Czytaj książkę: «Hannibal ad Portas. Ультиматум прошлого»
© Владимир Буров, 2017
ISBN 978-5-4485-6771-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Только завоеванием мира мы можем остановить его мирное нашествие.
Сириусианская мантра
Глава 1
– Нам не надо девятьсот, – сказал Иван.
– Два по двести и пятьсот, – ответил грамотный Федор.
– Кроме водки ничего хорошего нет? – спросил любивший растянуть удовольствие Андрей.
– Бутылку шампанского и бутылку водки, – сказал четвертый, подваливая из туалета, – будем делать Гоголь – Моголь и Цыплята Табака.
– Вы уверены? – спросил бармен, раздумывая, стоит ли удвоить цену, ибо с самого утра продавать спиртное не разрешалось.
– Серебро берете? – спросил Иван.
– Нет.
– Золото?
– Пятерка?
– Есть и десятки, десятка, точнее. Но неужели у вас здесь всё так дорого стоит? – спросил Иван.
– Если вы из деревни, то дорого, а если московские спекулянты – нормально.
Бармен посмотрел на пятерку через яркое освещение стойки бара и решил:
– Настоящая, – но такой толпой: раз, два, три, четыре плюс телки вечером – может и не хватить, ибо я больше чем за триста пятьдесят не возьму всё равно.
– Почему? – Андрей.
– Зубы, наверное, еще целые, – цыкнул четвертый, к которому Иван недавно обратился:
– Слышь, Малик, тебе надо было кого-то взять с собой специально для пыток, а то у тя настроение часто не поднимается до уровня шуток юмора.
– А без этого никак нельзя?
– Ужас, усиленный юмором, нравится, девушкам, и иногда даже дамам более среднего возраста.
– Так пока мне зубы не выбили, – решил слегка улыбнуться бармен, – сколько вы просите?
– Все пятьсот, – без улыбки сказал Фёдор.
– Вам выдать наличными?
– Само собой, – ответил Иван.
– Вы учитываете, что до вечера вам вполне может удастся просадить существенную часть этой валюты? – спросил бармен.
– Хорошо, пусть остается у тебя, но учти, когда уходить будем возьмем тебя с собой, – сказал Иван.
– Зачем?
– У нас деньги считать некому.
– По вечерам, тем более, разливать некому летающие над головой бутылки.
– Не хочу.
– Что значит, не хочу? – удивился Иван.
– Если у вас даже вино разливать некому – значит, разливают сами, – ответил бармен.
– Что это значит?
– Он думает, что мы боимся отравлений.
– Значит, логика существует, – сказал Иван, а я грешным делом думал – врут знахари.
– Здесь, наверно, яд достать трудно? – спросил Малик.
– Да, вообще есть сомнения в его существовании, – сказал бармен.
– Почему?
– Люди стали никому не нужны.
– Что, так сказать, есть, что нет – пустота, – пояснил подручный Малик.
– Кто тогда правит миром? – с улыбкой спросил бармен.
– Кто правит миром, говоришь? – удивился Иван, – но уж точно не люди.
– Ну, хотя бы примерно, – не унимался бармен, – если не люди, кто есть хоть кто-нибудь видимый?
– Например? – спросил Фёдор.
– Ну-у, вот этот холодильник, или эта бутылка армянского пять звездочек, как по-вашему, умнее паровоза?
– Хороший пример, – сказал Андрей, – ибо любой человек может выполнить кое-какие свои желания, если станет, как этот холодильник, или бутылка пятизвездочного армянского коньяка.
– Что, например, он сможет?
– Например, сможет понять, что можно спасти собаку, которую постоянно пьяный хозяин хочет повесить за то, что она нападает на соседских кур, и не понимает, что собака сама по себе не может быть умнее человека, следовательно, это он и нападал на кур соседа, а убивает свою собаку.
– Скорее всего, этот пьяно-трезвый хозяин затылком понимает, что:
– Как бы не подумали на него! – закончил Иван.
– Ты мог бы, парень, за эту науку в магии, вообще нас обслужить сегодня вечером бесплатно? – спросил Малик.
– Не думаю, что у меня получится додуматься до таких феноменальных, но не очевидных результатов.
– Но в принципе, ты согласен? – спросил Иван.
