют.
Я не люблю арены и манежи, на них мильон меняют по рублю, —
Пусть впереди большие перемены, я это никогда не полюблю.
Пусть впереди большие перемены, я это никогда не полюблю.
(Стихи Владимира Высоцкого)
– Какие перемены планируются? – двое стражников культуры преградили путь парочке, состоящей из Редисон Славянской и Похороните Меня за Плинтусом.
– Иностранные корреспонденты? – сразу понял-решил Плин, – мы не уполномочены распространяться чужими тайнами.
– Ничего, ничего, – похлопала их по плечам Реди, – я скажу, мне можно.
– Почему? – спросил один из них, Ваня.
– И знаете почему? Я не буду рассказывать чужих тайн.
– Почему? – тоже спросил второй иностранный, кажется, корреспондент – Дима.
И она ответила:
– У меня своих тайн хватает.
Зачем мне чужие.
– Это как в песне? – спросил Ваня.
– В какой, простите?
– В песне про солнце: – Даже солнце нам не надо, если восходит оно на западе.
– Есть такая песня? – спросила Редисон, и видя, что парень вынул из большой походной сумки, которую раньше она не заметила, Грюндик, и что самое главное:
– Кажется, не местного производства.
– Щас сыграю, – сказал он, и нажал мягко спружинившую кнопку.
И сыграл, но немного ошибся к еще непривычной перемотке ленты, и запел:
Гёл
(Леннонмккартнеи)
Из зэре энибади гоинг ту листен ту май стори
Олл эбаут зэ гёл ху кэйм ту стэй?
Ши'с зэ кинд оф гёл ю вонт со мач
Ит мэкес ю сорри
Стилл, ю дон'т регрет э сингле дэй
Эх гёл
Гёл
И ребята так заслушались, что Плинтус попросил ребят:
– Пойти с нами.
– Зачем? – удивился Ваня.
– Нас там арестуют, – поддержал его Дима.
– Это совсем не обязательно, – сказал Пли, и показал на Реди: – Вот она тоже из Америки, а посмотрите на нее:
– Спокойно разгуливает по Москве, как у себя в Голливуде, и даже прямо призналась:
– Голливуда мне мало, хочу прописаться и здесь в Союзе – правда пока что – Писателей.
Они ее осмотрели с головы до ног, и:
– Поверили.
– Ладно, – сказал Ваня, – кто не ходил в тыл з-э врага, тот не может стать корреспондентом РС. Пойдем и умрем, так сказать:
– С микрофоном в руке, и песней Гёл на губах.
– В том смысле, что на губах этого Хрю, – и Дима похлопал Ванин приемник-магнитофон Грюндик по ушам. А почему еще? Не в гланды же ему заглядывать.
Они двинулись к двери Елисеевского, куда – мы видели – зашла наша похоронная процессия.
– Почему похоронная? – Потому что перед входом еще не молодой Войнич произнес вступительную речь:
– Но не минут на сорок, как, – он кивнул на СНС, – а на сорок пять!
– Так я и думал, – сказал Сори, – что подберете для своей атаки самый неподходящий момент, – и предложил Пелев скинутся на:
– Краски художнику не только слова – что значит, выразителя общего мнения, но и своего личного, так как – простите – но это не Малевич.
– И не Шагал, – добавил Пели, и после того, как они скинулись ему на краски, обошелся сокращенным вариантом:
– Похороним эту лавочку самомнения под обломками их самолюбия. – И все начали, так сказать:
– С самого начала, – а именно:
– Полезли в дверь шикарного гастронома, как будто это был ГУМ, в котором только что проснувшиеся вчерашние еще постояльцы в очереди вдруг увидели с этого самого утра пораньше на Иво еще закрытой двери объявление:
– С сегодняшнего дня очереди отменяются, и каждый пусть берет – за свои, разумеется, деньги – всё, что душе его угодно.
И самые ласковые слова здесь были не меньше, как:
– Задушу падлу. – Имеется в виду того:
– Который не стоял.
Здесь матом ругались меньше, но делали больше, а если и не больше, то все равно:
– Не мало, – а именно:
– Даже СНС поддалась всеобщему вдохновению, и схватила за плащ болонья на ремне с пряжкой – что для плащей было большой редкостью, так как их выдавали только шпионам, и то большей частью Гэдээрошным для их бело-бежевых партийных плащей. – Некоторые думали:
– Пряжки делать, конечно, не сложно, и можно бы делать вместо того, чтобы вязать ремни на поясе морскими узлами – для тех, кто пробыл три года на морфлоте, и часто вернулся лысым по неизвестным причинам от радиации, которой так-то – если вообще – и не бывает вообще, и:
– Простыми школьными узлами для школьников, – чтобы лучше изучали Долбицу:
– Как дома развязать узел на поясном плаще болонья только недавно купленном, если:
– По дороге из школы домой забыл, как это делается, так как до этого, или после этого целовался в этой самой раздевалке с одноклассницей, чего давно, даже почти никогда, а еще точнее:
– Вообще никогда еще не было, – и забыл, в какую сторону иво завязывал. – Теперь думай – не думай, а так в плаще придется и спасть ложиться, а до этого дела еще долго – значит, и уроки учить, и в футбол играть, а в туалет ходить.
Получается, как медведь:
– Везде в плаще болонья, как он в своей одной единственной шкуре.
И здесь парень заставил СНС сжалиться над ним:
– Я за им три дня стоял в ГУМе!
– Да мне по барабану, – вроде начала, как все леди, но слегка усомнилась в своих способностях к штурму этого Зимнего в виде доступного для всех, у кого откуда-то есть деньги – Елисеевского.
Она ослабила захват, но Кот Штрассе заорал благим матом:
– Сомкнуть ряды-ы! – как будто был, как минимум Расселом Кроу, но не с той стороны, где он пытает решить:
– На кого, собственно, работает наша разведка, – а там, куда забросила его судьба:
– В Древний Рим, – как генерал… нет, не генерал-губернатора, а:
– Генерала-Гладиатора.
И все те, кто пытался выбраться с покупкими, как-то:
– Колбасой Любительской с не только натуральным шпиком, но и мясом из мяса, а не из сои япона ее матери, и так далее, но именно эту колбасу хорошо попробовать сразу после выхода оттель с еще дымящимся от долгой жарки батоном, и:
– Сожрать чуть-чуть, но не больше кило, даже граммов семисот-восьмисот под вредную, как соседка с третьего этажа кока-колу, или такую же упертую в:
– У нас всё лучше натурального, – фанту.
