Czytaj książkę: «Батальон крови», strona 12

Czcionka:

– Остынь! Хочешь воевать и немца бить?

– Да, – вытирая кровь и сопли, ответил Федор.

– Тогда держи себя. С немцами дерись, а своих не трогай. Первый бой самый трудный – он не считается, а во втором, я тебе обещаю как разведчик, лично пристрелю его, если он опять вздумает на дурачка проскочить.

Федор встал и произнес:

– Ты, Гриша, извини, что я на тебя попер. Хотел ему.

– Я тоже ошалел сегодня и тоже в челюсть получил, но это было во время боя. И то мне старшина замечание сделал: «Нельзя в зверя превращаться – убил, иди дальше, помогай другим». Понял?

– Да, – ответил радист Федор.

– А ты, понял? – спросил Гриша Парова.

– Понял. Вы меня, ребята, извините. Да, здесь война и гибнут люди. Здесь совсем другие заповеди жизни: или ты – или тебя. Все, я обещаю, что заплачу этим людям за смерть близких, у меня ведь тоже вся семья погибла. Считал, что Богу это было угодно, но, послушав тебя, за какие-то полчаса, понял, что Бог здесь ни при чем. Во всем фашисты виноваты. А сегодняшний прокол во время атаки я отвоюю. Знаю, мне самое опасное задание не доверят, но если вдруг так случиться, ты Григорий подскажи. Я умру, согласен, и если моя смерть сохранит хоть одну жизнь, я сделаю это без сомнения.

– Ну, вот. Это уже слова бойца Красной армии, а то мямлишь тут. А ты что? С тобой как? – спросил он Федора.

Мальчишка, только что готовый порвать мужика сидел на снегу, и, спрятав за локтем лицо, распустив длинные, до самого снега слюни, ревел.

– А вдруг меня убьют, и я не успею за мамку отомстить? – заикаясь, произнес он.

– Встать, солдат! Ты забыл, что я старший радист в батальоне! Выполнять приказ!

Федор поднялся, взял рацию и, вытирая слезы, пошел вперед. Григорий отвернулся, чтобы Паров не заметил, как у него сама по себе навернулась слеза. Слова мальчишки зацепили за душу, и он не смог сдержатся.

– Жалко! Всех жалко, и я тоже – гад! Увидел вчера мирных немцев, и пожалел фашистов. Какие они люди? Были бы нормальными, вышли бы из окопов и сдались. Спросили бы, если сами не знают, за что мы убиваем друг друга. Я бы им ответил, что их всех обманули: высшая раса, непобедимая армия! Идите домой, но прежде посмотрите, что вы наделали! Но нет, они надеются, как мы в сорок первом, отбросить нашу армию и начать свое наступление. На что они надеются? У них же нет Урала, Сибири, Дальнего Востока. Вон уже пацаны воюют, а все верят в свою победу. А может, так и надо. Настоящий солдат до конца должен верить в победу. Это настоящие солдаты, а они кто? Обезумевшие люди! Пытаются спасти себя. Наверняка ведь понимают, что война проиграна. На что надеются, непонятно? Боятся! Гитлера, Сталина, русских, всего мира – что их, как собак, перевешают. А может быть, так и надо? Это ж не первая война с немцами? Сколько раз мы их били, неужели до сих пор не поняли, что не победить им нас? Лучший выход – просто всех их уничтожить, но тогда мы сами станем фашистами, а это невозможно.

Бойцы шли молча. У развилки дорог они встретили солдат из соседнего полка. Те Показали, куда пошел батальон Киселева.

– Да тут не перепутаешь, иди вперед и все, – произнес Григорий.

– А сколько еще идти? – успокоившись, спросил Федор.

– Не знаю, увидим, – ответил Гриша.

Дорога продолжала петлять. Наступила ночь.

Солдаты шли по незнакомой местности, ориентируясь по следам солдат, танков и машин. Вскоре они увидели костры. Часовые стрелкового полка встретили их и отвели в штаб. Пожилой полковник связался с Киселевым и тот прислал за отставшими бойцами замполита Суворова.

Через два часа, на рассвете Григорий встретился с комбатом и старшиной.

– Ну что, прогулялись? – спросил он.

– Так точно! – ответил Михайлов.

– Рации взяли?

– Да. Титова три дала. У старшины со склада я ничего не брал, – Григорий отдал ключи Савчуку, и после этого комбат попросил связаться со штабом.

