Czytaj książkę: «Планета супербарона Кетсинга»
© Заяц В., 2020
© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2020
© «Центрполиграф», 2020
* * *
Глава 1. Саратов, потом Воронеж
Атака, шаг вперед, укол снизу, еще два шага и назад в оборону, отбить вращением. Корпус назад, поймать баланс и проход всем телом – от левой ступни сзади до правой кисти впереди. Корпус ниже, рискнуть и достать. Нет. Обманный уход и защита-ответ, как на рапире, но с опережением. Точный укол в область сердца. Сигнал. Почему проигрыш? Регистратор показывает – шпага Ролина замкнула контакты на три десятые секунды раньше. На три десятки! Это ему засчитывается пятый укол. Осталось снять маску и пожать руку победителю.
Ролин руки не подал, прижал ее к сердцу, к месту удара, опустился на одно колено. С чего бы? Укол прошел от души, прямой, больно, конечно, но не настолько же, чтобы комедию ломать. И когда ломать – на первом круге соревнований! Бурлила досада на проигрыш, и Вок решил не смотреть следующий поединок, отправился в душ, только перед выходом из зала обернулся. Ролин улегся на пол, рядом на корточках сидел его тренер.
Не успел Вок снять экипировку, как в раздевалке показалось пузо руководителя команды.
– Ну, ты молодец, Вольдемар. Рапира – сорок восьмое место, сабля – тоже сорок восьмое, шпага – ровно вдвое больше, девяносто шестое. Вечером ко мне в номер, на разбор.
Вольдемаром его называли в шутку, иногда свысока, как в этот раз. Когда впервые выступал за область, в листе вместо Владимира написали Вольдемар – ошиблись. Так и объявили, а прозвище прилипло.
Разбор, ну и ладно, нашел чем пугать, пузанчик. Гадко не от разбора, гадко из-за проигрыша. Как говорит тренер – надо быть реалистом, понятно, что Россию выиграть Вок способен лишь при совсем чудесном стечении обстоятельств, но дойти хотя бы до одной восьмой обязан. Нет, не повезло. Три десятки. Ноль двадцать пять – и уколы считались бы одновременными. Разница – пять соток, чистое невезение.
До конца дня Вок из номера не высовывался, на разбор пошел прямо в тапочках – чего там несколько дверей вдоль коридора.
– Вот он, явился, – встретил его с порога голос руководителя. – Посадить тебя мало!
Что-то было не так. Ладно, начальство, тренер постную рожу корчит, но и у ребят всех лица вытянуты, будто случилось что-то.
– Ну, проиграл, виноват, поздно дотянулся. Сажайте, – огрызнулся Вок.
– Да он не знает, наверное, – всплеснула руками рапиристка Катя.
– Не знает! – Руководитель покраснел от возмущения.
– Подожди, – отодвинул его тренер. – Ты действительно не знаешь? Ролин умер в больнице.
Нет, так не бывает. У шпаги на конце не острие, а сенсор, на груди фехтовальная куртка с пластиковыми вставками. Удар чувствуется, синяк получить можно, но и все. Или не все? Само собой вырвалось:
– Это я?
– Не мандражируй! – Красная рожа руководителя изобразила превосходство во всем. – Инфаркт, несмотря на молодой возраст. Но я бы тебя посадил. Девяносто шестое место, противника до смерти рассмешил.
– Не надо так, – пискнула Катя. – Он ведь умер.
Руководитель наконец заткнулся, зато включился тренер, хороший, в общем, мужик, но прямой – прямей некуда. Выдал, опустив предисловия:
– Обозначаю, Вок, тебе не говорили, чтобы настрой не сбивать. Областная федерация решила – если в этот раз без результата, то команде ты не нужен.
Вок – тоже прозвище, но уже не обидное. Кричалка – фанаты скандировали инициалы, Владимир Олегович Консинов. Тоже прилипло, хоть фанатов и не много было – школьные друзья и несколько знакомых, захаживавших на местные соревнования.
