Czytaj książkę: «Я тебя не хотела»
Пролог
– Что за дурость-то, а?!
– Не говори, Валерьевна, совсем молодёжь чумная.
– Тьфу ты! Шаболда, – строго проговаривает, смотря на выпорхнувшую из подъезда девушку в ярко-розовой куртке. – А была такая хорошая девочка… Да всё туда же. С бандюками связалась. Все им денег хочется, а работать – нет. И пузо наружу, как рожать потом будет? Дура! Как есть – дура!
– Не говори, Валерьевна, не говори. Дуры.
– Мой Фёдор, царствие ему небесное, на заводе от звонка до звонка. И всё в доме было. Чай, молодым совсем пошёл, да не пошёл, побежал. После войны оправиться не успели, а он матери сказал, что сам будет тянуть. Так и тянул! И правдой жил, а эти…
Тем временем, из дверей общежития местного института, что было видно из двора многоуважаемых женщин, вышло ещё несколько девушек. Заливисто смеясь, одна из них прыгнула в раскрытые объятия парня, тот закружил, заобнимал весело смеющуюся девушку. Её подруга, молча наблюдавшая за парой, отошла ближе к чёрной тонированной машине, там и замерла.
Многоуважаемые старожилы подъезда разом скривились и в подтверждение общих мыслей, одна из женщин высказалась:
– Тьфу на них, бандюки окаянные.
– Бегают тут, всё рыскают. Как волчары, вечерами девок с общежития вылавливают. Спасу нет. Ходить страшно, того и гляди где-то по голове дадут. С них станется…
– Так в милицию надо! К участковому может сходить?
– Да бог с тобой!!! Спепаныч их сам боится. Они же совсем распоясались, чуть что, так в драку. Закон им не закон.
– Что делается, что делается, – запричитала собеседница.
Краски сгущались в небольшом кругу сидящих, а на город давно опустился вечер. Холодный, промозглый, самый настоящий – осенний.
– Здравствуйте, – тонкий девичий голосок ворвался в разговор.
Встрепенувшиеся блюстительницы нравов, недоверчиво покосились на проходящую мимо девушку: цепко осмотрели, сделали свои выводы.
– Здравствуйте, здравствуйте…
Тоненькая фигурка медленно двигалась вдоль тротуара, шелестя пакетом из местного супермаркета.
– Хорошая, здоровается постоянно.
– Хорошая может, и хорошая… да в чулках вечером мимо них ходит. Не к добру, совсем не к добру! Знаем мы, что бывает.
И все дружно закивали…
Глава 1
Оксана
Каблуки стучали по мокрому асфальту, приближая с каждым шагом к высокому зданию общежития. Пыталась называть домом, но выходит откровенно плохо – не могу привыкнуть.
Я из посёлка, единственный ребёнок в семье, привыкшая к спокойствию и тишине. А здесь не то чтобы соседи – здесь семь этажей кутежа и гулянок. В любое время суток. Так что это точно не про дом.
Да и какие могут быть особенные гульки? Деревня, не совсем глухая – в лаптях не ходили, но и не город- что тоже правда. Из «весёлого» если только пьяный сосед начнёт орать посреди ночи, да и то… не всегда. В остальном: тихо, спокойно, чинно. Особенно не накуролесишь. Боялись… В деревне все и всё про друг друга знают… тут и без вины виноватой будешь, а если специально, так и вовсе… Мы не рисковали с этим.
Там, если что-то происходило, – до родителей долетало быстрее ветра. А расстроить семью – хуже смерти. Репутацию можно было потерять за считанные секунды. Научились делать тихо, перестраховываться, сто раз думать… А ещё лучше – уехать в город: там набегаться где нужно и вернуться обратно, как ни в чём не бывало. Известная практика. Правда, была и обратная сторона: зачастили в большой город – вот вам мешок версий, что могло (а чаще – не могло) случиться: и беременность, и гарем, и вторые семьи – чего только не наслушаешься.
Прожив здесь несколько лет, я точно могу сказать: город – другой, совсем иной мир. Можно влипнуть в историю, быть не самым хорошим человеком, иметь ужасную репутацию – и это никак не будет влиять на твою жизнь. В другом дворе тебя уже никто не знает – вот, пожалуйста, жизнь с нуля. И самое страшное: здесь никто, никого не боится. Совсем.
