Czytaj książkę: «Троя. Книга третья. Ахейцы»
Предисловие
В этом сборнике представлены истории ахейских семей, а так же череда событий, что сделали неизбежной большую войну. А именно – родители Ахилла и происшествие на их свадьбе. Семья Агамемнона и Менелая, а так же Эгисфа – чтобы можно было составить представление кто они такие и что от них можно ожидать. История семьи спартанского царя Тиндарея и его дочерей – Клитемнестры и Елены. История Одиссея и Пенелопы.События ахейского мира идут параллельно развитию событий в троянском мире (смотри Троя Книга вторая) вплоть до того момента, когда их столкновение оказывается неизбежным.
Почему такое разделение с моей точки зрения необходимо. Потому что очень много персонажей.Необходимо подробно обо всех рассказать. Поэтому пришлось их разделить условно пополам и проследить, что происходило в мире троянцев и как жили ахейцы, до тех пор, пока события не пересеклись.
Надеюсь, вам будет интересно. Приятного чтения.
1 Пелей и Фетида. Яблоко раздора
–Давненько что-то к нам никто не заглядывал. Сидим здесь, как проклятые. Только и остается, что друг на друга смотреть. Скучно жить стало…
Зевс тоскливо вздохнул, смял салфетку, небрежно бросил ее на стол и потянулся за зубочисткой. В огромном пиршественном зале, в былые времена едва вмещавшим всех обитателей Олимпа на сей раз было свободно, за длинным столом, уставленным яствами сидели только двое – сам Зевс и его жена. Остальные места привычно пустовали с того самого знаменитого обеда, что закончился бунтом.
–Конечно. Сам всех распугал, а теперь скучно ему. – съязвила Гера. Усыпанная папильотками голова возмущенно встрепенулась, подбородок гордо взлетел вверх – не могла хозяйка Олимпа спокойно вспоминать то утро, когда ее позорно унизили, да еще при всех… Тоже мне – искоса взглянул на жену Зевс – Скоро середина дня, а она до сих пор в разобранном виде – халат не первой свежести напялила, прическа вон – сплошные бумажки в волосах. Смотреть противно.
–Молчи, женщина… Чем ехидничать, лучше предложила что-нибудь путное… Впрочем, откуда в твоей голове взяться приличной идее? Ты только на одни гадости способна.
–Тогда не спрашивай. – огрызнулась жена.
–Кто тебя спрашивает? Это так, мысли вслух… – Зевс откинулся на подушки, потянулся, зевнул. Впрочем, он сам выглядит не лучше. Потому как нет настроения – даже бороду лень причесать. Все равно никто не видит, для кого стараться? Для кого изображать верховное божество? Вот и сидит Зевс в заштопанной полинялой хламиде, косо нацепив золотой обруч поверх спутанных светлых волос, и задумчиво ковыряется в зубах – надо что-то делать, так и одичать не долго, без подданных-то. Как хочется вновь принять важный вид, облачиться в парадные одежды – только не идет никто, не торопится в гости – себе дороже – решили обитатели Олимпа, и теперь обходят стороной шикарную резиденцию своего правителя.
–Собрать бы всех вместе, как прежде… – мечтает Зевс. – Устроить настоящий пир, напоить всех допьяна, и пусть танцуют, пусть песни орут – эх… Вообщем, хочу, что называется, повеселиться всласть, как бывало прежде…
–Что тебе мешает? Прикажи – сразу все сбегутся как миленькие
–Не хочу приказывать. Хочу, чтобы сами все пришли. По доброй воле – понимаешь?
–Какая разница?
–Разница большая. Одно дело из-под палки всех собирать, с кислыми лицами ведь явятся, настроение испортят, еще капризничать начнут, то не так, это не эдак. Только испортят весь обед. Совсем другое, когда с желанием, с настроением все делается. Будто на свадьбе. Вот был бы пир так пир… – мечтательно протянул Зевс.
–Так что голову напрасно ломать? – заинтересованно спросила Гера. Она сама была не прочь погулять на подобном торжестве – Свадьбу и устрой. Давно у нас не было свадеб. А девиц-то незамужних – полный Олимп.