Гриша включил рацию, настроил волну и сообщил об этом комбату. Майор доложил в штаб, что позиции батальона в двух километрах от первого рубежа города. Рассказал об усиленной обороне, ДОТах, фортах и нескольких рядах траншей. Получил приказ разместить батальон в ближайшей деревушке и ждать.

Бойцы батальона ждали команду Киселева. Никто не готовился к обороне и не окапывался. Они сидели у костров и курили. Комбат собрал ротных, показал на карте ближайшую деревню и приказал вести батальон туда.

Утром остатки батальона вошли в деревню. Солдаты увидели несколько домиков. Они стояли в ряд, а за ними начинались хозяйственные постройки: сараи и конюшни.

Бойцы не стали трогать местное население и расположились в холодных сараях. Каждый натаскал себе сена и сделал лежанку. Около сараев для тех, кто хотел согреться, жгли большие костры. Киселев устроился на сеновале с солдатами, приказал замполиту выставить караулы, а остальным отдыхать. Он понимал, что после боя и перехода люди устали. Старшина договорился с машиной – и к утру пригнали полевую кухню.

Веселый кашевар Егор встречал и расспрашивал каждого. Но вскоре его настроение изменилось. Он увидел, сколько человек осталось, и уже не спрашивал где тот или другой боец. Живые сами приходили за едой. Увидев Григория, Егор улыбнулся и, спрыгнув с подножки котла, попросил его отойти в сторону. Один из солдат, залез на котел, взял черпак в руки и продолжил раздавать горячую кашу.

Гриша рассказал Егору, что бой был тяжелый. Погибло много ребят, но приказ они выполнили – прорвали обводной рубеж. Кашевар хотел услышать что-то еще, но не стал упрашивать солдата. Он видел, как измотан Гриша. Радист поел и отправился в сарай к комбату. Увидев, что он спит, будить не стал. Проверил рацию и связался со штабом. Дежурная радистка ответила.

– Доложи, что в указанную деревню прибыли! – крикнул Киселев, не открывая глаз.

Григорий выполнил поручение, отключил рацию, нашел в углу удобное место и лег спать.

«Нет, зря я шинельку сдал. Сейчас бы укрылся», – с сожаление подумал он.

Около сарая Савчук раздавал водку. Он привез две канистры, но солдатам не хотелось пить, многие даже не пошли получать ее. Всем хотелось отдохнуть и прийти в себя после трудного дня.

Два дня бойцы отсыпались и отдыхали, к вечеру третьего дня комбат вызвал к себе Григория. К этому времени он перебрался в один из домов, потеснив немцев. Старый сутулый хозяин ушел жить к соседям. Долго ворчал, сверкал глазами и выказывал свое недовольство, пока один из солдат не припугнул его. Спросил, кто из его родственников воюет за Гитлера. Дед отмахнулся рукой, сделал вид, что не понял, но после этого из дома соседей не выходил.

Григорий приходил в этот домик всего один раз, когда относил рации. Он спал и проводил свободное время с остальными в сарае. Старшина привез печки, и на мягком сеновале стало не так холодно, к тому же Гриша сменил ватник на шинель: он накрывался ей, согревался во время сна.

В штабе комбат собрал тех, кто остался жив из группы разведки. Воувка, Рыков и Сашка погибли. Остались лишь Колек, снайпер Яшка и радист Григорий.

– Нужно идти в разведку, – собрав ребят, произнес комбат. – Пощупать местность, определить минные поля. В общем, все как всегда. Единственный вопрос к вам: кого возьмете с собой?

Разведчики долго совещались, кого им выбрать. Батальон сильно поредел, из опытных бойцов остались лишь те, кто не особо умел бегать и снимать мины. Оставалась молодежь. Григорий подумал о Федоре, но, вспомнив его истерику, понял, что в трудный, напряженный момент он может сорваться. А вот учитель Паров был как раз. Он хотел показать себя, обещал, что сможет доказать и исправить свою ошибку. Григорий рассказал об этом.

– Паров? – удивился комбат. – В последнем бою, он себя не очень показал.

– Товарищ майор, этот бой был для него первым. Вы сами когда-то говорили, что первый бой не считается.

– Я этого не говорил. Это старшина так считает, но я с ним согласен. И что, твой учитель сможет?

