Czytaj książkę: «Обретение слов Иисуса», strona 5
Просто человек
Лайла за всё время разговора не проронила ни слова. И хотя она молчала, мне показалось, что она по-другому слушает меня, чем Терри, как-то недоверчиво. Я посмотрел на нее:
– Лайла, а Вы простили меня?
Она какое-то время помолчала еще и вместо ответа на вопрос произнесла:
– Я думаю, это была твоя гордость, Виктор.
– Конечно, я был очень горд, – согласился я.
Она еще помолчала, опустив взгляд в пустой стакан из-под чая, и потом сказала:
– Господь учил нас определять духов по плодам.
– Да, это так, Лайла, – опять согласился я. – Господь действительно учил так. Но плоды появляются не сразу…
Терри тут же подхватил мою мысль:
– Ты успеваешь увязнуть по уши к тому времени, когда плоды становятся очевидными!
– Именно так, – подтвердил я.
Теперь уже я помолчал, прежде чем продолжить:
– Я знаю, что думают люди обо мне. Они думают, вот человек, который имел всё и всё потерял. Но это не так. На самом деле я ничего не имел. Только теперь я начинаю понемногу прозревать и по крупицам покупать у Иисуса Его золото. Первое время после катастрофы, я не мог понять, кто я теперь. За двенадцать лет служения я привык мыслить о себе как о пасторе Викторе. И вот я не пастор. Но кто тогда? Мне непременно нужно было ощутить себя кем-то и ощутить верно, чтобы избежать повторного катаклизма. Помогли мне в этом опять же слова Иисуса. Читая их, в том числе и в поисках определения себе, я однажды увидел, как смиренно Имя, которым Он Себя называл – Сын Человеческий. Я вдруг постиг, как это высоко – умалиться до просто человеческой жизни. Христу, Богу, чтобы стать Агнцем, закланным за грех мира, нужно было умалиться и стать Сыном Человеческим. А мне, чтобы исполнять Евангелие, нужно ли быть пастором или еще кем-то? Нет, достаточно быть просто человеком. И чтобы умереть для себя и жить для Него, совсем не обязательно быть кем-то – достаточно быть просто человеком. Так истина имени Сын Человеческий освободила меня от пастора Виктора, который, наконец, умер во мне. А Его Имя дало начало жизни другому Виктору – просто человеческому сыну.
Мы немного еще помолчали. И тут Терри сказал:
– Виктор, напиши об этом книгу.
– Нет, Терри, – отказался я. – Людям нужны не мои слова, им нужны слова Иисуса.
– Но ты мог бы предостеречь многих, – возразил он, испытующе глядя на меня.
Я промолчал и остался при своем мнении.
Почва под ногами
В ту ночь, после встречи с Терри, мне приснился сон. Это был не первый сон, через который Господь теперь время от времени говорил со мной. (Он нашел-таки способ, как вразумлять меня после моего отказа слышать пророческие слова!) Я записывал такие сны, равно как и то сильное духовное впечатление, которое они оставляли. Записал и этот. Вот как выглядела та четвертая запись в моем дневнике сновидений.
Сон № 4 (после беседы с Терри в начале декабря 2007 года):
Я (и кто-то со мной) стоим у банкомата. Я получаю свои деньги. Одна купюра выходит хорошо. Другая застряла. Выковыриваю ее, и тут – все деньги банковского автомата оказываются передо мной и доступны мне. Я кладу их в сумку в два приема. Поначалу думаю сдать их в банк, но потом оставляю себе. Мой спутник исчезает. И тут я ощущаю страшную опасность: как будто отовсюду на меня нацелены снайперские винтовки. Но самая страшная опасность (я знаю это) исходит от того, кто был рядом.
Сон про мое грехопадение. До этого я не понимал, с чего началось мое поражение. А оно началось с того, что я взял не свое и взял только потому, что это было доступно. Бог открыл мне невидимую, духовную сторону дела. В свое время наяву я не переживал никакой опасности, оказавшись без защиты Божьей. Интересен собирательный образ стоящего рядом. Все, кто поддерживали меня в грехе присвоения офиса, участвовали затем в ликвидации меня как пастора.
Впечатление ото сна было пронзительным, как бывает всегда от встречи с истиной. Я сразу понял, о чем он. Бог ответил на мой до того безответный вопрос, а именно: с какого момента сатана получил доступ ко мне, а я лишился Божьей защиты? Этим моментом был совершенный грех: решение самовольно продать офис и его последующая оккупация. В глазах Божьих это было равносильно воровству.
