Czytaj książkę: «Тверские перекрёстки. Выпуск 4»

Czcionka:

Редактор Виктор Алексеевич Серов

Дизайнер обложки Виктор Алексеевич Серов

ISBN 978-5-0059-0682-3 (т. 4)

ISBN 978-5-0056-1208-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дорогой читатель!

Альманах «Тверские перекрёстки» продолжает поэтическое путешествие по Тверскому краю, его отдалённым уголкам и знакомит читателей с творчеством как состоявшихся, так и начинающих художников слова.

В сборнике «Тверские перекрёстки – 4», в который вошли произведения авторов из городов Твери, Максатихи, Вышнего Волочка, Бежецка, Нелидово, спешим поделиться своими новыми стихами о Родине, любви, природе, о жизни.

Радуемся, грустим, переживаем в своих строчках, невольно раскрывая перед миром заповедные уголки своей души, надеясь найти живой отклик в каждом сердце.

Алла Елисеева

Вера Грибникова
г. Тверь

Член Союза писателей России, член Союза писателей Крыма.

Лауреат премии княжны Глинской всемирного конкурса русскоязычной поэзии «Надежды лира золотая» (Нью-Йорк. США), победитель многих Российских литературных конкурсов и фестивалей.

Создала и 10 лет руководила литературно-музыкальным клубом «Роса». Ныне руководит Тверским областным творческим объединением «Ковчег», которое в этом году отметило десятилетний юбилей.

Член литературного совета альманаха «Новый Енисейский литератор» города Красноярска. Член совета Тверского Областного Содружества писателей Верхневолжья. Активно сотрудничает с Российским Центром провинциальной литературы «Глубинка», ведёт семинары в музее-заповеднике Ф. И. Тютчева. Член жюри Российских и Международных литературных конкурсов и фестивалей в Твери, Москве, Крыму, Красноярске. Награждена медалями И. Тургенева и А. Твардовского.

Автор трёх поэтических сборников («Роса», «Соло», «Зимородок») и книги для детей «Мишутка». Стихи, проза, публицистика печатались в различных альманахах, журналах, газетах не только в Твери, но и в Канаде (г. Торонто), Белоруссии (г. Гомель), Чечне (г. Грозный), Украине (г. Киев), Москве, Пскове, Кондопоге, Кирове, Сергиевом Посаде, Ижевске, Ростове на Дону, Красноярске, Санкт-Петербурге, Калуге, Саратове, в Крыму и Болгарии…

На стихи Веры Грибниковой написаны более 30 песен.

Ночная гавань

В гавани ночная тишина.
Прикорнул у пирса пароходик.
Ласковая нянюшка-волна
Песню колыбельную выводит,

И прибрежный засыпает мир,
Повинуясь шелестящим нотам.
Крепко спит измученный буксир,
Уморила бедного работа.

Почивает шустрый катерок
И во сне причмокивает даже.
Дрыхнут, как сурки, без задних ног,
Две неповоротливые баржи.

Дремлют пассажирские суда.
Вьются сны над братией плавучей.
Что им снится? Рейсы? Города?
Люди? Грузы? Маяки на кручах?

В гавани прохлада и покой.
Бакены и те клюют носами.
Лишь один кораблик – золотой
Не спеша плывёт под небесами.

Да настырно пробует свирель
Где-то под кустом сверчок бессонный.
«Тише, тише,» – шепчут няньки-волны,
Колыхая зыбкую постель.

Подкова

Подсказки поверий – житейской огранки слово.
Из треснутой чашки не пью, услыхав примету.
А нынче узнала, что конь твой сронил подкову.
Ах, как же хотелось найти мне потерю эту.

Ах, как же мечталось владеть оберегом доли.
Не ради богатства, а потому, что твой он.
Глаза проглядела в лугах, у реки, на поле,
Но видно другим счастливцем он был присвоен.

А может не найден вовсе гарант успеха,
Лежит себе где-то, ржавея, сия пропажа.
Луга обросли стогами, и ты уехал.
Ни строчки письма, ни вестей, ни привета даже.

