Czytaj książkę: «В помощь кающимся. Наставления и молитвы отцов церкви», strona 2

Но откуда видно это? Я должен представить и доказательство тому, о чем говорю, но не от собственных домыслов, а от Писаний дать подтверждение, чтобы свидетельство было вполне надежно. Приведу вам (в качестве доказательства) людей, покрытых ранами, целый народ, исполненный язвами, гноем, червями до того, что он весь – рана, весь – язва, и однако может так излечиться, что не останется ни шрама, ни следа, ни знака; приведу людей, которые имеют не одну рану, не две, не три, не четыре, а в ранах с ног до головы. Прилежно внимай словам моим, потому что всех касается это наше спасительное слово. Я приготовляю лекарства лучшие, чем готовят врачи, такие, каких не могут приготовить и цари. Что может царь? Выпустить может из темницы, но освободить от геенны не в силах; может дать денег, а души спасти не в состоянии. Я вручаю вас покровительству покаяния, чтобы вы узнали его могущество, чтобы узнали его силу, чтобы узнали, что грех не может победить его и что нет греха, который в силах был бы преодолеть его могущество. Приведу не одного, не двоих, не троих, а тысячи людей, покрытых струпами, язвами, зараженных бесчисленными грехами, которые так могли спастись покаянием, что не осталось ни следа, ни знака прежних язв. Но усердно внимайте словам, да и не только внимайте, а и запоминайте то, что будет сказано, чтобы вы могли наставить и отсутствующих, и таким образом возжечь ревность тех, которые лишены пользы нынешнего слова. Итак, пусть предстанет Исаия, зревший серафимов, слышавший их таинственную песнь и прорекший много о Христе. Спросим, что говорит он. «Видение, еже виде Исаиа… на Иудею и на Иерусалим» (Ис. 1:1). Скажи видение, какое видел ты, скажи мне. «Слыши небо, и внуши, земле, яко Господь возглагола» (Ис. 1:2). Иное ты обещал, и иное говоришь. Что же иное обещал я? Ты начинаешь словами: «Видение… на Иудею и на Иерусалим», а потом, оставив Иудею и Иерусалим, беседуешь с небом и обращаешь слово к земле, оставив же и словесных людей, беседуешь с бессловесными стихиями? Это потому, что словесные стали неразумнее бессловесных. И не только поэтому, но подобно тому, как Моисей, намереваясь ввести иудеев в землю обетования и предвидя будущее, – что они пренебрегут дарованными им благами, – говорит: слыши небо, и да внушит «земля глаголы уст моих» (Втор. ХХХП:1), засвидетельствую вам, иудеи, небом и землею, говорит Моисей, что если войдете в обетованную землю и оставите Господа Бога, то рассеяны будете по всем народам; так и Исаия, когда (при нем) угроза готова была исполниться на деле, не мог призвать в свидетели умершего уже Моисея и тех, кто слышал его и давно скончался, почему и призывает свидетелями те самые стихии, которыми свидетельствовал Моисей. Вот вы отпали от обетования; вот вы оставили Бога: как поставлю в свидетели тебя, Моисей? Ты умер и скончался. Как призову Аарона? И он предался смерти. Не можешь поставить меня в свидетели? Призови стихии, потому что и я при своей жизни не свидетельствовал ни самим Аароном, ни кем другим, потому именно, что они должны были скончаться, а пребывающими стихиями засвидетельствовал вам, – небом и землею. Итак, Исаия говорит: «слыши небо, и внуши, земле», – вас повелел призвать сегодня в свидетели Моисей. Но не поэтому только призывает он эти стихии, а и потому еще, что он говорил к иудеям. «Слыши небо», потому что ты одождило манну; «внуши земле», потому что ты дала перепелов. «Слыши небо», слышь, потому что ты одождило манну, ты явило сверхъестественное, – вверху было и гумну уподобилось. «Внуши земле», потому что ты была долу, и устроила трапезу без предуготовлений. Бездействовала природа, но действовала благодать. Не трудились волы, но произрастал колос; не было ни рук поварских, ни приказания, но манна, освященный источник, служила им вместо всего. Природа забыла о своей немощи. Как не изнашивались одежды их? Как не ветшала обувь их? Все готово было к их услугам. «Слыши небо, и внуши, земле». Несмотря на все удостоверения (Бож. покровительства) и явные благодеяния, Владыка терпит оскорбление. К кому обращу слово, как не к вам? Человека не имею, который послушал бы (меня). Вот я пришел, и нет человека; говорил, и не было слушающего. С неразумными беседую, потому что разумные пали ниже неразумных. Поэтому и другой пророк, видя, как безумствует царь, как почитается кумир, а Бог предается бесчестию, и все одержимы страхом, говорит: послушай, алтарь, послушай меня. Ты говоришь с камнем? Да, потому что царь бесчувственнее камня. Послушай меня, алтарь, послушай: «сице глаголет Господь» (3 Цар. XIII:2), и тотчас же алтарь расселся (3 Цар. XIII:5). Камень послушал, камень распался и пролил жертву. Как же не услышал человек? Он простер руку свою, чтобы схватить пророка. Что же делает Бог? Он сделал сухой его руку. Примечай, что сотворил (Бог), заметь милосердие Владыки и грех раба. Почему с самого начала не иссушил Он его руки? Потому, что хотел вразумить его разрушением камня. Если бы не разрушился камень, пощадил бы я тебя; но так как камень развалился, а ты не исправился, то навожу на тебя гнев мой. Простер (царь) руку свою, чтобы схватить пророка, и высохла рука. Так водружен был трофей. Столько оруженосцев и вождей, такое громадное войско присутствовало здесь, а он (царь) не мог согнуть руки своей, рука так и оставалась (простертой), громко возвещая о поражении нечестия и победе благочестия, милосердии Божием и о безумии царя. И согнуть ее (царь) не мог.

