Теория привязанности оказала огромное влияние на мою жизнь. Она помогла мне осознать, почему так, а не иначе я выстраиваю отношения с близкими людьми и почему в напряженных ситуациях реагирую определенным образом. Я поняла и приняла то, что со мной все хорошо, просто мой личный детский опыт повлиял на мое восприятие себя и близких в момент переживания стресса. Я выдохнула. После этого я перестала себя ругать и нашла подходящие способы заботы о себе.

Уже более тринадцати лет я работаю с детьми и родителями. За эти годы я прошла долгий путь в изучении теории привязанности, ее осмыслении и применении в своей психотерапевтической работе. Мне повезло, что мои учителя знали об этой замечательной теории и с любовью преподавали ее.

В 2015 году мне посчастливилось лично встретиться с доктором Карлом Бришем, современным исследователем теории привязанности и создателем программы SAFE – практики надежной привязанности у детей и родителей. С одной из коллег мы стали ведущими данной программы. Вместе с родителями мы проходили путь длиною в полтора года – от момента ожидания малышей до начала второго года жизни детей, – помогая выстраивать в этих семьях надежные отношения. Дети из нашей первой группы в следующем году уже пойдут в школу, и я переживаю особую радость, когда случайно встречаю их.

А затем теория привязанности помогла мне сохранить собственное ментальное здоровье в первый год материнства.

Я до сих пор помню тот непрекращающийся, изнуряющий многочасовой плач сына из-за колик. Я ходила кругами по комнате, держа его на руках, дышала и считала свои шаги, обнуляя счет после сотни. Я помню наступающее чувство бессилия, отчаяния и физического истощения от изнуряющей диеты и отсутствия сна. Иногда я могла плакать вместе с ним. Но я всегда знала, ради чего продолжаю держать его на руках, напевая песни и глубоко дыша. Я знала, что мое присутствие – это то единственное, что сейчас дает ему переживание разделенности, контакта и базовой безопасности. Я знала, что в будущем все эти усилия дадут бесценные плоды. Сейчас уже прошло несколько лет, и я могу видеть их первые всходы.

Я благодарна доктору Бришу за его добрый и любящий взгляд на родителей и детей, которым он поделился с нами. Он стал для меня надежной опорой в жизни и в практике. Я благодарна всем родителям и детям, с которыми работала; вместе с ними я училась чуткости и надежности в отношениях.

Теперь я хочу поделиться своими знаниями и опытом, с надеждой, что это поможет кому-то из вас найти ресурсы и опору в своем родительстве.

В первой части книги я постаралась емко, структурированно и достаточно ясно рассказать о привязанности: чем она является, как формируется и как влияет на самоощущение и поведение ребенка. Во второй части я рассказываю о том, как переложить теорию на практику и найти ответ на вопрос, как же сформировать и поддержать надежность в отношениях с ребенком. Я составила картографию развития детей от рождения до подросткового возраста, обозначив важные задачи и ведущие потребности каждого возрастного этапа, знание о которых поможет родителям сохранить чуткость и надежность в отношениях со столь стремительно растущим и меняющимся ребенком.

Часть I. Основы теории привязанности

Любая психологическая теория призвана сделать жизнь людей лучше; это происходит через осмысление происходящего с человеком в его отношениях с другими людьми и в скрытом от глаз внутреннем пространстве психики. Именно поэтому я решила начать свою книгу со знакомства с источниками теории привязанности и ее содержанием. Мы отправимся с вами в исследование исторических истоков теории привязанности, познакомимся с ее создателями, узнаем о биологических предпосылках системы привязанности и закономерностях ее развития у детей, а также разберемся, что такое типы привязанности и какими они бывают.

Глава 1. Система привязанности

Я искренне убеждена, что для ознакомления с любой теорией и последующего ее понимания важно знать не только о ее авторах и их взглядах, но и об историческом контексте, в котором она появилась. Для меня такое «знакомство» похоже на установление личных отношений, в которых через проживание эмоционального резонанса можно глубже осознать ценности и смыслы, на которые опирались в развитии своей теории ее создатели.