В селе зашептались, мол, «девка дошла до точки,
А он «растрепал» и в город, живи с позором».
Ох, солоны были мои горевые ночки,
Иконы смотрели строго, с немым укором…

Рвануть бы к тебе, любимый, из этой ямы,
Вагонным окном листать километров тыщи.
Да только куда рванёшь от лежачей мамы…
А счастье, быть может, впрямь и на печке сыщет,

Слезинки мои осушит, научит снова
Встречать без тоски рассветы, смеяться вволю…
И верно! Свершилось чудо, нашлась подкова,
Не возле реки, не в лугах, и не в чистом поле.

Синичкой порхаю, с делами справляюсь ловко,
Тяжёлых сомнений камень с души снимаю.
Под сердцем храню я бесценную ту подковку:
Сыночек иль доченька, это решится в мае.

Вышивальщица

Переделала дела,
Протянула нить в иголку,
Плавно песню повела,
Не привыкла втихомолку.

Грёзой высветлило взор.
Ожила иголка в пальцах,
И мелодии узор
продолжается на пяльцах.

Завиточек, лепесток…
Под руками чаровницы
Полотняный лоскуток
Скоро в чудо превратится.

Славя женскую судьбу
Гладью радужного шёлка,
На холсте творит волшбу
Песня, вдетая в иголку.

Августейшее

И вот он предо мной – осенний путь.
А я ещё у Августа в объятьях
И в звёздные глаза его гляжу.
У сентября не хватит куражу
Нас разлучить. И я цветное платье
На тёмный драп сменю когда-нибудь,
Но не сейчас, покуда зной в груди.
А листопад велит считать потери!
Но Августейший обещал не зря
Вернуться к середине сентября.
Я обещанью безоглядно верю,
И две недели счастья впереди!

Сумерки года

Изморось приветствую зонтом.
У крыльца разлит кленовый суп.
Небо рыхлым серым животом
Трётся о персты фабричных труб.

Потерял красу рекламный щит.
Ветер, присмиревший и незлой,
Трогает прохожих за плащи,
Просится погреться под полой,

Не сдвигает шляпы набекрень,
Не взвивает листья выше крыш.
Бедный, бледный коротышка день
Смотрит, как заплаканный малыш.

Хлюпает и тянет на себя
Одеяло ранней темноты.
О нарядах отнятых скорбя,
Ропщут обнажённые кусты.

Строки утешенья всем даря,
Узенькой аллейкою бреду…
Траурное царство ноября.
…Самое печальное в году.

Жара

Над асфальтовой жаровней зной колдует.
В блюде – люди, зелень, кубики-дома.
Ветер предал нас и даже в ус не дует!
В этом пекле так легко сойти с ума.

Проскакал с утра незрелый дождь, ликуя,
Но жарою был пленён, не сладил с ней.
Так влюблённые, срывая поцелуи,
Жажду страсти распаляют всё сильней.

Ливня ждёт земля, лишь он, животворящий,
Вожделенную дарует благодать.
…Ты целуй меня покрепче и почаще,
Этой ночью нам грозы не миновать!

Вопросительные знаки

Глухота твоих дверей.
Дом, утопленный во мраке.
Придорожных фонарей
Вопросительные знаки.

Неба крапчатый плафон.
Дум разрозненные звенья.
Онемевший телефон.
Озверевшие сомненья.

Остановка. Будки зев.
Расписанья пара строчек.
Комариный злой запев.
Пса бездомного клубочек.

Мир… разъят на «я» и «ты»,
Да глаза больной собаки.
И глядят из темноты
Вопросительные знаки.

Барвинки

Меж любовью и дружбой не строят мосты.
По теченью нестись или плыть против воли?
…Безраздельно в судьбе моей царствуешь ты.
Я в твоей только гостья, не боле.

Сердце, сердце, как ты ошибиться могло?
Потянулось к чужой половинке.
Речка скована льдом. Все пути замело.
Но в снегу полыхают барвинки!

Бьётся синее пламя нездешних цветов,
Обжигая тоскою и страстью.
…Но со мною уже попрощаться готов,
Ты, пресыщенный нежною властью.

За цветами тянусь по колено в снегу.
Сон ли? Бред? Что творится со мною?
…Я прожить без тебя, несомненно, смогу,
Но какою ценою?…

Ночная гостья

Окошко распахну: «Вселенная, вплывай!
Не уместиться всей? Так малою частицей,
Крылатой, ветровой, лилово-чёрной птицей.
Отведай хлеб да соль. Удался каравай?

