Czytaj książkę: «Лилия Бессилия»

Пролог

Все мы иногда ловим себя на убегающей быстроходной мысли о том, что наша жизнь могла сложиться иначе, случись определенные обстоятельства иначе, если бы мы стерпели, смолчали там, где это было бы уместнее, или, наоборот, высказались, проявили храбрость и мужество, когда чувства рвались из груди, но мы их подавили или вытеснили.

К сожалению или к счастью, нам не дано вернуть время вспять, обратиться к моменту, когда были брошены слова, глубоко ранившие нас или наших близких, когда еще можно было остановиться и подумать, есть ли шанс, последний или предпоследний, что-то исправить. И несмотря на это, как же порой бывает заманчиво представить альтернативное развитие событий, как приятно, глядя на человеческие ошибки, сказать себе, что можно было быть мудрее.

Перед вами, дорогой читатель, предстанет далее размышление на тему, что могло бы быть со знакомыми с детства героями, если бы они попытались склеить осколки былых отношений, решились выразить чувства, бушевавшие, возможно, в их сердцах и душах. Мы с вами вернемся к знаменитому произведению А. Дюма «Три мушкетера», к двум неудачливым супругам, один из которых сделал выбор в пользу чести и долга, замуровав свою любовь под маской безразличия и презрения, а другой столь яростно отдался чувству мести и ощущению жизни, что потерял последнюю значительно раньше намеченного срока. Конечно, речь пойдет о Миледи и Атосе.

Когда же могло произойти альтернативное развитие их отношений? В сцене перед казнью было уже слишком поздно, маятник событий уже был запущен со стремительной скоростью, не будем забывать и про гордыню, которая была важной составляющей характеров этих персонажей. В сцене повешения на охоте? Слишком рано, иногда воссоединение становится возможным только на основе опыта боли потерь, сожалений и возможности раскаяния.

Итак, все верно, мы найдем шанс для наших героев в супружеской сцене, куда мы перенесемся и начнем наше повествование.

Глава 1

Горечь! Горечь! Вечный привкус

На губах твоих, о страсть!

Горечь! Горечь! Вечный искус —

Окончательнее пасть.

М. Цветаева

– Да, Миледи, – ответил Атос, – граф де Ла Фер собственной персоной нарочно явился с того света, чтобы иметь удовольствие вас видеть. Присядем же и побеседуем, как выражается господин кардинал.

Объятая невыразимым ужасом, Миледи села, не издав ни звука. Сказать, что она боялась этого мужчины, которому судьба отвела место ее первого мужа, не сказать ничего. Он был тем, кого она так и не научилась обводить вокруг пальца, кто сразу мог разглядеть за ее кокетством, лицемерием, притворством. Когда они познакомились, он был слишком влюблен, чтобы ставить под сомнение ее слова, но сейчас…

– Вы демон, посланный на землю! – начал Атос. – Власть ваша велика, я знаю, но вам известно также, что люди с божьей помощью часто побеждали самых устрашающих демонов. Вы уже один раз оказались на моем пути. Я думал, что стер вас с лица земли, сударыня, но или я ошибся, или ад воскресил вас…

Говоря это, мушкетер осекся. На самом деле мысль о том, что он тогда сделал, превратила его жизнь в сущий ад, он и заснуть мог, только изрядно выпив, заставив себя таким образом стереть ее повешенное тело из своей памяти.

– Вы полагали, что я умер, не правда ли? И я тоже думал, что вы умерли. А имя Атос скрыло графа де Ла Фер, как имя леди Кларик скрыло Анну де Бейль! Не так ли вас звали, когда ваш почтенный братец обвенчал нас?.. Право, у нас обоих странное положение, – с усмешкой продолжал Атос. – Мы оба жили до сих пор только потому, что считали друг друга умершими. Ведь воспоминания не стесняют, как живое существо, хотя иной раз воспоминания терзают душу!

– Что же привело вас ко мне? – сдавленным голосом проговорила Миледи. – И чего вы от меня хотите?

Она не слушала далее, что он говорил, задним умом понимала, что он перечислял ее прегрешения, главное, что она восприняла, что он знает о ее разговоре с Ришелье, об охранной грамоте, боже, значит, он подслушивал!

