Czytaj książkę: «Гнездо летучей крысы»

© Виктор Иваницкий, 2020

ISBN 978-5-0051-1651-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я пользовался ею так, как хотел и, если учесть, что точно так же в своё время делал каждый, или, по крайней мере, подавляющее количество «не таких, как все», это было грамотно.

Ею были пропитаны абсолютно все первые листы бесчисленных тетрадей, которые я почему-то именовал дневниками, хотя всё это скорее напоминало наглядные образцы собственной прокрастинации, нежели отчёты о произошедшем.

Она сопровождала меня невероятно долго и, кажется, до сих пор не хочет отпускать. Вернее, я сам отчаянно тяну её на свою сторону.

О, да, это был невероятный опыт. Раздевая её снова и снова, я-таки добрался до того момента, когда снимать уже было нечего, и, намотав её густые волосы на кулак, окунулся с опьянённой головой во всю её бездонную глубину. И, знаете ли, каждый раз, когда я находился в ней, ни разу не посмел подумать о чём-то другом.

Её называют Юность, хотя я считаю, что ей больше подходит имя Жизнь.

Жизнь, которой ни за что не захочешь изменить, но отчего-то всё равно хватаешь за руку другую. Или она тебя.

Это случилось и со мной.

Меня так же схватили за руку.

Часть Первая

1

«Оставайся собой, друг, ты отличный парень, и я ни разу не пожалел о том, что называю тебя другом/ Ты станешь актёром, великим актёром, Станиславский будет смотреть на тебя с небес и плакать от счастья/ За сбычу мечт, что ли/ Мы любим тебя!»

Старый автобус с кожаными сиденьями. С весьма комфортными кожаными сиденьями. Смертный в обуви когда-то популярной американской марки сидит на самом последнем из них. Он увлечён потрёпанным сборником рассказов Джека Лондона, хотя, возможно, он просто ищет способ отвлечься. Тем не менее, на первый взгляд, он вполне доволен. Сегодня, в его день рождения, он взымел кофе-машину, помазок ручной работы, кепку-трансформер и чучело пуделя. Безусловно, подарки необычные, и это серьёзный повод как минимум улыбаться. И этот парень улыбается.

Ерунда.

Он просто пьян.

Почему я так уверен?

Так получилось, что этот парень – я.

Я.

Меня называют Макс. Мама желала дать мне имя Хилари, но, к её сожалению, спиногрыз оказался с семявыносящим протоком, поэтому довольствуюсь римским родовым. Отец – моряк дальнего плавания. Сегодня мне двадцать, но я до сих пор живу со своими родителями. Иногда.

Очередная остановка. Нас, пассажиров, становится чуть ли не вдвое больше. Не мудрено, что шум усиливается, а это отвлекает меня от чтения. Человек в поношенном голубом джинсовом костюме подаёт крепкую руку старой женщине, что не может подняться в транспорт без посторонней помощи:

– Позвольте.

– Спасибо, дорогой мой.

Для неё не имеет значения, как выглядит тот, кто оказывает ей помощь. Её не испугают глубокие фиолетовые рубцы на его зрелом щетинистом лице, по которому из-под шляпы с узкими полями стекают капли пота, её не смутит даже то, с каким интересом он её разглядывает. Она слепа.

– Гляньте, урод помогает уроду!

Шпана в общественном транспорте – это как прыщ на носу всеми ненавистного преподавателя в альма-матере. Хочешь хорошо поглумиться, но опасаешься, так как прекрасно осознаёшь своё положение. А кому-то вообще всё равно.

Но подобные заявления – это уже, согласитесь, слишком.

Я твёрдо уверен в том, что точно так же подумали все, кто услышал этот прокуренный голос, но никто до сих пор не сделал ни одного замечания. Я прячу книгу в сумку и направляюсь к местам, что забиты отморозками. Их четверо: одна пара сидит напротив другой. Я пьян, оттого и уверен в себе.

– Надеюсь, ты сказал это своим друзьям, парень.

Весь квартет из хулиганов уставился на меня. Один из них даже поднялся со своего, нагретого тощей задницей, места. Прямо передо мной. Нет, дрожи в коленях и других признаков волнения не проявилось, мне почему-то не было страшно. Должно быть, алкоголь действительно прибавляет мужества, или же скорее дело в том, что накачанный второсортным дымом рыжий тип, чем-то напоминающий уродливую школьницу, не представляет из себя никакой угрозы. Пустой, и в то же время пренебрежительный взгляд сверху вниз вынудил меня схватить воротник свитера этого «красавца». На секунду я остановился. Слишком смело для меня. Действительно, смело. Но почему бы и нет?