Итак, теория привязанности родилась в Англии в середине двадцатого столетия. Ее родоначальником стал английский психоаналитик Джон Боулби (1907–1990). В докладе «О природе привязанности ребенка к матери» (1958) он впервые поделился с широкой общественностью своими мыслями о наличии у людей биологически заложенной системы, отвечающей за развитие эмоциональной связи между детьми и родителями. Боулби был тем смелым человеком, который во всеуслышание начал говорить о том, что для развития и психологического благополучия детей важна эмоциональная связь между ними и их родителями. Если сейчас это кажется чем-то само собой разумеющимся, то еще в начале двадцатого века было принято считать, что ребенок «привязывается» к взрослому лишь потому, что тот его кормит и обслуживает другие физиологические потребности.

Сам Джон Боулби родился и вырос в семье знаменитого английского хирурга^[1]. Жизнь семьи строилась по общепринятому в те годы распорядку: отец Джона много работал, свою мать мальчик видел лишь в строго отведенное время, не более одного часа в день, а его воспитанием занималась няня. В три года близость маленького Джона с няней тоже была утрачена. Возможно, именно эти обстоятельства определили будущий научный интерес Боулби, связанный со значением для детей эмоциональных связей со взрослыми, исследованием влияния на ребенка разлук и потерь.

Джон был четвертым ребенком из шести, и ему прочили продолжение практики отца, но, уже будучи взрослым и обучаясь на третьем курсе медицинского факультета в Кембриджском университете, он увлекся психоанализом и заинтересовался вопросами детской психологии, выбрав свой собственный путь развития.

Окончив университет и начав свою профессиональную карьеру, Боулби много работал с детьми: два года был учителем в школе для детей и подростков с нарушением социального поведения и эмоционального развития, возглавлял Лондонскую психо-педиатрическую клинику, создал отделение детской психотерапии при Тавистокской клинике.

Джон Боулби был и практиком, и талантливым исследователем. Замечая определенные закономерности в поведении и развитии детей, он задавался вопросами о том, что же на них повлияло, и пытался понять причины. Впоследствии он одним из первых начал рассматривать важность психотерапевтической работы не только отдельно с ребенком, но и с его родителями. Со стороны его учителей в психоаналитическом сообществе это было встречено недоумением и осуждением.

Свой опыт работы с детьми и родителями Боулби активно осмыслял, выявляя закономерности, и представлял выводы на психоаналитических конференциях и в статьях. Но его труды встречали холодно и зачастую негативно. В психоанализе в то время полностью игнорировали влияние событий реальной жизни на развитие ребенка.

Но, несмотря на критику, неприятие его идей и даже угрозу исключения из психоаналитического сообщества, Боулби продолжал свою работу по изучению влияния эмоциональных отношений на развитие детей. Для него важными являлись сами дети и их родители, а девиз сотрудников отделения в Тавистокской клинике звучал так: «Никаких исследований без терапии».

В определенный момент сотрудниками исследовательской лаборатории стали Джеймс Робертсон и Мэри Эйнсворт; они оказались надежными соратниками Боулби и дали мощный толчок для развития теории привязанности. Робертсон и Эйнсворт обладали талантом наблюдения за взаимодействием родителей и детей, они разделяли взгляды Боулби на то, что раннее окружение оказывает решающее воздействие на развитие ребенка.

Робертсон в своей практике стал использовать технические средства видеосъемки и совместно с Боулби снял революционный документальный фильм «Двухлетний ребенок в больнице» (1952). Только представьте, что до этого момента во всех странах мира практиковалась раздельная госпитализация детей даже самого раннего возраста. В своем фильме Робертсон и Боулби смогли показать переживания двухлетней девочки, которая находится в больнице одна, без матери. Ребенок последовательно проживает протест, скорбь и адаптацию. До этого момента этапы проживания разлуки у детей совсем не были известны и исследованы. Фильм получил широкий социальный резонанс и повлиял на практику госпитализации детей. Теперь нам и в голову не придет оставлять в медицинских учреждениях ребенка младшего возраста без его родителей.