Это присвоение не своего действительно произошло в два этапа. Сначала я присвоил право распоряжаться не своим, а затем этим правом воспользовался, заняв половину четвертого этажа офиса. Было правдой и то, что поначалу я не хотел ничего присваивать, а только припугнуть своих оппонентов, а потом передумал и присвоил. Это окончательно случилось 10 мая 2006 года. Именно с того дня, как показал мне Господь, я оказался под снайперским прицелом сатаны, окончательно потеряв защиту Божью.
В ту драматичную осень, когда мы решили исследовать тексты необычных пророчеств, нам показалось интересным поднять вести прошлых месяцев и лет. Тут мы и обнаружили, что предыдущее пророчество перед той сенсационной осенней серией датировалось концом апреля 2006-го года. Ни в мае, ни летом никаких вестей не было. Я, помню, еще поругал себя тогда за впустую проведенное лето, мол, надо было горячее молиться и стяжать эти необычные тексты еще в летние месяцы…
Этим сном Бог существенно поправил меня. Главной причиной моего падения был мой, к тому же оправданный мной, грех, а вовсе не то, что я не мог различать голосов, потому что был плохо научен. Господь пролил Свой свет на картину происшедшего, высветив самую главную правду, и сделал это, как всегда, вовремя.
Терри рассказал мою исповедь другим миссионерам. Меня поняли и простили. Отношения восстановились. А я, наконец, обрел твердую почву под ногами, имя которой – Праведность.
Глава 3
Теология слов Иисуса
Пока не закончился суд слов Иисуса надо мной, Бог как будто не допускал ко мне никого. Я был оставлен всеми. Да и чем они могли мне помочь? Нужное мне в ту пору мог сделать только Бог и никто другой. Те немногие, кто поначалу наведывались ко мне в те дни, только мешали. Я даже не всегда вежливо выслушивал их. Они что-то говорили и спрашивали, а я про себя думал: «Когда же все уйдут?».
Ни шагу без Него
Лишь тогда, когда я воскрес после суда слов Иисуса, я почувствовал потребность кому-то рассказать о происшедшем, чтобы сверить свою оценку случившегося. Страх снова заблудиться был очень силен. Я позвонил епископу Павлу Анатольевичу Баку. Это был тот редкий случай, когда я не ошибся в выборе человека.
Зима еще лютовала, хотя настал март. Павел Анатольевич пересек на метро всю Москву и в ботинках на тонкой подошве прождал меня возле выхода из метро еще минут пятнадцать. Я, негодный, подъехал с опозданием, извинился, повез к себе. Угощал только супом, другого ничего не было.
Павел Бак удивительный человек с потрясающим свидетельством. В двадцать лет его полностью парализовало (таким привезли его из армии), но Бог поставил его на ноги по молитве церкви на одном из воскресных собраний. Однако мне он был нужен как тот, в ком живет Слово. Божий человек, он выслушал меня внимательнейшим образом. Он увидел во мне подлинное покаяние, настоящее Божье прощение и откровенно сказал мне об этом:
– Брат Виктор, я не знал, о чем буду говорить с тобой, и чем могу быть тебе полезен. Не знал до самой последней минуты. Правда, в метро, пока я ехал, мне пришли на ум слова «мирный плод праведности».
Он открыл послание к Евреям, 12-ю главу, стих 11, и прочел:
Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным через него доставляет мирный плод праведности.
– Именно это я и вижу в случае с тобой, брат мой. Я думаю, Бог помиловал тебя потому, что ты, хотя и заблуждался, но заблуждался искренно. Ты был обманут сатаной, и не видел этого, а думал, что служишь тем Богу.
И он рассказал мне пару историй о пастырях, которые выбирали отступничество сознательно и не каялись. Картина Божьих судов над ними принципиально отличалась от того, что пережил я.
На прощанье Павел Анатольевич дал мне совет:
– Не опережай Бога. Пусть Он идет впереди, а ты за Ним. И ни шагу без Него!
Я удивился тогда такому наставлению. Но по прошествии вот уже более трех лет со дня того разговора я вижу, как верно он поставил мне духовную задачу.