Помню, как приехала сюда… как вечно вздрагивала и не могла уснуть, половину ночи глядя в потолок. Девчонки смеялись: часть, естественно, была иногородняя, но никого – как я. Ко мне привыкли не сразу – не буду отрицать. Потом, оценив преимущества, начали дружить. Но до этого… я всех забавляла. Открыто не издевались – так, подкалывали, – но и это было не слишком приятно. Мы дожили до первой сессии, и уже там, с высоко задранным носом (да, я не сдержалась), я смотрела, как они все прыгают, а после с треском вылетают из института. Смотрела и была собой горда. В отличие от них, я учила, а не шастала до утра по клубам, просыпая все пары днём. Всё честно.
Моё окружение… Я к ним тоже привыкала. Прямо сказать, все они больше мешали, чем были частью жизни. К четвёртому году обучения свыклась: придётся дойти до конца в таком составе. Но с самого начала откровенно страдала. Мне вот этого всего не надо было – гулянок, пьянок, ругани за место на плите. У меня была цель, и ради её достижения пришлось выбирать. Я выбрала быть кем-то, получить образование, что-то из себя представлять, но – это тоже будет честными – я всё-таки попыталась стать «своей в доску». Однажды…
Примерно через год, перед девятым мая, соседки по комнате пригласили в бар: предложили угостить, обещали веселье и танцы. Я согласилась. Позволила накрасить себя и дать модные шмотки, которых у меня не было, потому что какой смысл если и так всё осталось с одиннадцатого класса. В общем, мой новый образ был непривычным, но мы уже немного «разогрелись» в комнате, и мероприятие с каждой минутой становилось всё интереснее и интереснее.
Да… судьбоносный был день: Наташа подцепила Фила, а я навсегда поняла: алкоголь – мировое зло, и пить его в таких количествах, в каких попыталась я, явно не стоит. А ещё не стоит работать официанткой, потому что каждая пьяная морда так или иначе пытается залезть под юбку. Да и папа… как вспомню, так сразу мурашки по коже ползут. Он так орал! Господи, как же он орал:
– Что ты сделала?
– НИЧЕГО!
– Не ври мне, либо пойди и разбей ему нос, либо собирай свои вещи и уходи. Такая как ты, в моём доме жить не будет!
У меня даже сейчас мурашки выступили. А тогда… я так сильно плакала… думала, что он серьёзно – возьмёт и как кота за дверь вышвырнет. Мне тогда казалось, что он может.
Папа всегда был тем самым человеком, который рассказывал мне, как устроен этот мир: что нужно делать, а что ни при каких обстоятельствах нельзя. Он учил, хвастался, ругал, преподносил «умные мысли», формировал моё восприятие. Папа считал, что это именно он учит меня жизни, а не моя не способная на это мать. Я потом всё поняла – когда переехала и стала сама за себя отвечать. Но тогда я просто смотрела ему в рот и верила, что красный – это зелёный, потому что папа так научил.
Я помню, как мама сидела рядом и вытирала мои слёзы. Молча сидела. Не пыталась высказаться, ничего не объяснила… Был только папа… он врывался в комнату, кричал, требовал и угрожал, а потом выбегал на улицу – пугая меня ещё больше!
А мама… молчала…
Просто… молча! Она не пыталась защитить! Не предприняла даже крохотной попытки! Мама не высказалась… Я к ней жалась, лицо прятала, а она только по волосам гладила и всё…
Конечно, я не понимала, что папа просто давит и мне не нужно бежать защищать свою «поруганную честь». Меня никто не выгоняет из родного дома – всё нормально!
Я не знала… Я находилась в липком, удушливом состоянии паники и неописуемой безысходности, смешанных с животным страхом. Мне никто тогда не сказала, что соседские мальчишки просто веселились и ради смеха придумали всякой всячины, из которой правды – на минус двести.
Меня выгоняли из дома… меня маленькую девочку, которой совсем недавно исполнилось шесть лет. Дико, не правда-ли? и я боялась.
Сидя на коленках, чувствуя ворс половика, я думала куда же мне пойти? Где мне кушать и спать… Где? А слова папы:
– Такая как ты, в моём доме жить не будет!
И вовсе убивали…
Я не пыталась бороться. Я просто пошла и ударила того мальчика… защищая «поруганную честь» и всем показывая, что так со мной нельзя, никто не смеет меня касаться, у меня есть достоинство. Я не знала для чего это всё… просто сделал и прибежав домой крикнула, что всё сделала. Папа обнял… и разрешил остаться…
Счастье вновь взметнулось до небес!
Тогда я ещё не понимала – в ту самую секунду, внутри меня что-то сломалось. Сломалось окончательно.