Еще пытались прозвать «интеллигентом», свои, внутри команды, но не подошло, хотя причина и имелась. Дело в его нелюбви ждать, абсолютной нелюбви. А что делает спортсмен всю спортивную жизнь? Ждет. Едет на соревнования – ждет, приехал – ждет начала, в спортзале размялся и ждет очереди на дорожку. Воку это поперек горла всегда стояло, поэтому таскал с собой книжку. Любую, лишь бы заняться чем-нибудь. Читал все время, помнил много и поначалу, по глупости, лез в разговор со своими знаниями. Вот и хотели прозвать.
– Знаю – вам я нужен дырки затыкать, – процедил Вок сквозь зубы. – Только где вы такого возьмете? Чтобы во всех трех видах на Россию выходить?
Зря сказал, глупо, от обиды мозги отключаются и глупости из человека лезут.
– А не нужна затычка, – скривился руководитель команды. – Троих молодых привезем, по одному на шпагу, саблю и рапиру. Пусть учатся, хуже не выйдет. Ты же почетный член и патриарх последней десятки. И в каждом виде.
Про последнюю десятку он зря, с Воком такое впервые, да всего пять сотых, и вышел бы в следующий круг. Хотелось огрызнуться, ответить, но… Результаты, как говорит тренер, это то, что видно на табло. Вот обидно – тренер с руководителем спорить не собирался. Хоть не было, конечно, заранее никаких решений областной федерации, сам пузанчик их и принял, он и есть ее председатель. Из-за Ролина убрали Вока, от греха подальше. Хотя результатов действительно нет.
Кто вылетел в отборочных боях, может покинуть замечательный город Саратов, а тот, кто вылетел из команды, может покинуть спорт вообще. Вок пошел на вокзал пешком – времени до поезда навалом, а ходьба поправляет настроение, мысли в русло вводит. Открыл навигатор в телефоне, да и пошагал. Думал о сегодняшнем. Первая злость улеглась, и вперед вышло главное: понял наконец, осознал – Ролин-то умер. Из-за того укола? Или нет? Кто же скажет точно? Даже полиция допрашивать не приходила, но для себя понять надо.
Синтетический голос вел короткой дорогой, не заморачиваясь ее особенностями, Вок, впрочем, тоже не заморачивался. Ну и влип, конечно. Парк – он вроде и центральный, и освещенный, но и привлекательный. Для всех категорий населения.
Крики донеслись издалека, топот ног по асфальту, треск ломающихся кустов. Кого-то били, кто-то убегал, догонял – обычное дело субботним вечером. На боковую аллейку выскочили трое крепких ребят лет по двадцать, запыхавшиеся, с раскрасневшимися физиономиями. Притормозили, заметили Вока, один крикнул «вот он!», да им все равно было, кого бить. Вок дернул головой – проверить, чтобы сзади никто не подобрался. Тройка ломанулась на него. Во фронт, кто быстрее, кто первый ударит и свалит хлюпика на асфальт. Вок без спешки поднырнул под руку самого быстроногого, плечом под локоть, рывок вниз. Хруст, крик – об этом бойце можно больше не беспокоиться. Второй, самый мордастый, не понял опасности, попытался дать под дых. Уход вправо, удар ногой по голени. Мордастый устоял – слабо получилось, не успел стойку принять. Поставил ступню поперек, дернул на себя за кулак. Чуть провел, помог силе инерции, и широкая морда встретила асфальт. Третий. Третий оказался посложнее, подскочил сбоку, присел на полусогнутых враскоряку, сгорбился, оперся на заднюю ногу. Понятно – джиу-джитсу, любитель, не больше, но у Вока правые рука и нога еще не в позиции, они там, где только что работали. Левую руку Вок берег, но пришлось выбросить ее вперед, дернуть нападавшего на себя, цепляясь ногой за лежавшего мордастого, используя его для баланса, сбить и третьего – последнего боеспособного. Кисть пронзила боль – все-таки не успел, попал ломаным суставом на захват. Но правая рука уже освободилась, удар по глазам, обманный, ладонь резко пошла вниз, сжалась и пробила солнечное сплетение.
