Czytaj książkę: «Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга восьмая»

Редактор Владимир Борисович Броудо

ISBN 978-5-4496-5240-9 (т. 8)

ISBN 978-5-4496-1702-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рыжик Анатолий Игоревич
(вып. МВИЗРУ ПВО 1971 г.)

Рыжик Анатолий Игоревич

Жизнь в зелёном мундире
(Продолжение. Начало в Сборниках «Благословенно МВИЗРУ ПВО», книги пятая, шестая и седьмая 2019 г)

Командир зенитно-ракетного дивизиона

Предисловие

Жизнь категория временная, имеющая начало и конец. В моём понимании: жизнь – это путь.

Путь у всех разный. Свой путь.

Двигаясь по одному пути, мы порой движемся в разных направлениях….

Идя в одном направлении, мы можем двигаться по разным дорогам…

Один начиная свой путь, идёт по бездорожью, по такому, что иногда приходится и ползти.

Но он упрямо идёт вперёд.

Упорно, не боясь сложностей.

Дорога по бездорожью – борьба.

С ямами, ухабами и грязью.

Для чего? Очевидно, чтобы выжить, показать, что можешь, что ты не хуже.

Тут не заснешь! Можешь обогнать таких же барахтающихся в грязи, как и ты. А если ты силён, если повезёт – можешь даже догнать того, кто с рождения осуществляет движение по ровной дороге.

Главное не суетиться, выдержать и не завязнуть.

Глядишь и видишь – дорога улучшается, становится твёрдой, исчезает грязь…

Другой с рождения плавно перемещается по прекрасной дороге жизни, совершенно не предполагая, что есть другие – плохие пути. Он уверен – это не для него.

Иногда происходит неожиданное падение в яму, причём в такую глубокую, что сложно выбраться.

А он не готов, не знает, как, не выдерживает…

И всё же ровная дорога хороша: летишь пулей, никого не замечаешь. Вперед и побыстрее….

А куда? К чему? А что дальше?

Промчался к концу пути и …ВСЁ.

Жизнь – это дорога, имеющая начало и конец.

А что ты видел кроме гонки, которая размазывала вокруг тебя видимость и мироощущения?

Как ты себя чувствовал, когда обгонял, забрызгивал грязью отстающих?

Можно ехать поспокойнее, ровно и монотонно держа скорость.

Возникает опасность заснуть и не заметить кювет. Или проснешься и ахнешь – уже конец пути. Приехал…

Некоторых устраивает путь в колее.

Очевидно, это самый простой, спокойный и незаметный способ перемещения по жизни – куда выведет. «Чужая – эта колея…»

Видна спина (иногда и ниже) впереди идущего.

Зато, обернувшись можно увидеть завистливые выражения лиц, следующих за тобой.

Тебе путь определён именно в этом порядке, на этом месте. Не вырваться вперёд, не обогнать.

Но ведь и тебя никто не обгонит! Вроде бы хорошо.

Спокойно, надёжно и размеренно-определено: куда все – туда и я.

Бег на месте, одним словом.

Не интересно.

Конечно, путь редко у кого получается одинаковым на всём его протяжении – монотонным и однообразным.

А если так выпало, «повезло», то и по нему можно идти по-разному. Интересно идти.

Обычно путь – это дорога по жизни с чередой меняющихся стремлений и желаний достичь каких-то целей. Идут по пути с разной жизненной энергией, разным состоянием здоровья.

Здоровье надо не беречь – его надо рационально использовать.

Силы нельзя тратить на ерунду. Береги их.

Главное – чтобы хватило сил!

Однажды я поехал с генералом Янушкевичем на охоту. Втроём: он, я и солдат – водитель нового, только что полученного УАЗика.

По дороге застряли в грязи так, что полуоси скрылись, а машина почти легла набок.

Хоть и новая машина – но бездорожье…

Водитель боролся с «засасыванием» машины в грязь как мог: откапывал колёса, а жижа опять нещадно засасывала их, подкладывал в колею доски и тряпки, но они исчезали в бездонной грязи.

Взмокший и отчаявшийся солдат доложил генералу – выехать невозможно.