–А что? Неплохая мысль. Не ожидал от тебя. – честно признался Зевс, предупреждая протесты строптивой жены примирительной улыбкой. – Ты права. Накроем столы, пригласим всех, подарки, кольца, шампанское… то есть я хотел сказать нектар с амброзией… Устроим свадьбу, да такую, что свет еще не видывал. Выдадим замуж сразу всех…
–Всех сразу не надо. – Гере пришлось сдерживать разгулявшееся воображение мужа. – Давай по одной.
–Точно. Ты опять права, дорогая. Чтобы я без тебя делал? Так с кого начнем? Может быть, с дочки моей любимой, с Афины? – серые, чуть на выкате, глаза великого бога зажглись добрым огоньком при одном лишь имени дорогой дочери – такой мудрой и благоразумной – не то, что некоторые….
–Боюсь, не согласится твоя Афина. – возразила Гера – Ты, конечно, можешь обижаться сколько угодно, но сам хотя бы раз посмотри правде в глаза – она носится со своей девственностью, как с писаной торбой. К ней давно никто подойти даже не пытается.
–Неужели? – недоверчивая нотка прозвучала в голосе Зевса.
–А ты думал. Афина никак не поймет, что женщина ценна в том числе и детьми, а не только подвигами в сраженьях. Она всех мужиков от себя отогнала. Да так, что ни у кого больше нет желания без толку ухаживать за ней.
–Не оскорбляй мою дочь. – начал заводиться Зевс. – Это ее выбор – какой бы он ни был – нужно уважать его.
–Я только хотела сказать, что невестой может стать кто угодно, только не она. – примирительно поспешила добавить жена – Например, Фетида…
–Почему непременно Фетида? – насторожился Зевс.
–А почему нет? Тебе что, не все равно? Я давно знаю, что ты увиваешься за ней. – для ревности Гере было достаточно малейшего повода.
–Что ты, что ты, Гера? Ни за кем я не увиваюсь… – оправдывается виноватым тоном Зевс.
–Не ври. Я слишком хорошо тебя знаю. Фетида сама мне рассказывала, какие пакости ты шептал ей на ухо не далее, как вчера вечером. Бедная девочка заглянула ко мне – я все же мать ей, хотя и приемная, а ты…
–Ну что ты распалилась? У меня и в мыслях не было приставать к ней. Нужна она мне – того и гляди – то в каракатицу невзначай превратится, то в жабу болотную – сама с ней целуйся. К тому же ты знаешь предсказанье – ее сын станет могущественней своего отца – что я по-твоему – самоубийца что ли?
–Ладно, ладно. Ишь, разошелся – правда-то глаза колит. Вот и докажи мне, что ты к Фетиде равнодушен. Выдай ее замуж.
–Кто ее возьмет? С таким предсказанием? Боюсь, мало желающих найдется на Олимпе…
–На Олимпе может и не найдутся, так в другом месте поищем. Глядишь, отбоя от женихов не будет.
–Где ты искать-то собралась? На земле что ли? – разочарованно произнес Зевс.
–А почему нет? Найдем ей самого приличного из смертных, молодого парня, честного, смелого, умного…
–Принца что ли? На белом коне? – усмехнулся Зевс.
–А хоть бы и принца. Да моей Фетиде только принц и под стать. Что ты все время смеешься? Лучше подумал бы… Ты всех знаешь, может, вспомнишь кого… Лучше нам самим определить кандидата, а то повадятся лазить толпами на Олимп – им только повод дай, этим людишкам – потом не выгонишь.
Зевс наморщил лоб, подумал с минуту. Он мысленно представил себе бесконечную вереницу женихов, штурмующих божественную гору – разведут грязь, напакостят, еще и наскандалят тут… Нет уж.
–Есть у меня на примете один принц… в изгнании. Хороший парень. Жена недавно повесилась. Так что он свободен. Что скажешь?
Гера не сразу нашла, что ответить. Когда наконец хозяйка Олимпа вновь обрела дар речи, то с жаром набросилась на мужа.
–Ты что – издеваешься, что ли? Нет, вы полюбуйтесь на него – Гера возмущалась так, будто кто-то присутствовал при разговоре и мог действительно поддержать ее против циничного тирана – ни стыда, ни совести. Небось для Афины для своей нашел бы кого получше…
–Успокойся ты. Не сам же он ее повесил. Взбалмошная была особа, мужа любила очень, поверила сплетням… Он и сам пострадал – теперь у Хирона в пещере скрывается.