Слышал насквозь
Разговор с епископом Павлом Баком утвердил меня в мысли, что моя духовная реабилитация совершилась. Однако мое тогдашнее духовное восприятие было до чрезвычайности обострено. Это было похоже на то, как нос после тяжёлого отравления безошибочно распознает недоброкачественную пищу. Или – на то, как ты после долгого поста хочешь простой и здоровой еды, а все суррогатные продукты, содержащие красители или консерванты, тебе отвратительны. Так было и с моим духом, который перенес тяжелейшее духовное отравление и теперь нуждался, по выражению апостола Петра, в чистом словесном молоке.
Увы, я не находил его в церквях, которые пробовал посещать. Как-то я приехал в мою бывшую церковь. Там проповедовал гость из С.-Петербурга. Слушая его, я слышал его насквозь. Дух и разум того человека были полностью повязаны сатаной.
– Надо же, – подумал я, – и никто не везет его в психушку…
Я понимал, что не за тем прихожу в церковь, чтобы шевыряться в чьей-то отраве. Мне, неокрепшему, нужно было настоящее Слово. Где его было искать? Павел Бак был занят епископской работой в Российской Церкви, он нигде не проповедовал. Иван Асачев тоже был занят административной работой. А Терри был в Калифорнии. Никого другого, в ком бы жили слова Иисуса, я не знал.
Жена настаивала на посещениях какой-либо баптистской церкви. Мне эта мысль поначалу показалась дикой. Но потом я сказал себе:
– Ну, не могу же я, бывая на собраниях пятидесятников и харизматов, все время тестировать их духовные проявления! Я не за тем туда приезжаю. А если не могу, значит, рано или поздно я наемся там какой-нибудь духовной дряни, потому что сами они должным образом себя не проверяют. Лучше уж без всяких проявлений…
О том, что это именно так, я знал не только по собственному опыту. Рисковать же еще раз я не хотел. Оставалось принять предложение Наташи. Она к тому времени уже нашла работу. Офис текстильной торговой фирмы, куда она ездила пять дней в неделю, был на другом конце Москвы. Требовать от нее такой же поездки еще и в выходной день было бы жестоко. И мы решили найти баптистскую церковь, самую близкую к дому. Ей оказалась церковь на Каширском шоссе.
Приехав туда в первый раз, мы попали «на гостей». Пела и играла на духовых команда из Атланты. Пастор-американец проповедовал о любви. Божий человек, он весь лучился этой любовью. Но когда мы приехали в другой раз, все было иначе. Местный проповедник говорил о деноминационных различиях. Меня смутил его усталый и циничный дух. Я подумал: «Такого добра мне и своего хватает». А жене сказал:
– Я больше сюда не поеду.
Следующей по удаленности от дома была церковь на Варшавском шоссе. Мы попали туда впервые на Пасху в мае 2007-го года. Мой дух сразу распознал пастора церкви Геннадия Андреевича Сергиенко – этот человек с чистыми устами! Я жадно внимал каждому его слову. О чем бы он ни говорил: проповедовал ли, призывал ли к пению, оглашал ли нужды или делал объявления, – всё это он делал просто, находя при этом точные и высокие слова.
Его дух был, как его голос, высокий, чистый и добрый. Когда он начинал молиться, Бог слышал его с первого слова, и я, еще не успевая подумать о чем-либо, улавливал каким-то образом этот живой контакт с Небом, и слезы ручьем текли из моих глаз. У баптистов молитвы проходят тихо, и я, закрывая лицо руками и зажимая рот, боялся, что не удержу рыданий, и они вырвутся наружу. Так я научился безмолвно плакать.
Наташа и я приходили туда к Богу. Нам нравилось никого не знать, кроме Него и быть никем не узнанными. Правда, последнее длилось недолго. Сначала меня опознал один брат из хора, он, оказалось, бывал на моих служениях исцеления. Потом я столкнулся с одним из моих сокурсников по теологическому институту. Было ясно, что мое инкогнито не состоялось. Тогда я решил напроситься на беседу к Геннадию Андреевичу, чтобы рассказать всё самому. На удивление он сразу согласился.
Неожиданная поддержка
Та первая наша беседа состоялась 29 января 2008-го года. Я подъехал к Геннадию Андреевичу к четырем. Он принял меня в своем кабинете. Мы сели возле приставного столика. Я представился ему бывшим пастором, который совершил большой грех и оправдал его в своих глазах, через что и потерпел крах в служении. Я рассказал о моих злоключениях не очень подробно. Тем не менее, даже мои скупые слова заставили его глаза округлиться.