– За деньги?
– Увы, бесплатно ничего не получится, ты обязательно должен принести жертву, – сказал Андрей.
– Вот эти пятьсот рублей? – почти удивился бармен, так как ничего другого ожидать не приходилось.
– Да, но не сегодня, – неожиданно для самого себя сказал он.
Вечером он посадил их за последний восьмиместный стол около оркестра. Как раз принесли лещей и пожарили для них лещей – каждому по огромному, чтобы не думали:
– Здесь обожраться невозможно, – и курицу до коричневых кусочков в духовке.
– Пельмени в горшочке со сметаной перед подачей можно прогреть в духовке? – спросил Владимир.
– Четыре двойных Огненных Шара сделаешь?
– Окей.
– Плюс.
– Еще?!
– Уверена, – сказала Люда, – они еще что-нибудь попросят. Кстати, у меня есть паштет, домой хотела взять.
– Ладно. И торт.
– Какой?
– Торт – пирог – тире: Московский.
– Это что значит?
– По-Киевски.
– Котлеты по-Киевски еще?!
– Нет, не думаю, вряд ли они съедят столько. Просто торт.
– Просто торт сделаем, и напишем: по-Киевски. Думаю, им будет по барабану к тому времени, когда они его позовут, из чего он сделан.
– На всякий случай уточни, хватит ли крема для надписи, скажем так, с намеком: На Казан!
– Без мягкого знака?
– Какой может быть мягкий знак, если мы, возможно, пойдем на вы.
– Ты со мной не расплатишься, в прошлый раз не трахнул в бане, думаю теперь придется трахнуть не отходя от кассы.
– Что это значит, в колбасном холодильнике?
– Я буду делать торт в кондитерском, придешь.
– Ты хочешь, чтобы я трахнул торт?
– Ну, если на меня опять не встанет – трахнешь торт, а я посмотрю.
– Окей.
– Ну иди.
Кажется, сегодня не мой день, чтобы разбогатеть на золотую пятерку. Зачем надо было заказывать столько? Не понимаю. Еще одну пятерку они всё равно не дадут.
– Ты, чё, такой расстроенный? – спросила леди, которую он не ждал, и уже тем более, так рано.
– Не могу быть бизнес-мэном, а почему, понять затрудняюсь.
– Ты лох по природе.
– Что это значит? По этой причине ты мне и не дала тогда?
– Почему потому что?
– Ты не умеешь просить.
– Да, пожалуй, именно потому, что боюсь не справиться.
– Я, собственно, по поводу сегодняшнего банкета вечером.
– Администратор принимает заказы.
– Они хотят, чтобы нас обслужил ты.
– Я уже не работаю официантом.
– Мы хотим, чтобы нас обслужил ты.
– Я попробую, но это маловероятно, чтобы официанты разрешили мне занять два стола на вечер. Впрочем, хорошо, я заплачу три рубля администратору.
– Где наш стол?
– Вас восемь?
– Да.
– Последний стол вас устроит?
– У оркестра? Только если ты договоришься, чтобы мне разрешили спеть.
– Серьезно?
– Нет, нет, я пошутила, теперь я пою только в туалете.
– Спасибо и на этом, а то я думал, что совсем не поешь.
– И да: на всякий случай я хочу другой стол, у окна, но прямо напротив стойки бара.
– Разве я еще не обещал его, если получится?
– Теперь, да, и знаешь, я пока всё еще разрешаю тебе мечтать обо мне.
– Ты думаешь, я.
Но предложение осталось неоконченным. Пока он проверял холодильник на наличие льда – она, как будто испарилась.
Ну так ничего страшного, не было и, похоже, даже не надо. Но на полу он увидел полтинник, который она, уходя бросила через стойку, и он не удержался на гладкой поверхности, а скорее всего, побоялся быть украденным, и пал низко.
Сегодняшний день вполне можно считать мистическим, если бы не заказ, на который он истратил почти всю золотую пятерку, а выпросить еще одну:
– Не знаю, получится ли.
В принципе можно весь этот заказ разместить на два заказа, ибо только что ушедшая девочка ничего специального не спросила. Правда, рыба речная, с костями, могут забастовать это моё усмотрение. Как ее готовить без костей – уму непостижимо. Сделать фарш безопасно, но очень невкусно, а тем более для этих окуней из прошлого.