Если разобраться… просто, без сантиментов: влияние родителей, особенно в нежном возрасте, будет отзываться всю жизнь. Оно неизбежно проявится в осознании этого мира, в поступках, в восприятии – во всём.
Я долго помнила этот день в деталях. Ощущение подскочившего пульса, когда отец загнал в психологический капкан, страх опоясывающий тело, мои судорожные попытки понять, что делать и как теперь быть…
И вот, пожалуйста: повзрослела, но так и не научилась этим управлять. Я стала человеком, который лучше обойдёт конфликт стороной, притворится удобной или же станет удобной, чтобы не дай бог не пережить этого повторно.
Гулкие удары сердца в животе, сжавшееся горло, мокрые ладошки…
Нет… я больше так не хочу.
И пусть тогда, мы ничего не сделали, легче сейчас не становится. Меня – прогнуло и продолжило прогибать дальше…
С каждым годом влияние отца только усиливалось, я не ходила на дискотеки, потому что он так решил, не надевала юбок не той длины, не встречалась с парнями, особо не ходила в гости к подружкам…
Перебравшись в город, я ещё не скоро поняла, что меня отпустило. Папа остался там… он не мог проверять меня по десять раз в день. Он больше не мог ТАК сильно на меня влиять. Пытался, но уже всё…
Но всё то, что он вкладывал в мою голову было внутри и никуда не делось. Оно переросло в нечто иное – сжилось со мной! Я могла врать по телефону, недоговаривать про своё истинное времяпрепровождение, надевать короткие юбки, но что бы я не делал, в голове всё равно набатом:
– От венерических заболеваний, передающихся половым путём- умирают. Вот видишь его?– кивает на актёра в телевизоре. – У него скоро сгниёт нос. Знаешь почему?
– Почему?
– Потому что она заразила его СПИДом. И он умрёт! Вот так бывает, дочь моя. Поэтому я и говорю тебе, не подпускай не понятного к себе. У мужчин и у женщин разные представления о сексе. Нам это просто: сунул, вынул и дальше пошёл. А вам женщинам нет. Да и к тому же, столько болячек о которых ты можешь даже не знать. Ты не знаешь, что даже через поцелуй можно заразиться?
– Нет… – прошептала, во все глаза смотря на папу.
– Ха! Да просто! Ты с ним поцеловалась, а у него ранка была на губе и кровоточила… И вот! Ты заразилась. Всё, поздравляю.
Меня затрясло. С Максимом мы практически поцеловались вчера…
Будучи постарше, я встречалась с парнями, ходила на свидания, с одним даже успела неплохо так наобниматься… Но дальше – с учётом того, что и как когда-то говорил мне папа – нет. Это не мешало жить: я не слишком переживала, скорее думала о том, что «того самого», которому нужно не только это, – ещё нет. Как-то так и было.
Да и потом… так спокойнее. Не надо после каждого неожиданного чиха рядом переживать, а не заболею ли я чем-то…
Вдыхаю глубже. Под ногами шуршит осенняя листва, в воздухе пахнет свежестью и чем-то отдалённо напоминающим корицу, накатили сумерки. Общежитие уже рядом. Почти дошла. Знакомый серый фасад, горящие окна… шум у проходной.
Я почти… ещё немного и можно будет скинуть обувь, блаженно постанывая. Господи, кто бы знал, как я устала за сегодня. Невероятно устало.
Перехватываю пакет другой рукой, чувствуя пульсирующую боль в ладони.
Додумалась же столько купить… надо было часть взять, а завтра ещё сходить. Нет… мне надо было сейчас, блин!
За мысленным диалогом, пропускаю момент, когда передо мной вырастает массивная фигура Паша.
Чёрт!
Торможу в самый последний момент.
Широченная улыбка, всегда иронично-издевательский взгляд и не менее издевательское:
– Ну, привет, зайка. Скучала без меня?
С усилием подавляю желание ответить так, как он этого заслуживает. Проявление любых эмоций относительно этого человека – чревато. О-о-о, поверьте, я успела многое попробовать! И ничего не помогло! Иногда делало даже хуже… впрочем, о «хуже» встретившись с ним в потёмках, думать не хочешь…
Передёргивает от него. На каком-то внутреннем, необъяснимом уровне!
– Ещё не успела.