Лицо Миледи стало смертельно бледным.

– Вы сам сатана! – прошептала она. Так оно и было в ее представлении. Этот мужчина сломал ей жизнь в шестнадцать лет, сейчас он появился в самый неподходящий момент, чтобы опять ее разрушить.

– Быть может, но, во всяком случае, запомните одно: убьете ли вы или поручите кому-нибудь убить герцога Бекингема – мне до этого нет дела: я его не знаю, и к тому же он англичанин, но не троньте и волоска на голове д'Артаньяна, верного моего друга, которого я люблю и охраняю, или, клянусь вам памятью моего отца, преступление, которое вы совершите, будет последним!

Эта фраза вывела из себя Миледи. Гасконец соблазнил ее, явившись под видом де Варда в ее спальню, а сейчас ее муж, который по всем законам совести и чести должен был защищать ее, говорит об этом проходимце как о святом.

– Д'Артаньян жестоко оскорбил меня, – глухим голосом сказала Миледи. – Д'Артаньян умрет.

Атос хотел сказать, что ее невозможно оскорбить, напомнить ей о клейме лилии на плече, но слова не смогли сорваться с губ, он совсем недавно, еще не зная имени женщины, истинно верил, что поведение друга бесчестно, сейчас, поняв, кем была эта несчастная, когда он узнал, что гасконец соблазнил и обманул его жену, кровь в его жилах леденела.

– Он умрет, – повторила Миледи. – Сначала она, потом он.

У Атоса потемнело в глазах. Глядя ей в глаза, он знал, почему она сказала эту фразу, она хотела напомнить ему о том, что он принес ее в жертву своей чести. Он встал, выхватил из-за пояса пистолет и взвел курок.

Миледи, бледная как смерть, пыталась вскрикнуть, но язык не повиновался ей, и с оцепеневших уст сорвался только хриплый звук, не имевший ни малейшего сходства с человеческой речью и напоминавший скорее рычание дикого зверя; вплотную прижавшись к темной стене, с разметавшимися волосами, она казалась воплощением ужаса.

Атос медленно поднял пистолет, вытянул руку так, что дуло почти касалось лба Миледи, и голосом еще более устрашающим, оттого что в нем звучали спокойствие и непоколебимая решимость, произнес:

– Сударыня, вы сию же минуту отдадите мне бумагу, которую подписал кардинал, или, клянусь жизнью, я пущу вам пулю в лоб!

Миледи, до этого испуганно вжимавшаяся в стену, вдруг выпрямилась. Она испытала странное чувство спокойствия, которое бывало с ней всего несколько раз, что-то в глазах и словах мужа заставило ее усомниться в этой клятве. Если бы он поклялся памятью отца, честью, вот тут бы она не задумываясь отдала ему документ, но когда он произнес клятву на своей жизни, она как будто впервые за весь разговор по-настоящему посмотрела на него: за последние шесть лет жизнь не была благосклонна к нему, он явно много пил, заметно похудел, она со злорадством поняла, что ее убийство не принесло ему радости и удовлетворения.

– Вы не посмеете, благородный Атос, вы не убьете меня второй раз, – с иронией произнесла она.

В душе Атоса, ранее именуемого графом де Ла Фер, была настоящая битва. Как он ненавидел ту, которая разрушила его жизнь, погубила его любовь, заставила забыть свое доброе имя, посмеялась над ним шесть лет назад. Он противостоял семье, когда брал ее без приданого в жены, был готов бороться со всем миром. Но, увидев клеймо… понял, как сильно был обманут.

Сейчас, видя это прекрасное лицо, золотистые волосы, чувствуя ее дыхание, он уже не был уверен, что сделал правильный выбор, повесив ее тогда. Да, честь и долг говорили в нем о верности выбора, но сердце… Оно ликовало, видя, что его жена жива, что он так и не стал «всего лишь убийцей». Сейчас его рука, держащая оружие у ее виска, вовсе не была тверда.

– Анна, отдайте мне документ и убирайтесь отсюда. Иначе…

– Иначе что? Пристрелите безоружную женщину? Ну же, стреляйте. – Анна де Бейль, Шарлотта Баксон, она же Миледи Винтер, вряд ли могла спокойно объяснить, чего она добивалась. Возможно, это была ее месть – довести до исступления своего убийцу, возможно, ей самой хотелось понять, как далеко он зайдет. Она чувствовала какую-то власть и силу в этот момент, интуиция подсказывала, что муж вовсе не так равнодушен и спокоен, как хочет казаться.

