Czytaj książkę: «Вирус»
© Влад Длиннов, 2020
ISBN 978-5-4498-4224-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ГЛАВА 1
Лили недовольно качает головой, когда я говорю о смерти. Она сидит рядом – в пассажирском кресле «Зелёной Миндальки». Так я называю свой «мерседес» – в любую минуту он может раскрошиться на мелкие детали. На своей «Зелёной Миндальке» я проезжаю сотни километров, сотни разбитых дорог.
Я включаю стеклоочиститель, чтобы смахнуть насекомых, и передо мной вырастает жидкая радуга из мёртвых оводов и саранчи. По салону «Зелёной Миндальки» разносится запах корицы, специального автомобильного ароматизатора.
«Элитный парфюм для вашей тачки», – написано на упаковке.
В руках Лили держит толстый блокнот. Она рисует в нём географическую карту, с достопримечательностями в виде точек и крестиков. Над каждым из них она выводит по латинскому символу, издалека они напоминают стаю птиц. Если присмотреться, можно разглядеть на страницах блокнота ромбики, водружённые друг на друга, как в узоре пчелиных сот. Лили говорит:
– Так выглядит химическая формула марихуаны.
Позади нас остаются кирпичные коттеджи с косыми крышами и заборами. Мы проносимся мимо супермаркетов, витрины которых разбиты на тысячи осколков, обмотаны жёлтой полицейской лентой с надписью «Вход запрещён».
По обеим сторонам от дороги вкопаны рекламные плакаты – один за другим, по ровной линии они выстраиваются в ряд. Там написано:
«Оставь кровоточивость дёсен в прошлом».
На другом плакате написано:
«Сделай себя совершенством!»
Надписи на плакатах призывают нас купить зубной порошок и записаться на водную гимнастику. Нас уговаривают похудеть и стать привлекательнее, нас просят сделать свою жизнь безупречной и, самое главное, долгой. Надписи на плакатах рекомендуют нам сдать анализы на диабет, рак и туберкулёз.
Герои диснеевских мультфильмов на одном из плакатов приходят к врачу. Белоснежка, Русалочка и трое племянников Дональда Дака. Билли, Вилли и Дилли. Они садятся на кушетку и закатывают свои разноцветные мультипликационные рукава по локоть. К их идеальным ровным венам склоняется человек в белом халате. Шприц в его руке постепенно заполняется красной жидкостью, мультипликационным гемоглобиновым раствором.
Все в это время улыбаются, и никто не боится боли. На плакате написано большими буквами:
«Быть здоровым – это счастье!»
Лили говорит:
– Обрати внимание на Белоснежку.
Лили говорит:
– Судя по тому, как у неё опухли гланды, она подцепила что-то венерическое.
Все слова Лили произносит шёпотом:
– Это может быть гонорея или кандидоз.
Лили наносит формулы лекарств на бумагу простым карандашом, шёпотом она говорит про то, что племянники Дональда Дака – подпольные секс-террористы, они заразили несчастную Белоснежку паховой гранулёмой и микоплазмозом, Лили говорит об этом в полтона.
Я спрашиваю, почему Лили считает, что все вокруг чем-то больны? Спрашиваю, что не так с Русалочкой?
Лили – также вполголоса – отвечает:
– Из-за одноклеточных организмов, которые обитают в воде, скорее всего, она страдает акантамёбным кератитом.
Так мы и будем ехать. Я и Лили. Время от времени, как это часто бывает в дороге, нас будет преследовать наше прошлое. Моя мама.
Моя мама столкнула самолёты над Боденским озером.
Моя мама вызвала ураган Катрина.
Моя мама назвала меня «Малолетним-В-Рот-Давашкой».
Мы будем прыгать туда-сюда, вспоминая то одно, то другое. Лучше сразу привыкнуть.
Когда я отказывался становиться вегетарианцем, моя мать называла меня «косоглазым пилоткозавром». Когда нужно было сделать уборку в клетке с лабораторными крысами, она называла меня «анальным сифилитиком». Во время походов по музеям, когда ей нравился какой-нибудь арт-объект, она гладила меня по голове и говорила: «Привокзальный членожуй».
