Неужели и мне в окровавленной мгле
Молча падать под ноги коня?
Неужели я больше не нужен земле,
Без которой не будет меня?
Фролов. К. «Гнедой!
***
Под Ставрополем.
Хроника событий.
Командующий Добровольческой армии генерал-лейтенант Деникин указал карандашом точку на карте. Это был город Ставрополь. Захватив его, Добровольческая армия открывала себе путь к Волге – к Астрахани и Царицыну!
–Вот, господа, – сказал он. – Наша ближайшая задача! Ставрополь! Если мы не возьмем его в ближайшее время, красные успеют переформировать свои войска. Наступать будем по линии железной дороги до станции Кавказская! Удар главными силами армии!
–Кто наносит основной удар, ваше превосходительство?
–Дивизии генерала Боровского и полковника Дроздовского. С запада им поможет конная дивизия барона Врангеля. И для усиления Врангеля Дроздовскому передать в его распоряжение два батальона 2-го пехотного Самурского полка.
–Но это ослабит дивизию Дроздовского. Ваше превосходительство.
–Дроздовскому стоит проявить себя после недавних неудач. Я даю ему такую возможность. И передайте полковнику Дроздовскому, что место командира дивизии не впереди атакующих цепей под пулемётным огнем! Я слышал, что в последнее время он себя совсем не бережет.
–Это так, ваше превосходительство. Но именно за это его и ценят в дивизии.
–И не только в дивизии, Антон Иванович, – сказал кубанский войсковой атаман. – Среди моих казаков он пользуется популярностью. Больше бы нам таких командиров.
Деникин еще раз посмотрел на карту.
Начальник штаба генерал Романовский понял его сомнения и сказал:
–Ситуация в Ставропольской губернии складывается для нас благоприятная. Местное крестьянство активно стало бороться с большевиками. Они возмущены большевистскими реквизициями продовольствия.
–Но среди наших частей многие, Иван Павлович, занимаются откровенным грабежом. Я издал уже несколько приказов по армии, запрещающие подобные действия. Но этот мой приказ постоянно нарушается. Не могу же я сам бегать за мародерами и стрелять их! Вот несколько дней назад мне доложили, что отряд полковника Шкуро показал себя в этом отношении не с лучшей стороны!
–Антон Иванович, – сказал генерал Эрдели, – рейды конного полка Шкуро в Ессентуках и Кисловодске много полезны для продвижения армии. Да Шкуро склонен к авантюризму, но его смелость и лихость уже не раз сослужили нам службу. Пока наказывать его за жесткость с мирным населением нецелесообразно. Сейчас его отряд сражается под Ставрополем.
–Господа! – Деникин обратился ко всем офицерам. – Мы сражаемся за восстановление порядка. Этим мы отличаемся от большевиков, которые этот порядок низвергли и погрузили Россию в пучину хаоса.
Но на этот раз Деникин не стал много говорить по поводу военных преступлений совершаемых Добровольческой армией. Для этого время еще будет. Сейчас нужно победить и взять Ставрополь…
***
Под Ставрополем объединились Таманская армия красных с остатками армии погибшего командарма Сорокина. Они встретили удар Добровольческой армии.
2-я и 3-я пехотные дивизии Добровольцев подошли к городу с северо-запада. С запада шла конная дивизия Врангеля. С юга на город наступали от Армавира по линии железной дороги 1-й кубанский корпус генерала Покровского и дивизия генерала Казановича. С севера путь прикрывала конная группа полковника Улагая…
***
23 октября 1918 года Таманская группа красных перешла в наступление на участке 3-й пехотной дивизии полковника Дроздовского. Неся большие потери, части дивизии вынуждены были отойти. В строю оставалось не больше 800 штыков. На помощь дроздам был переброшен Корниловский ударный полк: офицерская рота имени генерала Корнилова, три солдатских батальона, десять пулеметов и артиллерийская легкая батарея.
Корниловцы пошла в контратаку, и остановили наступление красных. Дроздовцы постарались использовать этот успех и снова занять утраченные позиции под Ставрополем. Но из-за больших потерь оттеснить красных не удалось.