– Знает немецкий, не дохлый, силы в нем есть, и мозги вроде на место встали. Он обещал мне, что докажет то, что он солдат и пришел сюда защищать Родину.

– Ишь, какой умный. А мы, по-твоему, здесь что делаем?

– Мы тоже защищаем, но он желает отличиться, готов на самое трудное и смертельное задание. Он меня попросил подсказать ему. Этот человек готов умереть, чтобы спасти чью-то жизнь. Но я не настаиваю. Если есть другие люди можно взять их.

– Народу много, но что это за люди я не знаю, – задумавшись, произнес комбат. – Разведка дело такое – иногда и промолчать надо, чтобы товарищи не пострадали. Ты думаешь, этот учитель лишнего не скажет.

– Нет. Я его научу, расскажу, чтобы зря не болтал. Да он несильно-то и разговорчивый. Может о Боге, конечно, поговорить, но не думаю, что это кому-то в глаза бросится.

– О Боге, говоришь. Ну ладно, найди его, – попросил Киселев.

Григорий выскочил из штаба и побежал в сарай. Он открыл дверь и крикнул в темноту:

– Рядовой Паров, в штаб, комбат вызывает!

В темноте зашуршала солома, и к дверям подошел сонный учитель.

– Пошли со мной.

– Куда?

– В штаб.

Гриша закрыл дверь, остановил за руку Парова и предупредил:

– Я помню, о чем ты меня просил. Ты-то не передумал?

– Нет.

– Ну, раз готов пожертвовать собой, послужи общему делу.

– Что я должен сделать?

– Пошли, в штабе узнаешь.

Гриша вошел в дом и позвал за собой учителя.

– Ну что вижу крепкий мужик, – осматривая солдата, произнес Киселев. – Спортом занимался?

– Да.

– Каким? – с интересом, спросил комбат.

– Борьбой.

– Борец! Надо же? И что, как результаты?

– Отлично!

– Это как? Чемпион?

– Выигрывал, отрицать не стану. Но и хвастаться не хочу.

– Ну ладно. До войны в школе работал?

– Да, но не в простой. Интернат, для инвалидов.

– И что ж ты там преподавал?

– Физкультуру.

– А немецкий откуда знаешь?

– Я учился в институте, но не закончил. Выгнали из-за религиозных убеждений.

– Ясно. Ну что, в разведку пойдешь? – сурово спросил комбат.

– Так точно! Пойду!

– Знаешь, как себя там нужно вести?

– Нет, но догадываюсь.

– О чем же ты догадываешься? – улыбнувшись, спросил Киселев.

– Обо всем, что вижу – молчу, командир сам доложит. А если что, первым умру. Я готов.

– Ну, вроде наш человек. А что ж в атаке так плохо себя вел?

– Заблуждался. Но Григорий мне объяснил, где я.

– И что? Понял?

– Так точно. Это война. Здесь все по-другому! Люди гибнут и законы жизни другие.

– Ну ладно, не будем об этом. Я понял, что ты можешь и о войне, и о смерти, и о Боге. Пойдешь в разведку – слушай, что ребята говорят, и зря никого не отвлекай. И смотри – не подставляйся и не высовывайся. Понял?

– Так точно.

Ну и хорошо. Командиром группы назначаю Николая. Пойдете завтра вечером и присмотритесь, может, пятого найдете. Понаблюдайте за людьми, а я еще с ротными поговорю. А сейчас все, идите отдыхать: отсыпайтесь, хорошо поешьте, завтра в двенадцать сбор в штабе. Гриш, а ты мне этого Федора на рацию пришли.

– Есть, – ответил Михайлов. – Сейчас его прислать?

– Нет, пусть завтра, с утра приходит.

У Григория появилось чувство ревности. Как это, кто-то вместо него будет выходить на связь. Он вспомнил деда-наставника и сам себе сказал:

– Нет! Я теперь разведчик и мое место не здесь, насиделся в штабе. Пусть он, молодой парень, теперь докладывает, а я в разведке погуляю. Я должен быть там, впереди!

Григорий выходил из штаба последним. Он задержался и спросил комбата:

– Товарищ капитан, а те двое разведчиков, что после госпиталя, где?

– Они еще раньше в свою часть перевелись. Ты тогда, перед Новым годом, в разведке был. Не прижились они в батальоне. У них в полку, видать, особое отношение к разведчикам было, а у нас, сам знаешь, все по-простому: что офицер, что солдат, что разведчик – все равны.