Моя мать была особенной, она называла себя «Божественной исключительностью».
Сейчас моей мамы нет рядом, но каждую секунду я ощущаю её присутствие.
В моей машине только Лили. На разлинованных листах она строит замок из ромбиков. Одну фигурку она ставит на другую. А затем вываливает еще три сверху и соединяет их латинскими буквами «О», «N» и «H».
Говорит:
– Это химическая формула ацикловира. Если бы Жасмин была предусмотрительной, то Аладдин не заразил бы ее генитальным герпесом.
Мы будем ехать так – время от времени останавливаясь у рекламных щитов. Мы будем сжимать время до одной тысячной секунды и растягивать на миллионы веков. Говорить мы будем шёпотом.
ГЛАВА 2
Пункт 54, статья 3, из «Памятки уцелевшим» (под ред. отдела по противодействию ЧС Всемирной организации здравоохранения): «Всем уцелевшим настоятельно рекомендуется не разговаривать громко. Кроме того, настоятельно просим всех уцелевших, находящихся в помещении, не ронять на пол стеклянную посуду, не включать музыку и не исполнять музыкальные произведения».
Я постоянно слышу, как голос сверху кричит: «РАЗРЯД!» После этого горизонт ослепляет яркая вспышка, и меня уносит в новое место, я пытаюсь зацепиться за что-то твёрдое, но ничего не получается. Я пытаюсь ухватиться за больничный халат Виктора, за хрупкое запястье Лили, за лавандовый запах её волос, но ничего не получается – я исчезаю, растворяюсь в воздухе, чтобы оказаться где-то в другой плоскости, в другом временном отрезке. Когда слушаешь мою историю, складывается ощущение, что просматриваешь сотни роликов в интернете, пролистываешь сотни страниц и фотографий, переключаешь сотни кабельных телеканалов – будет всё время казаться, что финал где-то близко, что развязка приближается, но команда «РАЗРЯД!» снова относит меня назад. Или вперёд. Или оставляет в этом моменте, в моменте «здесь и сейчас», как говорит Виктор, мой лечащий врач. Разряд!
В медицинских институтах будущих врачей не учат сообщать пациентам о смертельном диагнозе. Зачастую врачи рассказывают плохие новости сухо и без эмоций. Никаких красок в голосе, никакого сострадания на лице, никакого раздражения или сочувствия. Монотонно и долго, как на лекции по неорганической химии. Врачи, сообщающие смертельный диагноз, даже не подозревают, насколько с ними скучно.
Конец моей истории происходит в этот момент, мой финал – это результат арифметического действия, он образован в результате сложения нескольких коротких слов, пугающих своим смыслом, своей морфологией, даже не сразу понятно, что имеется в виду: «Вы заражены смертельным вирусом».
Напротив меня сидит врач. Он говорит, что я болен смертельным вирусом.
Мой врач – выпускник медицинского института, он не умеет плакать вместе с пациентами. В медвузе его не учат жалеть больных: лёгким прикосновением пальцев, а потом объятием, крепким и вселяющим надежду, а потом ободряющими словами. Ничего подобного не преподают на медицинских факультетах. Только факты.
– У вас неизлечимая болезнь.
Звучит, как будто ты на полной скорости врезаешься в рекламный столб. На нём написано: «Тренинги для будущих врачей». Снизу добавлено: «Учимся быть деликатными и тактичными». И ещё ниже: «Постановка речи. Как говорить с болью в голосе».
– В вашей крови обнаружены клетки Вируса-44, – продолжает врач.
Слова, которые он произносит, делят мою жизнь на «до» и «после». Как в рекламе Суперковрика, Подушки-трансформера или Кружки-мешалки – в одном из тех телевизионных роликов, первая половина которых окрашена в чёрно-белые тона, а потом, после покупки товара, всё меняется, и жизнь налаживается, краски становятся ярче. Только в моём случае – наоборот.
Врач говорит мне:
– Наверняка вы читали об этом вирусе на фейсбуке?
Не знаю, зачем, но я спрашиваю:
– Когда я умру?
И врач отвечает:
– Давайте для начала успокоимся.