Тройка хулиганов корчились на дорожке. Точнее, третий, поймавшийся на детский трюк, делал это в кустах. Даже юниор с желтым поясом поставил бы блок, но этот, похоже, на татами тренировался, чтобы в парке ботаников бить да перед девками хвастать. А кисть болела, очень болела. Из-за нее Вок и оказался в фехтовании. Школьником, мальчишкой еще, занимался дзюдо, карате немножко, но с дзюдо лучше шло. На соревнованиях выступал, и даже неплохо. Упал с велосипеда, сломал запястный сустав. Не та травма, чтобы бороться, а без спорта не хотел даже в том возрасте. Вот и пошел туда, где левая кисть вроде ни к чему – в фехтование. Вок вздохнул – тогда пошел в фехтование, сегодня дошел. Вышел из него. Поднял упавшую на землю сумку и пошагал к вокзалу.
Поезда Вок не любил. Жарко, душно, и вообще долго. Этот раз исключением не был, да приятной поездки и не ожидалось: мысли всю дорогу, Ролин. В Воронеже на перрон спустился злой, уставший, будто не валялся ночь на полке, а лично толкал вагон от самого Саратова. Безопасники давно уже обнесли центральный вокзал чугунным забором, волна выплеснутых поездом пассажиров делилась надвое, расходилась в стороны и там всасывалась в ворота, как в воронки. Вок двинулся к левым, где меньше народу, скользнул глазами по ряду таксистов, державших таблички с именами встречаемых. Просто так скользнул, не читая, по привычке человека, часто разъезжающего по чужим городам. Собирался пересечь площадь и прогуляться минут десять, чтобы потом ехать на маршрутке без пересадок. Вдруг в рукав вцепился мужичок в засаленном пиджаке и еще более засаленном галстуке:
– Ну что же вы, Владимир Олегович. Я вот поднимаю, поднимаю… – Он ткнул Воку в лицо лист А4 с крупно распечатанным именем, слева внизу мелким шрифтом шли номер поезда и время прибытия.
Вок попытался освободиться – поклонник фехтовальных талантов был очень некстати.
– Автографов не даю, да и вообще! – рявкнул он.
Мужичок не отвязался, затараторил:
– Такси я, такси. Час уже вас встречаю.
Раз такси, значит, врет про потраченный час. К тому же и поезд доехал без опозданий. Брать появившуюся ниоткуда машину Вок не собирался. Друзья шутку придумали? А из каких новостей они могли узнать, что он сегодня приезжает? Не могли. Значит, гадость какая-нибудь, развод или другой какой криминал. Было такое недавно – какие-то не особо продвинутые уголовники решили, что нет человека богаче чемпиона области по биатлону, увезли в подставной машине, заперли и долго не могли сообразить, у кого требовать денег. Не с Воком случилось, да и не был он никогда чемпионом, но все равно не стоило недооценивать тупость уголовного мира.
Вок пошел чуть медленнее, резко повернул налево и опять налево, в щель за временной дощатой будкой, ведущую в заросший кустами привокзальный сквер. Таксист не отставал. Вок обернулся к навязчивому представителю перевозочного сервиса, процедил:
– До свидания.
Тот намека не понял, засуетился:
– Все нормально ведь! Поездка оплачена, – и схватил Вока за полу куртки.
Не хотелось, а пришлось взять его за руку, в болевой захват, понятное дело.
– Кем оплачена? – Вок чуть надавил, тот взвизгнул.
– Да откуда я знаю? Подошел один на стоянке, заплатил… да я столько за три дня не заработаю, а тут за одну ездку. Сказал – вас привезу, столько же даст.
Водила дернулся, вывернутой кистью почувствовал – зря, и забормотал:
– Я что? Я ничего. За день, бывает, на пару пива не срубишь, а тут столько – за час!
– Если бы так, ты бы меня не узнал. Врешь, – заключил Вок.
Свободной рукой таксист извлек из засаленного пиджака тот же лист А4, теперь изрядно измятый. На обратной стороне во всю ширь оказался распечатан портрет Вока.
– Вот. Он дал.
Может, и не врет. Свободной рукой Вок достал из кармана пятисотку.
– Показывай права, говори адрес, куда везти должен, получишь и вали.
– Права зачем? – не понял допрашиваемый.
– Чтоб ты адрес не наврал. Память у меня хорошая, найду, если наврешь.
Права оказались такими же засаленными, как и весь таксист, а вот адрес самым обычным – Ленинский проспект, дом, квартира. Вок развернул пленного лицом к выходу и подтолкнул. Тот втянулся в заборную щель, не оборачиваясь.