Атос не мог сказать, что именно толкнуло его к этому действию. Он вряд ли смог бы объяснить, чем именно руководствовался в этот момент. Небывалая ярость, которая двигала им несколько минут назад, когда он направил оружие на супругу, трансформировалась в обжигающую страсть, желание обладать ею, вновь ощутить ее вкус. Все сознательные мысли улетучились. Единственное, что он помнил, это то, что через секунду после слов Миледи он уже откинул оружие в дальний угол и с неистовством и самозабвением целовал свою жену. С того момента, как на той злополучной охоте он повесил Анну, он держался от всех женщин подальше. Только вино скрашивало его будни, любой мушкетер бы поклялся, что Атоса не интересуют женщины. Но как же они ошибались. Только одна она могла так разжечь его кровь, что от флегматичного и апатичного мушкетера не осталось и следа.

Миледи на долю секунду опешила от его напора, но через минуту уже, в свою очередь, отдавалась полностью поцелую, она вовсе не была безвольным игроком. Ох, как же он умел целоваться, у Анны прямо все внутри скрутилось от желания только от прикосновения его губ к ее коже. Скоро плащ и камзол Атоса уже были отброшены в сторону, а она сама увлекла мужа на кровать следом за собой.

* * *

Когда все закончилось, Атос тяжело вздохнул, глядя в потолок.

– Сударыня, – прохрипел граф, но сразу запнулся.

Что тут можно добавить? Разве можно вернуться к тому, что было, к угрозам, равнодушию после того, что только что произошло? Слияние с ней было сродни одержимости, он погрузился в мир ощущений, чувств, его израненная душа начала испытывать всю гамму переживаний, он был как слепой, который после чудесного снадобья прозрел и теперь щурился от яркости мира.

Миледи Винтер тем временем успела привести свою одежду в порядок и, воспользовавшись смятением мушкетера, уже подбежала к двери. Обернувшись на мужа, со злой издевкой в голосе проговорила:

– Что же вы, граф? Разве не будете угрожать, запугивать более? Или теперь, когда вы воспользовались моим телом, вам достаточно моего унижения?

Атос подскочил в постели, как если бы она выстрелила в него.

– Что вы несете? Я ни к чему вас не принуждал! Вы сами этого хотели, а теперь смеете…

– Смею, благородный граф, смею, вы только что целились мне в голову своим оружием, конечно, я не сопротивлялась, страх и ужас сковали меня.

Тембр голоса всегда был самым мощным оружием в руках умелой шпионки, сейчас все нотки показывали возмущение, даже ужас от произошедшего.

Если бы можно было спросить у Анны, к чему был этот спектакль, она сама бы не нашла ответа. Она умела пользоваться своими женскими чарами, чтобы добиться желаемого от мужчин, но чаще всего она была отстранена эмоционально. То, что произошло между ней и мужем сейчас, было страстью, подчинившей ее саму. Ей давно уже не было так хорошо с мужчиной. Вспомнились те несколько месяцев супружеской жизни, Оливье тогда заботился, чтобы ей было хорошо в альковных делах, он не был эгоистичным, как большинство мужчин. И сейчас… Миледи поймала себя на мысли, что если бы Атос не был ее врагом, противником планов кардинала, она бы обязательно насладилась свиданием с ним.

Но вот так сдаться без всякого умысла? Непозволительно! Ей ведь не шестнадцать лет уже, заслужить ее внимания пытались видные мужчины Англии и Франции, сам король одаривал ее бриллиантами и жемчугами намедни. А она взяла и позволила какому-то мушкетеру поиграть с ней в этой грязной таверне, как с гулящей женщиной. Да, технически он так же граф и ее законный муж, но, по мнению Анны, это право он потерял, повесив ее на той злополучной охоте.