–Это кто … Постой, не тот ли это сын… царя Эгины?
–Точно, Гера. Он. Пелей его зовут.
–Так он убийца. – взвизгнула Гера.
–Он прошел обряд очищения – невозмутимо ответил Зевс.
–А потом еще кого-то убил. – Гера перешла на крик.
–Это на охоте. Вышло случайно – с кем не бывает? Кстати – обряд очищения он проходил дважды. Так что Пелей чист, как младенец.
–И больше он ничего не натворил? Или просто не успел?
–Нет, Гера. Потом его оговорили, будто он приставал к жене царя Акаста…
–Этого еще не хватало…
–Погоди, ты все не так понимаешь. Ни к кому он не приставал, да только никто ему не поверил, а убить побоялись, зато бросили одного в лесу, украли меч, тот самый волшебный меч, что выковал Дедал – между прочим, твои подружки богини сами подарили Пелею этот меч – и ни за что-нибудь, а за верность и целомудрие. Так что не такой Пелей плохой.
–Да уж…
–Вдобавок ко всему его бросили на съеденье свирепым кентаврам. Хорошо там Хирон оказался. Хоть и сам кентавр, а спас-таки Пелея. Неужели тебе его ни капельки не жалко?
–Нет.
–Парень с такой сложной судьбой…
–К тому же нищий. На что он жить собирается?
–А мы ему подарков надарим, выделим царство какое-нибудь подходящее… Люблю быть щедрым, хотя бы иногда. И торжества устраивать. Ну, ладно тебе, перестань губы дуть, что толку обижаться? Решение свое я менять не стану. Так что готовься к свадьбе, Гера.
И, весьма довольный собой, Зевс отправился в спальню – немного отдохнуть после обеда.
* * *
Пологие склоны Пелиона с незапамятных времен густо покрыты растительностью – могучие вековые дубы величаво раскинули свои причудливо изогнутые разлапистые ветви, закрывая от палящих лучей мелкий ручеек, что журчит вниз по склону, среди высокой травы, молодых побегов и земляничных полян – их обступает буйно разросшийся кустарник с яркими алыми цветами, искривленный ствол дикой оливы словно замер в неизвестном доселе танце, а совсем рядом заросли можжевельника вырастают стеной и представляют собой настоящую чащу – порой непроходимую. Множество зверья и птицы обитают в этом лесу – можно ненароком повстречаться с оленем, медведем или кабаном, если какому-нибудь безумцу вдруг придет в голову идея собрать немного хворосту на Пелионе – потому лучше безоружным не совершать прогулки ни на саму гору, ни в ее окрестностях.
–Места глухие, опасные – так говорят старики о склонах Пелиона. Человек туда суется редко, предоставляя самому лесу и его обитателям жить спокойно, своей жизнью – лишь изредка местные цари устраивают там охоту – но это так, скорее жестокого развлечения ради, да чтобы испытать высоких гостей, потому как среди прочих опасностей, поджидающих смельчаков на горе Пелион есть одна уникальная, можно сказать – присущая только Пелиону опасность – а именно быть растерзанным дикими кентаврами. Так получилось, что эти милые твари – кентавры то есть – облюбовали Пелион в качестве своего основного места обитания. Их в общем, вполне можно понять – кентавров потеснили из Фессалии, а затем постепенно выставили отовсюду – по большей части виной тому буйный, совершенно необузданный нрав этих шестиконечных созданий. Однако, нрав нравом, а куда им было деваться? Вот и пошли они, горемычные, дружной толпой, то есть, дружным табуном в малопосещаемые места – случайно набрели на склоны Пелиона, поселились в дремучих его лесах, и теперь-то, ощутив себя в полной мере хозяевами здесь, среди такой же, как они сами, дикой природы, к тому же по большей части обозленные на людей, кентавры не слишком церемонились с забредшими в лес смельчаками. Но, справедливости ради, стоит отметить, что не все кентавры так не воспитаны – их царь Хирон например – настоящий кладезь мудрости, терпения и благородства. Как раз Хирон-то и спас Пелея, когда того намеревались разорвать на части