Заварим крепкий чай, затеем разговор.
О детушках своих поведаю, о внучке.
А, хочешь, сладим стих, и шустрой авторучке
Доверим чистый лист выплясывать узор.

К тому ж, пока луна гнездится в тополях,
Ты сможешь отдохнуть, моя ночная гостья.
Вот кресло, вот кровать. Ведь это так не просто —
Выращивать миры в космических полях.

Тебе я подарю свечи огонь живой,
А ты мне – шум листвы и росный запах луга…
Как жадно и легко мы слушаем друг друга,
И пульс иных планет я чувствую, как свой.

Но крыльям недосуг. Ну, что же… в добрый путь.
И вот уж из дали ты смотришь звёзднооко.
Спасибо-о-о!..
…Если мне вновь станет одиноко,
Я знаю, нужно лишь окошко распахнуть.

Позови меня в юность

Позови меня в юность, в окошко моё постучи,
Чтобы сердце забилось, как птица, попавшая в сети.
Ночь баюкает месяц в перине из звёздной парчи.
Ты меня убаюкай в объятьях своих на рассвете.

А пока не покличет зарю голосистый петух,
Мы разделим с тобой на двоих эту темень ночную.
То, что в мыслях твержу, не осмелюсь я высказать вслух.
Пусть раскроются губы, но только лишь для поцелуя.

Мне бы вновь ощутить, как ладони твои горячи,
Как могучею силой лучатся влюблённые очи.
Позови меня в юность, в окошко моё постучи,
Подари мне сегодня волшебное таинство ночи.

Осеннее соло

Любимая, прощай… Кружится листопад
И паутинки в воздухе плывут.
Под соло сентября шагаем наугад…
Последнее немое рандеву.

Ты рядом, но, увы, всё так же далека,
Как радуга, венчающая высь.
Не тянется уже к твоей моя рука:
Ладони по карманам разбрелись.

Любимая, прощай… Не стали мы близки,
Сними оковы и уйти позволь.
Слились давным-давно мгновения тоски
В привычную, мучительную боль.

Пусть память сохранит огонь душевных ран
И губ твоих несбывшихся тепло.
Давай же завершим не начатый роман,
Соломинку надежды унесло.

Непросто привыкать к звенящей пустоте,
Хотя вокруг такая суета.
Десятки женских глаз, но все они не те,
Не те улыбки, грация не та.

Твой тихий-тихий вздох, и чуть печальный взгляд
Надежды не подарят, не вернут.
Я верил в ледоход, но кружит листопад,
Свидетель этих тягостных минут.

Лишь груз прошедших лет, да колкая молва.
Прощаемся. В том некого винить…
А листья всё летят, … как мёртвые слова,
Бессильные что-либо объяснить.

Ромашка

Осенняя тоска. Пожухли травы.
Пейзаж уныл и неприглядно пуст.
И вдруг над придорожною канавой
Цветёт ромашка – пышный, белый куст!

Во все глаза я на явленье это
Гляжу и взор не в силах отвести.
Как уцелел ты, отголосок лета?
Где силы взял так радостно цвести?

Ведь над тобой не бабочки порхают —
Листва кружит, пророча холода.
А крохотные солнышки кивают,
Удачу обещая нагадать.

Но обрывать соцветия не буду,
Гадание мне вовсе ни к чему.
Продлись чуть-чуть, октябрьское чудо,
Я верю обещанью твоему.

Свети, пока замешкались морозы,
Лучистый факел солнечных полей.
Дари воспоминания и грёзы,
И пусть светлеют лица у людей.

В ряду калашном…

Мне критики твердят: «О чувствах не пиши!
О них уже давным-давно всё рассказали
Есенин, Пушкин, Блок… и попадёшь едва ли
Ты в их калашный ряд из нашей-то глуши.»

Но о любви молчать, увы, не по плечу —
Превыше всяких сил! И я, презрев сомненья,
Про тяжкие часы и чудные мгновенья
Свои-свои-свои строчу-строчу-строчу!