Интересно, как он выкрутился бы, выйди клиент через другие ворота? Но мысль показалась не важной. Мало ли, может, две машины послали. Наверное, догадайся Вок спросить, ответил бы, что ждать сказали именно у этого выхода.
Домой идти и сразу не хотелось, а сейчас приключение с таксистом разозлило и не отпускало. Вок бы сам не сказал, почему на нем зациклился, отмахнулся бы – «стресс», но тянуло подумать и разобраться, а дома – дома Валентина со своими придирками и распоряжениями. Прогулялся по Кольцовской до самого перекрестка, завернул направо и вскоре сидел в остатке Первомайского сквера. В конце девяностых зелень вырубили и построили немаленький собор – красивый, по правде сказать. Еще лет через десять здесь же возвели здание суда. Вок усмехнулся – если действительно вся история с криминалом связана, то тут самое защищенное место в городе, криминал должен бояться если не Бога, то суда уж точно. Нашел скамейку, прятавшуюся в одном из жалких остатков зелени, и сел размышлять.
Его встречали, значит, кому-то это понадобилось. Может, все-таки друзья пошутить решили? Но ведь действительно не могли узнать, когда он приезжает, да и таксисту заплатили сверх всякой меры. Столько отдать – не было у друзей дурных денег, чтобы запросто ими разбрасываться. Получается, все-таки криминал? Ну – что-то темное точно. Надо бы понять, кто это затеял, только как? Вычислили приезд, значит, найдут не сегодня, так через пару дней. И если таксист с ними связан, то они в курсе, что он в курсе…
Какие шаги предпринять? Пожалуй, никакие. Он ведь даже не сообразил спросить, как заказчик выглядел. А что сообразил? Адрес узнал, и все. Как говорит тренер… говорил бывший тренер: не понимаешь, к чему ведет противник, – работай на опережение, навязывай свою схему боя. Трюк у вокзала этим нехорошим людям не удался, наверняка план Б имеют, но его еще запустить надо. На опережение, ну так пойдем к ним в гости, но не немедленно, сегодня-то они гостей ждут. Если серьезное – прорвемся как-нибудь, если шутка – поиграем в ролевые игры.
Вок поднялся, вышел на центральный проспект, дошагал до почтамта. Там написал пять одинаковых писем к друзьям – в каждом адрес на Ленинском проспекте и краткое изложение событий. Вложил в конверты, подписал адреса с добавлением «для Володи Консинова». Потом достал мобильник, но тут же сунул в карман – может ведь отслеживаться, а то и прослушиваться. Опять достал, выключил его на фиг и пошел искать телефон-автомат, кажется, сохранились они еще здесь, на почтамте.
Пять звонков, примерно одинаковых «Привет, я в Саратове. Ты извини, мне письмо должно прийти на твой адрес. Сохрани, пока не вернусь. Ты ж знаешь, что в мой ящик бросают, Валентина первой вскрывает. Послезавтра буду, позвоню обязательно, срочно нужно. Ну, давай, спасибо». Про Саратов наврал, конечно, но не хотелось очень уж беспомощным выглядеть. Одно дело «без меня жена хозяйничает», другое «я у нее под каблуком». Хотя чего стесняться, Женька вон посочувствовал: «Моя тоже все читает, даже если чужое приходит». Так что предназначенное ему письмо пришлось порвать.
Вок покрутил головой, нашел подходящее свободное окошко, в котором скучала почтовая работница.
– Здравствуйте, проштампуйте, пожалуйста, конверты, мне для коллекции.
И поехал по городу письма развозить, посылать не стал – время важно. Если послезавтра он не позвонит, друзья всполошатся. Не они, так полиция хоть один конверт, а вскроет.
Изрядно помотавшись в маршрутках и пообедав в довольно приличном кафе, Вок двинулся в отель со странным названием «Отдохни» – в тихом месте недалеко от дома, в котором вырос. Все дворы и закоулки известны, убежать удастся, если что. Не так чтобы очень уж хотел спрятаться или собирался убегать, просто отмазку себе придумал домой не идти.