Мэри Эйнсворт провела несколько лет в Уганде, наблюдая за общением матерей и детей. Собранные ею данные позволили создать экспериментальную методику «Незнакомая ситуация» и выделить три типа эмоциональной привязанности, знание о которых стало краеугольным камнем теории привязанности.

В биографии Джона Боулби было также много значимых исследований, проведенных им при работе с малолетними ворами и сиротами. Это оказало влияние на понимание им закономерности формирования и развития детской психики, зависимости ее становления от раннего опыта эмоциональных отношений с родителями и ухаживающими взрослыми, а не только от физического ухода.

Пытливый ум Боулби постоянно находился в поисках ответов на загадки развития психики и привел его к изучению этологических^[2] исследований, данных из эволюционной и аналитической биологии, кибернетики и теории систем. Это натолкнуло его на размышления о биологической основе системы эмоциональной привязанности как механизма адаптации ребенка к внешней среде, что в дальнейшем нашло экспериментальное подтверждение в серии лонгитюдных^[3] (продолжительных) исследований в области психологии развития.

На мой взгляд, Боулби и его соратники совершили революцию в детской психологии, развернув науку и практику воспитания лицом к ребенку и его родителям. Благодаря им сейчас младенческий и ранний возраст рассматривается как важнейший этап становления личности человека, а социум относится с большим принятием и заботой к диаде «мать и дитя»^[4].

О природе эмоциональной связи

Как уже было сказано ранее, вплоть до второй половины 1950-х годов в психологии было принято считать, что связь между родителями и ребенком формируется лишь благодаря удовлетворению его физических потребностей и в частности кормления. Хотя это звучало вполне логично, но даже в этологии начали появляться данные, говорящие о совершенно другом механизме формирования особой связи между матерью и детенышем у животных.

Конрад Лоренц в 1935 году опубликовал работу, в которой описал феномен импринтинга. Помните картинку из учебника биологии, на которой запечатлен мужчина и вереница птенцов, следующих за ним? Это и есть Лоренц. Он заметил, что после вылупления в первые дни жизни у некоторых видов птиц формируется особая связь с фигурой матери, и это происходит без опоры на приемы пищи. Птенцы после вылупления запечатлевали образ мамы и всюду следовали за ней. Именно такое поведение способствовало их безопасности и выживанию. А в 1958 году американский психолог Гарри Харлоу опубликовал свое исследование детенышей макак-резусов, которых подсаживали к куклам самок, сделанных из проволоки и меха. Он обнаружил, что детеныши привязываются к этим «мамам», которые их не кормят, но являются мягкими и безопасными при контакте.

Эти умозаключения натолкнули Джона Боулби на идею о том, что поведение привязанности является биологической данностью как у человека, так и у других представителей животного мира, и имеет своей целью поддержание близости между мамой и ребенком для выживания и защиты.

Более поздние исследования доказали биологическую основу привязанности, показав, что в ее формировании во время беременности и после родов большую роль играет гормон окситоцин. Вы помните, как после появления малыша хочется быть с ним рядом, прикасаться, смотреть на него, а от объятий появляется особая радость и даже расслабление? Это и есть работа окситоцина. Здесь стоит упомянуть, что система привязанности формируется обоюдно у родителя и у ребенка. Бондинг (от англ. bonding – связующий, соединяющий) – это «взрослая» часть привязанности, дающая родителю переживание счастья, радости от осознания развития малыша и переживания надежности контакта с ребенком. Аттачмент (от англ. attachment – прикрепление) – «детская» часть, созданная для того, чтобы ребенок мог эмоционально «прикрепиться» к взрослому, посылая ему сигналы о своих потребностях. Видимо, такая двусторонняя связь возникла и закрепилась в ходе эволюции, помогая выживанию человечества как вида, ведь младенец, в отличие от большинства новорожденных животных, не может самостоятельно следовать за взрослыми, и поэтому был выработан механизм, который помогал направлять и фокусировать внимание взрослых на беззащитном малыше.