Атос тем временем становился бледнее и бледнее. Даже зная лживую натуру супруги, изучив ее злодеяния с момента ее службы кардиналу, он поймал себя на мысли, что он действительно мог воспользоваться ее страхом перед ним. Ведь он видел, как она вжалась в стену от испуга при его появлении, ужас олицетворял все в ее взгляде и действиях, а он ведь действительно еще и целился ей в лоб. Что, если она настолько боялась его гнева, что не решилась сопротивляться, когда поняла, что он ее желает? Вот черт! За эти годы он держался в стороне от женщин, чувство вины за содеянное, предательство и ложь любимой женщины, казалось, навсегда отвратили его от плотских желаний. Что, если от длительного воздержания он выдал желаемое за действительное? А ее просьбы остановиться принял за стоны и ответную страсть? Тогда он повел себя как самый омерзительный представитель своего пола, как обычный насильник, пользующийся слабостью женщин.

Мужчина схватился за голову. Нет, нет, чтобы он напал на Миледи, на Анну, физически более слабую, чем он, так низко мушкетер еще не опускался никогда. Сейчас мысли о документе кардинала, безопасности друзей не приходили ему в голову, все, о чем он мог думать, – что он напал на свою жену.

Анна, довольная воспроизведенным эффектом ее слов, едва улыбнулась. Так тебе и надо! В следующий раз подумаешь, как угрожать ей, Миледи де Винтер.

Встряхнув копной вьющихся золотистых волос, она гордо выскользнула из комнаты. Теперь, после этой злополучной встречи, муж никогда не отстанет от нее, особенно если она убьет его друга. Надо заняться тем, что у нее получалось лучше всего: врать и плести интриги. У нее еще очень много дел намечалось, ей еще герцога надо убить, сейчас не до тревог о муже.

Не дожидаясь произведенной ее побегом реакции и погони со стороны супруга, она выскочила из «Красной голубятни» и умчалась прочь.

Глава 2

Несколько недель прошло с того вечера. Атос и его друзья написали предупреждение лорду Винтеру, но, как они позже узнали, это было бессмысленно, Бекингем все равно был убит.

Оливье де Ла Фер все это было абсолютно неинтересно. Он рассказал друзьям о подслушанном разговоре Миледи с кардиналом, об их браке, даже о клейме и о том, что, узнав про него, чуть не убил ее шесть лет назад. Он был настолько вымотан и эмоционально опустошен, что не упустил даже этой безобразной детали, реакция друзей не была для него теперь значима. Они хоть и ужаснулись от такого поступка друга (кроме гасконца, который был посвящен во все детали ранее), но не отказались от него. Упустил Атос только собственный титул и недавнюю близость с супругой. Графом он себя уже не считал, поэтому не видел смысла в упоминании этого, а вот про последнее он не сказал из чувства стыда. Ведь, вооруженный и нацеленный на получение защитного документа кардинала, Атос не только не выполнил этого, но и поддался страсти к своей жене. Мысль о том, что близость могла быть еще и невзаимной, а навязанной Миледи, он совсем боялся думать.

Его друзья были уверены, что Миледи убежала из-за страха разоблачения, но Атос знал, что это не так. Нет, это было ее маленькой победой над ним. Пока он сидел наверху в ее комнате и думал о том, что принудил ее к близости, она убежала выполнять заготовленный кардиналом план, тем самым показав, что то, что произошло в той комнате, на той тесной кровати, совсем не взволновало ее холодное сердце.

Эти дни он был постоянно скорее пьян, чем жив, надеясь заглушить всплывшие наружу чувства, утопив их в алкоголе. Шесть лет он мучился виной, которую невозможно было утопить в алкоголе, шесть лет спрашивал себя, была ли она действительно виновна. Тот день на охоте остался размытым пятном, он до сих пор не мог понять, как смог так поступить с любимой женой, как смог повесить ее бесчувственное тело. Не иначе сам дьявол управлял им тогда. С того дня, как он узнал в Миледи свою умершую возлюбленную, его мысли были в постоянном хаосе. То он радовался ее воскрешению, то вызывал в себе отвращение ее текущими злодеяниями (она ведь даже с д'Артаньяном переспала). Но после их встречи в «Красной голубятне» ему все труднее было относиться к ней как к врагу.