Да, не похожи на деревенских. Может, с Сибирской зоны бежали? Для артистов рожи слишком ужасно-ватые.
– Как ты думаешь? – спросил он у пробегавшей мимо стойки Ириски, – частный промысел золота еще существует?
– Ты правильно расставил акценты, милый? – спросила первая леди больших круглых подносов.
– Почему?
– Уже – уместнее.
С какой бы стати у золотодобытчиков были такие каменные рожи? Хотя если приглядеться – всё нормально, а вспомнить:
– Страшновато.
– Точно, чё-то не то.
– Что простите?
– Ты что здесь делаешь?
– Вызвали ремонтировать холодильник. Кофе сделай
– Кофеварка еще не нагрелась.
– Хорошо, я подойду попозже.
– Я тебя прикрою вечером, если ты уже вопреки здравому смыслу нахватал заказов, – бросила на ходу Ириска, расставляя на столах вдоль кабинок пирожковые тарелки, которые заранее никогда не ставили на столы.
– Ты не сможешь?
– Почему я не могу, если всегда могу? – спросила И.
– У тебя головокружение, видимо, от успехов, расставляешь пирожковые тарелки, которые подаются обычно вместе с хлебом уже, так сказать: по требованию.
– Верно. Ты это очень верно заметил, для того, чтобы войти в форму мне нужен успех. Ты можешь мне его послать?
– Изволь, – и зачем-то послал ей воздушный поцелуй.
– Спасибо, а то я поэтому и волновалась, будешь или нет.
– Действительно, почему нет? – ответил Владимир, сам не зная, о чем.
– Пойдем сейчас и ты меня трахнешь.
– Да ты что!
– А что?
– Еще не вечер.
– Я загадала, что очень хочу сделать это утром.
– Так кругом народу, как собак – любимых человеком животных.
– Тем более, никто не обратит внимания, если мы зайдем в колбасный холодильник.
– В колбасный обязательно поверят, что только воровать и больше не зачем.
– Хорошо, пойдем в мясной, он тоже уже отрыт, и никто не подумает, что мы там.
– Почему?
– Мясники еще не выпили, прежде чем начать рабочий день раньше времени.
И он согласился, как баран прошел в мясной холодильник, и рад был, если мадам старшая официантка пошутила, и:
– Не придет, конечно.
– Пусть смеются, но больше пяти минут я здесь сидеть не буду.
Она пришла, заперла за собой дверь, не стала снимать ничего с себя, так как кроме юбки не ней уже ничего и не было, и пошло – поехало:
– Казалось ожили половинки туш, и застучали лапами уже кажется не способные к этому кролики.
– Милый, я уверена, что ты залез в меня головой, ибо ничего большего я не видела в жизни.
– Нет, честно, – добавила она, закрывая за ним дверь с той стороны:
– У тебя уши шевелились, как у меня.
– Как? – только и способен был спросить бармен.
– В разные стороны.
– Я не смогу работать сегодня вечером плодотворно, – сказала другая официантка, ждавшая его у стойки, чтобы заказать себе двойной кофе.
– Я тоже.
– Почему?
– Устал.
– С утра?
– Хорошо, за недорого, сделаешь мне потом еще один двойной, и пойдем, тебе сделаю такую зарядку, что плясать будешь до двенадцати ночи.
– Да ты что!
– А что?
– На кухне народ уже снует, как на вокзале перед приходом купейного скорого.
– Хорошо, – сказала она, переставила свою чашку вниз за барную стойку, и вошла за ней через дверь.
– Сюда нельзя, – ляпнул он.
– Никто не увидит, – тоже просто ответила она, и открыв дверцы нижнего шкафа, залезла туда.
Он подумал, что ему залезать не надо, а так прямо всё и получится, но она вежливыми жестами и его затянула внутрь.
И надо только считать за счастье, что кофе с прилавка не пролился ему на голову, когда он вылезал опять, и, о ужас! длилось действо не меньше пятнадцати минут, ибо настроиться на подводную лодку, как советовала Та – название этой официантки – именно всё это время не получалось.
Она даже выразилась:
– Ты не бойся, что она атомная, ибо, если и да, то всё равно окоченеешь не сразу.