Полковник Дроздовский сказал своему начальнику штаба полковнику Петрову:
–Героизм корниловцев обошелся им дорого. Почти 600 человек убитыми и ранеными. Но мы наших позиций не вернули.
–У нас нет резервов, Михаил Гордеевич. Наши солдаты и офицеры сражаются даже ранеными. Но силы убывают. Нужна свежая дивизия.
***
4 ноября группа генерала Боровского перешла в наступление с севера. Вторая кубанская дивизия шла с востока через станцию Надеждинская. Добровольцы потеснили красных, и подошли к Ставрополю.
Офицерский пехотный полк дивизии Дроздовского снова перешёл в наступление. Дрозды захватили часть предместья города и Ивановский монастырь. Но дальше пройти они не смогли.
–Господин полковник! – доложил командир полка Витковский. – Дальше нам не пройти. У красных там хорошая оборона. Атака первого батальона захлебнулась и наши отошли с потерями. Больше ста человек.
–Генерал Боровский переходит к обороне, – доложил Дроздовскому адъютант. – Только что передали по телеграфу, господин полковник.
–Красные также утомлены до предела!
–Господин полковник! Еще одно сообщение.
–Что там еще? – спросил Дроздовский.
–Тяжело ранен командир Самурского полка полковник Шабер. Убит командир Корниловского ударного батальона полковник Индейкин. Наши на этом участке отходят.
–Коня! – потребовал Дроздовский.
–Господин полковник! – предостерег его Петров. – Вам не стоит…
–Коня! – повторил приказ Дроздовский.
***
14-го ноября красные смогли прорвать оборону белых у Петровского. Положение спас конный отряд барона Врангеля. Его конница зашла в тыл противника и 15 ноября 1918 года белые захватили Ставрополь. В плену оказалось до 12 тысяч красноармейцев.
***
Дежурный офицер штаба доложил генералу Деникину:
–Ваше превосходительство, сообщение по железнодорожному телеграфу. Ранен полковник Дроздовский.
–Где это случилось?
–В бою у Ивановского монастыря. Дроздовский был на коне в первой линии.
–Ранен серьезно?
–Подробностей пока нет. Сказано что ранен в ногу. Михаила Гордеевича сняли с лошади и на руках вынесли из боя. В конном дивизионе его положили в тачанку и отправили в расположение полкового лазарета 2-го офицерского полка.
–Будем надеяться, что ранение не опасное. Кто вступил в командование 3-й дивизией?
–Полковник Витковский.
–Хороший выбор! Держите меня в курсе по поводу Дроздовского!
–Будет исполнено, ваш превосходительство.
–И еще одно, ротмистр. Если понадобится доставить Дроздовского в Екатеринодарский госпиталь, пусть возьмут поезд кубанского атамана. Там есть мягкий вагон. Передайте что это мой приказ!
–Будет исполнено, ваш превосходительство…
***
Екатеринодар
Контрразведка 3-й дивизии.
1 ноября, 1918 год.
Поручик Васильев, которого уже списали как погибшего, прибыл в Екатеринодар. Он был в одежде рабочего: в куртке, брюках, заправленных в солдатские сапоги, и кепке.
Первым делом он узнал место нахождения временного штаба 3-й дивизии. С этим вопросом он обратился к унтеру, который грыз семечки у здания вокзала.
–Ты чего это интерес имеешь к штабу? – унтер с подозрением осмотрел мастерового.
–Да с того, что вижу на твоей форме знак Дроздовский дивизии. А стало быть, ты знаешь, где штаб.
–Я-то знаю, а вот тебе оно для какой надобности?
–Имею интерес, – нагло сказал Васильев.
–А за такой интерес можно и с контрразведкой познакомиться.
–Я с ней уже давно знаком, солдатик. И ничего против продолжения знакомства не имею.
–Вот ты каков?
–Какой есть.
–Дак я проводить могу.
–Сделай милость, солдатик. Проводи.
–Но токмо не до двери контрразведки. Я постараюсь тебя внутрь провести. Ты же в гости пришел?
–Именно так.
–Так пошли.
И унтер-офицер (им оказался новый ординарец при штабе дивизии) быстро довел Васильева до нужного места.