На моём враче – идеально белый халат. Пуговицы цвета спелой моркови. Из-за ворота выглядывает розовая водолазка. На шее висит фонендоскоп. Он настолько чистый, что я вижу в нём отражение своего подбородка.
Врач спрашивает:
– Когда вы в первый раз почувствовали тошноту? Сколько месяцев назад?
Я говорю:
– Не помню. Это было совсем недавно.
Врач спрашивает:
– Бывает ли у вас неконтролируемый смех?
Нет.
Мой врач спрашивает, употреблял ли я когда-нибудь мясо человека. Некоторые инфекционисты считают, что болезнь переносит плохо прожаренная человеческая плоть.
– Лекарство от Вируса-44 ещё не найдено, – говорит мой врач. – Я могу назначить вам поддерживающую терапию. Пока вы будете её принимать, с вами ничего не случится. А для начала вам нужно пройти курс антибиотиков. Я выпишу рецепт.
Не знаю, зачем, я спрашиваю:
– А облучение?
Врач говорит:
– А при чём тут облучение? Это же не рак. Пока я заполняю анкету, измерьте температуру, – врач даёт мне градусник.
36 и 6.
Мы встречаемся с ним на медицинской конференции в отеле Rixos или в парке аттракционов Fantasy World.
Мы встречаемся в фотосалоне Photo Print у стендов с канцтоварами. Мы встречаемся в закусочной «Время Завтрака», где по секретному старинному рецепту выпекают блины с мясом. Мы встречаемся на премьере фильма об астронавте, которого забывают на Марсе. Мы встречаемся где угодно, только не в больничных стенах.
37 и 8.
Температура тела скачет, как баскетбольный мяч по полу, и воспоминания относят меня сюда – в этот момент, где сотни маленьких огоньков разлетаются в разные стороны. – Я тушу сигаретный окурок о металлический столб, он заканчивается в двух метрах надо мной гигантской надписью «Микро-Триммер-Мак-Турбо-Удаляет-Волоски-Даже-В-Самых-Труднодоступных-Местах». Снизу кто-то приписал розовой краской:
«Не останавливайся! Двигайся только вперёд».
Это происходит в тот самый момент, когда мы с Лили грабим очередную аптеку. Сквозь пластиковую витрину, под тусклым светом люминесцентной лампы, можно разглядеть наши сгорбленные силуэты, можно услышать очередную историю, рассказанную шёпотом под тихое дребезжание морозильной камеры.
– Знаешь ли ты, что многие люди считают смерть идеальным подарком? – Лили отдирает скотч от коробки, которую мы обнаруживаем в аптеке №3. Она говорит:
– Альпинисты, погибающие в горах, становятся легендами.
Лили говорит:
– Или взять хотя бы террористов. Они полагают, что, совершив атаку на посольство какой-нибудь вражеской страны, сразу попадут в рай.
Взрывное устройство под их одеждой – это как виза с печатью и подписью генерального консула.
Пшик. Пшик. Лили брызгает освежителем воздуха, она находит его в отделе «Дезинфекция для вашего дома». Аптека наполняется искусственным запахом малины. На входе в аптеку висит неоновая вывеска с объёмной цифрой три. Ниже надпись:
«Мы дарим здоровую жизнь».
Как и во всех предыдущих подобных местах, здесь беспорядок. Разноцветные капсулы разбросаны тут и там. Зелёные, красные, синие таблетки разных форм и предназначений. На бумажных инструкциях и упаковках – следы от обуви.
Придорожные аптеки напоминают мне маяки. Башни с сигнальными огнями на берегу моря. Ориентир для тех, кто находится в пути много дней. Дальнобойщики покупают тут презервативы и таблетки от диареи. Семейные пары, путешествующие с детьми, – ягодную смесь для своих отпрысков и таблетки от мигрени для себя. В аптеках всегда спокойно и безопасно.
И вот сейчас нас здесь двое. Я и Лили. Я жую никотиновую пластинку от курения, а Лили распаковывает коробку с надписью «медицинская утварь». Она копошится в груде одноразовых шприцев и резиновых перчаток, говорит:
– Мы ведь не террористы! Для нас, обычных людей, смерть – это не подарок, а наказание.