– Всё в порядке, ребята, – раздался голос позади рыжего. Тяжёлая ладонь легла на его плечо и развернула спиной ко мне. Эта рука принадлежит тому самому оскорблённому мужчине. Он кивает мне головой:

– Спасибо тебе, – он медленно моргает и в то же время снова слегка наклоняет голову, – спасибо.

Рыжий, нахмурив брови, садится на своё место. Я поправляю ремень своей сумки и киваю в ответ. Мужчина по-прежнему смотрит на меня. Очень даже добрый и спокойный взгляд, но почему-то я его не выдерживаю и отвожу свои глаза в сторону. И чего они все уставились? Да-да, все пассажиры на следующих рядах смотрят именно в нашу сторону. Я обхожу мужчину и встаю у двери. Моя остановка.

До крика красивое небо. Нет, я не стал драть окружающим уши, но, чёрт возьми, я серьёзно впечатлён. Тут же на ум приходят белые пятна собственной биографии, сюжеты которых сопровождал этот тёплый серый цвет там, наверху. Подобные эпизоды особенно хороши своей непостоянностью. Каждый из них ждёшь, как праздник.

– Друг.

Голос позади меня заставил дёрнуться. Нет, он не был громким, всему виной моя задумчивость и неготовность услышать что-либо так близко. Не успел я обернуться, как тот, кто ненамеренно напугал меня, идёт уже рядом со мной. Тот самый мужчина из автобуса.

– Не думай, что я преследую тебя.

– Да я об этом и не думал. Не успел.

Мужчина улыбнулся и протянул мне руку:

– Меня зовут Генри.

Я протянул свою в ответ:

– Меня зовут Макс.

– Пожалуй, это один из немногих случаев, когда я искренне говорю «взаимно», – улыбнулся мой новый знакомый. Улыбаюсь и я.

– Хорошее место для того, чтобы просыпаться в нём каждое утро, – оглядев улицу, заключил Генри. Я пожимаю плечами:

– Возможно. Я живу не здесь.

– А мой дом – на этой самой улице, уже как пятнадцать лет.

Моя физиономия намекает, будто бы это действительно важно и я понимающе киваю.

Генри снова нарушает тишину:

– Здесь живут твои друзья?

– Подруга.

И снова эта неоднозначная улыбочка, чёрт возьми.

Добрая беседа ни о чём. Рукопожатие. Мы знаем друг друга не более десяти минут.

Алкоголь – шёлковое сердце рода человеческого.

Остатки дня освещают улицу, вдоль которой я иду. Обнажённые фонари, сырые скамейки, закутанные в шарфы девчонки – все смотрят на меня. Каждый элемент встречной полосы по-своему пугает, когда за рулём неуверенный водитель. Я боюсь неизвестности.

Я начинаю трезветь.

Рука движется по влажным перилам. Я поднимаюсь в дом, в котором она живёт. В дом, в котором на лестничных площадках стоят горшки с цветами и кресла. Старые, но всё же кресла. Здесь уютно. Здесь всегда пахнет выпечкой.

Сигарету. Рука тянется в карман сумки. Я присаживаюсь на одно из предоставленных сидений и закуриваю. Никогда не относился всерьёз к названию своей любимой марки сигарет, но было бы здорово, если стечение обстоятельств будет соответствовать тем словам, что значатся на пачке.

«Lucky Srike».

– Макс?

Не могу сказать, что рад её видеть, скорее я просто довольствуюсь тем, что имею возможность говорить с ней.

Проливной дождь, прошедший пару часов назад, не сделал её хуже. Её волосы, которые она обычно выпрямляет перед тем, как выйти на улицу, снова вьются. Я ни разу не целовал её под дождём, но видел её в душе. Сейчас она выглядит именно так, как будто только что вышла из ванной. И на этот раз в одежде. Я доволен тем, что вижу. Она чертовски красива.

Я прекращаю курить, встаю с кресла и кладу свои руки на её талию:

– Отлично выглядишь, Валери.

Валери.

Не «Киса», не «Лапочка» и ни в коем случае не «Рыбка». Такие названия я оставлю на тех особ, что имеют дрянную привычку пить дешёвый алкоголь в парадных, попутно отдаваясь таким же растениям. Стереотип? Возможно. Но, на мой взгляд, именно эти варианты им к лицу.

– Ну да, конечно, – скривилась она.