О власти ни гу-гу, о выборах молчок,
Не стану никогда писать о чём-то зряшном,
Лишь о большой любви! Глядишь, в ряду калашном
Нет-нет, да и мелькнёт мой скромный пятачок.

Цена вдохновения

– Остынь! Одумайся! Не смей!
Давно ль откаркали вороны?
Пусть, поменявший кожу, змей
Напрасно ждёт в укромье кроны.

Не верь тому, что шепчет змей,
Остынь. Одумайся. Не смей!

Румяный краснобокий шар —
Червей вместилище, не боле.
А соком вызревший нектар —
Смесь унижения и боли.

Искусно соблазняет змей.
Не слушай. Не смотри. Не смей!

Придёт расплата за грехи.
Не отдавай души, не надо.
Зачем ей погибать от яда?!

– А вдруг получатся стихи?…

На пепелище…

Юрию Н.

Я знаю, ты привык держать судьбы удары.
Последний был – под дых! Как выдержать его?
Живому нужно жить, но пламенем пожара
В душе ярится боль за сына своего.

Её не погасить ни временем, ни водкой,
Ни сотнями дорог, ни сотнями затей.
Была сыновья жизнь отчаянно короткой.
Немыслимый удел – переживать детей.

Отшелестит сентябрь, отсеребрится поле,
И будут по весне капели ворожить…
А в сердце – уголёк непреходящей боли.
Она – твой тяжкий крест.
И всё же нужно жить…

Помню…

П. В. Рыжову

Бывало, в детстве, в стареньком дому,
Посумерничать сядем в тишине
С любимым папкой. Ластимся к нему
И просим рассказать нам о войне.

Погладит наши русые вихры,
И усмехнётся уголочком рта:
«Храни Господь от горестной поры.
Да минет вас такая страхота».

А мы не унимаемся: «Папуль,
В шкатулке есть медаль и ордена.
Ты бил фашистов, не жалея пуль?
Тебя героем сделала война?»

И за вопросом сыплется вопрос.
А папка, неожиданно, в ответ:
«Однажды к нам в окоп спустился пёс,
Такой смышлёный, просто спасу нет.

Его мы научили танцевать.
Он весело кружился под гармонь.
Я с ним делил походную кровать.
Ещё был у меня любимый конь.

Я больше не встречал таких коней,
Как вспомню Урагана – сердце мрёт…»

Рассказывал нам папка о войне,
Изладясь не затрагивать её.
Семейную, родную тишину
Не заносило гарью лютых дней.

…Из книг и фильмов знаю про войну.
А папка не рассказывал о ней.

Судьбе

Былого груз… Грядущего туманность…
Сегодняшнего утра торжество.
Воспринимать судьбу свою, как данность,
Наверное, разумнее всего.

Являясь в мир в означенные сроки,
Вверяемся судьбе, и мы в пути.
Вот только бы усвоить все уроки,
Вот только б мимо знаков не пройти.

Как важно в жизни быть самим собою.
Мне ведомо теперь, что ты, судьба,
Рифмуешься с борьбою и мольбою,
И с ужасом позорного столба.

Кишмя кишат соблазны и пороки,
Но веря, как слепец поводырю,
За все (и даже горькие) уроки,
За каждый шаг тебя благодарю.

Чтоб не обуглил ярый пламень душу,
Не оглушала медная труба,
Чтоб чёрный омут выпускал на сушу,
Учи меня, наперсница-судьба,

Событиями, встречами, врагами…
Зажги во тьме спасения лучи.
Веди вперёд, и прямо, и кругами,
Но только от небес не отлучи.

Елена Лучнёва
г. Тверь

Лучнёва Елена Ольгердовна – поэт, детский поэт и писатель.

Член Союза писателей России.

Участник литературной мастерской «Кипарисовый ларец» (Литинститут им. Горького)

Автор 4 сборников стихотворений, многочисленных публикаций в литературных журналах, газетах, поэтических сборниках.

Победитель, лауреат, дипломант, призёр, финалист международных, всероссийских и региональных поэтических фестивалей и конкурсов, в том числе «Петербургский ангел», «Славянская лира» (Минск), «Мгинские мосты», «Классики и современники. Пушкинский сезон» («Литературная газета») и многих других.

Слово

Не упрячу себя в многословности,
Открываясь на выдох-вдох…
Есть одно только Слово – Бог,
Остальные слова – условности!