– Это точно. Ну, в общем-то, если бы я из госпиталя возвращался, тоже попросился бы обратно к вам.

– Ну и нечего их судить. Все мы тут одним делом заняты. И каждый рискует, что на передовой, что в тылу. Еще неизвестно, где труднее.

– Ладно, я пошел, – произнес Григорий, но комбат уже в дверях спросил:

– Как Федор-то, нормальный?

– Да, но дерганый. Отомстить рвется. Всю семью у него немцы сожгли, – ответил солдат. Он попрощался и вышел из штаба. На улице его ждал Паров.

– Спасибо, Григорий. Я не подведу, постараюсь, – произнес учитель.

– Надеюсь, а то меня подведешь.

– Нет, не волнуйся. Но ты, если что, подскажи мне.

– Конечно, какой разговор.

Они пошли в сарай. Вскипятили чайник, попили сладкого чая и легли спать. Паров расположился рядом с Григорием. В батальоне радист оказался единственным человеком, кто после неудачного для него боя поверил, что учитель тоже солдат. Но уснуть Парову не дал старшина. Он поднял его и повел налаживать контакты с местным населением. Савчук хотел поднять настроение батальона. После Нового года никак не получалось восстановить боевой дух. Все мечтали о мирной жизни и не рвались в схватку. Из тех, кто пытался спрятаться от пуль, многие погибли. Люди начинали метаться, искали удобное и безопасное место, но находили смерть. А из тех, кто шел и честно смотрел в лицо смерти, многие выжили. Конечно, смелые люди тоже погибли. Белорус-разведчик Воувка, Санек, Рыков и многие другие бойцы. Они первыми спрыгнули в окоп и там нашли свою смерть. Григорий снова вспомнил немца без головы. Стало немного не по себе, даже затошнило.

– Как я ему так голову отстрелил? – удивился солдат. – Наверное, все пули попали в шею.

На смену воспоминанию пришло видение лица войны. Солдат не мог крепко уснуть и ворочался в какой-то дреме. В этом состоянии видение становилось все отчетливей. Он видел это огромное лицо: глаза – бойницы ДОТов, траншея, словно рот, а холм-высота – подбородок. Все это сливалось в одно общее обгонное лицо, и Григорий, увидев его в своем сознании, почувствовал, как где-то внутри рождается страх. Ему хотелось упасть перед этим существом на колени, вымолить для себя жизнь. Но он вспомнил, как по-детски ревел Федор. Ему стало стыдно за себя. Однако видение лица не ушло, оно поднялось в небо и встало над ним. Этот окоп, похожий на зловещий, рваный рот, стал смеяться, и Гриша отчетливо увидел эту гримасу войны.

– Что? Какую гадость ты мне приготовила? Хочешь сделать меня калекой, или убить в самый последний момент? – кричал он во сне. Этот крик уносился в небо и отдавался эхом.

– Гриш, ты что? – толкнул его учитель. Он вернулся отдыхать. Когда старшина узнал, что он идет в разведку, то отпустил его. Григорий открыл глаза и, увидев солдата, подскочил на своей соломенной лежанке.

– Давай на улицу! – предложил Паров. – Печка задымила весь сарай. Тут дышать нечем, можно задохнуться. Наверное, дрова сырые кто-то сунул, или коры промокшей бросили.

Григорий встал и, качаясь, выскочил на улицу. Свежий морозный воздух ворвался в грудь. От этого еще сильнее закружилась голова. Гриша сел на бревно, что лежало у сарая и отдышавшись, спросил:

– Паров, у тебя табачок есть?

– Да ты что? Спал там в этом дыму, чуть не задохнулся, а тут еще курить подавай. Совсем себя не жалеешь.

– Ага, давай, – улыбаясь, ответил Гриша. – Какой же табачок дым, это наоборот хороший воздух.

– Ты подожди немного, отдышись, а то в таком состоянии в разведке нелегко будет.

– Ну ладно, не надо. Сейчас пойду, отосплюсь.

– Вместе пойдем, я тоже устал. Нервы они тоже, знаешь, сколько сил отбирают.

– А что ж ты так занервничал?

– Да стыдно стало перед ребятами, а потом страшно, когда они вспоминать бой начали.

– Чего ты испугался?