–Вот мы и пришли, мил человек. Здесь она и находится. Контрразведка нашей дивизии. Пойдём до двери доведу.
–Дальше я сам дорогу найду, утер-офицер.
–Со мной оно надежнее будет. Там у двери на часах мой знакомец стоит.
У отделения контрразведки часовой сразу узнал Васильева.
–Господин поручик? Это вы?
– Я, Игнат. Вот унтер-офицер мне дорогу показал. Спасибо тебе братец за услугу. Но наградить нечем. Карманы совершенно пусты.
Унтер отдал честь и удалился, извинившись перед офицером.
– Мы уже вас в покойники записали, господин поручик, – сказал Игнат. –Рад, что вы вернулись.
– В покойники мне пока рано, Игнат. У меня срочное дело к подполковнику Вольскому.
– Дак, проходите, господин поручик. Вы здесь свой.
– Спасибо, Игнат. Но пускать меня просто так не следует.
– Вас я знаю. И службу свою знаю. И теперь могу пойти на некоторое нарушение. Проходите, господин поручик!
Васильев вошел в помещение контрразведки дивизии. У кабинета начальника путь ему преградил адъютант, молоденький прапорщик. Поручик ранее не видел его в контрразведке.
– Вы кто такой? – строго спросил прапорщик. – Как вы сюда прошли?
– Подполковник Вольский у себя?
– У себя. Но вы не ответили на мой вопрос.
– Поручик Васильев. Доложите обо мне подполковнику.
Прапорщик доложил и сам Вольский вышел его встречать.
– Поручик? Это вы?
– Я, господин подполковник. Это еще не моя тень. Я жив.
– Прошу вас в мой кабинет!
Они вошли.
– Прапорщик, чаю!
Двери закрылись.
– Прошу вас садиться, поручик. Я признаться уже не чаял вас увидеть.
– Моё место уже занято?
– С чего вы взяли?
– Много новых людей при штабе и в контрразведке.
– Людей много, но ваша должность все еще вакантна. Думаете так легко найти хорошую кандидатуру? Вот этот молодой прапорщик. Из добровольцев. Хорошо образован, но в работе ничего из себя не представляет. Мальчика. Но почему вы так долго не появлялись, поручик?
– Был арестован в самом начале задания, господин подполковник. День пробыл в тогда еще красном Екатеринодаре и был арестован.
– Почему?
– Нелепая случайность, господин подполковник.
– Случайность? Вы же знаете, поручик…
Прапорщик принес чай и поставил чашки на стол.
– Можете идти, прапорщик. Вы свободны. И меня час ни для кого нет.
– Будет исполнено, господин подполковник!
Когда двери закрылись за прапорщиком, подполковник показал Васильеву на стакан с чаем и продолжил:
– Вы же знаете поручик, как я отношусь к случайностям. Я в них не верю. Красные вас ждали.
– Ждали? Нет. Уверяю вас подполковник. Все вышло случайно. Такое бывает. Может, бывает редко, но все же бывает.
– И что за случайность произошла с вами, поручик?
Васильев ответил:
– Иду я по улице и, вдруг, мимо проезжает машина с чекистами. А в кабине грузовика Анна Губельман.
– Кто?
– Меня на улице опознала Анна Губельман. И я был схвачен по её приказу.
– Губельман? Но она вас хорошо помнит ещё по Ростову.
– Именно так, господин подполковник.
– И как вам удалось вырваться?
– В ваших глазах читаю недоверие, господин подполковник. Но удивляться здесь нечему. На вашем месте я также не доверял бы сразу.
– Как вам удалось выкрутиться? – повторил свой вопрос Вольский.
– Благодаря вам, господин подполковник.
– Мне?
– А вы забыли про запасной вариант, который дали мне на крайний случай?
Вольский хорошо это помнил. В случае провала поручик мог выдать себя за диверсанта, направленного для покушения на Сорокина.
– И Губельман вам поверила?
– Нет. Она выслушала мой рассказ и сказала что это сказка!
– Вот как?
– Она сразу поняла, что наша группа только отвлекающий маневр, господин подполковник.
– По правде сказать, и я бы сделал такие выводы на её месте, поручик. Но как вы в итоге вырвались из ЧК?