Включил дружелюбно зажурчавший кондиционер, завалился на кровать, потянулся в сумку за планшетом. Нет, пожалуй, не надо, планшет отследить наверняка не труднее, чем телефон. Оставалось выйти на улицу за газетами-журналами, сидеть в номере Вок планировал часов до девяти утра.
«Вот! – усмехнулся про себя. – Еще вчера думал, что серая жизнь начинается, я теперь никто, ан нет – приключения. Хотя, скорее всего, сам их и придумал. Нет, вряд ли, кучу денег таксисту просто так не платят».
До вчерашнего дня жизнь была завязана на спорт. Еще первоклассниками бегали на стадион, там в подвале под трибуной тренировались борцы-классики. Мальчишки заглядывали в мутные зарешеченные окошки, завидовали, жалели, что до девяти лет в секцию не записаться. Казалось – борцы непобедимы. Подрос и записался, на занятия ходил аж полгода – в школе тогда равных не находилось, любого, даже и на год старше, мог взять на плечо и шматануть об пол. Теперь понимал – дети, не дрались, а боролись. Во взрослой драке классический борец разве что силой свое возьмет. Потом было много разных секций, как у всех детей. То два месяца в плавании, то месяц в прыжках на батуте. Родители радовались – учился Володя не плохо, а спорт, хоть и лоскутный, от дворовых удовольствий обещал защитить.
В седьмом классе Вок вернулся в борьбу, на этот раз в дзюдо и по-настоящему. Нырнул в спортивный мир с головой – спортзал, сборы, соревнования. Уроки пошли побоку. Белый пояс, желтый, еще юниорские, но и Вовке тогда только тринадцать исполнилось. Родители забеспокоились, но можно запереть мальчишку, не пускать на тренировки, вообще запретить из дома выходить. Можно посадить над учебниками, а вот заставить учиться невозможно. А потом он упал с велосипеда. Запястье врачи починили, но дзюдо на этом закончилось. В каком-то положении сустав до плеча пронзала тонкая игла боли. Не те кондиции, с которыми медали выигрывают.
Родители. Отец в то время дома почти не появлялся, работал всю жизнь фрезеровщиком, а потом, в тот год Вок в пятый класс перешел, вдруг поступил учиться в технический университет на авиаконструктора, на вечерний. С утра – на завод, из института возвращался поздно, и дома уже все спали. Но как только рука у сына зажила, отец плюнул на занятия, взял отгулы и двинул с сыном на рыбалку.
Край леса, кочковатый болотистый луг, предутренний туман. Вок, тогда Вовка, выбрался из палатки, переминался с ноги на ногу, зяб и смотрел. Просто смотрел в сторону реки. Чувствовал. Что-то особенное в этой природе, в безлюдье, в ветках ольхи, нависших над головой. Потом два дня купали червяков, самим купаться было холодно, но все равно купались немного. Было хорошо и не важно, что рыба не клевала. И с отцом разговаривали. Много.
На третий день с утра собрали палатку, сели с удочками в последний раз, рано было идти на электричку. И вдруг – гроза, мощная обвальная. Струи били с неба как из брандспойта, казалось, все сошло с ума, такого дождя не бывает. Дышать нечем, вокруг вода. И рыба точно сошла с ума, клевала – и вообразить невозможно. Вцеплялась в крючок до того, как он успевал долететь до воды. Нет, он уже был в воде, в дожде, долететь не успевал до пляшущей пузырями речной поверхности. Вок с отцом стояли вдвоем под старой армейской плащ-палаткой, забрасывали и забрасывали удочки. Сразу перестали брать мелочь, только ту добычу, что покрупнее.
Гроза шла минут десять, не больше, оборвалась внезапно, как и началась. Ни облачка, солнце. И два ведра крупных окуней рядом с насквозь промокшими рюкзаком и палаткой. И счастливые отец с сыном.
Вечером, уже дома, Вок долго не мог заснуть и слышал родительский разговор.
– Не было бы счастья. – Мама всхлипнула. – Руку жалко, но спорт… Лучи славы в двадцать и вниз к пенсии лет через пять.
Это мама и раньше говорила. «Жизнь спорту отдавать нельзя. Посмотри на бывших спортсменов, к сорока годам только и остается им, что прошлое вспоминать». Взрослое занудство, в общем. Какая вообще у стариков жизнь!