– Я ничего подобного не переживал, – признался он.
Когда же я рассказывал о феноменальных действиях слов Иисуса, то подробностей не опускал и делал это намеренно.
К моменту встречи с Геннадием Андреевичем меня стали волновать некоторые теологические подозрения. Именно подозрения. Потому что я, о чем-то догадываясь, не позволял себе двигаться в этом дальше. Я попросту боялся. Ожегшись на молоке, я теперь дул на воду. Потому-то мне и нужен был человек, с кем бы я мог все это обсудить. Доктор богословия Геннадий Андреевич Сергиенко подходил на эту роль как нельзя лучше.
Эти подозрения возникли из естественных в моей ситуации вопросов. Первый из них сам собою вытекал из моих сожалений о случившемся. Почему прежде я не видел в Библии того, что стал видеть теперь? И это касалось, прежде всего, слов Иисуса о Его собственных словах. Например, из Евангелия от Иоанна, глава 6, стих 63 – «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь». Или из пятой главы того же Евангелия, стих 24 – «Слушающий слово Мое… имеет жизнь вечную, и на суд не приходит». И многих других.
Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой: я не видел слов Иисуса о Его словах, потому что глядел на другие слова. «А почему я глядел на другие слова?» – спрашивал я себя строго. «Да потому что так было направлено мое внимание», – отвечал себе я. «А что направляет внимание при чтении Библии?» – опять спрашивал я себя. И тут я был вынужден признать следующее: направляет внимание теология. Именно теологические шоры, с которыми я поступил и вышел из Московского теологического института, с которыми я так успешно начал служение и так печально его закончил, не позволяли мне видеть написанное в Евангелиях черным по белому.
Далее я спросил себя: «Что же определяет ту или иную теологию?» «Очевидно, – ответил я себе, – это происходит при формулировке предмета веры». Проще говоря, во что ты веришь, о том затем и умно говоришь. И тут я признался себе, что в моей вере, пока я был пастором, слова Иисуса не были ее предметом. Они, как уникальный духовный феномен, никогда не были в фокусе моего внимания в таковом качестве. И тут вставали еще более острые вопросы: «А кто изъял Слова Иисуса из предмета веры? Кому это выгодно?» Вопросы эти звучали тем острее, чем чаще я замечал те мои прежние шоры у самых разных проповедников как в Москве, так и за ее пределами.
Другое мое наблюдение подтверждало напрашивающийся изо всего этого вывод. Еще во время Суда слов Иисуса надо мной, когда они жгли меня сверхъестественным огнем и просвечивали, как рентген, своей истиной, я заметил, что Бог неслучайно именно так очищает меня. Ведь как выглядело мое заблуждение на уровне теологии? Я всем сердцем поверил, что слова, которые я слышу, суть самые, что ни на есть, живые слова Божьи и что они-то и являют сегодня Бога Слово на земле. Именно против этого сатанинского подлога и восстал тогда Господь, учинив надо мной Суд словами Иисуса.
Иисус просто взял и явил мне истинные Живые Слова. Он обнажил предо мной их власть в их действии. И это исходило из Его ревности по Собственным словам, которую я спровоцировал своей безрассудной ревностью в ложном направлении. Ведь я же готов был посвятить всю свою жизнь тем «живым словам», подсунутым сатаной. Я даже поклялся на верность им. Я пошел до конца, положив на алтарь веры в те псевдо живые слова всю свою карьеру. Я готов был оставить семью, отдать за них жизнь. На что я еще не решился ради них? Разве что не убивал христиан, как некогда будущий апостол Павел.
Конечно, Бог не опустился до интеллектуальных споров со мной про ложь сатаны. Он просто явил на мне Истину и Жизнь подлинных живых слов и показал мне, в чьих словах подлинно явился Бог Слово. И это были Слова Иисуса.
Обозревая теперь свою драму, я четко видел, как сатана сначала похитил из моей веры подлинно живые слова, и только затем заполнил пустое место своей подделкой. Более того, первый акт собственной драмы я видел уже свершившимся в речах многих других проповедников, которых слушал в те дни с церковных кафедр. Все это говорило об отсутствии верной теологии Слов Иисуса не только в моей прежней вере.