– А вдруг они меня в спину – за то, что я не смог людей убивать?

– Забудь. Теперь все будет по-другому

– Да. А старшина к комбату пошел, сказал, что нечего мне в разведке делать, и добавил: «Из-за таких уродов, нормальные пацаны гибнут».

– А ты ему что?

– Ничего.

– Ну и не бойся. Он наверно просто не знал, что у тебя первый бой был. Ты ж по возрасту давно должен был повоевать.

– Бронь у меня была, не отпускали. Но я все равно добился.

– Ну вот, это тоже многого стоит. Некоторые сами эту бронь через знакомых достают, чтобы на фронт не забрали, а ты, значит, человек нормальный, раз не воспользовался этим. Не переживай. Штаб рядом. Раз Киселев не вызвал, значит, не изменил своего решения.

– Хорошо. Но всем-то не объяснишь?

– И не надо. Воюй, как следует. Глуши немца так, чтобы все это увидели, и тогда никто не напомнит тебе о твоем первом бое.

– Тебе, Григорий, в политическое училище нужно после войны идти.

– Почему ты так решил?

– Ты, хоть и молодой, но эту жизнь правильно видишь и понимаешь.

– Да, и комбат о том же.

– Ну и иди.

– Нет, я до конца войны отсюда не уйду. Как ни рассуждай, а получается – сбежал. А я убегать не хочу. Будь что будет. Да и девушка у меня здесь недалеко. Как же я ее брошу? Тут знаешь, сколько охотников в погонах командирских. Всем девчонок молодых подавай. Конечно, нормальных больше, но и негодяи встречаются.

– Согласен. Плохие люди везде есть.

– Да, проветрим сарай, протопим и спать ляжем. В разведке всякое бывает. Прошлый раз почти сутки в грязи лежали, и полдня бегали.

Солдаты вернулись в сарай и распахнули ворота. Подождали, пока дым уйдет, почистили печь и, набрав у запасливых немцев сухих дров, протопили печку. Почувствовав тепло, легли спать. Григорий укутался в шинель. Стараясь прогнать страшные мысли, быстро уснул.

На следующее утро разведчики собрались все в том же сарае. Яшка долго рассказывал о данных разведки и о местности. Единственным спасением были деревья, растущие вдоль дороги. Но и они были редкими.

– Не исключено, что все посадки заминированы. Пойдем осторожно, как всегда, по-кошачьему. Все с ним согласились. В обед хорошо поели и вечером пришли в штаб. Киселев ничего нового не сказал: нужно было разглядеть на месте удобную для удара позицию.

В начале первого ночи разведчики ушли. Первый километр шли спокойно, но когда увидели оборонительные укрепления, спустились в посадку. Как и предполагалось, посадку и лежащее за ней поле немцы заминировали. Пришлось пробираться медленно. Яшка и Колек шли впереди, проверяя землю примотанными к палкам спицами. Они, как и раньше ветками, метили опасные места. Подобравшись совсем близко, разведчики залегли под кустом и стали осматривать местность. Как назло, ни холмов, ни хоть какой-то рощи не было.

– Ну и откуда тут наступать! Все как на ладони, – возмутился Яшка. Он посмотрел через прицел своей винтовки на немецкие позиции. – Да, тут тебе не там. Встретят как надо. Давай, Гринь, включайся.

– Что, будем передавать? – спросил радист.

– Конечно. Кто там на рации?

– Федор.

– Вызывай его.

Григорий настроил волну и вызвал штаб батальона. Федор, волнуясь, ответил и позвал комбата.

– Товарищ майор, лысая местность. Посадка заминирована. Нужны танки. Без них положат здесь всех. ДОТы через каждые сто метров, а с траншеями вообще засада. Сплошные коммуникации. Там даже не семь рядов, а все двадцать. Причем первые не соединяются со следующими. Если в первый окоп спрыгнуть, то перед вторыми выскакивать и вставать придется.

– Ну а с обочины дороги? – спросил комбат.

– Да тоже ничего хорошего. Мины и редкие деревья. Вот один куст нашли, но за ним весь батальон не положишь.

– Ясно. Возвращайтесь.

– Все домой, – скомандовал Яшка. Разведчики развернулись и уже собрались уходить старой дорогой, но в это время на позициях врага вспыхнули прожекторы. Они стали с разных сторон высвечивать куст. Яшка приготовил свою снайперскую винтовку.