Отвечаю предельно сдержанно, но с намёком на то, что мне и двухдневной давности случая хватило! Вот и сейчас, схема повторяется: я пытаюсь юркнуть в приоткрытые двери подъезда, но он оказывается быстрее и преграждает мне путь…
Мы «играем» в это с завидным постоянством. Все знают правила: если я пойду напролом – он зажмёт и начнёт тискать, как девку какую-то; если останусь, как сейчас, – будет издеваться разговорами. Долгими, поразительно «умными» (для человека его-то деятельности) и, главное, колкими. Да, помимо того, что он явно неровно ко мне дышал, Паша откровенно глумился, преподнося «подколы» как наивысший сорт юмора.
Ненавижу его. И боюсь… второе скорее больше.
Во рту скапливается вязкая слюна. Паша симпатичный парень, от него всегда вкусно и дорого пахло, он чисто выбрит, красиво говорит и у него есть деньги… Такой как он – лакомый кусочек для девчонок! На него вешаются – пачками это делают, но он… выбрал объектом своего «обожания» меня.
Господи, кто бы знал, как я радовалась, когда он тут пропал на полтора года… прыгала от счастья! Вадим опять же появился… ненадолго, но всё-таки – получать от него милые подарочки мне нравилось. Он мне нравился! Вадим был милым… был. Пока не перевёлся в другой универ из-за этого … пусть будет человека.
Вместо очарования я испытываю глухое раздражение к этому чудовищу.
Свожу лопатки, стараясь стоять как можно более ровнее. У меня сегодня нет настроения с ним общаться. Совсем.
Не предпринимаю попыток обойти – хотя он откровенно подначивает, показывая жестами: иди. Смотрю в глаза – держу взгляд намеренно, потому что если не я – то он. И это неприятно… до тошноты неприятно! Он смотрит: потребительски, оскорбительно до дурноты насмешливо.
Но, насмешка хотя б объяснима, как объяснить другое, я не знаю. Впрочем, и первое тоже странно для адекватного общества! Ему смешно, потому что он уже считает меня своей… своей кем-то…
Господи, я в каком-то телешоу, и оно не хочет заканчиваться!
Раздражённо выдыхаю.
– Да ладно, – иронизирует, наклоняя голову вбок, словно под микроскопом меня разглядывая. – я же по глазам вижу, как ты скучала…
В нос бьёт запах мятной жвачки, сигарет и мужского парфюма. Паша пользуется одним, всё то время, что я его, к сожалению, знаю…
У перекрёстка столпилась его компашка – такие же отморозки, как и он сам. Они громко разговаривают и смеются, непременно поглядывая на нас – чувствую это. Неприятные ощущения, если честно. Я знаю каждого лично. И это не те знакомства, которые хочется афишировать. Особенно с ним…
Мы знаем друг друга три года. И все три года, стараюсь обходить Пашу стороной. Не знаю, как это объяснить… он с самого начала показался мне каким-то странным. Вроде бы улыбался, но где-то там, в глубине глаз, всегда есть блеск. Девчонки удивлялись:
– Оксанка, чё ты носом крутишь! Нормальный парень.
– Да! Хватать его надо, а ты…
А я не могла. Смотрела на него – и хотелось только бежать. Ни его слова, ни подарки, ни тем более поступки не располагали. Да что там – когда он надолго куда-то исчезал, я откровенно радовалась.
Паша делает мягкий шаг в мою сторону. Отступаю.
– Слушай, я устала и…
И он делает ещё один шаг!
Мгновенно выставляю руку вперёд. Сердце забивается в горле. Ладонь утопает в мягком ворсе свитера. Отдёргиваю.
Паша усмехается, скользит по моему лицу и показательно медленно, очень театрально отступает влево.
– Проходи, конечно…
Не благодарю. Сжимаю ручки пакета, делаю шаг, но он выставляет руку резко вперёд, преграждая дорогу.
– Сколько ты ещё будешь бегать? – тихий шёпот в самое ухо.
Меня обдает тёплым дыханием и приятными нотками сандала.
Только не нервничай, только не нервничай!
– Можно мне пройти?
– Конечно…
Ласковое прикосновение к щеке. Мороз по коже. Я хочу дёрнуться, отпихнуть его, заорать! Паша убирает руку, делает шаг в сторону. Между мной и входом в подъезд несколько метров.
– Иди… или я решу, что ты хочешь остаться.
Тело деревенеет. Ненавижу его: за эмоции, за вседозволенность, за слова.
Мерзко. Мерзко до такой степени, что хочется опустить руки в кипяток, чтобы навсегда избавиться от любого намёка на его прикосновения.