– Не то, не то, – сказал он, – нужно немного счастья, а ты гонишь меня к безысходности.
– Хорошо, подумай, что ты умрешь, а сперма твоя останется, что означает по теории вероятности:
– Можно родиться заново.
– Из самого себя, – вы думаете, дорогая.
– У тебя никогда не умирала кошка?
– Недавно умерла.
– Вот, надо иметь способность заметить в новой своей кошке, маленькую частичку старой.
– Так бывает?
– Так должно быть! – и так ударила его ладонью по заду, что чашка кофе сверху задумалась:
– Пожалуй, и я так-то могу. – И действительно, наблюдатель появившийся с той стороны – а это был опять тот же Холодильник, так быстро справившийся с работой, что можно не сомневаться: она всегда у него здесь будет – удивился, что кофе, наполовину уже выпитой, вдруг начало опять подниматься, образуя пенку:
– Толще, толще и толще, что даже пузыри пошли, как из вулкана, точнее, его лавы.
И Хол слизнул ее, протянув наглую лапу через стойку, совершенного не подозревая, что:
– Пенку уже один раз слизнули до него!
А то говорят:
– Я два раза не повторяю! – Нет, можно, хотя и не без усилий, конечно.
Не в том дело, что два раза подряд сложно, удивляет другое:
– К обеим этим официанткам у него никогда не было ничего особенного, даже воображения, а сегодня так прямо и можно сказать:
– Всё наоборот. – Вот буквально почти:
– Можете поставить в очередь хоть этот холодильник, хоть пресловутые пять звезд армянского – смогу!
И уже встав, как человек – прямолинейно – осмотрел зал, пытаясь найти хоть что-то ему не подвластное в его сексуальном темпераменте.
– Да, все достойны моего внимания, даже барабан на сцене: как живая барабанщица-а.
Вот это жизнь! Хороша именно тем, что все в ней:
– Достойны самого близкого знакомства.
Он нагнулся и посмотрел, на месте ли администратор, ей писят, или больше – как? Ее, к счастью, не было, но противодействия никакого, тем более утрировать ни чему. Зав производством – вот надо на ком провести эксперимент, но не сейчас, конечно, после обеда.
Как раз она попросила его через поваров позвать его, чтобы спросить:
– Какие канапе вы предпочитаете видеть сегодня вечером?
– По списку ресторана высшей категории, как нам обещают скоро, и мы будем получать вина, коньяки, финские ликеры и шотландские Белые Лошади, впрочем, мало чем отличающиеся от самогонки.
Вечером он по запарке – а лучше считать, по элементарной логике экономии мест, которые именно и дают дополнительную прибыль, посадил за стол золотодобытчиков Холодильника, припершегося, как он обещал, но, вдруг пожелавшего сесть за стол, и а также лейтенанта, как всегда с небольшим количеством денег, но обещаниями, что жена может достать – если надо – кроссовки адидас. Точнее, даже не достать, а именно:
– Продать! – Спрашивать за сколько, было даже страшно.
Реципиенты не платят столько, чтобы бармен мог надеть французский адидас, а потом еще просить за свой товар прибавочную стоимость за полный долив, хотя, может быть, и не того же самого.
Они пришли, сели за стойку и один из них, Малик, спросил:
– Какой наш стол, я забыл?
Остальным, чтобы не обижать, Владимир налил по Огненному Шару – решив про себя пока что:
– Может и бесплатно. – Так сказать, за свои чаевые. Имеется в виду, те, которые шли сверх обычных.
– Как обещал, у самого оркестра, последний стол.
– Других не было? – спросил Андрей.
– Мне показалось, что вы сами выбрали именно этот, ибо сзади нет возможных противников.
– Что там делают еще два олуха? – спросил Федор.
– Еще? В том смысле, что стол на восемь персон, сегодня суббота, свободных мест нет.
– Если что – я пересажу их сюда, за барную стойку.
– Почему сразу нельзя? – спросил, наконец, и сам Иван.
– Этих я могу пересадить от вас, если вы, например, захотите подсадить телок к себе, а так – места займут и всё.
– Как, и всё?
– Администратор сама посадит, в субботу ресторан должен быть переполнен.
– Сегодня суббота?