Тогда тот сам сел за руль.

Дал команду открыть двери с противоположной завязшей стороны машины и повиснуть нам на них.

Несколько рывков – и …машина выехала!

Вот так и в жизни: один бьётся как рыба об лёд, а другой, умудрённый опытом, мгновенно решает трудную задачу. Один в начале пути – многого не знает, другой опытный, но уже в конце, ослаб.

Учись!

Какой путь лучше?

Конечно, тот, по которому идёшь ты.

В этом будь уверен – иначе, зачем ты его выбрал?

Если он не хорош и тебя не устраивает, не тяни, смени его, а то далеко зайдёшь. Не туда.

Но если ты даже убежден, что находишься на верном пути, то всё же посмотри, как идут другие.

Сравни и подумай. Всё познаётся в сравнении.

И ещё. Не забывай – ты не один. С тобой любимые люди, те, за кого ты ответственен.

С тобой те, кто дал тебе жизнь, знания, навыки. Кто переживает и любит тебя, даже если ты не прав.

За тобой идут как в связке те – кто дал тебе жизнь и кому ты дал жизнь, те, кто верит в тебя как ни в кого другого.

Сделай для них все, что только возможно, для того чтобы их путь был легким и это, пожалуй, лучшее, что ты сможешь сделать.

Не подведи, не предай. Иначе сам предан, а то и проклят будешь…

С тобой друзья. Цени дружбу больше чем сиюминутную цель, даже если эта цель быть первым.

На меня произвел впечатление случай, который произошёл в Сиэтле несколько лет назад на Олимпиаде инвалидов.

Забег на сто метров. На старте девять спортсменов – они все инвалиды: или физические или ментальные.

Прозвучал выстрел и начался забег. Не все бежали, но все хотели принять участие и конечно победить.

Они уже пробежали треть дистанции, когда бегущий мальчик споткнулся и, перевернувшись несколько раз, упал заплакав.

Остальные восемь участников услышали его плачь. Они замедлили бег и оглянулись.

Они остановились и вернулись обратно…. Все!

Девочка с синдромом Дауна присела радом с ним, обняла его и спросила: «Теперь тебе лучше?».

Потом все вдевятером, пошли плечом к плечу к финишной линии

Стадион долго аплодировал стоя…

Мы не настолько больны, чтобы чувствовать чужую боль, но мы достаточно здоровы, чтобы понять и то, что нашу боль никто не примет как свою.

Жизнь – это путь. Твой путь – тебе и выбирать.

Глава первая

Часть 1

До пословицы смысла скрытого

Только с опытом доживаешь;

Двух небитых дают за битого,

Ибо битого – хрен поймаешь…

Навалилось…

Наступило «череповецкое» лето.

В любом виде – лето есть лето, тем более оно было не таким уж плохим. Так говорят…

Увы, я не видел – мне было не до него.

В конце мая командир дивизиона убыл в Калининскую (ныне Тверь) академию ПВО, поступать на командный факультет.

Я принял должность и был назначен приказом командира бригады, временно исполняющим обязанности командира седьмого зенитно-ракетного дивизиона 79-й гвардейской бригады.

Поставили исполнять должность меня, хотя начальник штаба был выше по должности и имел звание «майор».

Он был суетливым, безграмотным по специальной подготовке и прибыл в дивизион «дослуживать» до пенсии. Толку от него было мало, и командир перед своим убытием в академию отпустил его в отпуск.

Это было неверным решением – офицеров не хватало, но майор Музыкин – начальник штаба сумел уговорить командира.

Шёл пятый год моего пребывания в войсках.

Лето 1976 года.

Дивизион претерпевал сильнейшие кадровые изменения, да такие, что всвязи с переводами к новому месту службы в подразделении осталось пять офицеров и один прапорщик! Это при штатной численности в 19 офицеров и 15 прапорщиков (сверхсрочников).

Несмотря на это, комиссия, приехавшая из бригады проверять готовность дивизиона к несению боевого дежурства, допустила нас к выполнению боевой задачи (очевидно не видели другого решения проблемы).