Я уже не помню, почему мы начали говорить об этом. Показываю Лили свой градусник.
38 и 9.
Лили достаёт из кармана меховой накидки капсулу цвета венгерской сирени, она зажимает её между указательным и большим пальцами, подносит к губам и сдувает с неё пыль, приклеившиеся частички табака, рыжий кошачий волос.
Лили спрашивает меня:
– Твой врач что-нибудь говорил о смерти? Он сказал, как с этим справиться?
И вот я снова в кабинете врача. Так мы и будем ехать. То туда, то сюда. Без остановок. Пытаясь поймать ладонью таблетку, подброшенную Лили в воздух. Вслушиваясь в звук настенных часов – тик-так… тик-так… тик-так…
Мой врач сказал следить за движением секундной стрелки, он посоветовал жить по принципу «здесь и сейчас». Вот, пожалуй, и всё, что он сказал.
Лили спрашивает:
– Всё?
Мы снова в аптеке.
Я рассказываю Лили про то, что в медицинских институтах врачей толком-то и не учат разговаривать с больными.
Лили говорит:
– В таком случае твой врач должен работать на горячей линии для суицидников.
Лили опустошает бутылку минеральной воды, она признаётся, что её раздражают такие формулировки – похожие на слоган туристической компании: «Здесь и Сейчас», – лишь бы продать доверчивому клиенту путешествие на круизном лайнере – мы живём один раз, поэтому нельзя жалеть денег на свои впечатления. «Здесь и сейчас» – это ложь, которую хотя бы раз в жизни внушает себе каждый человек, считает Лили.
Она машет пустой бутылкой и говорит, что всё это выдумка для тех, кто не смог построить карьеру. Или не успел родить ребёнка, или накопить денег на собственный дом. Оправдание из серии «я не унесу с собой в могилу всё это». Или «а что будет с моим богатством после смерти». Или «все мы гости на этой Земле».
Жить «здесь и сейчас» – это мифологическая установка. Сказка для наркоманов. Механизм выживания для неудачников.
– Ничего близкого к тому, что происходит в реальности. Нельзя жить «здесь и сейчас», – говорит Лили.
Она наклоняет голову, чтобы проверить, не закатилась ли какая-нибудь маленькая таблетка за шкафчик.
– Что же плохого в том, чтобы попробовать? – интересуюсь я у Лили. А она в этот момент открывает новую бутылку минеральной воды и говорит:
– Я могу провести для тебя лечебный обряд на процветание, – голос Лили звучит заботливо, нежно, без злобы. Она говорит:
– И ты всё сразу поймешь.
Я слышу: «РАЗРЯД!» – и снова оказываюсь в кабинете врача.
Ещё до того, как он рассказал мне про «здесь и сейчас», но уже после того, как глубоко вздохнул и сообщил мой диагноз. Тик! Тааак… Тик! Тааак. Тик! Тик! Тик… Когда узнаёшь о смерти, время перестаёт идти, как прежде. Секундные стрелки скулят и лают, как рок-музыкант со сцены; сталкиваясь друг с другом, стрелки гремят; уходя вперёд, секундная стрелка шепчет, как священник в исповедальной комнате. Реальность воспринимается неадекватно. Всё происходящее кажется неправдой. Всё забывается, все достижения сворачиваются в клочок бумаги и летят в мусорную корзину, и первое, что приходит в голову: «Это неправда!»
Я чувствую себя маленьким, раздавленным и растерянным. Уследить за секундными стрелками не получается. Постоянно хочется вернуться в прошлое. Впрочем, так мы и будем делать – постоянно возвращаться назад, переходить из комнаты в комнату, плыть по кафельным больничным коридорам, навстречу будущему, далёкому и расфокусированному.
– Вам не нужно волноваться. Несмотря на то, что Вирус-44 неизлечим, лекарство от него всё же имеется.
Я слышу «РАЗРЯД!» и оказываюсь в кабинете врача. Он говорит, что некоторые препараты остановят распространение вируса, но не излечат меня от него.
– Это как сахарный диабет или подагра. Понимаете, о чём я говорю?
Это как астма.