– Точно не знаю уже, – ответил бармен Владимир, – но говорят, да. Я всё утро занимался сексом, что проверить календарь так и нашлось времени.
– Хорошо, – сказал Иван, – пусть сидят, но потом нам надо будет подставить еще один стул для телок.
– Зачем? вас и так будет четыре на четыре.
– Ты упомянул, что хочешь сегодня трахнуть зав производством – так вот: отдашь ее нам.
– Я не говорил.
– Ты записал своё пожелание на листе бумаге, как подарок нам, – Иван кивнул на записку внизу, Не забыть:
– Трахнуть зав производством.
– Да, ну, вы что!
– А что? – спросил и Малик со второго сиденья от колонны.
– Не захочет, что ли? – решил уточнить Фёдор.
– Побоится, – решил не обижать гостей бармен.
– Так не при всех, а как стемнеет, – пообещал Иван.
Они уже встали, чтобы идти к столу, как бармен по глупости взял на себя обязанность:
– Еще одна пятерка нужна, – выдал почти неожиданно для самого себя.
А она уж летела, сверкая в вышине, как птица счастья, удержать, которую непросто, если вообще возможно.
– Бред, чушь и бред – она никому не даст. – Ибо:
– Стыдно, – потому что народ здесь всё узнает.
С другой стороны, они все равно ничего не понимают, скажу, что администратор – это и есть зав производством.
И как будто кто-то из них услышал его мысли – подошел Федор и попросил одолжения:
– Я должен проверить ее в деле прямо сейчас, а то вдруг напьются ко времени равноденствия, и им всё равно будет, хоть козу подавай.
– Так тем более, – сказал бармен, – какой смысл проверять.
– Ты, видно, не знаешь, друг, что завтра обязательно вспомнят:
– Что именно?
– Вспомнят, что была не та, которую ты обещал за пять золотых.
– Для этого кто-то должен быть трезвым, чтобы рассказать о правде.
– Я буду, – ответил Федор. – Хотя с другой стороны, скажу тебе: и без меня за неделю, а всё равно вспомнит, что не та была принцесса.
– Я не обещал принцессу.
– Обещал, обещал, ибо принцесса – это хозяйка банкета. Пригласи ее прямо сейчас за наш стол.
– Думаю, поздно, она уже ушла домой.
– Жаль. Хорошо, покажи администратора, который должен ее заменить.
И было:
– Ей легче на голову надеть маску Хелло-уина, чтобы дольше не надоела. Хорошо, на всякий случай скажи, сколько ей надо заплатить, чтобы.
– Чтобы, что?
– Чтобы смеялась во время этого дела.
– Пол пятерки хватит. Лучше официантку взять, а скажем, что она – администратор.
– Аура не та, – сказал Федор. И добавил: – Мы будем это чувствовать.
– Неужели в тайге так развивается ясновидение, или что у них есть еще там?
– Энергетика, если не сразу, то после второго часа обязательно чувствуется.
– Да? Что-то я не замечал.
– Неужели ты, парень, и на втором часу способен к трахтенбергу, как и на первом?
– Вы так проверяете принцесс?!
– Да.
– Значит, правильно, только зав производством может быть способна на эту почетную должность.
Глава 2
К закрытию гости напились так, что выбрали и забрали с собой не зав производством, которая была уже не против, и кажется, даже просила их молча, да, но:
– Только с Федором, – полюбился он, видимо, ей тем, что очень полюбил прилюдно, никого не стесняясь.
Все ушли вместе с замзав производством, которая явно уступала первой леди кухни и ростом, и весом. Но:
– Имеет свободную комнату, – сказал Хол, присев за стойку.
– Ты думаешь поэтому?
– На ночь всем нужно пространство, даже не людям.
– Ты думаешь, они не люди?
– Замороженные какие-то.
– Обещали прийти завтра, – сказал, залезая на высокий барный стул лейтенант. – Налей мне что-нибудь, – обратился он к бармену.
– На сколько, – спросил Вова.
– Завтра отдам.
– Нельзя, у меня и так будет недостача. Эти ребята набрали больше, чем заплатили.
– Но они тебе заплатили золотом? – улыбнулся Холодильник.
– Это они тебе сказали?
– Подслушал, что за всё платят золотом.
– Я им обменял золотую пятерку, чтобы могли расплатиться с Ириской за горячее.