Об этом я доложил заместителю командира бригады о том, что у меня не хватает номеров боевого расчёта, и мы не в состоянии нести дежурство.

Тот в свою очередь доложил о таком положении с численностью дивизиона командиру бригады.

Выход командование нашло такой – отдать приказом в состав боевого расчёта офицеров соседнего дивизиона. Тех, кто только что сменился с дежурства. Они обязаны были приехать теперь в мой дивизион и, находясь в командировке – продолжать нести дежурную службу.

В указанный срок никто из соседнего дивизиона на дежурство не приехал.

Я обратился опять к замкомбрига. Тот мне сказал, что никто и не приедет: приказ составлен «для прокурора» – если что случиться. Люди везде измотаны. Я со своим расчётом обязан «как-то справиться».

«Как-то» означало только одно – не делать смену дежурных сил!

Это недопустимо по физическим данным человека – непрерывное дежурство, поэтому я усилил расчёт ещё одним номером – планшетистом, и разрешил офицеру ночью спать на командном пункте зрдн.

Планшетист дублировал, находясь в другой боевой кабине, дежурного телефониста, и обязан был при поступлении на КП боевых сигналов докладывать офицеру – начальнику дежурной смены сокращённого боевого расчёта. Получилось двойное резервирование. Эта система заработала, но у меня были ещё одни проблемы – трудности и с нехваткой солдат.

Поздней осенью 1975 года закончилось строительство сооружения «Панцирь», которое

предназначалось для хранения спецракет ПВО.

Ранней весной «Панцирь» был «обвалован» землёй и подключен к специально выстроенной котельной.

Сооружение покрасили, подготовили документацию и оборудование. Всё это делалось силами солдат дивизиона, которых и без этого не хватало для решения всех стоящих перед подразделением задач.

Такое строительство в армии прозвали «хозспособом» подразумевая, что объект стоится в «свободное от службы время». Как будто такое есть.

Так строили казармы, навесы, свинарники …так мы строили и …сооружение «Панцирь», в котором должны были разместиться три специальные зенитно-управляемые ракеты ПВО.

Раз должны были разместиться, то и разместились.

Снаряжение и загрузку в хранилище произвели в мае 1976 года, и это опять свалилось дополнительными серьёзными задачами на мою «бедную голову»!

Как только построили сооружение «Панцирь» и загрузили его ракетами, то сразу в дивизионе появился новый пост – особой важности.

Была дана команда ставить на этот пост «самых лучших» солдат, а их даже плохих не хватало.

Откуда им взяться – штат никто не увеличивал.

Сам пост – сооружение «Панцирь» оградили тремя рядами колючей проволоки, а начальник штаба бригады подполковник Столяров «сочинил» «Табель поста» и «Особые обязанности часового по охране специального сооружения».

Эти обязанности Столяров должен был разработать со своим штабом исходя из важности объекта, но в соответствии с уставом.

Документацию разработали и начали в соответствии с ней нести службу.

Сразу возникли вопросы по разработанным подполковником Столяровым обязанностям часового, а особенно по положению о применении оружия.

Его разрешалось применять при подходе нарушителя ближе трёх метров к рядам колючего ограждения.

Без предупреждения! То есть без окрика и предупредительного выстрела.

Вроде есть смысл – нечего ходить, где не следует.

Но в дивизионе угольный склад котельной спецсооружения находился в десяти метрах от внешнего ряда колючей проволоки.

Я боялся, что ночью кочегар пойдёт «не в ту сторону» и часовой его застрелит.

Перенести склад в другое место по технологии отопления сооружения «Панцирь» не представлялось возможным.

Доложил о своих сомнениях подполковнику Столярову. Он меня внимательно выслушал, подтвердил, что это нехорошо, но, тем не менее, оставил документацию без правок.

Объяснил мне это он так:

– «Часовой в соответствии с этим положением применяет оружие без предупреждения по нарушителю. Остальным там нечего делать».

Я попытался возразить:

– «Мало ли чего… Кочегары угорят в котельной и попрутся…, это же рядом с границей поста…, менее 10 метров!».

