Czytaj książkę: «Служба по контракту. ГСВГ – Потсдам»
© Vlad Ozer, 2018
ISBN 978-5-4493-6573-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Размышления в одиночестве
см. ФОТО: Башня возле центрального кпп дивизии. На ней Гитлер вешал свою оппозицию. Наши связисты использовали ее в своих целях.
Впервые за прошедший год нахожусь за забором части, сам, один, совершенно один! Не в группе себе подобных и без сопровождающего старшего.
«Свобода! – стучит в висках и перехватывает дух.– А свобода ли?»
Почему – то сохраняется чувство, что свобода, то нереальная.
«Я свободен? Или нет?» – спрашивает мозг сам у себя.
«Видимо, да! – говорит левое полушарие правому. – Да, свободен, – отвечает правое полушарие».
«Как, совершенно свободен? И могу делать все, что мне вздумается? Да можешь, примерно как пес, но в пределах длины цепи, – шепотом отвечает правое.»
«Ага, а цепь моя, покрашена в цвет хаки, чтобы далеко было видно. Это раз, портупея вместо ошейника, это два. На ногах сапоги хромовые, с широкими не по размеру голенищами, чтобы далеко не убежал. Отсутствие паспорта и суррогат вместо него, «Удостоверение личности», это три. В довесок ко всему, чужая, совершенно незнакомая, а потому враждебная территория. А если учесть, что и с лаем, пардон, с местным языком проблемы, т.к. говорить меня на нем почти не научили… То свобода, к которой я так стремился, намечается… размером с овчинку.
Да, но что поделаешь, тешит только то, что я ведь такой далеко не один. Сотни тысяч мне подобных, чтобы попасть в эту позолоченную клетку еще и прилагали неимоверные усилия. В глазах очень многих я еще и везунчик. Ну что же, со временем придется привыкнуть и к этой, ограниченной, со всех сторон обгрызенной свободе. Постараемся ценить то, что имеем, "– приходят к консенсусу оба полушария.
Стоя на остановке, осматриваюсь по сторонам. Полоса газона от бордюра проезжей части дороги и до бетонного забора по Уставу считается территорией части. Газон зеленый, мусора нет, но пострижен он, как голова новобранца тупыми ножницами стажером пэтэушником в парикмахерской. Прямо через дорогу – приличное по размерам озеро. «Крампнитц-зее» – называется.
Слева от меня -высокая, метров сорок, четырехугольная с зубцами на верху, башня. С моей стороны на высоте, около тридцати метров, висит портрет вождя мирового пролетариата. Портрет написан на круглом, в диаметре до трех метров, щите. Выше портрета, по периметру башни, торчат какие-то массивные крючья, по два с каждой стороны. Немного позже я услышал местную легенду об этих крючьях. Якобы, Гитлер после покушения на него в сорок четвертом году, развесил на этих крючьях основных заговорщиков-генералов, по два с каждой стороны.
Несколько позже мне еще пару раз пришлось столкнуться со следами этой легенды. Верх башни украшал пирамидальный, стеклянный купол, а вокруг него торчали антенны различной конфигурации. Вершину купола, как и положено, венчало на мощном штыре, красное знамя победителей. Чувство гордости за свою страну распирало грудь, глядя на этот, реющий на ветру флаг. Как же мы хоть и рабы, с резко ограниченной свободой, но рабы – победители. Вечные спартанцы. А эти, пытавшиеся ассоциировать нас к новому порядку Гансы, хоть и живут побогаче нас, но они побежденные.
Да и живут- то они за нашей спиной и за наш счет. Под нашей протекцией, так сказать. Так, по крайней мере, нам внушали на политзанятиях. Вот победит коммунизм во всем мире с нашей помощью, разумеется, тогда мы займемся подъемом уровня жизни и у себя дома, а пока немножко нужно потерпеть. На исходе, правда, уже шел шестой десяток лет терпения, а свет в конце тоннеля все еще не просматривался. Но это все из-за буржуев проклятых. Упорные попали, отделяющую нас от этого долгожданного коммунизма.