Это как некоторые виды рака.
Шариковая ручка, которой пишет врач, похожа на подвыпившую балерину в ночном клубе. Она заигрывает с окружающими, закидывает ногу на барную стойку и прыгает с листа на лист, отклоняясь то вправо, то влево!
Врач смотрит на меня, не отрывая ручку от тетради. Он какое-то время пишет, а потом останавливается – он укладывает пьяную балерину в тетрадную кровать. А потом делает паузу, как написано в инструкции «Помоги своему ближнему пережить утрату». Потом он делает ещё одну паузу. И потом ещё одну.
Он говорит:
– Я посещаю тренинги, организованные неправительственными организациями, и нам рассказывают, что чувствуют пациенты.
Говоря о пациентах, врачу следует добавлять «смертельно больные».
– Медицина совершила большой прорыв! Мы каждый день приближаемся к ответу.
Тик… так… тик… так… тик…
Спрашиваю:
– И сколько нужно ждать?
Врач говорит:
– Поверьте, вы доживёте до старости.
Он говорит:
– Некоторое время у вас точно есть!
Говоря «некоторое время», врач имеет в виду «никто не знает, сколько».
– Психика человека так устроена, что все умирающие люди чувствуют примерно одно и то же. Поэтому я понимаю ваше состояние. Вы чувствуете себя раздавленным, так? Вы пытаетесь ухватиться за секундные стрелки, вы пытаетесь считать. И ещё вам кажется, что эта шариковая ручка над вами издевается. Да?
Врач говорит мне:
– Соберитесь!
Он добавляет:
– Вам нужно сохранять позитивный настрой.
То ли цитируя очередную главу из психологических брошюр, то ли вспоминая какой-то свой личный опыт, он говорит:
– Позитивный настрой – это половина успеха.
На тренингах врачам рассказывают, что сначала они должны оценить реакцию пациента на известие о смертельном диагнозе и дать ему время на осознание. Врачам сообщают, что первая реакция на страшный диагноз – отрицание.
Так… тик… так… тик… так…
– Не падайте духом! – говорит мне врач. Его имя на бейдже написано мелким шрифтом – так, что не разглядеть.
Секундные стрелки… Отрицание… Опухоль в паховой области. Я спрашиваю:
– А вы уверены насчёт диагноза? Может, нужно сдать повторные анализы? Может, это ошибка?
Врач кивает. Вчитываясь в буквы на бейдже, я вижу его имя.
Его зовут Виктор.
ГЛАВА 3
Мы проезжаем плакат, на котором изображена душевая кабинка, – вода стекает с тонированных стёкол, под струёй стоит молодой человек, крупным планом запечатлены его густые волосы. Прядь к пряди. Оттенок «платиновый блонд». Шевелюра аккуратно уложена назад. В руках у парня пузырёк с жидкостью изумрудного цвета. На нём надпись:
«Непревзойдённое увлажнение!»
Лили продолжает делать записи в блокноте. Иногда оттуда выпадают её старые фотографии. Из кожаного переплёта выглядывают ресторанные чеки, пластиковые авиабилеты, липкие оранжевые стикеры. Все они исписаны латинскими буквами. Каждый кусок бумаги испачкан простым карандашом.
Я слышу «РАЗРЯД!» и вижу, как Лили выходит из машины и, спустя некоторое время, возвращается. Так мы и будем ехать – постоянно останавливаясь, попадая из точки А в точку В. Из точки В – в точку С. Из точки С – снова в точку А. Мы постоянно возвращаемся сюда. В мир, где никого больше не остаётся, только я и Лили.
– Рассказывать историю нужно с конца, – говорит Лили. Она считает, что только так можно добраться до сути и сделать правильные выводы, понять тему и добиться главного.
– Главное в любой истории – это развязка, – говорит Лили.
Она резко обрывает повествование – сначала рассказывает историю, а затем останавливается, финал повисает в воздухе, как дым ментоловых сигарет.
Лили говорит, что у них на телевидении постоянно так делают. Этот художественный приём называется «клиффхэнгер». Когда эпизод прерывается на самом интересном месте.
Лили просит, чтобы я тоже использовал «клиффхэнгер».