– Я не устану говорить, что у тебя красивые волосы.

– Да-да-да, и мне они очень идут, – кривляясь, вспомнила мои слова Валери.

– Именно.

– Так что ты здесь делаешь?

– Хочу узнать, почему ты не звонишь.

Она хмурится:

– Обычно ты не приходишь ко мне домой, если я тебе не звоню.

– Обычно ты поздравляешь меня с днём рождения. Сегодня второе сентября.

Валери умело создаёт иллюзию расстройства от того, что забыла:

– Господи, прости, Макс, – она опускает взгляд вниз, – забегалась, забыла. Красивая рубашка.

– Ты это уже говорила.

Она закатывает глаза. Я чувствую себя покупателем, который каждый день спрашивает у продавца наличие несуществующего товара в течение недели. Или даже двух. Разговор может закончиться чем угодно, но я чувствую тупик.

– Может, выпьем?

– Макс, я устала, – протягивает она. Действительно, тупик.

Я убираю руки с её талии. Кто говорит то, что мне не нравится, теряет всю свою красоту. Даже Валери. И всё же у меня выскакивает:

– Прости…

Я не успел договорить.

– Я трахаюсь с другим, Макс. И мне это нравится. Не думаю, что у нас может что-либо быть, после такого-то. Верно?

Неожиданно.

НЕОЖИДАННО.

 
Да так, что я до сих пор не верю в сказанное. Это всё, что я могу сказать о своих ощущениях. Не буду сравнивать с известным ножом, воткнутым в спину или с чем-то в этом же духе. Нет. Это бьёт по голове. И я уверен, что болеть голова будет долго.
– Шлюха.
Она с издевкой улыбается:
– Всё, пока.
Я смотрю в никуда, слушая её шаги.
– Прости, я…
– Отвали, Макс.
Её дверь закрывается.
Да ёб твою мать…
Я медленно, точно в глупом кино, падаю в кресло. Руки не дрожат, но сигареты найти трудно. Я покидаю дом.
 

НАХУЙ.

Похоже, дверь этого подъезда закрылась для меня навсегда, как бы это трогательно не звучало. Хотя, что удивительного? Такое свойственно человеку с влажными глазами.

2

Представь себе любовь. Любовь с хорошим вкусом и изумительными формами. У этой любви тонкое чувство юмора, нежные руки и субтильный темперамент. Круглый беззаботный год ты даришь ей тюльпаны, а через какое-то время обезумевшими глазами смотришь порно с её участием. Я уверен, что ты обомлеешь не меньше, чем я.

Нет желания добираться до дома на транспорте.

Мой шаг такой же медленный, как и композиция, что сейчас звучит у входа в круглосуточный магазин. Я знаю её. Обычно она хоть как-то бодрит, совсем не навивает тоску, но сейчас я представляю Валери, стоящую раком. Она оскорбила меня, и именно поэтому я могу различить все её недостатки. Я увижу едва заметную белесую растительность на её квадратном лице, такую же четырёхугольную задницу, которой она так стеснялась поворачиваться во время секса со мной, припоминаю слюни, что текли сквозь тонкие губы в пьяном полудрёме, но, чёрт подери, как же меня всё это… заводит, что ли. Сзади неё – тип, чьего лица я не вижу. И вертится она на его детородном органе так, как я никогда не видел. И не увижу.

Ёб твою мать!

Именно сейчас мой не самый лучший из миров со всеми своими тайнами, загадками, чудесами и супермаркетами теряет цветные краски, праздники и всё живое. Я не вижу никого. Остался лишь я один.

Один.

Один обманутый полупьяный дурачок среди бетонных стен, измазанных и исписанных теми, кто когда-то ходил по этим улицам. Мгновение, и нелепые рисунки и буквы превращаются в размытые, едва различимые лица. Я бы дал им имена и даже огласил бы своими «друзьями», ведь именно ОНИ не дают мне потеряться.

Тем не менее, каким-то образом я попал во двор. Он незнаком, или малознаком, но сейчас это маловажно. Мне просто нужно сесть. И всё равно, что скамья мокрая.

Мокрая.

Интересно, а на сколько мокрая Валери с новым партнёром?

Чёрт!

Приземляюсь на скамью и снова расстёгиваю молнию в поисках пачки. На этот раз никотиновые палочки оказались в моей руке, как только я опустил её в сумку. О, так здесь ещё и полная бутылка виски!

День Рождения.

День, напоминающий, что не все подарки использованы по назначению.