обитатели Пелиона. Узнав, что молодому человеку по большому счету некуда идти, Хирон предложил Пелею в качестве временного жилища свою пещеру – то есть радушно пригласил к себе в гости. А пещера у повелителя кентавров была весьма просторна, с высоким сводом над головой – в ней можно стоять в полный рост, не опасаясь при этом наткнуться на какой-нибудь сталактит, и ничего не капало с потолка, не текло по стенам – сырости нет, только темновато, но, в общем и целом, вполне прилично – словом, жить можно – и Пелей уже с месяц гостил у Хирона – никак не мог решить молодой человек, что ему делать дальше. А поскольку бродить по лесу было опасно – вдруг какой-нибудь кентавр возьмет, да не узнает гостя – тот все больше отсиживался в пещере. Тут и застанем его мы теплым летним утром – в одних лишь сандалиях да с полотенцем вокруг бедер. Свой хитон предусмотрительный Пелей повесил на веревку, что протянута вдоль и поперек через всю пещеру – испачкается последняя одежда, где другую взять? Кентавры никаких одежд не признают, разве что снимут с кого-нибудь – так с кого? все давно знают, что к Пелиону лучше не подходить, до ближайшей деревни еще дойти надо, так что разжиться гардеробом вряд ли получится, потому и жалеет Пелей единственное свое платье, тем более что занят он ни чем-нибудь, а уборкой помещения.
–Развел тут грязищу – ворчит Пелей, разгребая свежую навозную кучу – Дышать нечем. Конь он и есть конь.
Радужные мухи тяжело взлетели, закружившись вокруг Пелея – тот зачерпнул совком навозную лепешку и направился к выходу – молодому человеку надоело то и дело натыкаться на мусорные кучи, да вдыхать ароматы пещеры – все равно сижу без дела – решил Пелей и взялся наводить порядок. А работы было – непочатый край. В каждом углу весьма просторной пещеры ждали своей очереди залежи всякой всячины – полусгнившие объедки, обглоданные кости, битая посуда, истлевшие грязные тряпки – что только не выгреб Пелей из укромных ее уголков, заодно распугав всех пауков, летучих мышей и крыс. Молодой человек безжалостно сорвал засохшие охапки трав, что свисали с веревок вдоль стен, смастерил себе веник, смел вековую пыль и паутину, вынес помои за порог и теперь разглядывал в полутьме – не пропустил ли он чего-нибудь еще.
–Как можно жить в таких условиях? – пожимал плечами Пелей. В пещере было лишь стойло для хозяина – вполне впрочем приличное, да подстилка из сена – на такой же подстилке размещался гость – ни стола тебе, ни стульев, а тем более кровати – впрочем, что ждать от кентавра?
–Водичкой бы прибить не мешало – промолвил Пелей, наблюдая, как кружится и оседает в воздухе пещеры поднятая им пыль. Он взялся было за кувшин – единственный целый сосуд, что нашелся рядом с ворохом сена – благо до ручья недалеко, как на лужайке возле пещеры раздались голоса – через минуту два десятка кентавров тяжело топтались около входа, в нетерпении били копытами, тяжело дышали и ругались последними словами, досадуя, что их, таких свободных и диких, пошло используют, как самый обычный грузовой транспорт.
–Запряг нас, как последних ослов – возмущались кентавры.
–Что мы, тяжеловозы, что ли?
–Для кого стараешься, Хирон? Эти боги, они нас за скотину держат…
–Будет вам, хорошее дело делаем – нам это зачтется – миролюбиво ответил царь кентавров и повысил голос – Становись в шеренгу.
Пелею из своего укрытия забавно было наблюдать, как эти неотесанные полулюди, полукони, привыкшие к полной свободе, пытались изобразить некое подобие стройного ряда – тычки и лягания едва не закончились потасовкой – Хирон, опасаясь за груз, что лежал на спинах подчиненных, скомандовал:
–Довольно. Стойте, где стоите. А то перебьете все.
Кентавры перестали толкаться и выжидательно уставились на Хирона.
–Вот разбойничьи рожи – усмехнулся Пелей.