Арамис и Портос не настаивали на разговорах, не пытались его расшевелить, а вот д'Артаньян был непреклонен, он постоянно задавал вопросы, а после трагедии в монастыре предлагал варианты устранения Миледи…

Со смертью Констанции его жене был вынесен смертный приговор. Увидев след яда в бокале, Атос понял, что его жена слишком далеко зашла. Теперь мушкетеры просто обязаны честью были положить конец всем тем злодеяниям, за которые в первую очередь отвечал он. Именно он превратил одним своим неверным решением юную графиню в шпионку кардинала, убийцу и не только.

А тут еще и лорд Винтер собственной персоной приехал требовать убийства Миледи, даже палача из Лилля нашел (Атос в это время стремился уйти в тень, свыкнуться с мыслью, что на рассвете его прекрасной Анны снова не будет в его жизни). Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что если бы не поддался страсти, сейчас, вероятно, больше всех бы ратовал за ее казнь, но сейчас…

И вот он стоял на пороге ее временного пристанища, где она ждала своего отправления в Британию, так и не решив, что он скажет ей. Своим друзьям и лорду Винтеру он сказал, что сам присмотрит за Миледи, чтобы они лишь явились в назначенное время на берег реки Лис.

* * *

В это время графиня де Ла Фер, она же Миледи, думала о своей горькой судьбе по другую сторону. Не стоило ей убивать Констанцию, она это прекрасно понимала. Но приказы Ришелье нужно выполнять, раз она не захотела (или не смогла) идти с Миледи, пришлось ее устранить. Слишком много секретов французской короны знала. Слова о мести д'Артаньяну, брошенные мужу, на самом деле не имели силы. Молодая Констанция, лишь на несколько лет отличающаяся по возрасту от самой Миледи, напоминала ей ее саму когда-то: вера и надежда, экзальтированность чувств – все это нужно было искоренить, как осколки зеркала нужно было выкинуть с глаз долой, но желания этого делать таким образом у Миледи действительно не было. В заточении у лорда Винтера, куда она попала благодаря мушкетерам, она осознала, что носит под сердцем ребенка мужа. Времени обдумать ситуацию у нее особо не было, ей надо было выбраться из заточения, подговорить Фельтона убить герцога Бекингема. Только отплывая во Францию, она осознала, что означали тошнота, слабость и прочие симптомы. Так шпионка еще никогда не ошибалась. Она, конечно, могла давить на это, но вряд ли кто-то из ее врагов учтет это как заслуживающий милосердия аргумент. Атос мог просто не поверить ей, решив, что она лишь давит на жалость. Для лорда Винтера даже ее сын, четырехлетний Джон, сын его единокровного брата, претендент на титул, не являлся чем-то заслуживающим симпатии. Она боялась за его жизнь и увезла его в английские провинции, чтобы и он не стал жертвой отравления, как отец.

Когда она убегала из монастыря, ощущение, что это было ее последнее испытание, ее не покидало. Теперь ничто не удержит Атоса и его друзей-мушкетеров от ее уничтожения. Если муж не остановился тогда на охоте, когда в вину ей можно было поставить лишь кражу церковных золотых сосудов, то теперь, когда ее преступления можно было бесконечно перечислять, когда она стала той, кем он хотел ее видеть… Нет, если они встретятся еще раз, ее голова точно будет отделена от тела. Но что же делать?

Анна кусала ногти до крови, пытаясь найти выход из сложившейся западни, когда в ее комнату вошел Атос.

Тишина… Двое супругов молча глядели друг на друга, не в силах что-то произнести.

– Оливье, – начала было Миледи, но остановилась. Это имя казалось ей совсем чужим, он ведь теперь Атос.

– Собирайтесь, – единственное, что произнес граф.

До последнего мгновения он представлял, как отведет ее на место казни, как озвучит ей ее приговор, но, войдя, увидев ее, понял, что не сможет. Она была прекрасна, как и раньше. Мысль о ее смерти наполнила его таким невыносимым почти физическим страданием, что он не сомневался. Лошадь ждала их у ворот, и он прекрасно понимал, что увезет ее подальше, даже если из-за этого потеряет друзей.

Анна не двигалась. Ну уж нет, она будет умолять, кричать, просить, шантажировать, подкупать, но не даст так просто себя уничтожить.

– Вставайте, Анна, – нетерпеливо повторил Атос. Он решительно подошел и потянул Миледи за руку к выходу.