– Покажи золото, – попросил лейтенант.
– Нельзя.
– Почему?
– Сегодня не Казанская. – Но показал.
– Подделка, – сказал Холод, – я видел золото, оно не такое красное.
– Медь, – подытожил лейтенант.
– Зря вы здесь остались после закрытия ресторана.
– Почему?
– Вы испортили мне всё настроение.
– Да-не расстраивайся ты – вдруг оно червонное.
– Давай я попробую согнуть его между пальцев, – сказал Хол.
– Не получится.
– Почему?
– Потому что у меня никакого золота нет, я только пошутил.
– Мы согласны, если сделаешь по Огненному Шару.
– Нет. У меня сегодня и так одни убытки. И вообще, я думаю, это опасные ребята, скорее всего, да, с золотых сибирских приисков, но не просто пришли или приехали, а сбежали.
И она, как к счастью, вошла во всей красе своей полноты и необъезженности.
Даже Федор, чокнувшись с ней под канапе с ТК, красной и черной икрой не удержался:
– Сейчас нельзя?
– Что нельзя? – спросила дама.
– Хочет с вами поговорить один на один в банкетном зале.
– Это естественно, – улыбнулась она, предполагая, однако, что парень хочет сделать большой заказ, человек на семьдесят.
Но вернулся даже не раскрасневшийся.
– Что, не вышло?
– Там народу, полный зал, даже пересчитать успел, двадцать шесть – тире тридцать два человека, – ответил Фёдор.
– Что так неточно? – спросил Владимир, предчувствуя шокирующее сообщение.
– Ну, она сначала, да, и даже залезла со мной, как дура, под стол, ближний к выходу, а потом говорит:
– Мало одной золотой пятерки, стесняюсь я при тридцати двух человеках сама над собой потешаться.
Следовательно, еще просит, а у меня больше нет, не дал царь больше, сказал, вообще:
– Месяц на эти деньги держаться, – ибо по сведениям столько здесь и директор завода не получает. Если считать по-честному.
– Он золотой артелью командует в Сибири, что ли, – спросил Владимир, – как царь?
– Да, что значит, не токмо за золото, но и от души подчиняются, как шестеренки часовому механизму.
Оказалось, впрочем, не невероятное, что Лариска при всех залезла под стол за золотую пятерку, а попросила сначала выгнать весь уже собравшийся банкет, именно тридцать два человека, как ей было лучше всех известно по готовящимся для жертвоприношения блюдам.
– Хорошо считает, – только и сказал Фёдор, а я думал их меньше.
– Так вы поспорили на количество гостей в банкетном?
– Да.
– Зачем?
– Она сразу захотела не отказаться, а я обещал Ивану – только проверю на вшивость, что Ауру имеет.
Владимир схватился за сердце:
– Чувствую, с вами мороки будет-т!
– Что, много?
– Больше, чем я ожидал.
Лариса опомнилась у себя в кабинете, попросила бригадира передать, что обещает лишний торт с цветным – три, даже четыре, цвета кремом:
– Сделать бесплатно.
Но и там какой-то лиходей нашелся, замахнулся:
– Чтобы был Киевский!
Грехи наши тяжкие, да кто же его здесь умеет делать?!
Но ответили:
– Напишем, хоть Полет сахарный!
– Лишь бы вы обожрались, гости дорогие, и жопа слиплась! – как посмеялись замзав производством и бригадир этой смены. И так как Кондитерка давно ушла, то и без печали сделали его сами по тому же образцу, что и печеночный паштет, только не из мяса, а из муки и масла.
Повариха с холодных даже пошутила:
– Может, они путают Котлету по-Киевски с тортом Киевский?
– Не исключено, – сказал, как раз остановившийся около нее музыкант, чтобы попросить немного салатика за закуску, ибо буфет был на его примете:
– Следующим.
Музыкант выпил писят и рассказал, что вчера на хате Иван, который гулял здесь в субботу с беглыми картожниками, как они сами называли себя для смеха, по пьянке проиграл Еноту половину золотого запаса.
– Сколько у него было? – спросила новая кассирша, отодвинув фанеру окошечка.
– Не знаю, но говорят, у них был мешок золота, который могли таскать только, разделив его пополам Малик и Андрей.