– У тебя получится, – говорит Лили. – Расскажи свою историю с конца.
Порадуй членов киноакадемии! Удиви всех, дёрни за рычаг и распахни пыльный занавес! Заставь всех аллергиков в зале хвататься за горло! Убей кого-нибудь, а потом стащи с мёртвого тела смокинг и используй его в качестве бронежилета.
По привычке я тянусь к приёмнику, чтобы включить радио и послушать прогноз погоды. Но Лили останавливает меня: – У тебя получится, поверь мне.
Лили говорит:
– Главное – начать.
В своём блокноте Лили проводит плавные линии. Вверх, вниз и по диагонали.
Каждые десять-пятнадцать минут Лили обрывает моё повествование. Она разминает запястье и жалуется на туннельный синдром. Она произносит свои заклинания или предсказывает погоду.
Она говорит:
– Сегодня пойдёт снег. Нам лучше остановиться и переночевать где-нибудь.
В своём ежедневнике, больше похожем на кулинарную книгу с рецептами, она расчерчивает всё новые и новые линии. Направо, налево, крест-накрест.
Так мы и едем – на полной скорости обгоняя рекламные плакаты вдоль дороги. Скрываясь и убегая.
Закат окрашивает небо в цвет марганцовки и превращает его в гладкий натяжной потолок. Я закидываю в рот таблетку и запиваю её минеральной водой. Каждый раз, когда я так делаю, всё вокруг меняется. Пространство искажается, вытягивая стены и вращая бетонный пол против часовой стрелки. Каждый приём таблеток – это небольшое землетрясение, лёгкая турбулентность.
Я знакомлюсь с Лили на обочине дороги.
Когда она садится ко мне в машину, Меркурий входит во вторую фазу активности. Лили говорит:
– Благодаря Меркурию даже совсем заблудшие путники находят дорогу домой. Путешественники в этот день практически не испытывают усталости. Дорога в этот день благоприятная.
На Лили надета меховая накидка холодного серого цвета.
Она говорит мне:
– Спасибо.
На рукавах её серого, как сталь, полушубка я замечаю тёмно-алые разводы, похожие на застывшую кровь. На секунду меня ослепляют стразы в её ушах.
– Нам нужно повернуть направо и спуститься вниз, – рукой Лили показывает вперед, – за автозаправкой, напротив веганского магазина, есть одна аптека.
Бросив дорожный рюкзак на заднее сиденье, она протягивает руку и говорит:
– Меня зовут Лили.
Кисти её рук покрыты тонкими, как нить, царапинами. На безымянном пальце сверкает золотое кольцо.
Мы въезжаем в город как раз в тот момент, когда туман на улице рассеивается. В стеклянных витринах я успеваю увидеть своё отражение. На мне плащ горчичного цвета, вязаная шапка натянута до бровей, она скрывает лоб, затылок и уши. В отражении витрины я вижу, как изо рта у меня идёт пар.
Мы проносимся мимо рекламных вывесок, которые сообщают нам о концерте в честь Дня независимости, о большой распродаже в магазине New Yorker, об открытии новой клиники по пересадке волос.
Я слышу «РАЗРЯД!» и вспоминаю свою прежнюю причёску. Вспоминаю, как я начал терять волосы. Вспоминаю свою первую вязаную шапку, украденную в супермаркете.
Мои воспоминания – как бирки на одежде. Оторви и выбрось.
Я слышу «РАЗРЯД!» и снова возвращаюсь в машину. Мы проезжаем мимо рекламного плаката, на котором изображён молодой парень. 99 и 9 десятых процента опрошенных женщин назвали бы его привлекательным. Он держит в руках ключи от автомобиля и улыбается белыми ровными зубами. Его лоб прикрывает филированная чёлка цвета «медовый блонд», её можно небрежно откинуть назад при жаркой погоде, во время дискотеки ею можно трясти в разные стороны. На подбородке у парня через толстую корку тонального крема пробиваются ростки щетины. Уголки плотных губ приподняты вверх. Ни одной морщины, взгляд ясный. На плакате большими ровными буквами написано:
«Тебя ждёт незабываемое путешествие!»