А судя по дате которая стояла на дворе, то черта, которую обещал нам
один плешивый «оракул-предсказатель»* должна была приблизиться уже очень скоро. И «рай коммунизма» должен был упасть нам в руки, как перезревший плод, несмотря на абсолютное отсутствие каких – либо признаков его приближения.
И чего только не взбредет в голову, глядя на красный прапор, развевающийся над чужой башней. Высоко полетал в мечтах, приземлился. Что-то долго нет «буса*». Тут нужно думать, как над минимум двумя более насущными вопросами. И первый из них- это как доехать к новому месту назначения, не зная маршрута и немецкого языка? А второй более жгучий в ближайшей перспективе, как меня встретят? В совершенно незнакомой части, в чужом пока для меня коллективе.
Мягко шурша шинами и почти беззвучно к остановке подрулил новенький, двухсекционный с гармошкой посредине, венгерский бус- «Икарус». Вместе со мною на остановке стояло два-три человека женщин и мужчин в партикулярном платье, скорее всего, наших, советских. Наших – то трудно спутать с местными. Женщины выделяются яркими на фоне немок чуть ли не цыганскими нарядами и сверх обильной косметикой, а мужчины даже в гражданской одежде, своими голыми затылками. И тех и других можно было в толпе различить за километр.
Эти навыки распознавания своих я приобрел чуть позже, а пока захожу в автобус. В салоне пахнет не русским духом, а еще свежими, не выветрившимися заводскими, краской и лаком. Свободных мест нет, но проход не забит толпой, как обычно бывает у нас. Тем не менее, умудряюсь наступить на ногу немке средних лет.
– Ой, простите пожалуйста! -самопроизвольно вырывается у меня. Она что-то произносит по – немецки, я не понимаю, но по мимике лица соображаю, что мне прощают мою медвежью неуклюжесть. Сам я заливаюсь краской от стыда за свою невнимательность, и за незнание, и непонимание языка.
На следующей остановке рядом со мною освобождается место и я присаживаюсь. Минут через пятнадцать проезжаем вдоль забора моей, еще такой недавно родной, Недлитцкой дивизии.
«Как-то там живут – поживают мои друзья и враги сослуживцы?» – проносится в сознании. Несмотря ни на что, ностальгия сжала сердце пассатижами. Но туда я еще успею. Проехали. Кто-то, где-то меня уже проинструктировал, что у немцев в общественном транспорте уступать место не принято. Ни старикам, ни женскому полу. И тут я замечаю, что рядом со мною стоит немка лет за шестьдесят. Быстро поднимаюсь.
– Битте зездих зи зих *, -напрягаю свои скудные познания в немецком, больше полагаясь на жесты и мимику.
– Данке, данке шеен*, -мило улыбаясь и благодаря, присаживается бабуля. Вот и состоялись первые свободные контакты с аборигенами. Интересно было бы узнать, кем служила или работала эта немкеня лет сорок назад, но, увы. Приехали, автовокзал, на площади бассейн-плац. Здесь мне нужно пересесть на внутригородской маршрут. Конечный пункт «Киршаллее», вишневая, то есть аллея, по нашенскому- нуммер три. Чтобы не мучиться избираю свой любимый в таких случаях вид транспорта – такси. Называю адрес и через минуты три я у цели. Расплатившись с таксистом, выхожу, передо мною привычная армейская картинка: кпп, и пустота вокруг.
*Бус- (нем.) -автобус.
*плешивый оракул-Н.С.Хрущев. Он обещал построить коммунизм к 1980 году.
*bitte, Setzen Sie sich. – (нем.) -присаживайтесь пожалуйста.
*Данке, данке шеен – (нем.) -Спасибо, спасибо большое.