– Помогло наступление нашей армии, господин полковник. И мое знакомство с одним из надзирателей в тюрьме. Он служил там еще при царе.
– И как вы познакомились?
– Он оказался весьма словоохотлив. И мне признаться доставляло удовольствие говорить с ним. А как загремела под Екатеринодаром наша артиллерия, то он и выпустил меня.
– Просто так?
– Нет. Я отдал ему свой перстень. Долго удавалось его прятать и его ни разу не нашли при обысках. Но вот пригодился. Я получил одежду рабочего и покинул тюрьму. Затеряться в толпе было легко.
– И где же вы были так долго, поручик? По вашим словам вас выпустили из тюрьмы при подходе наших к городу?
– Именно так, господин подполковник.
– Но город давно наш. Ныне у нас 1 ноября, поручик.
– Не так просто, оказалось, переправится на этот берег Кубани, господин подполковник. При отступлении красных из Екатеринодара, меня увезли насильно. Мобилизовали прямо на улице.
– Вот как?
– Меня отпустили под видом рабочего. И черт меня тогда вынес на вокзал. Под страхом расстрела заставили эвакуировать гаубицы, вместе с другими рабочими. Затем я оказался в Армавире. Уже обрадовался, когда город захватили дрозды. Хотел попасть к ним и найти знакомцев.
– И что же?
– Не успел. Дрозды быстро отступили. И я снова оказался у красных. Вместе с беженцами почти добрался до Раздельной. Затем рванул сюда с красным обозом. Сбежал по пути и смог добраться до Екатеринодара. Вот моя Одиссея в общих чертах, господин подполковник. Скажите, а что мои товарищи? Ими удалось выбраться?
– Штерн и Лабунский? Да. Они в Екатеринодаре. В запасном батальоне собирают добровольцев для Самурского пехотного полка. Хотя добровольцами их назвать трудно. Ибо это вчерашние пленные солдаты Красной армии.
– Штерн и Лабунский хорошие офицеры, господин подполковник. Я могу за них поручиться головой.
– Головой не стоит. Головой нельзя ни за кого ручаться. Хотя я должен с вами согласиться. Этих двоих задержали после возвращения.
– Задержали?
– Вас с ними не было. А история их спасения напоминала роман Вальтера Скотта.
– Моя история странствий также напоминает роман. Но не Скотта, а Фенимора Купера.
Вольский продолжил:
– Немного их подержали взаперти. А затем я принял решение их выпустить. Слишком нужны боевые офицеры для формирования резервов. И они справляются. Больше того их в чинах повысили. Ну да бог с ними. Пусть Лабунский и Штерн делают свою работу. Ваше возвращение как нельзя кстати, поручик.
– Вы мне верите, господин Вольский? Я не ждал он вас быстрого доверия. Учитывая ваше прошлое жандармского офицера.
– Война диктует свои правила, поручик. Мне нужен свой человек в контрразведке армии.
– В контрразведке Добровольческой армии?
– Да, в расположение красных я вас пока забрасывать не планировал.
– Но кто меня примет в контрразведку армии, господин подполковник? Это выше отделения контрразведки дивизии.
– А это как мы подадим ваше возвращение, поручик. Я слыву человеком недоверчивым и строгим. На этом мы и сыграем. И вас примут в контрразведку армии. Ручаюсь вам за это. Когда они узнают о нашем «конфликте», то заинтересуются вами.
– И что мне будет нужно делать в контрразведке армии? Мы же сражаемся против большевиков, а не против друг друга, подполковник.
– Если бы все было так просто, поручик. Но в Добровольческой армии назрел крупный конфликт. И боюсь, что разрешить его простыми средствами будет нельзя. Придется действовать грубо. И потому мне нужен там свой человек.
– Вы уверены, что я ваш?
– Не уверен. Но вынужден пойти на риск. Пока вас не было, в армии произошли многие события.
– Я в курсе положения на фронтах.
– Я не о фронте сейчас говорю. У нашего командира полковника Дроздовского серьёзный конфликт с начальником штаба Добровольческой армии генералом Романовским. Совсем недавно после того как 3-я дивизия оставила Армавир без приказа ставки, Дроздовского вызывали штаб к Деникину.
