Czytaj książkę: «Армения как состояние любви»
Հայաստանը սիրո աղբյուր
© Издательство «Aegitas», 2019
* * *
Книга, которая состоялась
Степанакерт. Раннее утро. Телефонный звонок. Голос, близкий к тенору, разве что баритон. Язык русский. Чистый. Без акцента. Явно не армянин. Хотя большин-ство моих соотечественников говорят по-русски практи-чески без акцента. Но тут совсем другое. Тут видно, скорее, слышно было, что со мной говорит не просто русскоязычный, а именно русский. И не ошибся. Теле-фонный адресант представился – Виктор Коноплев…
– Мне о вас говорили. – И даже показали стихи, – сказал я.
– Как хорошо звучит – «показали стихи», – ответил голос в телефоне. Я сам хотел с Вами встретиться.
Договорились о встрече. Улучив момент, я начал читать те самые стихи, которые мне не просто показал, но и вручил выдающийся арцахский поэт, литерату-ровед, переводчик, профессор Сократ Ханян. Именно мой друг Сократ переводил стихи Виктора Коноплева. Привожу концовку стихотворения:
Как возводились Гандзасар, Урек,
Здесь каждая вершина, человек,
На живописном Карабахском плато
Тебе поведает, какую плату
Платил Арцах за мир и честь свою,
Как в прежние столетия молю:
В дни радости и время непогоды
Храни, Господь, Арцах с его народом!
За пролитые пот его и кровь
Наградой будет пусть Твоя Любовь!
Хачкар умолк. Я под своей рубахой
Биенье сердца ощутил Арцаха.
Здесь сделаю маленькое поистине лирическое отсту-пление. Поводом стала рифма «рубаха» и «Арцаха». Это было, можно сказать, сто лет назад. По крайней мере, не меньше полувека. В 1963 году. Об этом, не скрою, много раз писал. Выполнял, как говорилось раньше, врачебное санзадание, в лютый мороз пересекал я по льду реку Камчатку, находясь в трех километрах от районного центра Усьт-Камчатска. Спокойно шел вначале по глубокому снегу, чувствуя внизу ледяную твердь. Всего в двух метрах от противоположного берега в одночасье провалился, словно в пустоту. Я не только весь оказался в воде, но и ощутимо чувствовал течение.
Драма эта была не короткой. Скажу лишь, что со-сулькой полз до Усть-Камчатска, где мои коллеги в районной больнице спасли меня целым литром чистого спирта (больше половины пошло на растирание окоче-невшего тела). Утром в полосатом свитере с воротнич-ком вышел во двор больницы для традиционной заряд-ки. Не заметил, как в открытые ворота вошел старичок, в оленьей кухлянке. Остановился рядом. Не без удивления рассматривал меня и, зябко укутавшись в пеструю шаль, которая никак не подходила к кухлянке, спросил: «Отку-да, друг, в одной рубахе в такой мороз?». Я, не задумы-ваясь, ответил: «Из Карабаха», – и громко захохотал. Старик окончательно убедился, что я чокнутый. Бедный, он, конечно, не знал, что меня взволновала рифма «руба-ха» и «Карабаха». Мало того, вскоре появилось у меня четверостишие, которое прочитал моим коллегам:
– Откуда брат, в одной рубахе,
В такой мороз суровый?
– Издалека, из Карабаха,
А там народ здоровый.
Кстати, я не знал, что бахвальством этим я сглазил именно свое здоровье. Через два дня лицо мое искри-вилось: воспаление лицевого нерва-фациалис. И полго-да ежедневно кололся всякими там витаминами группы «В». Утешением было только то, что в моем арсенале к моему Карабаху прибавилась еще одна рифма.
И вот в Степанакерте, в столице Карабаха-Арцаха, у меня в гостях молодой русский парень, который под своей рубахой ощущает биение сердца Арцаха. Порази-тельно, ведь и запавшее в душу слово «рубаха» не толь-ко синоним «рубашки», «сорочки», «блузки», но это и «настоящий мужик», «хороший парень». Однако о той камчатской истории я тогда не поведал хорошему парню.
Виктор принес мне рукопись книги. Стихи, проза в диалогах. Я, как это водится, при авторе медленно пере-листал кипу скрепленных в большую тетрадь страниц, думая о том, что он поймет: внимательно изучу материал после, когда останусь один на один с рукописью. А пока больше хотелось послушать гостя. Выяснилось, он успел изъездить, исходить чуть ли не весь Арцах. Обзавелся множеством друзей. Чего стоит один лишь факт, что охотно и щедро переводил его сам Сократ Ханян. Более чем в десяти изданиях печаталисьон, конечно, не знал, что меня взволновала рифма «руба-ха» и «Карабаха». Мало того, вскоре появилось у меня четверостишие, которое прочитал моим коллегам:
– Откуда брат, в одной рубахе,
В такой мороз суровый?
– Издалека, из Карабаха,
А там народ здоровый.