744 артиллерийский, тернопольский полк
см. ФОТО:1. Здание штаба полка, сейчас превращено в жилой дом.2.Центральные ворота, проходная в полк. Запечатлен момент ожидания приезда какого то начальства.3.Танк на постаменте, возле центрального кпп.4.Наша холостяцкая столовая, (бывшая столовая офицеров «люфтваффе»), магазин, парикмахерская, и место полковых попоек.
Достаю из внутреннего нагрудного кармана удостоверение и предписание. Предъявляю документы на проходной сержанту. Он мельком ознакомившись, берет под козырек. Прохожу внутрь и уточняю у него, где штаб части и медпункт артиллерийского полка. Выслушиваю его краткое, но деловое объяснение. До штаба полка от кпп не более тридцати метров по прямой, по диагонали до пмп* около ста. Захожу в штаб, дневальный у входа подсказывает, где находится кабинет начальника строевой части. «Капитан Ю. Жук.», гласит табличка на двери. Стучусь, на «Да!» захожу. Начальник строевой части капитан Юрий Жук находится за столом.
– Заходите, заходите, товарищ прапорщик, давно ждем, – произносит с улыбкой симпатичный молодой капитан.
– Здравия желаю, товарищ капитан! – прикладывая правую кисть к виску, левой подаю ему свои документы. Просмотрев, он оставляет все у себя для оформления.
– Влад, приказом командира дивизии, ты назначен фельдшером медпункта, потянешь? -я пока молчу.
– Эта должность приравнена к должности старшины роты. А я насколько понял из документов, опыта у тебя еще мягко говоря, маловато, – тут он скашивает глаза в сторону писаря – ефрейтора, который копошится в бумагах, а я в это время прикладываю указательный палец правой руки к губам. Он меня сразу понимает. Я не хочу, чтобы солдаты в полку узнали преждевременно о моем сроке службы.
– Я справлюсь, товарищ капитан! -как можно бодрее заверяю начальника строевой части.
– Тогда сейчас идешь в медпункт, там тебя ждет начмед полка старший лейтенант Доника Владимир Федорович. Он у нас мужик суровый, так что ты с ним поаккуратней. Это мой тебе совет. Ну, давай, удачи тебе.
Я направился в пмп. Что сразу бросилось в глаза – территория полка была какая – то запущенная. Мусор, окурки и фантики везде. Здания казарм- замызганные, обшарпанные. От газонов одно название, они затоптанные дорожками во всех направлениях.
Ориентируясь по подсказкам, подхожу к своему очередному месту службы на ближайшие пару лет. Представьте себе массивное, серое двухэтажное здание с залами, примерно, на тысячу посадочных мест. Это конечно не пмп, это полковая солдатская столовая. Но от тыльной стороны этого здания под углом в девяносто градусов, образуя букву «Г», ответвляется одноэтажный аппендицит, примерно, тридцать метров в длину и десять в ширину, при этом имея еще и свой заворот под тем же углом на плюс пятнадцать метров.
Вся эта пристройка – под шиферной крышей со своим чердачным помещением и слуховыми окошками. Тыльный двор общий со столовой. Прямо через короткую дорожку напротив, тоже медпункт, но уже не наш, а соседнего танкового полка. Позже, в процессе службы узнал, что на этой территории, за одним общим забором -три полка. Кроме моего артиллерийского, еще танковый и полк ПВО*.
ПМП*-полковой медицинский пункт. (лет через семь, удовлетворяя чью то блажь, аббревиатуру изменили на МПП
– медицинский пункт полка).
ПВО*-противовоздушной обороны (а проще, зенитный полк).
Полковой медицинский пункт
см. ФОТО: Начальник медицинской службы полка, старший лейтенант В.Ф.Доника.
Забор из рабицы, но только с фасадной стороны. Калиток нет, сплошной проходной двор. Возле входа мусор, окурки, крыльцо заплевано, видимо, с утра замешкались, не успели прибрать. Захожу, узенький коридорчик, его пересекает коридор чуть пошире. Слева за загородкой – пост дежурного медперсонала. За ней сидит дневальный из числа выздоравливающих.