Начальник штаба задумался, а потом изрёк:

– «Ну, ты Рыжик нагнетаешь обстановку…. Следи лучше за тем, чтобы был порядок в дивизионе, и чтобы не ходили там, где не положено.

А по «своим» часовой, если он не дурак, оружие применит с предупреждением, следовательно, он сделает окрик, затем предупредительный выстрел. Никуда твои кочегары после этого не полезут – испугаются!».

Ошибся подполковник Столяров, и эта ошибка стоила жизни кочегару и пять лет тюрьмы часовому…

Убийство

В этот злополучный день меня вызвали на подведение итогов в бригаду.

Я попытался отпроситься у комбрига, сославшись на боевое дежурство и нехватку расчёта дежурной смены, куда входил и я. Мне категорически было отказано – подведение итогов в бригаде проводилось за месяц и моё присутствие обязательно.

Рано утром я прибыл в дивизион, провёл «развод» личного состава по местам работ и занятий, затем на УАЗ-469 выехал в Питино – где находился штаб бригады.

Итоги были «как всегда» – из них следовало, что все выполняли свои служебные обязанности очень плохо, и, судя по докладу начальника политотдела полковника Абдурагимова «Наша Социалистическая Родина из-за этого опять находилась в серьёзной опасности». Ничего нового.

После подведения я сделал коё-какие дела и уже собирался выезжать обратно в дивизион как меня срочно вызвал комбриг – полковник Денисов.

Я прибыл к нему в кабинет. Там находился начальник политотдела и заместитель командира бригады подполковник Хозяинов.

Комбриг сообщил:

– «У тебя в дивизионе чрезвычайное происшествие – часовой стрелял в солдата. Что произошло, твои балбесы толком не доложили.

Вроде тот, в кого стреляли, ещё жив, и его транспортируют в Череповец на операцию.

Срочно выезжай в дивизион. С тобой поедут подполковник Хозяинов и полковник Абдурагимов».

Мы немедленно выехали в дивизион. Всю дорогу начальник политотдела причитал:

– «Ну, как это произошло? Как он мог стрелять?…

Зачем ты поехал на совещание и бросил дивизион?

Хоть бы солдат живой остался…».

И, обращаясь к Хозяинову:

– «Виталий Николаевич! Надо было с собой начальника штаба взять – это его участок….

Много нареканий на этого коммуниста… Нам тоже башку оторвут, если узнают, что в дежурном дивизионе всего пять офицеров.

Сейчас комиссии округа и корпуса «пачками» будут приезжать в бригаду и к Рыжику».

Хозяинов его успокоил, сказав, что дал команду, и в дивизион выехала группа офицеров с соседнего подразделения для усиления состава боевого расчёта.

Мы загрузились на паром, и он вскоре отошёл.

Я заметил: паром с противоположного берега реки двигался необычно близко, приближаясь к нашему.

Когда судна сблизились на минимальное расстояние, то мы увидели грузовую машину моего дивизиона, в открытом кузове которого (в белом халате) стояла и махала руками фельдшер.

Она кричала мне:

– «Ранили рядового Ишкова. Пулевое ранение в грудь, в область сердца».

Я прокричал ей вопрос:

– «Он жив? Как состояние?».

Она ответила, что не может понять: он в коме или уже умер. Фельдшер кричала что-то ещё, но уже нельзя было разобрать.

Паромы быстро разошлись, удаляясь друг от друга на безопасное расстояние.

До дивизиона мы ехали молча. Я дико переживал, понимая, что произошло и что за этим последует.

Посмотрел на подполковника Хозяинова и полковника Абдурагимова. Первый был спокоен, а второй сразу как-то посерел и ссутулился.

Начальник политотдела уже не причитал, а глубоко погрузился в свои мысли.

У въездных ворот нас встретил старший лейтенант Салахов – исполняющий обязанности комбата старта.

Утром, уезжая на совещание в бригаду, я его оставил «за командира».

Салахов подал команду: «Смирно» и представился.