– Нет, граф, послушайте, вы не можете, проявите милосердие, – начала шептать графиня.

– Я и так проявляю милосердие, идите за мной.

* * *

Анна на негнущихся ногах следовала за Атосом, его цепкая хватка крепко удерживала ее от мысли о побеге.

Ей еще ни разу в жизни не было так страшно, вот и все, ее молодая жизнь завершится, а она ничего не может с этим поделать. Можно было бы умолять, встать на колени, но, глядя на невозмутимый профиль графа, Анна представляла его равнодушный взгляд, и все внутри сжималось. Ох, как бы она хотела его ненавидеть. Эти идеи о благородстве, эти высокомерные взгляды! Сейчас она бы душу продала любому, кто смог бы защитить, или оказать покровительство, или просто предоставить еще немного времени, чтобы пожить.

Атос молчал, он видел синеватую бледность жены, как она шла за ним, как лишь его рука направляла ее так, чтобы она не врезалась в окружающие предметы.

Он хотел бы успокоить, заверить, что все будет в порядке, но слова застряли в горле. Лучше пусть боится, тогда, возможно, он и сможет добраться до замка без кинжала в спине. Что же он наделал? Предал друзей, честь, вступил в сделку с самим дьяволом, чтобы спасти ту, которую сам пытался уничтожить?!

Когда Анна в очередной раз споткнулась, он не выдержал и подхватил ее на руки. Желание защитить ее преобладало надо разумом, не мог он справиться с охватившей его нежностью.

– Ничего не бойтесь, миледи, – тихо проговорил он.

* * *

Атос подсадил Миледи на своего коня и запрыгнул следом. Несколько раз Анна думала о том, чтобы сбежать, но ощущение, что муж вовсе не собирается причинить ей вред, останавливало. То, каким тоном произнес он последнюю фразу, как аккуратно и бережно держал на руках, пока нес к лошади, – все это создавало впечатление, что он ей не опасен. Иначе почему явился один? Атос, насколько она помнила, никогда не врал, именно ее ложь во многом определила конец их брака, поэтому раз он говорил, что ей нечего бояться, значит, ей стоит поверить ему. Хотя именно с доверием у Миледи де Винтер всегда были самые большие проблемы. Учителя были слишком убедительные.

– Куда вы меня везете? – все-таки решилась спросить она, дрожа от порывистого ветра. Ее платье с меховой мантильей было достаточно теплым, но ее трясло, возможно, это было связано с ужасом, пережитым при мысли о смерти.

– Ваш дорогой покровитель сдал вас, записка с местом вашего нахождения как бы случайно выпала у Рошфора, – вместо ответа начал Атос. – Думаю, ваши услуги им больше не требуются.

Анна вздрогнула от этих слов. Она и сама это предчувствовала, именно поэтому и требовала тот документ у кардинала, опасаясь, что после устранения Бекингема станет ненужным свидетелем.

– И что теперь? Выполните грязную работу за Ришелье? – съязвила Миледи.

– У меня было достаточно времени свернуть вашу шею, если бы я этого действительно желал, – жестко ответил ее муж. И тут же пожалел о выборе слов, ведь кому, как не Анне, было известно, на что он способен.

Вместо ответа Миледи прикусила губы и промолчала. Ну, по крайней мере своими словами граф подтвердил, что не везет ее на казнь. Этого было достаточно. Как только она успокоится и отдохнет, она решит, что ей дальше делать и как себя вести с графом.

Атос, видя, как девушка вздрагивает, скинул с себя плащ и накинул ей на плечи. Она удивленно обернулась на него, но, не произнеся ни слова более, поплотнее завернулась в теплую ткань, сохранившую запах мужа.

– Приехал ваш деверь, он решил, что вас следует казнить, – начал граф, осторожно наблюдая за реакцией жены.

– Из ваших предыдущих слов следует, что вы не стремитесь удовлетворить его пожелание, – аккуратно заметила Миледи.

– Я ничем ему не обязан.

– Неужели вы считаете себя обязанным мне? – иронично заметила она.

– Вы все еще моя жена…

– Как удачно вы об этом вспомнили! Почему сейчас? Захотелось повторения…

– Замолчите! – практически прошипел Атос. – Замолчите.