– По поводу?
– Антон Иванович имел с нашим командиром приватный разговор. Но последствия самые тяжелые. Пошли слухи, что Деникин сделал Дроздовскому последнее предупреждение.
– Предупреждение о чем?
– Об отстранении его от командования 3-й дивизией и переводе на другую должность в армии.
– Не может быть! Как это возможно отстранить Дроздовского от созданной им самим дивизии?
– Это вполне возможно, поручик. Но боюсь, они захотят физически устранить Дроздовского. Тем более сейчас.
– Для полковника Дроздовского я готов работать, господин Вольский. Но цель моей работы? Мы на одной стороне с людьми из контрразведки армии.
– Мы на одной стороне против большевиков! Но мы занимаем города и в городах нужна власть. И какой она будет?
– Диктатура армии и диктатором становиться главнокомандующий, – высказал мнение Васильев.
– Если бы все было так просто! Часть наших офицеров за республику. Часть за монархию. Третьи требуют созыва Учредительного собрания, четвертые – Земского собора.
– Неужели спасение России не стоит того, чтобы хоть на время отложить эти споры до победы над большевиками?
– При командующем учреждено Особое совещание.
– Особое совещание? А что это?
– Особое совещание при главнокомандующем Добровольческой армии, с функциями Государственного совета и Комитета министров.
– Во главе этого совещания стоит Деникин? – спросил поручик.
– Да Антон Иванович Деникин. Но он уже составил приказ-завещание, что в случае его гибели, на пост главнокомандующего Добровольческой армии заступает генерал Романовский. Нынешний начальник штаба. А он ненавидит Дроздовского и ведёт откровенно антимонархическую игру.
– Значит, моя задача подобраться к Романовскому?
– Ваша задача держать руку на пульсе событий. И в конечном итоге…, – Вольский сделал паузу. – В конечном итоге нужно будет организовать устранение Романовского.
– Устранить начальника штаба Добровольческой армии?
– Говорите тише. Хоть в этом кабинете нас никто не подслушает, но все же.
– И вы хотите доверить мне такой секрет?
– Уже доверил.
– Что? – не понял Васильев.
– Я сказал, что уже доверил вам этот секрет. И это могут назвать заговором, и за это могут даже расстрелять. Но вы сами сказали, что вы друг Дроздовскому. И я его друг и забочусь о его безопасности.
– Конфликт Дроздовского с генералом так серьезен?
– Более чем. Романовский ненавидит нашего командира. Итак?
– Согласен, господин подполковник…
****
Ни Вольский, ни Васильев еще не знали о том, что скоро их командир будет ранен и его судьба окажется в руках Романовского…
***
Екатеринодар.
Госпиталь.
15 ноября, 1918 год.
Лабунский был произведен в чин поручика и в новом полку стал командиром роты. Штерн, повышенный до капитана11, стал командовать 3-м батальоном Самурского пехотного полка.
Они целый день занимались с солдатами. К концу осени 1918 года жестокий период гражданской войны уже завершился. Расстрелы пленных красноармейцев теперь стали редкостью и строго преследовались. Ныне пленные целыми тысячами поступали на службу в Добровольческую армию.
В батальоне Штерна почти все солдаты на 90% – пленные военнослужащие Красной армии. Приходилось вести не простые занятия по огневой подготовке и строевой. Штерн доверил поручику также агитационную работу.
Среди солдат было много вчерашних крестьян. Эти задавали слишком много вопросов.
– А скажи, ваше благородие, как с землей будет? Снова помещикам землю-то отдадут? – спросил сорокалетний крестьянин рядовой Сенцов.
– Можете назвать меня, господин поручик, Сенцов.
– Дак, что с землей будет, господин поручик?
–К старому возврата не будет, Сенцов.
– Да и большевики говорят, что не будет. Земля теперь наша. Так? Но у красных нам говорили, что среди белых в офицерах помещики одни. Стало, они землю снова себе заберут. Врут али как?
– Я, Сенцов, не помещик. Никакого имения и никакой земли у моей семьи не было.
– Вы может и так. Но вы один. А иные как же? – спросил кто-то из солдат.