2013г.

Первый день Служения

Был день обычен.
Тысячи стремились
омыть грехи водою Иордана

и, властью данной
свыше Иоанну,
принять крещенье
под Пророка дланью…
Больные, нищие, купцы и силачи
там были,
фарисеи, саддукеи…
Иудеев толпы

на берегу грехи свои бесстрашно оглашали
и, раздирая в прах рубахи, соглашались —
нет, умоляли, – грех свой посечи
водой, как слёз потоком…
только
издалека, не узнанный толпою,
в пыли пустынной каменной дороги
явился – о, безгрешный Человече! —
Ты, Божий Сын! И в ликованье страха о Боге
возопил Пророк Предтеча:
– Ты Тот, Чьи недостоин я сандалии здесь развязать! —
и мне ль крестить Тебя?!
Крести Огнем и Духом!
…Твердо и любя

вмиг остановлен был
его святейший пыл:
– Закон пришел исполнить,
делай правду!
И Глас был с неба… о Любви, о Сыне…
И Дух, как голубь, сшёл. И наш Господь отныне
явил себя в трех лицех:
и грешных и провидцев —
всех – указав Спасенье
в день Своего Крещенья…
В день Богоявленья…

2016г.

Волговерховье

Приезжай в нашу Тверь вдохновиться поэзией ветра,
Ты услышишь здесь песни истока российской души:
Волга-матушка льётся в старинных размерах – иль в метрах,
Но, стремясь в бесконечность, пока никуда не спешит.
Величавой и гордой ей стать еще в будущем надо,
Кораблями пронзённой, в иные миры уходить,
А пока, на земле моей, – тихой и светлою правдой
Будет в сердце струиться, изгнав неуместную прыть,
Бестолковых и чёрных пустот заполняя резоны,
В путешествие к свету вести ручейками любви.
Не пристало доказывать ей, почему перезвоны
Храмов тысячелетних – у русских в глубинах крови,
Почему за погост, почему за берёзовость света,
За лихой перепляс и за нашу вселенскую грусть,
В бой солдаты идут, и над строчкою бьются поэты…
Ты послушай истоки, а я… доказать не берусь,
Почему надышавшись «тверскою губернией» вдоволь,
Наш великий поэт, воспевая красоты земли,
Возвращался сюда, в край, где избы как будто по-вдовьи
Приклонившись к березам, окошками в землю вросли.
Почему за покой деревенек, в веках растворенных,
Умирая, – мы знаем, – воскреснем в Отчизне родной,
Почему, от рожденья водою реки упоенный,
Я пою о Любви, и ведом лишь Любовью одной.

Этой песне, рожденной от Шёпота Слова, не веришь? —
Не пришло твое время, не хочешь – не пой и не верь…
Опустевших миров открывая бессонницей двери,
На часок загляни в нашу славную добрую Тверь…

2019г.

Старый мост

Наш Старый мост – как золота венец
В тверских осенних прядях…
Лист – запоздалый осени гонец
Плывет по водной глади.

Еще согреет луч
осины дрожь,
Но тучи – низко,
И спрятана в амбарах прочных рожь,
И холод близко…

2016г.

Февраль-Поэт

Взмывает мыслью в небо беспилотник,
вспугнув грачей и стаю воронья.
Февраль – чернильниц верный соработник —
устав от луж январского вранья,
слегка вулкан чернильницы припудрит,
оставит окна кляксами в снегу,
взобьёт ветрами ивовые кудри,
припорошит озёрную шугу.
Замерзнет слёз недавних след оконный —
что толку плакать, если ветер свеж,
мороз ядрён, а дым печей посконный
куда милей костров у древних веж¹.

От дыма плакать – не от слов лиричных! —
никто не заподозрит слабину…
Кочевник в прошлом, нынче – гость столичный —
чернильниц измеряю глубину
и мыслью, от бессонниц воспалённой,
чернильных войск выстраиваю вязь,
Поэзии бесслёзно-окрылённой
и радуясь, и веря, и дивясь!
И, обернув бумажною салфеткой
плаксивое шампанское Моэт,
возьму взаймы немного рифмы редкой, —
merci, mon cher ami, Февраль-Поэт!..