– Где дежурный? – спрашиваю у него. Из-за двери какого- то кабинета или палаты выглядывает кто -то в похожем на белый, халате.
– Вам чего, товарищ прапорщик? – это он мне.
– Ты кто будешь, товарищ сержант? -я ему.
– Дежурный фельдшер сержант Пшенов!
– Плохо, товарищ сержант!
На его лице попеременно отражается гамма чувств. Удивление, немой вопрос: «А кто я такой, чего мне здесь надо?»
И желание послать меня, как можно дальше, но на всякий случай воздерживается. Привычка, как говорится – вторая натура. А может быть потому что на голову ниже меня, хотя и коренастее.
– Плохо потому, – прерываю его недоумение, -что крыльцо заплевано, бычки не склеваны, дорожка к медпункту не подметена. Да и балахон на тебе какой -то, а не халат. Когда он последний раз был в стирке? А!?
– М-м-м.., -мычит в непонятке сержант.
– А я, с сей минуты, старшина медпункт, и такого бардака здесь не потерплю. Вам понятно!? Объявляю вам, товарищ сержант, выговор для начала и два наряда на службу вне очереди. И учтите, что вы так легко отделались только потому, что это на первый раз.
Не дожидаясь, когда он подберет с пола, отвисшую нижнюю челюсть, требую:
– А теперь проводи меня к начмеду.
Кабинет начальника находился по правой стороне коридора, мимо аптеки. Опешивший сержант остался в коридоре. Я после стука и разрешения захожу в узенький, как пенал и темноватый, как келья, кабинетик. За столом в виде буквы «Т» сидит старший лейтенант в возрасте под тридцать. Гладко выбритое, я бы даже сказал, холеное лицо. На прямом, ровном носу – очки с толстыми стеклами и в массивной роговой оправе. За сверкающими, как в монокле стеклами, злые с припухшими (видимо с перепою), красными веками, глаза. Голова у него почему – то все время склонена к левому плечу. Позже узнал, что у него врожденная кривошея.
– Товарищ старший лейтенант! Прапорщик Озерянин прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы!
– Присаживайся. Давно жду, – не вставая из-за стола, он подал мне руку.
– Расскажи кратко свою биографию, – требует он. Рассказываю. Она еще довольно лаконичная.
– Сколько, сколько ты прослужил срочной? – уточняет он.
– Год, товарищ старший лейтенант.
– Как это ты умудрился?
Также сжато объясняю.
– Вот это номер, – удивляется он, – и тебе везде дали зеленый свет? Как же это ты так служил, что через год тебе уже доверили и пропустили?
– Добросовестно и безупречно, товарищ старший лейтенант.
– А ты знаешь, что сержант Пшенов, фельдшер, уже прослужил полтора года, и он неплохой сержант, на нем весь мед пункт держится, особенно в ночное время. А я бы его не пропустил, если бы он пожелал остаться даже после двух лет службы.
– Я его знаю, уже познакомились. Объявил ему два наряда вне очереди…
– Что о – о?
– За отсутствие порядка на территории.
– Ну-ну, потише на поворотах, прямо вот так с порога уже наряды раздавать? Не рановато ли? А с другой стороны может ты и прав, ты ведь со старшинскими правами, пусть боятся, чтобы на голову не сели. Начальника медпункта у меня нет, то есть формально есть, а реально отсутствует. Да ты и сам увидишь. Бери бразды в свои руки, а я помогу. Не стесняйся обращаться за помощью ко мне, и к старым прапорам, я сам не стесняюсь. Они всегда помогут. Давай, работай, посмотрим, как ты справишься здесь у меня, -резюмировал старлей.
– А где, интересно, твое имущество?
– Все на мне, товарищ старший лейтенант
– Ах да, ты же еще и гол, как сокол. Идеальный военный пролетарий, – произнося эту фразу, он снял трубку внутреннего телефона и попросил соединить его с начальником вещевой службы полка.