– А то и без славы, – поддакнул отец. – Ничего, он парень сильный, за ум возьмется, толк выйдет. Разговаривали, нормальный он, не тупица.
Вок чуть не выскочил из своей спальни с возмущенным криком. Такая поездка! А оказалось, отец специально! Специально, чтобы Вок больше спортом не занимался. У Вока вся жизнь поломана, а они радуются: «за ум», «толк выйдет»! Не выскочил, да и потом с родителями не разговаривал о подслушанном. Но когда рука зажила совсем, все повязки сняли, пошел к фехтовальщикам – в спорт, где левое запястье роли не играет. А родители? Иначе к ним стал относиться, холодно как-то. Вроде и не ссорились, но и того, что ощутил на рыбалке, больше от них не ожидал.
Глава 2. Кожаный осьминог, бинин и опять осьминог
К дому на Ленинском проспекте Вок подошел в половине девятого утра. Усмехнулся, вспомнив еще раз про Джеймса Бонда. Дверь подъезда была приоткрыта – удача, общаться по домофону в планы не входило, входил визит без всяких предупреждений. Нужная квартира нашлась сразу – единственная на первом этаже, нажал звонок, и немедленно щелкнула собачка замка. Ждали? Если да, то лучше бы не его. Надавил на ручку и оказался в темном коридорчике. Встречающих, ни вооруженных, ни безоружных, не наблюдалось. У них что, замок звонком открывается?
Пожалев, что не взял с собой чего-нибудь для самозащиты, пусть не зонтика, но, хотя бы длинного ножа, толкнул дверь и остановился, оглядываясь. Комната, видимо единственная, выглядела пустой и синей – свет проходил через синие шторы. В комнате – диван, телевизор, огромное кресло, в котором расположился сшитый из кожаных квадратиков невероятных размеров осьминог. Вок шагнул обратно в коридор, но сзади послышался надтреснутый голос:
– Куда же, куда же? Мы таки даже не начали разговаривать.
Голос имел характерный одесский акцент. Впрочем, этот замечательный город Воку посещать не приходилось, и знакомство с акцентом ограничивалось фильмами и передачами КВН. Вок обернулся – в комнате по-прежнему никого не было, оставалось хихикнуть от напряжения и вообразить себе голову в ермолке, высовывающуюся из низкой тумбочки под телевизором. Голос раздался опять:
– Владимир Олегович, мне совсем не зря надо с вами поговорить.
На этот раз удалось заметить волну, даже не волну, а легкое движение джинсовой строчки на одном из щупалец игрушечного осьминога.
Понятно, в кукле динамик вставлен, может, и видеокамера. – Вок двинулся вперед с намерением перевернуть спрута вверх ногами. Во-первых, чтобы проявить инициативу, во-вторых, пусть в пол своей камерой смотрит.
– Зачем же сразу руками! – Осьминог бодро отпрыгнул и вместо кресла оказался сидящим на диване. Вок дернулся – даже будь хозяин морских глубин не ватным, а настоящим, все равно движение показалось бы слишком резким, не ожидалось гимнастических упражнений от изделия такого размера. К тому же в довольно тесной комнатке. – Да, да, извините, – почему-то смутился многорукий попрыгун. – Я ожидал-таки что-нибудь забыть. Руки, надо потрясти руки.
Вок тупо уставился на протянутое щупальце. Пожалуй, если такие роботизированные игрушки и существуют, то стоят они слишком много что для шутки, что для криминальной подставы. Щупальце выглядело совершенно неживым – разных размеров куски кожи или, вполне возможно, кожзаменителя, соединенные внахлест, простроченные белыми нитками в два ряда… Стоп, а ведь не простроченные. Вок пригляделся, да, действительно, белый пунктир был нарисован, а кусочки держались каким-то другим способом. Ну да, наклеить заранее разрисованные лоскуты на основу дешевле, чем шить. А развалится через пару дней, прикончит ребенок игрушку – и хорошо, родители за новой в магазин побегут.
Щупальце неуверенно шевельнулось и спросило:
– Я таки опять перепутал?