Что ж, сейчас самое время для этакого порочного пикника.

Закурив, я пытаюсь открыть бутылку. Теперь мои руки дрожат, и это порядком мешает процессу.

Терпение, Макс.

Отлично.

Не скурив и половины цилиндра, я бросаю окурок в сторону урны, даже не досматривая, попал ли он в цель. Не похоже на меня. Хотя, пить на лавочке так же не свойственно моим привычкам, но сейчас я на лавочке, и я, чёрт возьми, пью.

Для меня незаметна крепость напитка, ровно, как и косые взгляды прохожих. Я их просто не вижу, но точно знаю: они смотрят.

А мне, знаете ли, всё равно.

И всё же лучше, когда вокруг никого нет. Не стоит сбегать на последний этаж жилого дома или, ещё, хуже, в подвал. Нет. Достаточно сесть в автомобиль. Сесть и уехать, неизвестно куда. Солнечный свет сменит туман, а дома – лес, окрестности которого никогда не видел. Ничего не будет напоминать о прежней жизни, даже песня на радио прозвучит незнакомая, а значит, голова освободится. А, может, и нет.

Вряд ли я об этом узнаю.

Хотя бы потому, что у меня нет машины.

Более того, у меня нет водительских прав.

Тем временем, вместе с виски уходит и день. Я снова пьян, но всё так же неспокоен. Не зол, скорее ошарашен.

Удивлён.

Расстроен.

Да!

Я должен был сказать: «Я расстроен, Валери». Был бы ведь совсем другой итог.

БРЕД.

«Хм… А знаешь, у тебя дурной вкус».

В точку!

Да нет. Вряд ли бы её это задело.

– Как дела?

Справа от меня садится девушка, или, скорее, женщина. Женщина с полуприкрытыми красными очами и весьма короткой юбкой. Естественно, это не всё, что я увидел, но это первое, на что я обратил внимание.

– Чего уставился?

Я по-прежнему молчу и хлопаю глазами.

– Как дела, говорю?

– А, нормально дела. Да, всё в порядке.

Я делаю глоток и протягиваю бутылку женщине.

– Я бы сказала «спасибо», но она пустая.

Действительно.

– Прошу прощения.

– Ничего страшного.

Она завивает указательным пальцем тонкую прядь каштановых волос и пристально смотрит на меня. Её ноги скрещены, а губы как бы говорят, что я ей симпатичен.

Да, она улыбается.

Если я попал в мир, в котором женщины сами рисуют стрелки, ведущие в кровать, а бытовые проблемы отпускают твоё горло, то это здорово. Если нет, то… Всё же, меня всё устраивает.

– Ну а как дела у Вас? – интересуюсь я, облокотившись на сырую спинку скамьи. Женщина наклоняется ко мне:

– Расскажи мне, почему ты грустишь?

– Я просто пьян.

Она пытается сделать таинственный взгляд:

– А грустишь почему?

– Начнём с того, что меня зовут Макс, – я аккуратно беру руку собеседницы и склоняю голову.

– И это тебя беспокоит?

Моё лицо искажает недоумение. Нетрезвое, искреннее недоумение:

– Всего лишь хотел познакомиться!

Что за дура?!

Я резко хватаю сосуд, что всё это время стоял между нами и встаю со своего места. Сделав несколько шагов, я вспоминаю, что поллитровка испита до дна, после чего возвращаюсь к скамье и демонстративно разжимаю кулак над урной, отпуская горлышко тары. Слух опередил зрение – я понял, что промахнулся.

Промахнулся.

Пожалуй, самое подходящее завершение для тошнотворного дня.

Схватив сумку, я бросаю взгляд на незнакомку. Не могу понять выражения её лица. И всё же шаги уводят меня прочь. Чёрт с ней, с незнакомкой.

– Никому не интересно, во сколько ты встаёшь, Макс.

Чудовищно трудно понять смысл этих слов, а уж тем более будучи под колпаком предмета ирландской гордости.

– О чём Вы?

– Важно то, как ты это делаешь, – её глаза играючи щурятся, – и с кем.

Я всё понял и сказал то, о чём подумал:

– Двести.

С лёгкой улыбкой недопонимания она поправляет волосы:

– Что?

– Сто пятьдесят.

Женщина снова закидывает ногу на ногу и задумчиво отвечает:

– Я полагала, что это ты заплатишь мне за любовь.

Вернувшись на своё место, я кладу сумку на колени.