В самом деле, лица кентавров густо покрывала растительность – косматые бороды развивались нечесаными клоками, буйные шевелюры всевозможных мастей едва ли можно было назвать прическами; практически у всех широкие брови сходились на переносице, угрюмо нависая над глазами – добавьте к этому мощный обнаженный мужской торс плавно переходящий в лошадиную спину, сильные мускулистые руки и две пары лошадиных ног – это сейчас, из безопасного места ухмыляется Пелей. Совсем не до смеха было ему месяц назад, когда, проснувшись, он обнаружил себя в окружении этих тварей. Это сейчас они молчат, ожидая дальнейших указаний Хирона, и стоят более-менее спокойно, а тогда Пелей вполне справедливо считал, что если его не разорвут, то наверняка затопчут – так напористы, порывисты и резки их движения. Действительно, если ничто не сдерживает кентавра (а его, как правило, ничего не сдерживает), то он не соблюдает условностей – зачесалось пузо – он блаженно чешет пузо, зачесалось еще где-нибудь – наплевать кентавру на присутствующих здесь дам – зачесалось же. Нужно оглушительно высморкаться – не вопрос, ну и что, если рядом публика – подумаешь, что они сами не сморкаются, что ли? При этом что такое носовой платок кентавр не знает, и вряд ли у кого получится посвятить его в существование такого нужного аксессуара – рискнувший получит копытом в лоб или по лбу – что согласитесь, практически одно и тоже. Кентавр неравнодушен к женщинам – в миг наговорит им дерзостей низким глухим басом, вероятно считая, что такой тембр голоса особенно нравится дамам. Кентавр первым несется к столу, сбивая по пути остальных гостей, жадно набрасывается на угощение, желая попробовать решительно все и сразу – звонко, аппетитно чавкая, обнимая тарелку, норовя при этом положить копыто на стол. Любые попытки хоть как-то воспитать кентавра заканчиваются для учителей всегда одинаково – то есть весьма плачевно:
–Оскорбляют, унижают – кричит возмущенный кентавр и сразу, не сходя с места, пускает в ход копыта и кулаки.
Получается интересная вещь – смотреть на это противно, а сказать об этом нельзя – оскорбится ведь кентаврик. И ничему учиться он принципиально не желает, полагая, что сам знает все лучше, чем кто бы то ни было – о чем и вопит при каждом удобном случае – тихо разговаривать кентавр не считает нужным – еще чего? Что вы мне рот затыкаете – возмущается он, если вдруг его попросят говорить тише, и опять стучит копытом и роет землю, стремясь отстоять свое право орать на всю округу – при этом кентавру и в голову не придет, что он мешает другим. Абсолютное отсутствие манер и вздорный тяжелый нрав делают кентавров совершенно невыносимыми в быту – особенно, если их становится много. Одинокий кентаврик, попав в общество воспитанных людей, может и постесняется показывать себя во всей красе, но, как только к нему присоединятся собратья – тут держитесь все – благодаря численному перевесу кентавр немедленно отказывается от глупых с его точки зрения условностей совместного сосуществования – он становится кентавром и только кентавром – свободным и диким. С этой проблемой пришлось столкнуться племенам, населяющим материковую часть Греции. Именно над ними зависла туча, породившая столь неугомонных детей. Но, к чести ахейцев, аргвинян и прочих народов, они не долго терпели таких буйных соседей – как говорилось выше, постепенно кентавров выставили в необитаемые места – гора Пелион пришлась им по вкусу – окружающие облегченно вздохнули. С тех пор люди и кентавры недолюбливают друг друга – лишь ученый Хирон является приятным исключением. Как раз сейчас, напустив на себя весьма важный вид, царь кентавров достает из-за пазухи длинный свиток, не спеша разворачивает его:
–Так… Тронов золотых – 12… – Хирон отрывает глаза от списка. – У кого троны? Сюда разгружайте. – указывает он справа от себя. – Да аккуратней… Так… Один, два, три, четыре… двенадцать.
Первые два кентавра, освободив, наконец, свои лошадиные спины от обременительной ноши, радостно умчались в чащу.
–Табуреты красного дерева – 25. Давайте сюда.
–Посуда… У кого ящик? Не тряси так, перебьешь все. Потом сдавать кто будет?
–Они сами все перебьют, как напьются – ворчит неуклюжий кентавр. Тем не менее, он изо всех сил старается больше не трясти дорогие сервизы – боится подвести Хирона.