Абдурагимов в сердцах вскипел:

– «В дежурном дивизионе одни лейтенанты! Идиоты! Безответственные сволочи! Дежурный дивизион один из первых со спецракетами, а мы оставили в нём всего пятерых лейтенантов! И я тоже „хорош“ – полгода в дивизионе нет замполита! Оторвут нам башку…. Точно оторвут! Но до этого момента кое-кто из руководства бригады „положит на стол“ свой партийный билет – получит выговор по партийной линии!».

Эти слова он произнёс с болью и горечью в голосе, видно было – сам здорово переживает.

После выплеска эмоций Абдурагимовым, мы пошли на пост, где случилось ЧП.

По дороге Салахов рассказал, что произошло.

В первой половине дня на посту №7а часовым стоял рядовой Поздеев. Он перемещался между рядов колючей проволоки, в соответствии с тем как предписывалось в табеле поста.

Когда Поздеев приблизился к угольному складу котельной спецсооружения, то его окликнул кочегар рядовой Ишков – он его что-то спросил.

Часовому разговаривать не положено.

Поздеев не ответил, а кочегара это разозлило:

– «Ты что из себя строишь? Видишь, никого из посторонних нет, чего молчишь?».

Часовой молча продолжал движение, тогда Ишков кинул куском угля ему в спину (судебная экспертиза подтвердила это, найдя на плащ-накидке часового следы удара угля).

Поздеев остановился, повернулся к Ишкову лицом и молча, сняв карабин с плеча, взял его в положение «наперевес».

Тут Ишкова «понесло»:

– «Никак мне угрожаешь? Подожди, разберёмся…» – он подошел к ограждению поста. Теперь он находился вплотную с первым рядом колючей проволоки.

Наклонился и, подняв ряд проволоки, попытался пролезть на пост.

Когда Ишков просунул сквозь ограждение голову и половину туловища, то Поздеев, в соответствии с положениями устава, стал «действовать штыком и прикладом» – нанеся ему несколько неглубоких уколов в тело.

Ишков выскочил обратно и рассвирепел:

– «Я сейчас тебя угроблю скотина…» – он, взял как копьё большую сапёрную, штыковую лопату, которой откалывал уголь.

Поздеев загнал патрон в патронник и перевёл карабин в готовность к стрельбе…

Ишков продолжал агрессивные действия:

– «Ах, ты так… Ты чего – стрельнёшь? Да я, тебя, козла…» – он размахнулся, метнул лопату в часового.

Поздеев повернул корпус влево – лопата ударила его в плечо (это тоже установила судебная экспертиза), развернувшись обратно, он произвел выстрел…

Ишков «кулем» упал рядом с ограждением – находясь в зоне применения часовым оружия без предупреждения.

Пуля вошла ему в грудную клетку (задела сердце – как мы узнали потом), и вышла в области копчика, повредив позвоночник.

Салахов рассказывая, доложил, что он долго делал Ишкову искусственное дыхание – не помогло.

На последние слова уже никто не обратил внимания – мы пришли на пост.

Возле колючей проволоки, со стороны кочегарки, лужа крови и кровавые тампоны.

За ограждением часовой… Поздеев!

С карабином на перевес – шел пятый час его пребывания на посту!

Я спросил у Салахова, почему его не сменили сразу же после происшествия, тот ответил, что «закрутились» было не до того.

Наш разговор услышал полковник Абдурагимов и заговорил шепотом – вооруженный Поздеев стоял в пяти метрах от нас:

– «Рыжик! Что? На посту стоит тот, кто стрелял? С тех пор? Немедленно разоружи его! Только осторожно, не то он ещё кого-нибудь…. Или от переживаний себя…».

Я с начальником караула и сменой прошёл на пост. Подошел к Поздееву. Он был спокоен, только смотрел куда-то мимо меня. Передо мной он принял строевую стойку, поставил карабин в положение «к ноге».

– «Главное успокойся» – сказал я ему.

– «Ишков негодяй. Разберёмся. Всё будет нормально.

А сейчас сдай мне оружие и иди, отдыхать в казарму».

Поздеев ни слова не сказав, отдал мне карабин. Начальник караула выставил на пост другого часового.