– Дабачев? Правильно, это я, Доника. А ну- ка давай, прыжками ко мне в кабинет. Я жду.
– Сейчас придет вещевик, я его озадачу, чтобы приодел тебя. И вообще, сегодня решим все вопросы с твоим жильем и питание. Жить будешь в офицерской общаге. Она здесь, на территории части. Питаться в столовой, тоже рядом, за забором. За питание 96 марок в месяц, кормят вполне сносно. Проживание в гостинице вообще на халяву. Копейки… Вопросы?
– Товарищ старший лейтенант,?
– Да.
– Разрешите одну просьбу?
– Да.
– Я хочу попросить вас, чтобы никто в пмп да и в полку не знал о моем реальном сроке службы, а то, сами знаете, как с солдатами… В первую очередь, с подчиненными, могут возникнуть проблемы…
– Это хорошо, просьба твоя правильная и своевременная. Можешь не переживать, ни одна живая душа, кому не положено, об этом не узнает.
В дверь постучали.
– Да! – рявкнул шеф. В кабинет как -то бочком, ссутулившись, просочился невзрачный на вид, какой – то старлей*.
– Вызывали? -как- то непривычно для равных по званию, чуть ли не подобострастно спросил вошедший.
– Заходи, заходи и прикрой дверь, Равиль. Ты видишь этого молодого, новоиспеченного прапора? Сейчас забирай его с собой, и чтобы через час он выглядел, как принц испанский, ты меня понял?
– Да, есть, конечно, все сделаем. Чуть ли не по струнке вытянулся сын татарского народа. Мне казалось, что это они меня разыгрывают.
Но как я уточнил попозже у знающих, это были настоящие взаимоотношения между ними, основанные на чисто уставных статьях. А сам начмед мне потом рассказывал, что такие взаимоотношения у них выстроились, когда они еще здесь «холостяковали». А Дабачев на чем- то залетел и Доника его прикрыл. Плюс, небольшие довороты личностных и национальных оттенков.
– Разрешите идти, товарищ старший лейтенант? – это уже я подал голос и подался за вещевиком.
– Давай, получи барахло, отнеси в гостиницу. Оформляйся, устраивайся и приходи в медпункт завтра к восьми утра.
– Есть!
Прошли на склад, он размещался в подвале казармы третьего дивизиона. Так я попутно знакомился с расположением подразделений. В течении часа нвс* полка с начальником склада, лично подбирали мне всю амуницию. А это довольно много. Краткий перечень приведу по той причине, что он точно такой же, как и у офицеров. А гардеробчик в нынешних армиях СНГ намного скуднее.
Две шинели, обмундирование повседневное, парадное и полевое. Фуражки, соответственно, три. Приличная охапка сорочек. Белье (летнее и зимнее). Сапоги, две пары, ботинки, туфли, носки, портянки, ремни, фурнитура и т. д. Да чуть было не забыл: плащ, плащ-накидка, шапки-ушанки, а еще комбинезоны. Сапоги фетровые и валенки, эти вещи выдавались во временное пользование. А еще рукавицы, перчатки повседневные и парадные, и многое другое по родам и видам войск. Короче, мне со среднестатистическими данными в росте и весе, самому за один раз не унести. Свалили все в плащ-накидку и солдаты-кладовщики помогли дотащить в гостиницу.
НВС*-начальник вещевой службы.
старлей*-старший лейтенант.
Адаптация по ходу службы
см. ФОТО; слева -направо. Я, фельдшер Л. Куликова, врач-стоматолог Т. Тищенко, фельдшер, сержан Н. Ткачук.
Офицерское общежитие
Кровать в одной из комнат мне определили без проволочек. Общежитие- бывшая казарма, трехэтажное здание, хапспособом,* переоборудованное на отдельные комнатки. На территории этого гарнизончика, за общим забором находилось, как я уже упоминал три полка десятой танковой дивизии. Танковый, артиллерийский и зенитно-ракетный.