Пелею до того интересно, что там такое привезли, и он неосторожно выглядывает из пещеры. Сразу острый глаз Хирона замечает его любопытную белобрысую голову.
–Что стоишь без дела? Иди помогай.
Вдвоем они аккуратно ставят ящик на траву.
–Так, хорошо. Скатерти, полотенца, салфетки восемь дюжин… Это вон тот тюк. Давай сюда.
Постепенно на лужайке перед пещерой выстраиваются в довольно ровном порядке столы, стулья, светильники, треножники, ящики с посудой, ковры, гобелены и прочая утварь. Двадцатый по очереди кентавр сбросил на землю свой груз, Хирон отметил последнюю позицию в списке.
–На сегодня это все. – обратился он к Пелею. – Пока расставим, а продукты завтра подвезут.– соображает он вслух.
–Какие продукты? Ты что – обставиться что ли решил? – спросил Пелей, с интересом разглядывая золоченые предметы. Дорогая красивая мебель, запросто сваленная прямо на траву, выглядела довольно странно – не дворец ведь – пещера в лесу. – Где раздобыл-то?
–Боги одолжили. Временно. Свадьбу будут справлять.
–Свадьбу? Кто женится – никак ты, Хирон?
–Нет. Какой из меня жених? Это тебя боги собрались женить. Не стой истуканом, помоги лучше.
–То есть как это меня? Я не собирался… Я согласия своего не давал. – твердо заявил молодой человек.
–Кто тебя спрашивать станет… Не собирался он…Уже и невеста подобрана. Так что не порть всем праздник.
–Но это произвол. Кто меня может заставить? И почему именно я? – возмущается Пелей.
–Почем я знаю. Мне не докладывают. – досадливо отмахивается Хирон. – Хватит уже. Тут дел нам с тобой до вечера. Чем орать – бери вон стулья и в пещеру – расставлять будем.
–А я сбегу. – демонстративно усаживается Пелей на подвернувшийся золотой трон, решительно ударяет кулаком по подлокотнику. – Где это видано, чтобы вот так, силком… Без меня веселитесь.
–Мебель не ломай. Потом не расплатишься. – осекает его Хирон. И сразу спохватывается. – Ты что надумал? Сбежит он. Разве это дело? А меня, в какое положение ты поставишь меня, Пелей? Да я с тебя теперь глаз не спущу. Это Зевс распорядился женить тебя – ни кто-нибудь.
–Зевс? – удивляется Пелей.
–Да, сынок. Так что беги, не беги – это, как сам понимаешь, совершенно бесполезно. Лучше смирись. Все не так плохо. К тому же невеста твоя – богиня. Не каждый, знаешь ли, день бессмертных богинь отдают замуж за простых людей. Так что тебе повезло.
***
Что ж, теперь и в самом деле можно сказать – Пелею действительно повезло. До сих пор столько лет мотался он по свету, никому не нужный изгой, лишенный родины, выставленный с позором – сам правитель Эгины царь Эак решительно выгнал Пелея с острова. Причиной тому, как наверное, помнит читатель – убийство младшего брата Фока, совершенное Теламоном и Пелеем совместно. В равной степени виновны они в преступлении, хотя каждый старался спихнуть вину на другого. Впрочем, Теламон сам покинул Эгину, не дожидаясь отцовского гнева. Пелей, понадеявшись, что побег старшего брата отведет от него самого подозрения, просчитался – далеко не так наивен царь Эак, чтобы поверить Пелею, будто тот совершенно ни при чем.
–Убирайся с Эгины. – приказывает сыну Эак. – И что бы духу твоего здесь никогда не было.