Пожалуй, стоило принять условия игры и назначить морского гада живым собеседником. На ощупь вражеская рука оказалась почти такой, какой ожидалась, – сухой, гладкой, не особо сильной, но однозначно не ватной.
– И шо же вы имеете мне сказать? – передразнил Вок.
– Я имею предложить работу! – обрадовался осьминог. – Я до вас имею не работу, я до вас имею мечту!
– Та-ак, – протянул обескураженный Вок, а про себя подумал: какой это деятельности хочет от него прикидывающийся кожаным мешком преступный мир? Вряд ли заколоть кого-нибудь шпагой в темном переулке – и он не согласится, и они в плане резни в подворотнях по-опытнее будут. Но в любом случае не надо отказываться, гордо отставив ножку, лучше узнать побольше, а там решать, как выпутываться. А может, все же розыгрыш? Тогда уж ножку отставлять совсем глупо. Надо спрашивать, но что? По заветам тренера – начинать с второстепенного, для разминки?
– Таксиста вы послали?
– Таки я. – Осьминог захихикал. – Ходил на стоянку и нанял того, у которого кондрашка не случилась. И скажу я вам, нанял двух – у вокзала две двери, с какой стороны ни посмотреть.
Вок похвалил себя за вчерашнюю догадку про две машины, встречавшие у разных вокзальных ворот. А «сам ходил» шутка, конечно. Вспомнился визгливый голос засаленного таксиста – пожалуй, да, такому в нестандартном облике показываться не стоило – не умрет с испуга, так разболтает потом всему городу. Потенциальный работодатель же продолжил объяснения:
– Пришлось-таки попросить очень хорошего знакомого, замечательного мальчика, чтобы таки на стоянку сходил.
Слово «таки» осьминог вставлял в свою речь чаще, чем выдумщики еврейских анекдотов. Действовало раздражающе – будто сам в анекдот попал.
– Что же вы работу мечты этому замечательному мальчику не предложили?
– А он совсем-таки не может. – Щупальца изобразили всплескивание руками. – Здоровье, знаете ли. Нет, я спросил, спросил, а он таки говорит: возраст. Он прав, а я, соответственно, не прав.
Осталось неясным – признал осьминог собственную неправоту или сказал об этом с иронией. Странно, минуту назад Вок за игрушку ватную спрута держал, а теперь уже и ирония его дикостью не представлялась.
– Хороший мальчик оказался старым, а я молодым. Еще какие у меня достоинства?
– Достоинств таки масса. Вы спортсмен, фехтовалчик. – Это слово спрут произнес с другим, совсем уж диким, акцентом. – И я дам вам хороший совет: пора думать о карьере. До пенсии фехтовать-таки невозможно, кроме как посмотреть про это в кино.
– И от какой карьеры я сейчас откажусь?
– Только не надо сразу говорить «нет». Таки помолчите и слушайте или хотя бы только спрашивайте не слишком длинные вопросы. – Спрут потер два щупальца друг о друга, выглядел этот жест как у жулика в мультфильме.
– Внимаю. – Инициативу упускать не стоило, и Вок нагло плюхнулся в освободившееся кресло.
– Я, знаете ли, не местный…
– Заметно, – не удержался Вок.
Спрут не обиделся.
– Разумеется, молодой человек, вы это заметили почти сразу.
Почти? А ведь правда, сразу-то за самую обычную набивную игрушку принял, и именно местного кустарного производства. Обидно даже, как ловко подловил осьминог. Вок зло процедил, не вслух, конечно: «Проницательный моллюск попался». Что осьминоги – это моллюски, встретилось в книге совсем недавно – купил в киоске из-за яркой обложки.
– Таки вот, я живу на планете там. – Спрут показал щупальцем в левый угол над окном. – Когда в отпуске, разумеется. А работаю исследователем.
– Шпион, значит? Охотник до наших секретов? – Вок прищурился как можно более по-чекистски.
– Нет и нет. Пусть – разведчик, но не до ваших секретов. Я работаю там. – Теперь осьминог показал в другой угол над тем же окном. Но я таки не могу работать один, знаете такое слово «фенотип»? Это – как кто выглядит.
Вок кивнул, слово он знал.
– Так вот, фенотип неподходящий.