– Хорошо. Что говорить про меня? Я только поручик. Птица невеликая. Но давайте возьмем генералов. Красные говорят, что в нашей армии командуют генералы-помещики. И в пример приводят барона Врангеля. Так?
Послышались ответы:
– Было такое!
– Наш комиссар про то постоянно говорил!
– И наш!
Лабунский продолжил:
– Но наш первый главнокомандующий генерал Корнилов был сыном крестьянина-казака. Наш нынешний командующий генерал Антон Иванович Деникин внук крепостного крестьянина. А вот генерал от кавалерии Брусилов, который ныне служит в Красной армии, как раз сын богатого помещика-дворянина! Генерал от инфантерии Баланин, тоже служащий в Красной армии, сын богатейшего помещика из Херсонской губернии. Что вы скажете на это, господа?
– Дак чего сказать-то? Большевики землю нам дали.
Поручик спросил Сенцова:
– А вы вести из дома имеете. Сенцов?
– Имею с оказией.
– И что довольны ваши родственники большевиками?
Сенцов махнул рукой:
– Какое там довольны! Поначалу оно вроде бы и хорошо было. Землю нарезали, как надо, по справедливости значит. Но потом пришли и стали отбирать зерно. У моего бати подчистую все выгребли, чего он за страду наработал. Говорят на нужды Красной армии. А мужику чего? Помирать?
Другие поддержали Сенцова и стали жаловаться на большевиков и их продовольственную политику.
– Так оно и выходит, что ранее земли у вас не было, а ныне есть. Но не хозяева вы тому, что сами своими руками вырастили.
– И как быть простому мужику? – спросил Сенцов.
– После победы над большевиками и восстановления законности в России крестьяне будут наделены землей из государственного фонда.
Капитан Штерн зашел в помещение и вызвал Лабунского.
– Прости меня, капитан, – сказал поручик, – но избавь меня от этих лекций. Я не профессор университета.
– Но солдаты хотят задавать вопросы. И на них нужно отвечать.
– Вот сам бы и отвечал! Как будет с землей? Сколько дадут и как дадут? Мне-то откуда это знать?
– Не кипятись. Сейчас я избавлю тебя от этой канители. Там тебя ждет вестовой из штаба дивизии.
– Вестовой?
– Да. А твоих солдатиков я к полевой кухне направлю. Каша готова. И немного спирта трофейного им полагается. Это получше лекции будет.
***
Вестовой из штаба 3-й дивизии подошел к Лабунскому:
– Поручик Лабунский!
– Я поручик Лабунский. Что вам угодно унтер-офицер?
– Полковника Дроздовского везут в Екатеринодар, господин поручик. Вам приказано прибыть в штаб. Срочно!
– А что с полковником?
– Этого я не знаю, господин поручик. Говорят, осложнения после ранения.
– Но было сказано, что полковник ранен легко.
– Это вам расскажут в штабе.
– Хорошо. Я сейчас же отправляюсь.
Поручик предупредил капитана Штерна и отправился в штаб, где его уже ждал подполковник Вольский.
– Поручик!
– Господин подполковник!
– Срочно зайдите в мой кабинет!
Лабунский вошел.
– Для вас есть особое задание, господин поручик. Скоро сюда будет доставлен наш командир полковник Дроздовский. Мало кто знает, что его состояние резко ухудшилось.
– Но говорили, что ранение легкое.
– Говорили. Однако как мне доложили, из-за плохого ухода, командиру дивизии стало хуже.
– Плохого ухода? – удивился Лабунский. – Но речь идет о командире дивизии, а не о простом офицере.
– Вот и мне это кажется странным. Потому я назначаю вас начальником караула при полковнике Дроздовском в военном госпитале Екатеринодара! Вам выделена команда из 20 юнкеров, прошедших боевое крещение в боях.
– Господин подполковник! Я не понял. Охранять полковника в нашем тылу? От кого?
– От тех, кто мечтает, чтобы Дроздовский оставил нас навсегда. Я решил довериться вам. Ибо мои последние наблюдения за вами показали, что вы верны своему долгу, поручик.
– Рад стараться, господин подполковник.