Но почему же мудрая природа помогла создать систему привязанности, вместо того чтобы сделать новорожденного более мобильным и автономным от родителей? Ответ прост и сложен одновременно. Если мы посмотрим на животных, то заметим, что они обычно имеют определенный ареал. Их организм при рождении уже достаточно адаптирован к тем климатическим особенностям местности, в которых они появляются. Белые мишки имеют теплую шубу и метаболический процесс, помогающий им эффективно согреваться. А зебры имеют черно-белые полоски, которые помогают их телу охлаждаться при палящем солнце.

Люди же с древних времен живут в очень разных климатических, социально-культурных и экономических условиях. Новорожденному ребенку важно иметь возможность адаптироваться именно к тем условиям и сообществу, в которых он появился, найти свое место среди других людей. Поэтому младенцы появляются на свет «несовершенными», но при этом очень адаптивными. Их головной мозг и весь организм готовы к тому, чтобы дозревать в режиме реального опыта контакта с тем физическим миром и миром человеческих отношений, которые их окружают.

Проводником и представителем сразу всего мира в первый год жизни для ребенка становится первичный ухаживающий взрослый, который будет заботиться о нем на протяжении первых месяцев жизни. Для простоты изложения мы будем называть его мамой, но на самом деле им может стать любой взрослый, чутко ухаживающий за младенцем. Наверное, и здесь природа проявила большую предусмотрительность, ведь если бы привязанность формировалась достаточно быстро, по механизму импринтинга, то при потере мамы малыш, скорее всего, тоже не смог бы выжить, ведь он испытывал бы огромные стрессовые нагрузки от утраты, а утешить его не получалось бы.

А теперь представьте: девять месяцев ребенок развивается в утробе матери, где все построено по четко определенным законам, структурировано и достаточно предсказуемо. Регуляцией процессов его жизнедеятельности во многом занимается организм мамы. Но вот он рождается – и попадает в совершенно другую среду: огромное пространство, где на него со всех сторон воздействует разнообразное количество раздражителей и стимулов. Внутри него самого тоже что-то постоянно происходит, подавая непонятные сигналы, которые в будущем, с опорой на заботу мамы, будут идентифицированы и маркированы как голод, скука, страх и другие физические и эмоциональные состояния. И есть взрослый – большой и теплый, который помогает ему справиться со всем этим непонятным и тревожащим, делая его мир стабильнее и приятнее. Ребенок внутри себя определяет его своим взрослым, настраиваясь на особенности контакта с ним.

Карл Бриш сравнивает отношения привязанности с надежной гаванью, в которую ребенок, как кораблик, может зайти для восстановления после встречи с бушующим морем жизни. А у меня возникла метафора надежного дома: у него есть своя архитектура, внутренняя планировка, он снабжен необходимыми ресурсами и защищен крепкой дверью. Такой дом выстраивает чуткий взрослый, который может замечать потребности ребенка, утешать во время стресса и смотреть на его чувства, не отвергая их, а признавая их уместность. Ребенок может возвращаться в этот дом для восстановления и отдыха, а позже построить другие, свои собственные схожие дома надежных отношений.

1. Карл Хайнц Бриш. Терапия нарушений привязанности. М.: Когито-Центр, 2012. Здесь и далее прим. ред.

2. Этология – наука о поведении животных, изучающая главным образом генетически обусловленное поведение животных и эволюцию поведения.

3. Лонгитюдное исследование (англ. longitudinal study) – научный метод, применяемый в психологии, в котором изучается одна и та же группа людей в течение времени, за которое эти объекты успевают существенным образом поменять какие-либо свои значимые признаки.

4. Диада «мать и дитя» – это широко употребляемый в психологии смыслообразующий термин, подразумевающий движение вдвоем, при котором движение одного не может осуществляться без совпадения с движением другого. Это единство действия, идущее из двух центров, один из которых не может жить без сосуществования с другим. Концептуально диада сильнее, чем понятие симбиоза, так как диадические отношения предполагают абсолютную потребность в другом.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?