– Стрелять или нет, не знаю? – спросил он командира.

– Погоди пока, может, успеем отойти, – ответил Колек. Так, все встали и перебежками назад. Смотрите за метками.

Разведчики привстали и, пригнувшись, пошли вдоль посадки. Прожектор отчетливо высвечивал их, но немцы не стреляли.

– Командир, смотри! Две машины по дороге к нам едут! – крикнул Яшка.

– Так, ближе к дороге, где мин нет, и бегом назад! – скомандовал Колек. Разведчики выбежали к дороге, но машины приближались быстро. Бежать назад смысла не было – догнали бы. Николай принял решение.

– Доброволец есть? Кто останется?

– Я, – не задумываясь, ответил Паров. Все посмотрели на него, а затем на Григория.

– Ну что ж, боец. Твое имя Родина не забудет. Отдайте ему все гранаты, еще один автомат и запасные барабаны. Подпусти поближе, а потом гранатами. Главное машину подбить, чтобы они дальше не ехали. И смотри, отходи и стреляй. На месте не задерживайся. Будешь гранаты бросать, кидай все, не жалей. Главное дорогу перекрыть, понял?

– Так точно, – ответил учитель. Гриша посмотрел ему в лицо и увидел счастливые глаза. Этот человек действительно не боялся смерти.

– Ну что, уходим, – скомандовал Николай. Разведчики выскочили на дорогу и, пригнувшись, побежали к деревне. Все вырвались вперед, а Григорий немного отстал. Рация мешала быстро двигаться, да и ноги почему-то не хотели уходить оттуда.

– Может, я останусь, – крикнул он Николаю.

– Нет. Хватит одного – вот если не сможет, тогда все. Но мы еще посопротивляемся, побарахтаемся! Не отставай. Можешь рацию бросить.

– Нет. Я и так уже три штуки угробил. Опять смеяться будут.

– Гриш, тут о смехе некогда думать, бросай.

– Нет. Донесу!

– Ну, тогда давай быстрей.

Григорий прибавил и побежал за остальными. Он натянул лямки, прижал рацию, а автомат отдал Яшке. Минут пятнадцать разведчики бежали в тишине, но неожиданный взрыв разорвал ночную пустоту. Николай остановился.

– Яш, посмотри в свой «глаз» подорвал он машину?

– Ага, готова, горит, – ответил снайпер.

На дороге раздались автоматные очереди и еще несколько взрывов. За ними отчетливо застрекотал ППШа Парова.

– Давай, учитель, держись! – крикнул Николай.

– Да не слышит он, – произнес Яшка. – Пошли быстрее, а то нагонят. Может, мотоцикл за ними? Мы ж не видели.

Разведчики, то быстрым шагом, то бегом отходили. И когда в ночной темноте увидели свет деревенских окон, остановились.

– Молодец! Смотри, как долго держится, – крикнул Яшка. Он показал на дорогу и добавил: – Видать, много народу положил.

– Да, хорошо воюет, держит их долго. А ты что, сомневался? – спросил Колек.

– Чего я сомневался. Гришка сказал, нормальный мужик – и не ошибся.

– Да, тот бой был у него первым, – объяснил Гриша.

– Да, – удивился Колек. – Для второго он хорошо держится. Что ты ему сказал, что он таким героем стал? – спросил он Григория.

– Да ничего особенного. Так – о жизни и войне поговорили. Верующий он – считал, что убивать врага – грех, – ответил радист.

– А ты ему что?

– Сказал, что фрицы не люди их можно, это не грех Родину защищать.

– Это точно, – поддержал его Яшка. В это время к ним на дорогу выскочили солдаты батальона. Услышав взрывы и выстрелы, они побежали навстречу.

– Ну что, все целы? – спросил на ходу ротный Ваня. Григорий остановился, снял рацию, взял у Яшки свой автомат и крикнул:

– Ну, кто со мной? Там всего-то одна машина. И то, наверное, Паров половину положил. Ротный замялся, Колек в присутствии офицера промолчал.

– Ну хорошо, давай. Первый взвод, отходите с разведчиками, а остальные за мной.