Незнакомка терпеливо наблюдает за процессом раскуривания мною очередной сигареты. Я выпускаю дым и поворачиваюсь в её сторону:

– Сегодня мой двадцатый день рождения и… В общем, я хочу себе хороший подарок.

Слишком милый смех для проститутки. Да, я развеселил её. Создаётся впечатление, что я знакомлюсь с новоиспечённой выпускницей средней школы.

– Ну, так идём же, Макс.

Она хватает меня под руку и вместе мы покидаем уже пустой и тёмный двор.

Я знал отличное место для продолжения «банкета».

***

– Не кури в темноте.

Одной рукой бабочка держит меня за руку, а другой отмахивается от табачного дыма.

– Выйди мы на свет, дым стал бы менее противен для тебя?

– Нет, Макс, – к знакомому прищуру добавились ямочки на щеках. Странно, что я не заметил их раньше, – просто так нас смогут увидеть.

Кто?

Масоны?!

– Какие, к чёрту, масоны?!

– О чём ты, Макс?

– А ты о чём?

– Ни о каких масонах я не говорила!

В её голосе пробежала нотка обиды. До чего же удивительно: я смог задеть шлюху, которой даже не заплачу. Хотя, наверное, в этом всё и дело. Я слишком хорош, чтобы она реагировала, скажем, нейтрально.

– Звучание в моей голове необычайно похоже на твой голос. Вот и всё.

Она снова демонстрирует ямочки:

– Ты серьёзно?

Конечно же, нет. Я просто запутался.

– Серьёзней некуда, дорогая, – я выпускаю дым в её полуприкрытый рот и гашу пепел о салатовую бетонную стену. Прикрыв глаза, моя спутница втягивает дым, после чего с тихим стоном выпускает его остатки наружу. Она прислоняется ко мне и облизывает мою щёку:

– Возьми меня.

Стоит заметить, что обстановка не самая формальная. Даже для проститутки. Мы находимся на третьем этаже не так давно заброшенного детского сада. Не могу сказать, почему его внезапно «бросили», но я твёрдо уверен, что хочу трахнуть эту шлюху прямо на подоконнике, у которого мы сейчас стоим. Я не сильно толкаю её к стене.

– Раздевайся.

Не отрывая взгляда от моих глаз, она приподнимает юбку и начинает спускать трусы. Чтобы полностью освободиться от них, ей приходится наклониться, из-за чего её лицо попадает под лунный свет. По-прежнему красные глаза. Так же я замечаю лоснящийся лоб и пару прыщей на подбородке. Противно? Ни в коем случае. Учитывая нынешний стандарт женской красоты, я смело заявляю, что практически любой изъян только добавляет шарма. Разумеется, в пределах разумного. Но внешность той, что уже освободилась от нижнего белья и плавно опустилась на подоконник, меня ничуть не смущает.

Вполне вероятно, что дефектов лица я бы так и не увидел, встретив её, например, в супермаркете. Уверен, в амплуа продавца она была бы такой же милой, как и сейчас, будучи работницей коммерческого секса. Вот только у кассы я бы воспринял её иначе: барышня в красной кепке и с преступно маленькой грудью пробивает твой товар и искренне тебе улыбается, потому что ты тоже не промах. Улыбается, не выдавая своей полигамной сущности. Такой подход и бородавку спрячет. А проститутки… Проститутки, в целом, как социальная группа мне не импонируют, отчего я и обратил внимание на всю эту дрянь.

Кажется, я зашёл слишком глубоко.

И речь идёт вовсе не о крайней плоти – как раз-таки наоборот: друг задремал, как наркоман в Эрмитаже.

– Что-то не так?

– Всё в порядке, я всего лишь не потрахаюсь.

Её мимика рисует сожаление. Блудница опускается на колени и начинает «будить спящего».

Я точно знаю, что это бесполезно.

Бесполезно, как и всё, произошедшее за последние часы. Точно не могу сказать, сколько прошло времени с того момента, как я присел на скамью, зато твёрдо уверен в том, что было бы лучше разойтись по домам.

Просто разойтись по домам, как только она села на чёртову скамью!

Тем не менее, я остаюсь здесь. Со спущенными штанами и грустным членом во рту рабыни любви.

– Макс, что происходит?

Я снова говорю, не подумав:

– Вымышленное семяизвержение и такой же фиктивный крик удовольствия. Вставай.

По-моему, ответ получился достойный.

Настроение приподнято.

Хотя бы настроение.

Она облизывает губы и опять приземляется на подоконник.

– Ты волнуешься?