Переступаю через маленький порог, совсем не чувствуя ног. Но не успеваю даже выдохнуть, как в спину несётся:
– Побегай, пока есть возможность.
Да пошёл ты…
Иду дальше, чувствуя острый взгляд, вгрызающийся в затылок.
Максимально выпрямившись, киваю коменданту, которая и думать не думала, чтобы скрыть заинтересованность. Прибавляю шаг. Не хватало, чтобы за мной пошёл. Паша может… и прекрасно знает, какая цветная банкнота откроет любые двери общежития. Да что там, Раиса Дмитриевна и сама предложить может… вот прям сейчас.
Коммерсант в юбке, блин.
Вбегаю по лестнице, громко стуча каблуками по обшарпанным ступеням. Звук эхом отражается от стен рикошетом прилетая в голову. Злость вспыхивает горячей искоркой.
Нет… я не просто ненавижу его – я буквально трясусь от этого чувства!
Озабоченный придурок с манией небожителя. Да с чего он взял, что я свяжусь с таким как он?! Высокомерный, нахальный, не знающий слова «нет». Или он что, думает мне нравится криминальная романтика? Думает. Я не знаю, что они с Филом из себя представляют? Все знают! Местная братва… назад в девяностые.
Не хочу такого. И ухаживаний его не хочу. Цветы с угрозами – кому такое понравится?
Но самое противное – он прекрасно видит, что я не хочу ни его подкатов на пустом месте, не вот этих закидонов: «Моей будешь. Придёт время – заберу тебя».
Пошёл лесом! Пусть проспится там – ненормальный!
Господи, как же я хочу, чтобы он угомонился. Паша даже до универа добрался – отвадил всех кого мог, а Вадик и вовсе перевёлся…
Козлина!
Но, козлина симпатичная: светловолосый, голубоглазый, высокий, спортивный…
Я посмотрела и обмерла… первый раз точно было именно вот так. И да, первая встреча была романтичной: поздний вечер, сквер и он весь такой притягательный на расстояние шага. Красиво звучит, да? Да… я знаю, что красиво… на самом деле всё было так:
Наташа бегала на свидания к Филу каждый вечер. Он подкатывал именно в это место: становился за поворотом и ждал, а напротив – маленький скверик. Я хожу с работы через него и периодически вижу, как они… эм… пересекаются. Так вот, в тот вечер я тоже шла и видела нашу страстно парочку. Отвернулась, потому что стыд ребятки потеряли и именно в этот момент до ушей донёсся хруст, а следом напротив меня из кустов на дорожку выпрыгнул парень.
Заорала на весь квартал. Так заорала, что сама подпрыгнула, а он засмеялся и я обиделась…
Вся история.
Ключ противно скрепит в замочной скважине. Прикрываю отяжелевшие веки, прислоняясь на несколько секунд к двери лбом. Как же я устала… и смотреть и вынужденно участвовать.
Не понимаю, почему они это не видят. Завели ухажёров и радуются, а они для девчонок ничего не сделали. Только «гуляют» когда захотят. Меня злит это. Буквально вымораживает! Открываю дверь, разуваюсь и примостив пакет на стул – отпускаю себя. Моё мнение не спрашивают… оставлю его себе.
Впрочем, хорошо, что не водят сюда. Я бы этого не пережила. Шоркаются с ними где-то на улице. Мы как-то дружно договорились – никаких мужиков и пока, всё в силе.
Кидаю сумку на кровать, избавляюсь от костюма, вешаю его в шкаф к другому, практически такому же, только в брючном варианте. Приглаживаю ткань рукой. Обожаю их. Это две достаточно дорогие вещи в моём гардеробе. Ухватила с громадной скидкой в магазине. Моя первая стипендия… Им больше трёх лет, а выглядят как новые.
Быстрый душ – горячая вода, клубы пара, запах геля с ванилью. Поздний ужин на бегу: пара ложек гречки, кусочек сыра, хлеб, сладкий чай в любимой кружке с отколотым боком. И вот я уже в кровати. Блаженно прикрываю веки. Виски пульсируют, боль отдаёт в макушку.
Тишина….
Это ненадолго – соседки скоро вернутся, будут перешёптываться, «тихо» смеяться, обязательно что-то уронят. Но я надеюсь, к этому моменту уже усну. Я люблю тишину, одиночество и тепло – самая идеальная моя среда.
Переворачиваюсь на другой бок и подложив ладонь под щёку расслабляюсь. Засыпая в тот вечер, я ещё не знала – это был последний спокойный вечер.
Как просто и трагично.