– А у меня, значит, подходящий?
– Вы таки умный человек, Владимир Олегович. Там, – опять махнул щупальцем спрут, – живут люди такого фенотипа, как вы.
Пора было заканчивать этот дикий разговор. Вок встал и шагнул к двери.
– Подождите! Это таки мечта. Вы даже будете первый советский космонавт!
– Первый советский космонавт – Гагарин.
– Вы мне только не говорите. Где орбита, а где звезды!
– Я не советский, – упрямо напомнил Вок.
– Ладно, ладно, вы таки правы. Советский, не советский… может бедный инопланетянин запутаться в вашей истории на сколько-то пятьдесят лет? Вы уходите, конечно, уходите, а послезавтра приходите-таки поговорить. Я сегодня только хочу сказать за деньги, вы у себя подумайте, какие красивые деньги мы имеем заплатить!
По Ленинскому проспекту Вок шел пешком. Размышлял, утрясал мысли, а монотонная ходьба для этого самое то. Дикое предложение, розыгрыш, конечно, но кто будет так разыгрывать? Да и осьминог, который не осьминог, а инопланетянин, показался убедительно реальным. А вдруг правда? И это головоногий еще не знал, что Вока выгнали из команды, фактически из спорта, и что теперь действительно надо искать работу. Или знал? Может, кто выгнал, те и подстроили весь спектакль? Но зачем? Зачем он им вообще нужен? Нет, не сходилось: в команде о нем забудут через неделю, иначе и быть не может. И Ролин. Не забудут, кто его убил. Не для следствия, конечно, но для пузана-руководителя – Вок убил. И для тренера, для той же доброй девушки Кати. И наверное, для себя тоже.
Получается, предложенное надо считать правдой? Отправиться шпионом в космос, да еще и шпионить на какую-то незнакомую цивилизацию? Дикость какая. Дойти сейчас до отеля «Отдохни», забрать сумку и домой – все равно туда идти, как ни тяни. И забыть эти фантастические ролевые игры. Все повернется обычным образом – отставной спортсмен ищет работу по… без особой специальности. Найдет, не может не найти. А там – серые дни, работа эта еще не найденная, но сразу же скучная, дом… домой не хотелось.
Уже выходя, выпихивая сумку из маршрутки, взглянув на покосившуюся остановку, Вок понял – у спрута интереснее. Надо бы узнать, что это за спрут, кто его в эту квартирку посадил, что они вообще затеяли? А может, правда? И захотелось, чтобы оказалось правдой. Космос, другие расы, джедаи, кто там еще на иных планетах водится?
А почему нет? Почему не подыграть? Много убудет-то? Согласиться и получать удовольствие. Вон Женька в ролевых играх вовсю мечом машет. Однажды спросил его – зачем? Ты, говорит, на дорожке шпагой работаешь, адреналин вырабатываешь, выигрываешь. А мне для того же адреналина тупого меча хватает, как артист в роль вживаюсь, прячусь от скучной действительности.
Почему не спрятаться от скучной действительности? Вымазать физиономию синей краской и поиграть в шпионаж где-нибудь на планете Пандора? Вок прошел между трубчатых горок и качелей детской площадки, остановился перед подъездом и понял – так уж сразу выкинуть идею из головы не удастся.
Нажал на звонок. Без результата. Пришлось шарить в глубинах сумки, искать ключи. И конечно же, как только они обнаружились, за дверью послышались шаги. Открыла не Валентина, в полумраке прихожей стоял Глеб Бинин – бронзовый призер чемпионата страны в своем не очень тяжелом боксерском весе. Причем даже спортивная форма на нем имелась – хоть сейчас на ринг.
Глеб Бинин слыл самым безмозглым спортсменом области, может, и регион побольше покрывал, но не проверять же по всему Черноземью. Безмозглость свою он умело использовал, на ринге от ударов не уходил и даже не закрывался, каждый соперник лупцевал его по морде от первого гонга до последнего, голова бронзового призера моталась из стороны в сторону, как груша на пружине. Вот только эффекта это никакого не производило, а Бинин, в свою очередь, колотил соперника с обеих рук. В результате выигрывал нокаутом, а если уж проигрывал изредка, то по очкам и с разгромным счетом.