– Вам предстоит встретить нашего командира на вокзале и доставить его в госпиталь.
– Исполню, господин подполковник. Но неужели некто посмеет напасть на командира дивизии среди бела дня на улицах Екатеринодара?
– Конечно, нет. Но мне нужно показать, что командира дивизии охраняют должным образом. Это просто демонстрация силы, поручик…
***
Лабунский в сопровождении юнкеров отправился на вокзал. Поезд атамана кубанского войска прибыл и поручик вошел в салон-вагон.
Полковник Дроздовский был в мягком купе. Он немного побледнел и осунулся. Но в целом выглядел хорошо.
– Господин полковник, начальник караула поручик Лабунский!
– Лабунский? Я вас помню. Вы уже поручик?
– Так точно, господин полковник! Командую ротой нового Самурского пехотного пока вверенной вам дивизии!
– Новый батальон? – спросил полковник.
– Так точно. Его формирует капитан Штерн!
– А я, как видите, немного ранен. Думал, обойдусь фронтовым госпиталем, но не обошлось. Пришлось ехать в Екатеринодар! Благо хоть наши уже в Ставрополе.
– В здешнем госпитале вас быстро поставят на ноги, господин полковник.
***
Половника Дроздовского доставили в госпиталь. Для него была выделана отдельная палата.
Военный хирург Владимир Маркович Плоткин лично осмотрел его ногу. Ему совсем не понравилось то, что он увидел. Доктор уверил Дроздовского в том, что ничего страшного нет, и вышел в коридор, плотно прикрыв двери палаты.
– Это черт знает что такое! Даже командиру дивизии они не смогли оказать помощь. Кто его сопровождает?
– Поручик Лабунский!
– Я имею в виду из медицинского персонала. Где человек его сопровождавший?
– Фельдшер Угрюмов, ваше благородие! Сопровождаю его высокоблагородие полковника Дроздовского из полевого госпиталя.
– Что это такое? Отчего рану как следует не обработали?
– Нет никаких медикаментов в полевом госпитале, господин доктор. Даже простого йода и того нет. Бинтов для перевязки стерильных нет. Наши сестры вываривают использованные бинты, но и их не хватает.
– Для командира дивизии?
– Для господина полковника чистый бинт нашли. Но пошло заражение. Потому он был направлен сюда. Я готов…
– Вы валитесь с ног, унтер-офицер. Идите спать. Толку от вас сейчас нет никакого. При полковнике постоянно станет дежурить медицинская сестра.
– Спасибо вам, ваше благородие.
Доктор Плоткин повернулся к Лабунскому:
– Поручик!
– Здесь, господин доктор!
– Выставляйте караулы, раз вы здесь!
– Будет исполнено!
***
Екатеринодар.
Отделение ОСВАГ.
17 ноября, 1918 год.
Генерал-лейтенант Иван Павлович Романовский был первопоходником12. Он стоял у истоков создания Добровольческой армии и считал её своим детищем. Дроздовский не понравился ему сразу своей резкостью и независимостью суждений. Он пробовал говорить с Деникиным по поводу смещения полковника с должности командира дивизии, но главнокомандующий и слышать об этом не хотел.
И вот подвернулся удобный случай избавиться от строптивого полковника. Дроздовский был ранен в бою. Но командующий распорядился быстро поставить Дроздовского на ноги и оказать ему всю необходимую помощь.
Романовский решил действовать втайне от Деникина. Он связался со своим другом из ОСВАГа – Осведомительного Агентства при дипломатическом отделе – совсем недавно созданного по приказу Деникина. Главное управление ОСВАГ помещалось в Ростове на улице Садовая в доме 60. Но его руководитель профессор Сергей Степанович Чахотин как раз находился в Екатеринодаре.
– Рад видеть тебя, Сергей Степанович. Ты вовремя прибыл в город.
– Что-то случилось, Иван Павлович? Что за срочность?
– Дело не просто срочное. От него зависит успех Белого движения!
– И что же это за дело?
– Полковник Дроздовский!
– Командир 3-й Дивизии? Тот самый, которого ранили? У них два больших чина получили ранения – Дроздовский и Туркул. Первый здесь в Екатеринодаре, а второй в госпитале в Ростове.