Но чтобы нам, при постоянных уклонениях в сторону, не потерять из виду нашего предмета, покажем то, что обещали. Что же я обещал? Обещал я доказать, что если кто имеет и множество ран, но покается и сделает доброе дело, то Бог так заглаждает их, что не остается ни знака, ни следа, ни признака грехов. Это я обещал, это постараюсь доказать. «Слыши небо, и внуши, земле, яко Господь возглагола». Скажи мне, что «возглагола» Он? «Сыны родих и возвысих, тии же отвергошася мене. Позна вол стяжавшаго» (они бессловесных бессловеснее); «и осел ясли господина своего» (несмысленнее ослов они); «Израиль же Мене не позна, и людие» Меня «не разумеша. Увы, язык грешный» (Ис. 1:2–4). Зачем он говорит это? Разве нет надежды на спасение? Зачем, скажи мне, говоришь ты: «увы»? Затем, что не нахожу исцеления. Почему говоришь: «увы»? Потому, что давал я врачевство и не зажила рана, – поэтому Я и отвратился. Что же мне делать? Не стану и стараться об излечении. Словом «увы» Он подражает плачущей женщине, и хорошо поступает. Обратите, прошу вас, тщательное внимание. Почему говорит: «увы»? Потому что то же самое бывает и при телесных болезнях. Когда врач видит, что для больного нет надежды на спасение, то плачет, и домашние с родственниками рыдают и стенают, но уже тщетно и напрасно, потому что когда больной должен умереть, то хотя бы восплакал весь мир, он не воздвигнет его. Плач этот происходит, следовательно, от печали, а не от того, что будто бы он мог возвратить здоровье. Но в отношении к душе этого не бывает; если ты восплачешь, то часто случается, что и воскресишь мертвого душою. Почему? Потому что умершее тело не восстает человеческою силою, а умершая душа восстает чрез покаяние. Смотри на блудника и восплачь о нем, и не раз восставишь его. Поэтому-то и Павел не только писал, не только увещевал, но и слезно плакал, уча (тому же) всех вас. Пусть ты учишь; для чего еще и плачешь? Для того, чтобы, если бессильно будет наставление, помогли слезы. Так точно плачет и пророк. И Господь наш, предвидя разрушение Иерусалима, говорит: «Иерусалиме, избивый пророки и камением побиваяй посланныя» к нему (Матф. XXIII:37), – обращается с речью к падшему городу, подражая плачущему человеку. Так и пророк говорит: «увы, язык грешный, людие исполнени грехов». Нет здорового места на теле. Видишь, как они покрыты язвами? «Семя лукавое, сынове беззаконнии». Почему плачешь ты, скажи мне? «Остависте Господа и разгневаете Святаго Израилева» (Ис. 1:4). «Что еще уязвляется»? Чем еще поражу вас? Голодом ли? Губительною ли язвою? Все наказания посланы, а нечестие ваше не истребилось. «Прилагающе беззакония? Всякая глава в болезнь, и всякое сердце в печаль» (Ис. 1:5). Нет ни струпа, ни язвы (Ис. 1:6). Новое говоришь ты. Незадолго ты говорил: «семя лукавое, сынове беззаконнии; остависте Господа и разгневаете Святаго Израилева», и: «увы язык грешный». Ты плачешь, скорбишь, рыдаешь, считаешь раны, а потом говоришь: «ни струп, ни язва»? Обрати внимание. Рана называется так тогда, когда все прочие части тела здоровы, а одна часть поражена нечувствительностью. А здесь (пророк) говорит, что все тело – струп. «Ни струп, ни язва, ни рана палящаяся», но «от ног даже до главы… несть пластыря приложите, ниже елеа, ниже обязания. Земля ваша пуста, гради… огнем пожженни, страну вашу… чуждии поядают» (Ис.1:6–7). Все это сделал Я, и вы не исправились; Я употребил все искусство, а больной остается мертв. Придите, «услышите слово Господне, князи Содомстии: и… Гоморрстии. Что ми множество жертв ваших» (Ис. 1:10–11)? Так что же, Он обращает речь к содомлянам? Нисколько, а самих иудеев называет содомлянами; так как они подражали образу жизни последних, то и называет их именем. Придите, «услышите слово Господне, князи Содомстии: и… Гоморрстии. Что ми множество жертв ваших, глаголет Господь? Исполнен есмь всесожжений овних и тука агнцов… не хощу…Аще принесете ми семидал, всуе: кадило мерзость ми есть. Новомесячий ваших и суббот… ненавидит душа Моя… поста и дне великаго не потерплю. Егда прострете руки ваша ко мне, отвращу очи Мои от вас» (Ис. 1:10–11,13-15). Что может сравниться с таким гневом? Пророк призывает в свидетели небо; плачет, проливает слезы, рыдает и говорит народу израильскому: нет «ни струпа», нет «ни язвы». Бог гневается, Он не принимает ни жертвы, ни новомесячия, ни субботы, ни семидала, ни молитвы, ни воздаяния рук. Видишь язву? Видишь неисцельную болезнь не у одного, не у двоих, не у десяти, а у тысячей? Что же затем? «Измыйтеся, чисти будите» (Ис. 1:16). Есть ли грех, за который можно бы предаваться отчаянию? Сам Бог говорит: не слышу вас (Ис. 1:15), и затем говорит: «измыйтеся». Для чего Ты говоришь это? То и другое говорится для пользы: то, – чтобы меня устрашить, другое, – чтобы привлечь. Если Ты не слышишь их, у них нет надежды на спасение; если они не имеют надежды спастись, то как говоришь Ты: «измыйтеся»? Но Он есть человеколюбивый Отец, единый благий, милосердствующий более всякого отца. И чтобы увериться тебе, что Он Отец, Он говорит им: что сделаю с Иудой? Не знаешь, что сделаешь? Знаю, но не хочу. Свойство грехов требует (наказания), но обилие милосердия удерживает. Что сделаю тебе? Пощажу ли тебя? Но ты станешь еще беспечнее. Поражу ли тебя? Но этого не терпит милосердие. Что сделаю тебе? Истреблю ли тебя огнем, как Содом, или разрушу тебя, как Гоморру? «Превратися сердце мое» (Ос. Х1:8). Бесстрастный подражает страстному человеку или лучше нежно любящей матери. «Превратися»; так сказала бы жена отроку: превратилось сердце мое по природе материнской. Но Он не удовольствовался первыми словами. Смутился в раскаянии моем (Ос. Х1:8). Бог ли смущается? Нет! Да не будет! Божество чуждо смущения; но, как сказал я, Бог подражает нашей речи. «Превратися сердце мое; измыйтеся, чисти будите». Что я обещал вам? То, что Бог, принимая кающихся грешников, хотя бы обремененных бесчисленными грехами и покрытых (греховными) струпьями, так врачует их, что у них не остается ни следа грехов, не остается ни знака, не остается никакого напоминания. «Измыйтеся, чисти будите, отимите лукавства» ваши «от душ ваших…научитеся добро творити» (Ис. 1:16–17). Какое добро повелеваешь Ты? «Судите сиру и оправдите вдовицу» (Ис. 1:17). Не тяжки повеления; сама природа ведет к ним, потому что естественно оказывать сострадание к женщине. «Приидите, и истяжимся» (Ис. 1:18). Сделайте ничтожное, а остальное приложу Я, немногое дайте Мне, и Я дарую все. «Приидите». Куда же пойдем? Ко Мне, Которого вы раздражили, Которого прогневали, ко Мне, Который сказал: «не слушаю вас», чтобы, устрашившись угрозы, утолили вы гнев Мой. «Приидите» к неслышащему, чтобы я услышал. Что же сотворишь Ты? Не оставлю следа (грехов), не оставлю знака, не оставлю струпа. «Приидите, и истяжимся, глаголет Господь», и говорит: «аще будут греси…яко багряное, яко снег убелю» (Ис. 1:18). Неужели нигде нет струпа? Нигде скверны?