Я различал в проповедях, звучащих с церковных кафедр, и те заменители истины, которые сатана уже успел насадить в вере. Эти наблюдения постепенно складывались в панораму самой настоящей войны против веры в слова Иисуса. С каждым посещением церкви картина главной духовной битвы сатаны прорисовывалась всё подробнее. В конечном итоге такие мои мысли выходили на постановку вопроса об ущербности любого богословия, в котором нет теологии слов Иисуса. Этот вопрос я и хотел поставить перед Геннадием Андреевичем.
Я приготовил для обсуждения несколько тезисов, последний из которых я боялся даже произнести. Я начал излагать его издалека:
– Геннадий Андреевич, если я не прав и как-то оскорбляю Вашу веру, скажите мне прямо. Я сразу закончу. И мы сочтем всё, сказанное мной, бредом сумасшедшего.
После этого я озвучил пятый свой тезис о вреде методологии протестантских фундаменталистов, так как рассмотрение ими Библии как некоего богодухновенного монолита, нивелирует специфику слов Иисуса. Я ожидал серьезных возражений и даже спора. Но к моему удивлению Геннадий Андреевич живо поддержал этот мой полемический взгляд. Он сказал:
– Виктор, я повсеместно вижу, как за безличными принципами, которые сторонники фундаментализма находят порой на периферии Библии, теряется живое отношение к живому Господу. Я нахожу их подход опасным.
Неожиданная поддержка моих теологических догадок несказанно окрылила меня. Если по ходу встречи с Геннадием Андреевичем я то и дело спрашивал: «Как Вам кажется, это нормально так рассуждать? Я не сумасшедший?», то к концу беседы я уже нимало не сомневался в здравости своей позиции. Все известное мне из опыта о словах Иисуса стало обретать твердое теологическое основание.
Мы расставались после трехчасовой беседы почти друзьями. Геннадий Андреевич признался:
– Когда твой сокурсник рассказал мне о тебе, я всё думал: «Почему такой человек нашел пристанище в нашей церкви?»
– Просто я живу с южной стороны Москвы, – объяснил я, – и Ваша церковь была второй на моем пути. А третью я не стал искать, потому что в Вас я нашел человека с чистыми устами.
– Что ты, что ты! – замахал руками Геннадий Андреевич, подавшись от меня.
Казалось, я физически ранил его своей высокой оценкой. Его голос слегка дрогнул, а на глазах блеснули слезы. Такого искреннего самоуничижения я прежде ни в ком не встречал. Я с чувством пожал руку своему новому пастору и, уже не рискуя произнести вслух, помолился про себя: «Господи! Слава Тебе за этого человека!»
Контратака сатаны
Воодушевленный принципиальной поддержкой Геннадия Андреевича, я был готов приступить к подробной проработке своих догадок немедленно. Но в тот же вечер в моем мозге случилась, как потом диагностировали врачи, транзиторная ишемическая атака. Это произошло в одну минуту. Я вернулся домой, сел за стол, вкусно поужинал, но когда встал из-за стола – стены вокруг меня поплыли. Язык перестал ворочаться. Я едва добрался до постели.
Так сатана контратаковал мои намерения развить теологию слов Иисуса, попытавшись уничтожить меня физически. Это и сопутствовавшие ему события полностью выбили меня из привычной жизненной колеи. Я смог приступить к исследованию слов Иисуса лишь спустя полгода. И только к осени 2008-го года я набросал что-то вроде теологического трактата.
В нем было семнадцать глав, сгруппированных в четыре раздела. По замыслу, самой важной главой должна была стать последняя – о главной битве сатаны. Все ведущее к ней было подробно изложено только в той мере, в какой оно работало на эту идею. Поэтому вступление планировалось начать с изложения первого случая из Иисусовой притчи о сеятеле, где Сам Господь ставит проблему похищения Его слов сатаной.
…Вы же выслушайте [значение] притчи о сеятеле: ко всякому, слушающему слово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый и похищает посеянное в сердце его – вот кого означает посеянное при дороге. (Мат.13:18–19)
Позвать читателя к дальнейшему чтению должен был намек на гораздо больший масштаб похищения Слов Иисуса в современной церкви, чем об этом обычно принято думать. В то же время название трактата нарочито прикрывало его главную мысль. Оно звучало так – «Иисус о Своих Словах».