Она последовала его приказу, но мысленно улыбнулась своей способности вывести его из себя.

* * *

Через три четверти часа непрерывной езды Миледи почувствовала головокружение. За последнюю неделю такие приступы случались уже несколько раз, но проходили, поэтому она попытался дышать ровнее, но перед глазами все поплыло, и она начала падать, услышав приглушенный крик откуда-то издалека.

Только рефлексы, выработанные за годы службы, помогли Атосу удержать Миледи от падения с лошади. Он был так погружен в свои мысли, что не сразу заметил, как она начала сползать. Вскрикнув, он схватил ее и остановил коня.

Спустившись на землю вместе с женой на руках, граф попытался привести ее в чувство. Его напугала ее мертвенная бледность и то, насколько холодной была ее кожа, несмотря на теплое платье и его плащ. Она не могла так искусно притворяться, поэтому мушкетер не на шутку испугался. Мощное дежавю ощутил он в тот момент, шесть лет назад на охоте он вот так же держал ее, именно тогда он и обнаружил клеймо на ее левом плече. Но сейчас все это было не важно, так как самое страшное о ней он уже знал.

– Анна, Анна, вы меня слышите? – Он протер своим шейным платком ее лицо, ослабил корсет платья, но она не приходила в себя. – Ну же, откройте глаза.

Дыхание было едва уловимое, в какой-то миг ему даже почудилось, будто она вовсе не дышит. Спустя несколько мучительных для графа минут Миледи охнула и открыла глаза. И тут же постаралась освободиться от объятий Атоса, так как ее начало тошнить. Оливье, не до конца пришедший в себя после ее обморока, успел только убрать ее волосы в сторону, пока она прочищала свой желудок.

Когда она закончила, он подвел ее к дереву, усадил в тени и дал прополоскать рот из своей фляжки.

– А воды у вас нет? – недовольно спросила девушка, когда поняла, что содержимое является анжуйским вином.

– К сожалению, нет, – виновато улыбнулся Атос. – Меня всегда устраивало вино. Вам лучше?

– Да, спасибо. Мне не хотелось, чтобы вы стали свидетелем такого.

– Поверьте, зрелище вашего падения было значительно страшнее.

– Вы спасли меня? Зачем? – недоуменно спросила девушка.

Атос неопределенно пожал плечами и продолжил, как будто не было данного вопроса:

– Думаю, мы можем сделать привал, отдохнем. Я бы хотел приехать в Берри до наступления ночи.

– В Берри? Вы желаете вернуться туда?

– Там нас не будут искать, по крайней мере, не сразу.

– Искать? Рошфор и Ришелье не знают о нашем знакомстве, вы будете последним, о ком они подумают.

– Все верно, но я больше опасаюсь преследования со стороны вашего деверя и моих друзей.

– Неразделимые мушкетеры не сошлись в едином мнении, как лучше меня казнить? Какая ирония, – слабо рассмеялась девушка.

Сейчас, когда она сидела напротив него, Атос смог получше разглядеть ее и то, что он увидел, его встревожило: лицо после обморока не вернуло былой цвет, скорее наоборот, стало зеленоватого оттенка, губы сухие, глаза потухшие. Синяки под глазами были отчетливо видны на осунувшемся лице. Что с ней сделал Винтер, пока она была в Англии? Он и не заметил, как произнес этот вопрос вслух.

– О чем вы? – удивилась Миледи. – Я провела время просто потрясающе в заточении благодаря вашему письму, между прочим, чуть не была отправлена на преждевременный отдых в южные колонии.

– Он вас морил голодом, бил?

– К чему вы ведете, граф, вас не интересовали эти вопросы прежде?

– Прежде вы не падали в обморок и не выглядели, как если бы голодали, – спокойно ответил Атос. – Вас все еще трясет, хотя на улице тепло и вы закутаны в многочисленные слои ткани.

– Это пройдет, граф, поверьте, какими бы злодействами ни помышлял лорд Винтер, он не морил меня голодом и не истязал.

– Когда мы доберемся до поместья, я пошлю за врачом.

– В этом нет необходимости.

– Это позвольте мне решать самому, вы под моей опекой и…

– Я жду ребенка, – неожиданно даже для самой себя выпалила Анна.