Лили достаёт из своего рюкзака ежедневник и говорит, что может предсказать будущее.
– Вообще-то я не люблю копаться в чужом грязном белье, – говорит Лили. – Но я могу рассказать всё о твоём прошлом. Кем ты был раньше, и что привело тебя сюда.
Лили открывает свой ежедневник и начинает трясти его. На коленях Лили вырастает целая куча бумажного мусора. Билеты на ночные киносеансы, вырезки из медицинских журналов, магнитные карточки метро. В этой куче я замечаю несколько скомканных газетных страниц. На некоторых из них напечатана фотография Лили.
Я успеваю прочесть в заголовке слово:
«РАЗЫСКИВАЕТСЯ»
Мы проезжаем мимо многоэтажных домов. Если двигаться медленно, то можно разглядеть обстановку в окнах. Можно увидеть мебель в стиле прованс, зеркала в стиле барокко и колонны в стиле рококо. Всё потрескавшееся и пыльное. Сухое и безжизненное. Брошенное.
Так мы и будем ехать.
Над нами свешиваются троллейбусные провода. Нас сопровождают рекламные плакаты, справа и слева, как тюремные надзиратели, ведущие заключённого на прогулку. На одном из щитов во весь рост изображён молодой парень. 99 и 9 десятых процента женщин назвали бы его «человеком приятной наружности». Он стоит, закинув на плечо клюшку для гольфа. Надпись под ним гласит:
«Добро пожаловать в новую жизнь!».
Ниже кто-то от руки написал розовой краской:
«Ещё не поздно передумать и повернуть назад».
Лили собирает с колен свой бумажный хлам и расфасовывает его по карманам рюкзачка. Открытки, банковские чеки, рекламные буклеты. И даже газетные вырезки, в которых написано, что Лили разыскивают за совершение тяжкого преступления.
– Я могу усилить твою денежную энергию. Для этого мне понадобятся свечи и карманное зеркальце, – говорит Лили.
Мы проезжаем ювелирные салоны и мебельные магазины. В зеркальных витринах скользят наши изображения, искажённые версии меня, Лили и моей «Зелёной Миндальки» – так я называю свой «мерседес».
– Если мы не найдём свечи, ничего страшного. В качестве альтернативы я могу использовать рисовую крупу, – говорит Лили.
Она спрашивает:
– В аптеках ведь продаются каши для завтрака?
Мы проезжаем мимо городского дворца бракосочетаний, мимо разбитых лимузинов, ветер поднимает в воздух клочки чужих свадебных платьев, с деревьев свисают кружевные свадебные лоскуты. Город, по которому мы едем, похож на роскошный особняк после ограбления. Тысячи осколков с хрустом въедаются в автомобильные шины. Бедная «Зелёная Миндалька».
– Ты спас меня, и в знак благодарности я могу наладить твою личную жизнь.
Лили говорит:
– Это займёт пару минут.
Если раньше для какого-нибудь таинственного обряда требовалось раздобыть волос 33-летней девственницы, то сейчас всё намного проще. Достаточно набрать стакан кипячёной воды, раздеться догола и намазать свою промежность мёдом.
Лили украшает страницы своего блокнота новыми иероглифами. Она выстраивает буквы в ряд, как на модельном подиуме, а затем зачёркивает – одну за другой, меняет их местами, соединяет стрелочками, будто подбирая код к электронному замку. Одну из газетных полос Лили прячет в карман рюкзачка. Рядом с фразой «РАЗЫСКИВАЕТСЯ особо опасная ПРЕСТУПНИЦА» написано:
«ВЗЯТЬ ЖИВОЙ ИЛИ МЁРТВОЙ»
Я успеваю прочесть это. Там написано:
«Ни в коем случае не вступайте в контакт! Сразу сообщите в полицию».
Город, по которому мы едем, пуст, как коробка конфет после Рождества.
Шёпотом Лили рассказывает о том, как приворожить чужого мужа. Как излечиться от алкоголизма. Как навсегда устранить конкурента по бизнесу. Как защититься от негативных эмоций.
– А сейчас, – говорит Лили, – я могу предсказать твоё будущее, хочешь?