И по лицу царя острова Эгина видно, что решения своего он менять не станет. Ничего не остается Пелею – покидает он остров, пройдя последний раз по тому самому причалу, у которого когда-то встречали мирмидонцы Фока охапками цветов и пением гимна – покидает, что бы больше никогда не ступить ногой на землю Эгины. Таким и запомнили его земляки – худеньким стройным, голубоглазым юношей, с копной светлых волос – поредели те локоны изрядно с тех пор, загрубела, обветрилась кожа некогда юного лица – вовсе не так молод Пелей – это мы, вслед за Зевсом, называем его молодым человеком – оно и понятно – что такое десяток – другой лет для бессмертного бога? Давно за тридцать Пелею, а он все мыкается по Элладе в поисках нового дома. Те спутники из числа мирмидонцев, что выделил ему в сопровожденье Эак, давно покинули Пелея – кто вернулся домой, на Эгину, кто осел где-нибудь в Афинах или Орхомене – только Пелей все никак не найдет убежища – висит над ним словно Дамоклов меч тяжесть некогда совершенного убийства, заставляя метаться из города в город – и никто не хочет очистить его от скверны, потому как не чувствуется в молодом человеке осознания своей вины – Пелей представляет себя скорее жертвой обстоятельств, чем раскаявшимся преступником.
–Убирайся – снова слышит Пелей от жрецов очередного храма, куда заглянул он в надежде обрести, наконец, душевный покой.
–Убирайся – кричит царь очередного города, куда привела Пелея незавидная его участь – Убийцам здесь не место.
Вновь безропотно уходит Пелей, понимая, что спорить бесполезно – остается только проклинать ошибку молодости да терпеливо ждать – просящий не вправе торопить тех, кого он просит. Пока никто не возьмется провести необходимый Пелею обряд – обречен он скитаться, проклиная все на свете, и нигде ему не будет покоя.
Так добрался Пелей до маленькой небогатой Фтии, где сердобольный царь Актор не стал, против обыкновения, ставшего привычным для Пелея, гнать того прочь. Терпеливо выслушал мудрый Актор искренний рассказ изгнанника. Сочувственно смотрит он на подавленного, совсем упавшего духом Пелея, на его потертый старенький хитон, на истоптанные сандалии, преждевременные морщины и седину – жалеет своего гостя Актор. Очень впечатлили царя печальные рассказы Пелея о лишениях и невзгодах, выпавших на его долю. Вся семья Актора сбежалась послушать – особенно тронули всех слезы раскаяния, что льются потоком из глаз чужеземца – они и правда, не притворны, эти самые слезы – понял наконец Пелей, что натворил когда-то, понял, заплатив высокую цену – ничего не приобрел он, а только потерял все – дом, семью, отца… И вроде бы жизнь начинает устраиваться – приемный сын Актора Эвритион, потрясенный рассказами Пелея, а главное – его чистосердечными признаниями проводит обряд очищения – отныне Пелей может вздохнуть спокойно и даже остаться в Фарсале – столице Фтии. Дочка Актора, царевна Полимела, впечатлительная особа, к тому же растроганная историей гостя, ничего не имеет против такого жениха – так Пелей неожиданно для себя получает шанс обрести новый дом и семейное счастье.
–Вот и живи спокойно – еще совсем недавно ты и на это рассчитывать не мог – заявляет Пелею рассудок и жизненный опыт.
–Да, так и буду стараться жить – соглашается Пелей. Вдоволь помыкавшись по свету, умеет ценить Пелей свалившееся на него счастье, и бесконечно благодарен он Актору, царю Фтии, за его доброту. Так проходит лет пять, а может, чуть больше. Но, видно не суждено Пелею остаться в Фарсале – злой рок преследует по пятам сына Эака – обычное мужское развлечение – охота – становится причиной нового несчастья.
–Будь проклят тот день, когда я появился на свет – плачет Пелей над телом Эвритиона. Тот позвал поохотиться Пелея на Калидонского вепря, что объявился в здешних местах – и вот, пожалуйста – из засады не разобрал Пелей кто пробирается сквозь густые заросли – вместо вепря угодило копье Пелея в сына Актора, сразив того насмерть. Ужасается Пелей, понимая, в какое положение он попал – приютили его, бездомного бродягу, осыпали милостями, а он пусть невольно, но ответил злом – убив того, кто вернул его, изгоя, к нормальной жизни, очистил от скверны убийства – и как теперь он предстанет перед Актором? Что скажет ему? Боится Пелей вернуться с телом Эвритиона в Фарсал, боится он честно признаться как было дело – не поверят ему – считает Пелей. Сочтут, что он – неисправимый преступник и все это время лишь изображал на лице раскаяние. Выбирается из леса Пелей, бросив тело Эвритиона, спешно собирает он вещи – удивленная Полимела ничего не может добиться от мужа.