– Меня не волнует Туркул. Дроздовского доставили в здешний госпиталь.
– Я это знаю. Там работает хирургом мой давний друг доктор Плоткин. И смею тебя уверить, Иван Павлович, что он поставит твоего полковника на ноги. Этот хирург от бога!
– По этому поводу я и хотел с тобой говорить, Сергей Степанович.
Чахотин не был военным, а был ученым микробиологом. Но в последнее время отошел от науки и занимался общественной и политической деятельностью. Он отлично разбирался в современных методах пропаганды и был знатоком психологии масс.
– Я пока не понял тебя, Иван Павлович. Говори яснее.
– Я скажу тебя прямо, Сергей Степанович. Дроздовский не должен выжить!
– Что?
– Этот человек опасен для нашего дела возрождения России.
– Но насколько я слышал это честный и храбрый офицер!
– Он слишком своеволен и несет эту заразу своеволия в армию. А сейчас как никогда нам необходима железная дисциплина! Но поведение Дроздовского вызывающее. И он имеет влияние на Деникина. Его боготворит барон Врангель. Боюсь, что восхищение скоро перейдёт в преклонение. А ты знаешь, что это такое!
– А ты не преувеличиваешь, Иван Павлович?
– Я не работал как ты с академиком Павловым, Сергей, но я и кое-что понимаю. Популярность полковника растет. Скоро его произведут в генералы. Деникин уже думает об этом.
– Но нам, наверное, и нужны такие командиры в этой войне, Иван. Прости меня, но я мало понимаю в деле командования воинскими частями.
– Сергей, пусть Дроздовский будет нашим знаменем. Я не против этого! После его смерти делайте что угодно, господа! Переименуйте дивизию в его честь! Хоть город назовите его именем! После нашей победы можно все! Главное чтобы он не выжил сейчас! Запомни, что если Дроздовский выживет – мы проиграем эту войну! – сказал Романовский. – Его популярность выросла как на дрожжах! Куда ни посмотри, всюду хвалят Дроздовского! А разве сейчас нужен тот, кто идет впереди отряда в бой? Нужен тот, кто спасет Россию! Для этого нужно понимать то, что произошло. Разве монархист Дроздовский это понимает?
– Так чего ты хочешь от меня, Иван?
– Доктор Плоткин твой друг? Ты это сам сказал, Сергей.
– Да. Мы дружны уже довольно давно.
– Я знаю, что у Дроздовского рана легкая, но пошло заражение и есть все шансы, что он умрет. Нужно только немного помочь судьбе. И твой Плоткин это может.
– Ты хочешь, чтоб я просил врача нарушить клятву, которую он давал?
– Сергей Степанович, мы не на митинге! Ты посмотри вокруг. Гибнут тысячи людей ежедневно! И сейчас совсем не время для бесед о клятвах. Это нужно сделать для блага России.
– И ты говоришь громкие слова, Иван Павлович.
– Я хочу, чтобы ты мне поверил, Сергей. Мы всегда были друзьями, и ты знаешь, что стараюсь я не для себя.
– Хорошо! Я сегодня же поговорю с Плоткиным и узнаю о состоянии полковника Дроздовского…
***
Екатеринодар.
Военный госпиталь.
17 ноября, 1918 год.
Хирург Владимир Маркович Плоткин вытащил с того света множество солдат. И сейчас он был уверен, что после проведенной операции, полковник Дроздовский пойдет на поправку.
Он вернулся в свой кабинет и застал там старого друга физиолога Чахотина.
– Сергей Степанович? Вот приятный сюрприз! Ты в Екатеринодаре?
– Прибыл совсем ненадолго. Завтра возвращаюсь в Ростов-на-Дону.
– Решил навестить друга? Или прибыл по делам? Как всегда?
– Прости, старый друг, но времени на личное нет. Ты же знаешь, что я после создания ОСВАГ постоянно в делах. Работы много, а людей знающих не хватает. Это вечная пробелам России: людей много, а специалистов нет!
– Так что привело тебя в госпиталь?
– Полковник Дроздовский.
– Я только что из операционной как видишь. И занимался этим полковником.