Соответственно, в общаге каждый полк занимал один этаж. Если брать снизу, то танкисты – на первом, «боги войны» – на втором, а ПВО* -поближе к своему полигону – небу, на третьем.
Все соседи по «кубрику» находились на службе. Заняв свободную кровать, не откладывая в долгий ящик, сразу же приступил к оборудованию повседневной формы одежды.
Очень быстро подошло время обеденного перерыва и в комнату стали сходиться соседи по кроватям. —
– Ооо! У нас новые люди, Валера, начальник склада ГСМ* Груздев! – бойко представился прапорщик и протянул руку. Я доложился в свою очередь, познакомились. Тут же следом зашёл второй житель нашего теремка. Рафик, начальник склада РАВ*, прапорщик Давлятшин. Я кратко доложил кто я и откуда взялся.
Четвертый наш обитатель, как мне объяснили первые двое, повар-сверчёк*, ночевать приходит редко и контактов с товарищами по комнате практически не поддерживает. В комнате образовалось сообщество из трех национальностей, два татарина, Рафик и повар, один русский – Груздев и я, украинец. Быстро собрались и вместе пошли в столовую. При входе в здание я тут же обратил внимание на барельеф, который красовался на фронтоне. Обнаженный всадник с факелом в правой руке.
Что означал этот символ, никто толком объяснить не смог. Но все поддерживали версию, что здесь и до прихода Красной Армии была столовая, только питались в ней офицеры «люфтваффе». Сели за один стол. Тут же подошла официантка, взяла у нас заказ и с меня деньги за месяц наперед. Меню состояло из двух – трех блюд первого, второго и третьего на выбор. Качество пищи вполне приличное. После обеда я продолжал заниматься своей формой.
Вечером пришел и четвертый зверушка в нашу норушку. Да уж, это действительно, был татарин настоящий, классический. Мусульманского разливу, если все раннее мне встречавшиеся представители этой нации были штабными писаришками, связистами с признаками интеллекта, то сей экземпляр совсем наоборот. При росте в сто семьдесят, весом за восемьдесят, возрасте двадцать один с половиною, широкое плоское лицо со скулами, выпирающими в стороны, ноздри, как дырки от бублика в плоском носу. Лоб шириною в два карандаша, волосы коротким ежиком, глазные щели, как будто прорезаны лезвием в двух вареных картофелинах. В них сверкают злобные глазенки. Верхние конечности ниже колен, нижние, как положено настоящему ковбою, свободно могут почесать друг дружку под животом лошади. Для завершения портрета -ни разу не стиранные рубашка и брюки с тех пор, как он получил их со склада. Жир с них не капал только по тому, что был крепко сцементирован грязью. Туфли, если их еще можно было так назвать, соответственно, никогда небыли знакомы ни со щеткой, ни тем более с кремом. Судя по всему его АЙ – -КЬЮ* соответствовал уровню «гориллы». Халил, протянул он мне свою немытую от рождения, с нестрижеными когтями клешню, отводя при этом узкие моргалки в сторону. Мне ничего не оставалось, как испачкать свою чистую ладонь об его лапу. После рукопожатия, ничего больше не говоря, натужно сопя, он вперевалку, как медведь, поплелся к столу. С собой он принес из столовой солдатский пятилитровый бачок полный жареной вонючей рыбы. Той самой рыбы, от одного вида и запаха которой может стошнить любого, кто ее наелся в течении первых месяцев службы. На довольствие в офицерскую столовую он, конечно, же не становился. В дальнейшем эту гадость таскал в комнату регулярно. Как ни странно для меня, Груздев и Давлятшин с удовольствием присоединялись к его трапезе, особенно, если под водку.
Эта азиатская морда очень удивлялась, да еще и обижалась:
«Почему это я игнорирую его жратву.»
А еще у него была вредная привычка постоянно стрелять у всех одну, две марки, даже и не думая, когда либо их возвращать. Пишу это не
из – за предвзятости, в последствии этот индивид еще не однократно проявил свою непомерную тупость и глупость.