Ноги как будто стали воздушными. Григорий бежал первым. Увидев горящую машину, он сразу открыл по ней огонь. Его поддержали остальные. Послышались крики немцев и когда бойцы батальона подбежали к горящей машине, вторая успела развернуться и быстро уезжала к немецким позициям. Солдаты долго стреляли ей в след, а Григорий, увидев раненого Парова, поднял его на плечо и понес в деревню. К нему подбежал крепкий солдат и со словами «давай помогу», взял за руку учителя. Паров схватил его за шею, второй рукой взялся за Григория, и они быстро понесли раненого в расположение батальона.

– Ты как? Больно? – спросил Гриша.

– Нет. Нормально. Терпеть можно, – ответил учитель, и Гриша заметил, как в темноте блестят его глаза, полные радости и жизни.

– Я вернул сам себя! – закричал Паров.

– Не ори, молчи! У тебя легкое пробито. Вон, воздух хыкает, – предупредил его солдат.

– Смотри-ка, кто это там в темноте к нам бежит? – спросил Гриша.

– Кажись, медсестра, – ответил солдат.

– Тебя звать-то как? – спросил радист.

– Серега.

– Ну вот, Серега. Останавливаемся и потихоньку опускаем его на дорогу. Юлька, ты, что ли? – крикнул в темноту Григорий.

– Я. Как он? – ответила девушка. Она подбежала, бросила сумку и стала рвать на Парове гимнастерку. Достала бинты и начала перевязывать раненого. Паров привстал, облокотился на руку.

– Гриш. Я выжил! Смог! – спросил он.

– Еще бы. Всех немцев перебил, нам ничего не оставил.

– Ага, они как муравьи из машины высыпали.

– Молчите! Ему нельзя говорить, – крикнула Юлька. Она закончила перебинтовывать грудь и сразу принялась за правую руку, а затем и ногу. Всего у учителя обнаружилось пять ранений.

– Видал? Решето из меня сделали, – улыбаясь, произнес он.

– Ничего, все заживет, – ответил ему радист.

– Так, ребята, аккуратно берем и несем к штабу. Там машина есть. Успеем до госпиталя, – волнуясь, сказала Березкина. Солдаты взяли его под руки и быстрым шагом понесли к штабу. Дорога оказалось трудной. За двести метров до деревни Паров потерял сознание, а когда его принесли к штабу, жизнь покинула солдата. Юлька тяжело вздохнула и отошла в сторону.

– Эх, солдат, что же ты не дотянул? – обратилась она к убитому.

Вокруг собрались бойцы батальона и сняли шапки. Киселев вышел из штаба, посмотрел на Парова и приказал:

– Завтра похороните его. А я представлю этого человека к награде. Он заслужил. Из штаба вышел Яшка и виноватым взглядом посмотрел на учителя. Вслед за ним появился Колек.

– Мы выполнили задание, а он прикрыл нас, – произнес он.

– Отнесите его в дальний сарай, возьмите новую форму у старшины и попросите его, чтобы нашел человека, кто гробы умеет делать.

– Да я сам сделаю, – крикнул из толпы Савчук. – Там у дома доски готовые есть. А похороним мы его вон там. – Он показал на два дерева. Они росли недалеко от деревни на небольшой покрытой белым снегом поляне.

– Хорошее место, там ему спокойно будет, – сказал старый дед-партизан. За эти дни Гриша потерял его из вида, но теперь узнал. – Никто не знает: он был верующим? – поинтересовался дед.

– Все знают! В Бога верил, – ответил Григорий.

– Значит, я завтра ему крест сделаю, – ответил старик.

Солдаты взяли тело Парова и отнесли в дальний небольшой сарай. Положили на доски и накрыли белой простыней.

Утром несколько человек ушли копать могилу. Савчук стругал гроб, а старик-партизан делал крест. Он всю ночь провел с убитым в сарае. Читал церковную книгу.

Смерть учителя как-то странно подействовала на всех. Кто-то его не любил, кто-то считал трусом, но когда разведчики рассказали о его героическом поступке, все поняли, что погиб настоящий русский человек. Действительно, Савчук был прав, когда говорил, что первый бой не считается. И этот обыкновенный учитель, сумевший, несмотря на бронь, вырваться на фронт, доказал всем, что на фронте человек открывается по-другому и в каждом просыпается сила нашего народа. Он смог перебороть себя и погиб как герой.

Комбат собрал разведчиков и попросил написать письмо родственникам. Это считалось высшей наградой, когда кто-то писал родным о том, как погиб их отец, брат или муж. На родине погибшего героя это письмо будет тысячу раз перечитываться, его будут хранить как святыню. Доверили Георгию. В конце письма он написал: «Спасибо за то, что он спас нам жизнь. Мы отомстим за него фашистам».