Кстати, я не знал, что бахвальством этим я сглазил именно свое здоровье. Через два дня лицо мое искри-вилось: воспаление лицевого нерва-фациалис. И полго-да ежедневно кололся всякими там витаминами группы «В». Утешением было только то, что в моем арсенале к моему Карабаху прибавилась еще одна рифма.
И вот в Степанакерте, в столице Карабаха-Арцаха, у меня в гостях молодой русский парень, который под своей рубахой ощущает биение сердца Арцаха. Порази-тельно, ведь и запавшее в душу слово «рубаха» не толь-ко синоним «рубашки», «сорочки», «блузки», но это и «настоящий мужик», «хороший парень». Однако о той камчатской истории я тогда не поведал хорошему парню.
Виктор принес мне рукопись книги. Стихи, проза в диалогах. Я, как это водится, при авторе медленно пере-листал кипу скрепленных в большую тетрадь страниц, думая о том, что он поймет: внимательно изучу материал после, когда останусь один на один с рукописью. А пока больше хотелось послушать гостя. Выяснилось, он успел изъездить, исходить чуть ли не весь Арцах. Обзавелся множеством друзей. Чего стоит один лишь факт, что охотно и щедро переводил его сам Сократ Ханян. Более чем в десяти изданиях печатались интервью и диалоги с ним. Стихотворение, которое я привел в начале предисловия, оказывается, было написано шесть лет назад. Огромное количество друзей у Виктора в Арцахе и Армении. И я ничего об этом не знал. Оказывается, его стихотворение «Любить Армению по-русски» проходят в армянских школах. Он перевел на русский гимн Арцаха, написал статью о признании Арцаха. Об этом тоже я не знал. Немудрено: все эти годы я совершал плавание на «Киликии» и «Армении». Однако, меня сейчас в первую голову интересует и волнует только его рукопись.
Как только я остался наедине с рукописью Конопле-ва, начал искать в них строки, которые могли бы запасть в душу. Иногда ведь одной строки бывает достаточно, чтобы оценить поэта. Одного образа. Одного сравнения. Известно, что Генрих Гейне как-то весело бросил: «Пер-вый, кто сравнил женщину с цветком, был великим поэтом, но уже второй был олухом». А вот сто лет спустя кто-то добавил к Гейне: «Первым прозаиком был тот, кто женщину сравнил с женщиной». У Виктора Коноплева, к великой радости, я нашел множество строк, которых искал: «Небо Армении-мой третий глаз (термин научный, не мистический)». «Небо Армении – книга времен, в ней я прочел об истоках и смыслах».
Думаю, Коноплев точно нашел суть и смысл исто-рического оптимизма армян: «Поверь, брат мой, народ армянский жив, Пока с ним плоть и кровь Христовой веры». Вряд ли поэт, выводя эти строки, думал о том, кто и когда ввел на Руси христианство. Он, скорее, чувствовал саму историю рождества православия Руси и связи ее (истории) с Арменией. Кстати, Коноплев так и пишет: «Армения трудноопределима в контексте приземленных состояний. Она существует на уровне чувств». Однако есть еще и «уровень» исторических фактов. Вот только один поистине божественный пример. Ибо, именно Богу было угодно, чтобы, армянин по происхождению, византийский император Василий второй, выдал свою родную сестру Анну замуж за русского князя Владимира Святославовича, внука великого князя киевского Игоря и княгини Ольги, которая первой приняла христианство в 957 году. И вполне, как было давно сказано, спасительно законо-мерно, что именно русский князь Владимир со своей армянской женой Анной ввел христианство на Руси как государственную религию. Двадцать шесть лет он правил христианской Русью и именно тогда, как подчеркивают историки, «государство Российское всту-пило в период своего расцвета».
Думаю, не случайно, что многих и многих русских поэтов и вообще русских деятелей культуры на протяже-нии целого тысячелетия тянуло к Армении. Не случайно и то, что великий русский художественный и музыкаль-ный критик, историк искусства, носитель русского национального духа Владимир Васильевич Стасов писал о том, что армяне и грузины пришли в Россию не с пустыми руками, имея в виду прежде всего архитектуру и культуру.
Читая рукописи Коноплева, я вспомнил об одном из самых активных деятелей Карабахского движения – профессоре философии Московского государственного университета Гранте Левоновиче Епископосове. В драматическую пору развала СССР и Карабахской вой-ны он в «Издательстве Московского университета» издал бесценную монографию «Армения в мыслях и сердцах». В ней приведены имена сотен выдающихся деятелей литературы, искусства, науки мира, которые выражают свои искренние чувства об Армении и армя-нах. Среди них больше всего, пожалуй, русских поэтов и писателей.
И вот у меня на столе будущая книга еще одного русского поэта и писателя. Книга об Армении, которая по автору «безгранична и всеобъемлюща со своими» «черными дырами» и галактиками, разве что в отличие от космического пространства в ней нет «вакуума». Книга об армянах, которые, по автору, «как историчес-кая реальность состоялась настолько, насколько состоя-лась сама история человечества». Я думаю, состоялась и сама книга Виктора Коноплева.
Зорий БАЛАЯН