– Столько не бывает, – даже чуть не налила сама себе буфетчица, но вспомнила: так на новый дом не накопить никогда. И воздержалась сердешная.
Бармену эта буфетчица нравилась, так как показала дорогу к счастью, точнее:
– К его существованию в реальности.
А именно, она назвала сумму, которая у нее уже есть:
– Пятнадцать тысяч, – ранее кажущейся ему несуществующей, как личная реальность.
Теперь стало ясно:
– Накопить деньги можно, – а, следовательно, и:
– Иметь их.
Фантастика, перешедшая в правду:
– Достаточно поверить в существование денег, и они будут.
Вечером они пришли в бар, потом чуть ли не сразу начали играть в карты на своем столе у оркестра. Директор оказался:
– Еще здесь, – и сев на стул между кофеваркой и холодильником, молвил русским языком:
– Нельзя играть в карты в ресторане.
– Почему?
– Это не та радость, которая достается всем.
– Передай ему, – сказал Иван, – я проиграл половину золотого запаса своей земли в его личной составляющей, что почти одно и тоже.
– Один раз, – сказал директор, поверив, что у реципиента, действительно есть золото, – и только после закрытия.
Иван прислал ему чикушку водки с извинениями, что вынужден экономить. И банщик, шоркающийся тут же, чуть ли не под столом, пригласил всех в баню, точнее, в сауну, хотя приезжие ребята не могли поверить, что это такое, чем-то лучше парной и проруби.
На следующий день их не было даже в бане, не было и самого банщика и до такой степени, что баня оказалась закрытой. Долго не могли поверить, ибо надеялись:
– Игра на золото требует уединения. – Нет, там было темно.
Холодильника тоже не было, хотя он не играл в карты, но выпить вместе со всеми:
– Мог.
– Угостили и пропал, – сказал Дима из Москвы, который крутил здесь по понедельникам дискотеку.
Хотели узнать, на месте ли зав производством, но у нее был выходной, как сообщили и – значит:
– Нет и её.
Потом пришла гимнастка, как обычно, прямо в спортивном костюме, и вместо того, чтобы заплатить за коктейль, который она пила стоя прямо у кофеварки – сообщила ненавязчиво:
– Я их видела вечером в парке Пушкина.
– Что это значит? – спросил Дима. Но гимнастка уже ушла, пообещав, что вечером:
– Я расплачусь.
– На дискотеке? – спросил бармен Владимир для уяснения, что это значит: – Да, или: за это дело придется налить еще. А.
А шли каждодневные убытки, ибо последний раз Федор попросил целый большой пакет:
– Дорожный, – как он сказал. – Коньяк пять звезд, бутылка водки, две шампанского: брют и полусладкое, курица, жареная до коричневой корочки, почти как в Прибалтике в печи, только что кости нельзя было есть. Здесь, имеется в виду, там:
– Хрустели, – как карандаши в первом классе, когда не совсем ясно, что написано на доске, то ли:
– Мама мыла раму, – а можно подумать, что рядом забыли стереть уравнение, которое надо решать в два действия, а как это возможно:
– Абсолютно не ясно.
Ибо:
– Когда начну второе – первое уже забуду, и как их связать вместе – не сказали.
Также получалось и здесь:
– В парке видели, в бане были, а решения, где сейчас – отсутствует, как будто не существует вовсе в области рациональных размышлений.
Бармен подумал, что вообще что-то не то происходит, ибо:
– Некоторые вещи случаются – по крайней мере – продолжаются два раза, а другие – не бывшие:
– Есть сомнение, что их точно не было. – Как и сейчас он спросил официантку, пролетавшую мимо, не обращая на него внимания, так как знала:
– Очередь большая, – с она, если и будет, то только в её Гумовском варианте:
– Надо отстоять три этажа за два дня, – иначе если размер Аляски и достанется, то только на 8—11 номеров больше.
Что значит в данном варианте:
– Абсолютно не могу: кругом пустота.
Он спросил уже ей в спину:
– Как тогда хочешь?
– Замзав не даст ключи от холодильника, – ответила, остановившись через пять шагов леди сферы обслуживания.
– Да я так просто, на всякий случай пошутил, – испугался бармен.
– Назначаю тебе встречу через семь минут в банкетном зале за
занавеской.