Многие на войне погибали незаметно, хотя и они были героями, но вот так перешагнуть через страх и доказать свою любовь к земле родной – не у всех получалось. Паров смог. Получалось, что этот человек обманул смерть. Все кто доживут до победы, вспомнят о его подвиге. Расскажут другим, и этот учитель будет вечно жить в сердцах многих поколений. Он не просто показал пример, он доказал, что каждый способен быть настоящим солдатом.

Похоронили рядового Парова в два часа дня на поляне у двух кленов. Комбат рассказал о его подвиге. Солдаты дали прощальный залп в честь этого человека, и молча разошлись. Савчук выдал желающим спирт. Бойцы помянули учителя и всех, кто погиб за эти дни.

Григорий долго думал об этом человеке, и то, что он обязан ему жизнью, помнил всегда. Могли немцы догнать их на машине, и неизвестно чем бы кончился этот бой. Разведчики, Яшка и Николай, тоже вспоминали и даже оправдывались, в том, что они вернулись.

– Разведотряд обязан вернуться – с потерями или без, но он должен прийти в расположение и доложить о выполненном задании, – говорил Николай.

И все понимали, что задание – это главное. На войне люди погибают, но если на кого-то возложено ответственное задание этот человек через «не могу» должен дойти и выполнить приказ. Разведчики подтвердили данные дивизионной разведки, и командование, зная о трудной местности, стало планировать наступление. Казалось бы, ничего особенного, увидели, что кроме дороги подходов нет, но и эта информация была важной. Командиры знали, где можно пройти быстро, и куда послать минеров, чтобы Красная армия могла нанести решающий и мощный удар.

На следующий день деревня ожила. Подошли танкисты, два полка пехоты – и батальон Киселева растворился в таком количестве народа. По деревне ходили незнакомые офицеры, солдаты, и все ждали приказ о наступлении.

Вновь, как и раньше, перед обводным рубежом, Красная армия накапливала силы. Недалеко от деревни встала батарея артиллерии, немного дальше – танки. Через неделю прибыли две роты минеров. Они сняли заложенные мины с посадки и поля. Бойцы батальона Киселева прикрывали их. Им помогали пехотные роты. Немец был совсем близко, но уже не решался выезжать на машинах за пределы траншей.

Целый месяц в деревне продолжалась непонятная суета. Солдаты и офицеры бегали из сарая в сарай, некоторые заняли дома, и там тоже все бойцы находились в напряжении и ожидании.

Григорий вернулся в штаб, чтобы быть при деле. Федор помогал ему. Они с утра до вечера связывались со штабами и докладывали о подготовке. С Таней Гриша никак не мог связаться. Титова обещала помочь, но так и не смогла сообщить Григорию дополнительную, только для них, частоту. За такое могли наказать – да еще и вызвать, куда надо. А там пришлось бы оправдываться и объяснять, зачем выходил на связь и с кем именно разговаривал… Вдруг, ты предатель и передаешь врагу зашифрованную секретную информацию? Гриша хотел написать письмо, но так и не узнал адрес. Никто не знал Таню. Складывалось впечатление, что ее не существует, но радист решил, что в таком количестве штабов и соединений можно легко потеряться одной радистке. Он прекратил поиски и решил что позже, когда они войдут в город, он продолжит их.

А вокруг уже чувствовалось приближение весны. Устав от зимы, все радовались потеплению, но пришла другая беда – грязь. Поля и дороги превратились в сплошные лужи и земляную жижу. Танки и машины окончательно утвердили бездорожье. Все это отодвигало предстоящий штурм. Но и сидеть на месте не получалось. Иногда разведчики выбирались и исследовали местность. Утопая в грязи, проходили через поля и докладывали о состоянии и подготовке немцев. В разведотряде появились новые бойцы. Одним из них был Сергей, тот самый, что помогал нести Парова, а еще двое – армянин Арен и казах Саша. Дважды отряд попадал под обстрел. А один раз в совместном походе с полковой разведкой к морю нарвались на засаду. Из разведгруппы батальона все остались целы, а из полковой разведки двое погибли и одного разведчика тяжело ранило. Его сумели донести назад и отправить в госпиталь.