Я застёгиваю ремень и пожимаю плечами:

– Нет, что ты. Я уже имел дело с девчонками вроде тебя, просто они не сразу говорили о своём интересе к древнейшей профессии.

– Тебя предали?

Я улыбаюсь:

– Ага. ПОИМЕЛИ.

Путана тянется к воротнику моей рубашки.

– Макс…

– Как тебя зовут? – спрашиваю, отстранив её руки.

– Бити, – растерянно отвечает она. Явно неожиданный для неё вопрос.

– Спасибо тебе, Бити.

– За что? – спрашивает Бити. Я же делаю вид, что не слышу. Я спускаюсь вниз.

Действительно, пора домой.

3

– Что-то ты рано.

Мама вышла в коридор, как только услышала звон ключей за дверью.

– Привет, – отвечаю я, поцеловав её в щёку.

– Ну и?

– Что «ну и»?

– Почему так рано?

Нет желания вести диалог. Я не устал и не хочу спать.

Моя мама пьяна.

Да, сегодня юбилей родного сына, праздник, но, чёрт возьми, это уже четвёртый раз за неделю!

– Нагулялся.

В ответ мама изображает лицо, как будто бы её обвинили в убийстве:

– Я не поняла.

– Ничем не могу помочь, – отвечаю ей, попутно развязывая шнурки.

– Что за тон?

Сняв кеды, я снова целую её в щёку:

– Доброй ночи.

Меня тормозит рука, вцепившаяся в воротник.

– Меня заколебал твой пубертат, – шипит голос за спиной.

Я отстраняю руку:

– Какой ещё пубертат?

– А я думала, ты начитанный.

Мама любит лишний раз задеть меня, если я не знаю значения какого-либо слова.

– Мне жаль.

Я закрываю дверь своей комнаты.

***

Мои пальцы плавно опускаются на клавиши чёрного рояля. Дождь снова барабанит по стеклу, тем самым превращая мои окна в нелепые картины. Хотя, это дело вкуса.

Возможно, ты и сам когда-то играл на рояле. Тебе мешал шум за окном, тебя отвлекали посторонние звуки. Ты закрывал крышку инструмента, запивал раздражение чем-либо крепким и подходил к окну.

Что ты видел?

Я вижу неизвестных мне людей. Кажется, они пьяны. Перед ними стоит человек маленького роста. Пока он вытирает слёзы руками, кто-то из шпаны наматывает на его шею шарф иногородней футбольной команды.

– Давай!

Маленький человек кивает головой и направляется в сторону арки, выкрикивая название сообщества. Если его услышат местные хулиганы, а они его точно услышат, то тут же растерзают вместе с шарфом.

Шпана это обязательно зафиксирует.

И если весь мир действительно театр, то куда лучше быть режиссёром. Не так ли?

– Перекусишь, Макс?

Мама не успокоится до тех пор, пока не ляжет спать.

– Естественно, мам.

– Тогда давай скорее.

– Иду.

Томно вздохнув, я отправляюсь за стол.

– Налить тебе фруктовый сок? – улыбается мама. Да, она улыбается так, как будто бы никакой стычки в коридоре и не было. Это не странно. Но это почему-то раздражает.

– Да, пожалуй, – улыбаюсь я в ответ.

– Тебе томатный или апельсиновый?

– Апельсиновый.

Пока оранжевая жидкость заполняет стакан, я разрезаю стейк и обращаюсь к маме:

– Ты сказала: «фруктовый сок», но помимо апельсинового предложила томатный. Почему?

Закрыв бутылку из-под напитка, мама нахмурила брови:

– Что «почему»?

Ну, подумаешь, ошиблась. Я же знал, что она не в себе. Да какая, к чёрту, разница, в каком мама состоянии? Все имеют право на ошибку. Но, тем не менее, я продолжаю капать воском на серое вещество.

– Томат – это овощ.

Мама, не отводя от меня взгляда, ставит напиток в холодильник, после чего мотает головой:

– И хозяйка я плохая, и как мать отвратительная, так ещё и тупая, к тому же!

– Ничего подобного!

По щеке моей мамы катится слеза:

– Прошу, уйди.

– Мама…

– Уйди!! – она хватается за скалку, – пошёл вон!

Естественно, я встаю из-за стола и направляюсь к двери.

Когда шнурки были зашнурованы, а все пуговицы застёгнуты, я напоследок заглянул на кухню. Мама плачет. В момент, когда лицо самого дорогого мне человека покрывается влагой, я тихо покидаю квартиру.