–Потом расскажу – рявкает Пелей – Если любишь – следуй за мной.
Вдвоем они немедленно покидают Фтию, и еще до того, как Актор обнаружит тело сына, Пелей с Полимелой окажутся в Иолке, где Пелей другому царю – Акасту начнет рассказ о приключившихся с ним несчастьях. Акаст сочтет совершенное убийство случайным – оно ведь действительно таковым и является – вновь проходит Пелей обряд очищения. Вновь надеется он зажить наконец спокойно – увы, не суждено Пелею обосноваться в Иолке – жене невзрачного, маленького, плешивого Акаста Крефеиде приглянулся стройный голубоглазый блондин – ну и что, пусть при нем жена – не стена ведь. Лишь только начала охоту Крефеида на Пелея, как сходу поняла – любит Полимелу Пелей. Не станет он заводить шашни с супругой царя Иолка.
–Это мы еще посмотрим – ухмыляется Крефеида. А сама понимает – куда ей, обрюзгшей, растолстевшей, тягаться с Полимелой, не говоря о существенной разнице в возрасте между ними. Только что в состоянии остановить коварную, хитрую женщину? Лишь больше злится она, лишь сильнее подстегивает ее досада – заполучу любой ценой, либо погублю обоих – столь коварный враг не по зубам доверчивой впечатлительной Полимеле.
–Ты слышала, крошка, твой Пелей собирается жениться на дочке моей, на Стеропе. Горюет он – столько живете, деток-то у вас нет. А наш род плодовитый. – невзначай останавливает Крефеида Полимелу в закоулках дворца. Та в ужасе смотрит на царицу Иолка своими глубокими синими глазами и не может ответить ни слова.
–Разве он не сказал тебе? – притворно удивляется Крефеида. – Свадьба уже на носу…
Полимела, и правда, не в состоянии вымолвить ни слова. Пелей хочет бросить ее, бездетную, ради молоденькой дочки Акаста. Конечно, стать зятем царя Иолка для Пелея лучше, чем быть просто гостем – гостю рано или поздно укажут на дверь, а идти Пелею некуда. Ради этого он вполне может бросить ее, Полимелу. Наивной, впечатлительной Полимеле в голову не приходит, что все это ложь – от начала и до конца. В панике мечется она по комнате – то решает дождаться мужа, и напрямую спросить его – как так, за что? То хочет прямо сейчас вернуться в Фарсал, к отцу – только ведь не примет беглянку Актор, нет выхода у нее, отвергает ее муж, и не нужна ей жизнь без Пелея. Раз он хочет быть свободен – пусть так и будет. Совсем отчаявшись, Полимела едва не лишилась чувств, тяжело опустилась на краешек кровати – как, каким образом в ее руках оказывается пояс для платья, дрожащими руками привязывает она к спинке кровати прохладный скользкий шелк – через миг кольцо смыкается у нее на шее, Полимела сползает вниз, затягивая петлю все туже – вернувшийся Пелей застает окоченевшее тело жены.
–Что же это? – безутешен Пелей – За что такой печальный удел? Видно так и суждено мне сеять вокруг себя смерть.
Он едва не бросается в горящий погребальный костер, сам Акаст оттаскивает Пелея подальше от пламени – с тех пор только и можно застать Пелея в мрачном храме Гадеса, скорбящим о Полимеле – он практически не выходит оттуда. Напрасно Крефеида караулит его возле храма – даже не смотрит в ее сторону Пелей, впрочем, он вообще ни на кого не смотрит, словно нет больше женщин вокруг. Целый год оплакивает безвременно ушедшую жену Пелей, сам Гадес тронут таким проявлением чувств – посовещавшись, боги решают оценить его верность – однажды у алтаря, возле которого день за днем рыдает безутешный вдовец, появляются три изящные женские фигурки в белоснежных одеждах. Лица богинь скрыты густой вуалью – для всех они лишь простые посетительницы храма, что зашли испросить благословения богов. Девушки тихонько подошли к Пелею – впрочем, то была излишняя предосторожность – он и так ничего и никого не замечает. Нежная ручка коснулась его плеча. Пелей вздрогнул и повернулся.