– За шторами?
– Шторы тяжелые, могут упасть.
– Хорошо, не буду тебя разочаровывать покладистостью, следовательно, как я уже выяснила:
– За шторами.
– Я сказала, за шторами? Нет, конечно, за занавесками. И знаешь почему?
– Нет.
– Нас смогут увидеть только сзади. Спереди будут непроницаемые шторы.
Но весы еще качались. Он не верил, что Лопахин мог вот также – почти случайно, но не один раз – трахать Раневскую за шторами зрительского сознания.
Никто не поверит, но сейчас и проверим.
Он пошел за Ириской – не спутать бы с Лариской – Виринеей толстенненького производства. И без всякого внутреннего сопротивления трахнул ее два раза подряд.
– Зачем?
– Чтобы всё было по-честному: один раз за занавеской – другой прямо за шторами, чтобы видели с улицы.
Хотя какая здесь улица, так только вид на старый заброшенный, возможно даже, вишневый сад, дверь со ступеньками в винный склад и на будку охранницы ворот на случай ночного завоза товара – возможно вырезки или колбасы ТК, а возможно и наоборот:
– Могут украсть. – Ибо:
– Самое лучшее воровство – это воровство у себя, и так уже укравшего всё, что можно, и немного даже больше, так как:
– Не хватило чуть-чуть на третью в этом году Стенку для комнаты дочки, где и так была уже одна. – Но:
– Так как раньше мы их не получали даже вообще в мебельные магазины, то теперь и придется:
– Дома, а ходить всё равно только боком.
Можно бы на руках, но жаль жопа у всех здоровая – перевешивает само равновесие.
Возможно здесь люди такие жопастые, что привыкли бояться прямо по песне:
– Может скажут пейте – ешьте, ну, а может:
– Ничего не скажут, – ибо осталось только Каберне и шоколад, а и то всё последнее:
– Только что есть на витрине.
– Нищета приводит к нарушению божьей заповеди, – сказал Холодильник, – знаешь почему?
– Нет.
– Нельзя ничего запасать, а здесь только этим и занимаются, что солят, мочат, маринуют и варенье варят.
– Это кто сказал, что нельзя запасать?
– Сказали.
– Кто, ни разу не слышал, – сказал бармен.
– Моисей так разъяснил отсутствие питания в пустыне своим нукерам.
– Именно, нукерам?
– Ну, не знаю, как их там звали, – ответил уклончиво Хол.
– Не прикидывайся, у тебя на роже написано, что ты еврей, – сказал, присаживаясь лейтенант.
– Ты-то что здесь с утра пораньше делаешь? – спросил Вова. А Хол добавил:
– Бесплатно он не нальет.
– Почему?
– Потому что мне уже налил.
– Ну, я говорю, что еврей.
– Если бы я был евреем, то уже уехал бы отсюда, и работал в кибуце порядошным человеком, ел, пил, ничего не платил, а только.
– Только мыл посуду на мойке, – сказал лейтенант, – ибо больше ничего делать не умеешь.
– Если бы я был евреем, то поступил в университет, как человек могущий запомнить не только фамилии, но и имена и отчества всех русских царей, начиная от их Кобылы.
– Пожалуйста, – сказал Владимир, – не устраивай здесь Поминки по Финегану.
– Почему?
– Кто много знает – всё равно, что ничего не знает, ибо не примут его в университет, а заставят сначала быть первым среди своей сотни.
– Я не еврей.
– Вот, пожалуйста, он уже не еврей, – сказал лейтенант. И добавил: – Хотя по халявным замашкам очень похож.
– Как и ты, – засмеялся Хол. И добавил:
– Ты сколько золотых пятерок заработал за эти два дня?
– Я? Две. Но у меня недостача по кассе семьсот рублей. Могут ревизию сделать.
– Мы никому не скажем.
– Не надо песен, без денег я больше никому не налью. Ибо.
– Ибо?
– Тяжело быть барменом в стране, где ни у кого нет денег.
Более того, он поднял вверх палец, предполагая недопонимание:
– Особенно куркули не хотят ничего платить, – закончил за него Холодильник, уже слышавший от бармена эту присказку, что платить надо именно потому, что деньги:
– У тебя, сукин сын, дома есть! – Как грится:
