Czytaj książkę: «Зеркало»

Czcionka:

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Пролог

В комнате все было вверх дном. На буро-зеленом паласе вокруг кукольного сервиза застыли за чаепитием глупые желтоволосые куклы, брошенные в разгар игры, ради новой забавы. Под сенью комнатной герани, олицетворявшей пальму, сидел неестественно веселый петрушка, рядом с ним, задрав лапы, ничком лежал плюшевый мишка. Синие и красные коты-кегли были разбросаны по всей комнате. Одна из диванных подушек валялась у двери, другая – у окна. На ней чинно отдыхал полосатый котенок, всем своим видом выражая непричастность к этим безобразиям. Школьные тетради и книги на письменном столе были небрежно сдвинуты в сторону, уступив место альбому для рисования. Обрезки цветной бумаги, коробочка с акварелью и кисти в стаканчике с бурой жидкостью тоже свидетельствовали о прерванных занятиях живописью.

У овального настенного зеркала в золоченой оправе увлеченно красила губы темноволосая девочка с черными сорочьими глазами. Синее шифоновое платье, доходило ей до пят, из-под него выглядывали несоразмерно большие туфли на шпильках.

– Даша, так нечестно, я тоже хочу быть принцессой, – ныла рыжая Наташка, пытаясь из-за ее плеча разглядеть себя в зеркале. У нее было черное в белый горох тоже взрослое платье, а на груди сияла серебристая брошка. И, конечно, так ей казалось, она была необыкновенно красива, как самая красивая в мире принцесса…

– Ну пойми ты, все же не могут быть принцессами. Мы с Дашей будем принцессами, а ты нашей служанкой, – сказала Аня, тоже пытаясь пролезть к зеркалу.

– Ну и ладно, тогда я пойду домой, – Наташа обиженно поджала губы и стала демонстративно расстегивать платье.

– Подожди, – примирительно сказала Даша. Она была самая старшая и опытная, ей в марте исполнилось уже восемь лет, и она отчетливо чувствовало свое превосходство, – я другую игру знаю, еще лучше! Садитесь, я покажу.

Девочки, покрутившись еще перед зеркалом, нехотя уселись на диван. А Даша, встав посреди комнаты в своем длинном платье, раскланялась с комической важностью, словно клоун, уверенный в успехе своей репризы.

– Вы-ступа-а-ет София Ротару! – растягивая слова и доведя последнее до восклицательного знака, объявила Даша, явно кому-то подражая. Затем подошла к проигрывателю и переключила его на повышенную скорость. Из динамика раздалось шипение, а затем веселый и тонкий мультяшный голос, глотая слова, затараторил:

– Червонну руту не шукай вечорами…

Девчонки зашлись от смеха: Анин смех звенел колокольчиком, Наташка, несмотря на хрупкую внешность, смеялась хриплым баском, как Портос в « Трех мушкетерах». Обе сползли от смеха с дивана, утянув за собой и плюшевое покрывало.

Прокрутив подобным образом еще пару пластинок, девочки устали, наконец, и от этой забавы.

– Все, – объявила Даша, посмотрев на часы, – пора прибираться, скоро папа с работы придет. Нам еще к маме в больницу идти.

Аня, нехотя встала, и с рассеянным видом поволокла за толстую лапу коричневого плюшевого медведя к коробке с игрушками, а Наташка подобрала с пола розового пупсика и, няньчя его, повернулась к Даше:

– Счастливая ты, Даша. У вас скоро маленький будет. А ты кого больше хочешь? Братика или сестренку? Я бы сестренку хотела, они маленькие, такие лапочки. У моей лели такая хорошенькая, ее…

– Никого я не хочу, – отрезала Даша, и оживленное лицо ее мгновенно стало угрюмым, а темные глаза – еще темнее.

– И правильно, – поддержала подругу Аня, – будет кричать все время, а тебе водись. Ни погулять, ни в кино…

Внезапно зазвонил телефон, и Даша, запинаясь в длинном платье, и, растеряв по дороге туфли, помчалась в прихожую.

– Дашенька, милая моя! – голос мамы на другом конце провода и плакал, и смеялся: – У тебя братик! Ты скажи папе, он так обрадуется, а я…

Но конца фразы Даша не услышала. Голос мамы заглушил страшный грохот и звон бьющегося стекла, словно в окно запустили кирпичом, и вслед за этим громко вскрикнула и запричитала Аня. Даша бросилась на шум. Телефон, перевернувшись, упал на пуфик, и из трубки, повисшей на черном крученом шнуре, мамин голос недоуменно и встревожено вопрошал в пустоту:

– Что случилось, Даша? Ты где?

Запутавшись в платье, споткнувшись о лежавшую на пороге гостиной подушку, она со всего разбега, локтями, животом, коленями, врезалась в груду зеркальных осколков на ковре. Закричав, от боли, Даша попыталась подняться, но осколки вонзились в ладони, она снова упала грудью на пол, и увидев мельком в одном из зеркальных осколков черный, безумный глаз, под чей-то далекий, затихающий плач погрузилась в темноту.

Монотонный раздражающий шум надвигался все ближе и ближе, из него наконец выделился хрустальный перезвон пересыпаемых стекляшек, отчетливые всхлипывания и рокот голосов. Даша пошевелилась и открыла глаза. Вся комната была забрызгана яркими зеркальными осколками, Даша увидела склоненный шиньон соседки с первого этажа, пересыпавшей стекло с совка в зеленое ведерко. На паласе, где недавно происходило мирное кукольное чаепитие, валялось заляпанное красным покрывало, а сами куклы лежали, беспомощно раскидав руки, словно бойцы на поле брани, в желтых волосах одной из них расплылось бурое пятно. Даша посмотрела на свои руки: сквозь белые бинты просачивалась кровь. В углу всхлипывали Наташка с Аней, нелепые в длинных платьях, с размазанной по лицу помадой. Ходил из угла в угол отчим, а соседка Анна Петровна его успокаивала:

– Да приедет «Скорая», не бойтесь! – и тут же, повернувшись к девочкам: – Молчите вы, несносные! Кто вам позволил мамкины платья на себя напяливать! Небось перед зеркалом крутились, вертихвостки малолетние! Вот оно и разбилось!

– Не виноваты мы! Оно само разбилось! Я тоже порезалась! – заныла Аня, шмыгая красным, распухшим от слез носом.

Ей вторила Наташа:

– Мы к нему даже не прикасались. Дашка по телефону говорила, а мы игрушки складывали.

Соседка с первого этажа выпрямилась и веником указала Анне Петровне на синее скомканное платье, лежавшее в углу в лужице крови:

– Смотри, как попортили, больше такое не достанешь.

– Мамино любимое… Мама будет ругаться, – подумала Даша и попыталась встать, но страшная боль обожгла ее и, застонав, она снова упала на диван.

– Дашенька, очнулась! – Отчим подбежал к дивану, осторожно погладил девочку по голове, сам чуть не плача, стал приговаривать: – Дочка, не плачь, все будет нормально, сейчас тебе помогут.

Соседка с первого этажа взяла Анну Петровну под локоть и вывела в коридор.

– Кровищи-то! Хорошо что лицо не повредила! – пробормотала Анна Петровна. – Недобрый это знак. Не к добру зеркало…

– Да, дурная примета! Уж помяните мое слово, еще кровь будет…

Глава 1

Пал Палыч Колосков сидел за столом в своем кабинете и рассеянно поглядывал на первокурсников, которые, не скрывая скуки и безразличия к предмету, дожидались окончания учебной пары. Сергеев и Ткаченко, например, уже достали сигареты и нетерпеливо щелкали зажигалками. Ерофеева, хорошенькая, но глуповатая девица, привстала из-за стола и, раскрыв рот, что-то напряженно высматривала в окне. Пал Палыч улыбнулся, вспомнив, как на прошлом занятии, когда он давал тему «Система пищеварения крупно-рогатого скота», Ерофеева поразила его своим ответов на вполне безобидный вопрос: «Что представляет собой один из отделов желудка жвачных – рубец?» Немного, как показалось Пал Палычу, поразмышляв, Ерофеева, с серьезным и даже каким-то торжественным видом заявила:

– Рубец – это ценный продукт питания, – а затем доверительно, тоном пониже, добавила: – У нас папа завсегда с дядей Толей, когда мама уезжает в командировку, жарят его и закусывают…

Непосредственность Ерофеевой его умиляла. Что поделаешь – дети, их студентами даже не назовешь. Всем лет по пятнадцать, после девятого класса. В десятый учиться не взяли в силу весьма посредственных знаний и поведения, вот и пришлось поступать сюда, в сельхозтехникум, благо, что брали без экзаменов…

Наконец, пара закончилась, и первокурсники с гиканьем и топотом, в течение нескольких секунд покинули кабинет и оставили Пал Палыча одного. Колосков немного еще посидел за столом, наслаждаясь тишиной и покоем, заглянул в свою записную книжку, удостоверился, что на сегодня у него никаких лекций и семинаров больше не предвидится, положил учебник «Анатомия КРС» (сноска: КРС – крупно-рогатый скот) и замызганную тетрадку с планами уроков в старенький черный портфель, закрыл кабинет и вышел на улицу.

Стояли теплые дни. Небо очистилось, и осеннее солнце ощутимо припекало макушку. Так иногда бывает в середине октября, когда ни с того, ни сего, прекращаются нудные дожди и ветры, отравлявшие жизнь целую неделю. И природа, ненадолго придя в себя, замирает в каком-то оцепенении, стараясь подольше сохранить последние воспоминания о лете.

Пройдя в главный корпус сельхозтехникума и оставив на вахте у тети Нади ключ, Пал Палыч еще раз завернул к расписанию. Колосков был рассеян и прекрасно сознавал свой недостаток. За пятнадцать лет работы преподавателем ветеринарных дисциплин, на ветеринарном же отделении, он постоянно опаздывал на уроки, путал время занятий, кабинеты и группы студентов. Однажды он с упоением прочитал полуторачасовую лекцию по акушерству и родовспоможению у овец для студентов строительного отделения. Будущие строители прослушали ее с огромным вниманием и ни словом не высказали своего недоумения по поводу новшеств в преподавании строительного дела. В другой раз Колосков похитил группу студентов-гидромелиораторов. Посадив их, несмотря на протесты, в автобус, Пал Палыч увез бедолаг на ветеринарную практику в пригородный совхоз. И там, по словам несчастных гидромелиораторов, которые впоследствии накатали на него письменную жалобу директору техникума, Колосков с «большой жестокостью и изощренностью» заставлял их проводить ректальное исследование беременности у коров.

Необходимо пояснить, что ректальное обследование представляет собой определение сроков беременности у коров через прямую кишку путем проникновения в нее рукой. А, как известно, у ветеринаров не принято (к возмущению гидромелиораторов) перед этой процедурой ставить корове очищающую клизму. В общем, гидромелиораторы были в шоке. Но крупных скандалов Пал Палычу избегать удавалось. Несмотря ни на что, коллеги, и в том числе директор техникума Виктор Сергеевич, относились к нему с пониманием и весьма добродушно реагировали на его промахи, потому что Колосков был замечательным, даже уникальным специалистом и просто очень хорошим человеком.

Внимательно просмотрев расписание и еще раз удостоверившись, что никаких занятий на сегодня у него нет, Пал Палыч уверенно направился домой.

Жил Колосков неподалеку от работы и поэтому всегда ходил пешком. По своему обыкновению, зажав портфель под мышкой, засунув руки в карманы пальто и ссутулившись, Пал Палыч шел домой и привычно размышлял. Пал Палыч любил размышлять. С самого детства он проявлял склонность к созерцательности и задумчивости. Читать он начал очень рано, в четыре года. Первой его книжкой был ни какой-нибудь дурацкий «Колобок», а ни много ни мало «Дон Кихот» Сервантеса.

Четырехлетний Пал Палыч ровно ничего из прочитанного не понял, но уважение к книгам у него возросло настолько, что он стал читать все подряд. Благо, что родители Пал Палыча были людьми образованными, и книги в доме водились. К шести годам он прочитал все, что было в квартире, вплоть до таких захватывающих брошюр, как «Печное дело» и «Грибковые заболевания».

В первом классе Пал Палыч уже читал двести знаков в минуту и иногда ставил в тупик своими познаниями из самых неожиданных областей классную руководительницу Надежду Сергеевну. Так, например, семилетний Пал Палыч, разъяснил Надежде Сергеевне, которая была на тридцать лет его старше, как она не права, в том, что запрещает его однокласснику Кузину бегать по коридору, толкаться, ставить подножки девочкам и орать.

– Надежда Сергеевна, вы, как педагог, должны знать, – втолковывал маленький Пал Палыч своей учительнице, – что ребенку нужна разрядка после длительного сидения за партой на одном месте, которую, он получает посредством бега по коридором и беспричинным… – тут он замялся, подбирая более научное слово, но не вспомнил, и ограничился знакомым, – …ором.

Учительница, ошалев, молчала. И Пал Палыч с подъемом продолжал:

– Если Кузин не получит такой разрядки, то он, Надежда Сергеевна, на следующем уроке будет невнимателен и чрезмерно активен. Это будет мешать вам вести занятия. Так что беготня Кузина вам же и пойдет на пользу.

С тех пор Надежда Сергеевна посматривала на Пал Палыча с некоторой опаской. Но в то же время Пал Палыч не был каким-нибудь занудой, «знайкой» или «очкариком», каких обычно презирают в школе. Несмотря на свое ранее развитие, он был абсолютно нормальным ребенком, у него было два закадычных, со времен детского сада, друга. Два брата-близнеца Федоровых – Кирилл и Сергей. Они втроем носились по гаражам, играя «в Яшина», лупили мячом в кирпичную стену дома, плавили свинец в заброшенной кочегарке, дрались с пацанами из соседнего двора, купались до одури в местном пруду.

«Профессор», так звали Пал Палыча его сверстники за образованность, начитавшись Тома Сойера, предложил скрепить их дружбу кровью. Эта волнующая церемония состоялась на старом кладбище, недалеко от их дома, где они пугаясь каждого шороха и скрипа, кололи себе пальцы иголкой, рисовали кровью крестики на бумажках, которые потом торжественно закопали под черемухой возле одной из заброшенных могил.

Могила была выбрана не случайно, старшие пацаны, говорили, что здесь похоронен колдун, и умер он не своей смертью, а ему отрубили голову. За что ему отрубили голову, – неизвестно, но всем было ясно, что просто так головы в наше время не рубят.

Дружба их продолжалась до девятого класса, до тех пор, пока пятерых подростков, возвращавшихся после секции дзюдо, не размазал по обочине дороги «КамАЗ» с пьяным водителем за рулем. Среди них были Кирилл и Сергей. Сережа умер сразу – его нашли в тридцати метрах от места катастрофы, без ботинок, с нелепо подвернутой под тело головой, в луже собственных мозгов. Кирилл, не приходя в сознание, через несколько часов умер в реанимации. Хирург, который оперировал Кирилла, сказал его родителям, чтобы они благодарили Бога, что для их сына все закончилось.

Во время операции врачи отняли у раздавленного «Камазом» Кирилла обе ноги и удалили поврежденную часть мозга. Довольно большую часть, чтобы Кирилл, выживи он, смог бы что-нибудь соображать и говорить.

Хоронили всех пятерых в закрытых гробах. Протрезвевший водитель «Камаза» так ничего и не вспомнил из случившегося.

На самом деле гробов в тот день должно было быть шесть. Но Пал Палыч, хотя и приготовил кимоно для дзюдо, вечером на секцию с ребятами не пошел. Бдительная мама, педиатр местной поликлиники, обнаружила у сына симптомы простуды и, не обращая внимания на яростные заверения, в том что он абсолютно здоров, оставила захворавшего Пал Палыча дома.

На похоронах друзей, в ветреный и холодный день в конце октября, Пал Палыч простудился еще больше и с воспалением какого-то таинственного среднего уха провалялся дома целых две недели.

Полмесяца вынужденного безделья Пал Палыч посвятил размышлениям. Нелепая и неожиданная гибель друзей, конечно, потрясла его. Когда в девятом часу вечера раздался телефонный звонок, он был уверен, что звонят братья Федоровы поделиться впечатлениями от тренировки. Через несколько минут побледневшая мама вошла в его комнату и сказала:

– Сережа погиб, а Кирилл при смерти в реанимации.

Пал Палыч сначала ей не поверил. Как так? Всего два часа назад Кирилл и Серега звонили ему, уламывали пойти с ними на тренировку, называли его «шлангом», а потом обещали зайти вечером, чтобы проведать и морально поддержать приболевшего друга… А сейчас один из них лежит на столе в морге, и равнодушный паталогоанатом привычным движением вскрывает его грудную клетку, а за жизнь другого бьются врачи, хотя надежды на благополучный исход практически нет.

Пал Палыч, лежа в кровати с компрессами на ушах, часами думал, что представляет собой феномен под названием «несчастный случай». Что это, простое стечение обстоятельств или же, как говорил булгаковский Воланд, кто-то «управился» с ребятами? Можно ли предсказать несчастный случай или по каким-то мельчайшим деталям, особым знакам, возможно, приметам, догадаться о его приближении?

Тут Пал Палычу сразу вспоминались всякие народные приметы, буквально на каждый случай жизни и смерти. «Может они и вправду прогнозируют наше будущее? – рассуждал Пал Палыч. – Или это просто безобидный фольклор? Или это какие-то установки, которые определенным образом влияют на поведение людей, и они сами провоцируют несчастные случаи?».

Пал Палыч где-то прочел, что человек умирает тогда, когда выполнит свою миссию на Земле. Например, великий Монферран умер через месяц после завершения строительства Иссакиевского собора, возведение которого он считал главным делом своей жизни! А гениальный Карл Брюллов, получив воспаление легких при росписи того же храма, умер через три года, и хотя он создал множество шедевров, самым грандиозным его произведением стал голубь в небесной лазури под сводом собора. Но какие миссии могли выполнить шестнадцатилетние пацаны, которые спокойно учились в школе, играли в футбол, ходили в кино, абсолютно ничем не отличаясь от тысяч своих сверстников?

В общем, Пал Палыч всерьез увлекся этой темой. В течение целого года он рылся в библиотеках, читал городские хроники происшествий, чертил какие-то графики, завел себе толстенную тетрадь, в которую вписывал все сообщения о несчастных случаях, какие только мог откопать, прочел кучу всякой мистической и эзотерической ерунды, в надежде вывести закономерности и причины возникновения феномена НС, термин, который сам же придумал.

Работа то давала результаты – Пал Палыч явно, как ему казалось, находил в возникновениях НС какую-то логику, то заходила в тупик: вся ловко построенная им схема неожиданно разваливалась из-за маленькой несостыковки. Концы терялись, и приходилось начинать все заново.

В конце концов, Пал Палыч плюнул на это дело и увлекся другой забавой. Надо сказать, что Колосков был человеком увлекающимся. Чем он только не занимался за почти сорок лет своей жизни. Не будем говорить о таких «примитивных» хобби, как филателия, разведение аквариумных рыбок, шахматы и собирание спичечных коробков, гербариев и сушенных бабочек, которые Колосков успешно пережил. Пал Палыч придумывал себе экзотические, диковатые и даже порой опасные увлечения. Так, однажды в одиннадцать лет он стал собирать кошачьи черепа – на ближайшей помойке их было навалом, именно кошачьи, другие его не интересовали. Но это увлечение быстро прошло, когда мама, разбирая завалы в его письменном столе, чуть не грохнулось в обморок, обнаружив милую коллекцию кошачьих голов.

Отец Пал Палыча, Павел Андреевич, будучи мягким и уравновешенным преподавателем физики и математики в местном пединституте, не сдержался и сделал Пал Палычу суровейшее внушение подзатыльником, а собрание кошачьих черепов в сердцах запулил с балкона пятого этажа. Этим самым некрофильское начало в Пал Палыче было задавлено.

Через некоторое время, после неудачи с черепами, Пал Палыча вдруг необыкновенным образом заинтересовали пауки и паутина. Обуреваемый страстью натуралиста, Пал Палыч стал ошиваться в подвалах, вылавливать пауков и тащить их в квартиру, расселять тварей по укромным местам и подкармливать мухами и размоченным хлебом.

Скоро по всему дому, к неудовольствию мамы и раздражению папы (один из питомцев сына спустился по серебряной нитке с потолка аккуратно папе за шиворот, а другой свил себе гнездо в его ботинке), стали распускаться красивые паутины, в которых бились в судорогах и придушенно жужжали мухи, и носились на мохнатых, кривых лапах их жуткие палачи.

Пал Палыча пауки приводили в безумный восторг. Он давал всем своим подопечным клички. Паучки назывались Аттилами, Торквемадами, Адольфами и Геббельсами. К тому же, он вел какие-то «паучьи хроники» и самозабвенно зарисовывал в тетрадь строение паутины. Но и это увлечение скоро закончилось. Близилось Первое мая, мама провела в доме генеральную уборку, и пауков пришлось выселить обратно в подвал…

Вспоминать тот роковой день, когда мама не пустила его на секцию дзюдо, Колосков не любил, но вчера насмерть разбился на мотоцикле третьекурсник с его ветеринарного отделения Михайлов – симпатичный, хотя и разболтанный парень. И Пал Палыч невольно опять обратился к некогда его волновавшей теме несчастных случаев.

– У меня же где-то валялись эти графики, тетрадки всякие, надо будет найти, посмотреть. Может на самом деле, там что-то есть? Вроде тогда кое-что интересное вырисовывалось… – размышлял на ходу Пал Палыч, уставившись на облезлые носки своих ботинок, переступавших по грязному асфальту. Но тут размышления его были прерваны болезненным тычком под ребра и возмущенным воплем какой-то мелкой старушенции.

Она с негодованием смотрела на Колоскова, заправляя седые волосы под сбившийся платок.

– Не видишь что ли, куда прешь?! Зальют шары с утра, а нормальным людям проходу от них нету. Ну, чего уставился?!

Пал Палыч очнулся от своих мыслей, покосился на рассвирепевшую бабку и ее клюку, рукояткой которой она, вероятно, и ткнула его под ребра, извинился и, не ввязываясь в склоку, повернул направо к своему подъезду, который он чуть в задумчивости не миновал. Одновременно нащупывая в кармане джинсов ключ от двери и прыгая через одну ступеньку, Пал Палыч добежал до своей квартиры.

Не успел он переступить порог, как тут же был атакован восьмимесячным рыжим псом. Поскуливая от переполнявших его чувств, он прыгал на снимавшего ботинки хозяина, норовя лизнуть горячим языком Пал Палыча прямо в нос. Пал Палыч тоже был рад встрече, похлопывал счастливого зверя по крепким бокам, трепал его за круглые, стоящие торчком уши, хватал за рыжие лапы, отчего пес в восторге подпрыгивал, взлаивал от счастья, вилял хвостом и, подбегая к двери, умильно поглядывал на хозяина.

– Нет, нет, перебьешься! Водил я тебя всего три часа назад! Да не кусайся ты, дурилка! Пойдем-ка лучше, Гарик, посмотрим, чего у нас пожрать есть? – приговаривал Пал Палыч, направляясь на кухню. Гарик весело скакал следом, норовя цапнуть хозяина за пятку.

– Тэк-с, тэк-с, не густо тут у нас, – бормотал Пал Палыч, открывая холодильник и засовывая нос в различные кастрюли и банки. – Ага, тут у тебя есть отличная перловка! Если ты, Гаря, со мной поделишься, а ты непременно поделишься, мы устроим себе шикарнейший обед.

Достав кастрюлю из холодильника и взяв в коридоре собачью миску, пес при виде этого сделал немыслимый по красоте восторженный прыжок, Пал Палыч вывалил в нее ровно половину содержимого кастрюли, затем разбил туда два яйца, а скорлупу мелко-мелко покрошил и отправил следом.

– Это тебе, брат, кальций, чтобы кости стали крепче! – пояснил Колосков щенку свои манипуляции со скорлупой. Затем Пал Палыч снова нырнул в холодильник и откопал там вареную кость с мясом, которую, понюхав, с сожалением положил в собачью миску.

– Все лучшее – детям, – вздохнул Пал Палыч, ставя на огонь сковородку и ложкой выгребая на нее оставшуюся перловку. Пал Палыч забыл сегодня позавтракать, и у него потекли слюнки даже при виде этого скользкого синевато-серого месива.

Гарик уже вовсю чавкал над своей посудиной. В коридоре вдруг зазвонил телефон, нарушая идиллию и отдаляя долгожданный обед. Пал Палыч, чертыхнувшись и бросив ложку, побежал к аппарату.

– Алле! Слушаю!

– Я по объявлению, – произнес взволнованный женский голос. – Вы ведь давали объявление, что лечите на дому животных?

– Да, давал. Что у вас случилось? – Пал Палыч торопился, его ждала перловка. Каша вовсю шипела на сковородке, к тому же очень хотелось есть.

– У меня что-то с моей Люсей, моей кошкой. Она, понимаете, всегда такая подвижная, игручая. Ей всего два месяца, котенок еще … Но тут уже лежит часа три и не встает, вроде как спит. Я ее тормошу, она откроет глаза, головку приподнимет, и опять падает, как будто без сознания. Может она умирает? – в голосе женщины появились истерические нотки.

– Успокойтесь, ради Бога, – попросил Пал Палыч. – Говорите адрес, через полчаса постараюсь быть у вас.

Записав адрес огрызком карандаша прямо на обоях над телефоном и заверив женщину, что все будет в порядке, Колосков положил трубку.

На кухне уже подгорало, и Пал Палыч помчался туда. Выключив плитку и положив себе в тарелку перловки, он уселся за стол. С аппетитом поедая горячую кашу, Пал Палыч поглаживал ногой Гариково пузо и разговаривал с собакой:

– Тебя с собой не возьму! Не скули, оставайся дома! Тебе туда нельзя, там кошка. Тем более, что сам виноват, не помнишь, козлина, что учудил в прошлый раз? Кошку вместе с хозяйкой чуть инфаркт не хватил, когда она твою морду бандитскую увидела. Тоже мне пришли укольчик делать. Чуть не угробили животину. А эти египетские кошки, черт знает, сколько стоят. Мне полгода пришлось бы на вызовах работать. – Гарик обиженно заскулил, и хозяин потрепал его за холку. – Ладно, не ной! Приду, целый час будем с тобой гулять. Может, если повезет, встретим твою подругу, ободранную пуделиху, как ее… Эльза, что ли?

Доев перловку и похлопав по бокам загрустившего Гарика, Пал Палыч оделся, переписал с обоев в блокнот адрес звонившей женщины, захватил саквояж с синим крестом на боку, и вышел из квартиры.