Czytaj książkę: «Свадебный бык»

Czcionka:

ISBN 978-5-0062-6379-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Нижеследующий текст является художественным произведением.

Все действующие лица, характеры героев, являются вымыслом автора, и любые совпадения с действительностью случайны. События и ситуации вымышлены автором.

Крупный мужчина в светлой футболке и спортивных брюках остановился на пригорке и беспокойно оглядел летнюю степь. Солнце палило нещадно. Он вытер пот со лба и прислонил к себе короткую узловатую палку, что нес в левой руке. Нервно достал из кармана мятый лист бумаги и, прищурив выпуклые, словно у быка, глаза, долго сопоставлял местность со схемой.

Потом решительно двинулся дальше. Наконец он увидел вдалеке коровники фермы.

В это время из-за пригорка, метрах в ста, показался молодой пастух – видимо, тоже держал путь в сторону фермы. На свою беду он заметил мужчину; остановился, проследил за чужаком в бинокль и помахал ему рукой.

«Незнакомец. Наверное, заблудился», – решил пастух. Однако мужчина никак не отреагировал на его жест. Тогда чабан засунул два пальца в рот и по-разбойничьи засвистел. Свист разрезал степной зной, на мгновение даже заглушив стрекот кузнечиков; рядом с парнем из травы выскочил оглушенный заяц и дал стрекача, выписывая восьмерки.

Путник вздрогнул, ища глазами свистуна. Серо-зеленый костюм чабана потерял цвет и почти сливался с летним пожелтевшим ковром степи.

Пастух накинул свою кепку на палку и повертел ею над головой.

Наконец путник заметил его и неохотно пошел навстречу.

– Салам аллейкум, – поздоровался гость прокуренным голосом, приближаясь к парню.

– Ва аллейкум салам, – дружелюбно ответил пастух.

Тут в степи любой новый человек – событие. Пастух с интересом разглядывал незнакомца: толстый, с лоснящейся от пота кожей и бледным лицом, полными лиловыми губами и коричневатыми кругами вокруг больших, навыкате, глаз. Заметил пастух и наколки на коротких толстых пальцах, что держали узловатую палку.

«Городской. Уголовник, что ли? И травкой, похоже, балуется, – отметил чабан про себя. – На беглого не похож. Взгляд скользкий. Что же этому шкафу в степи понадобилось?»

– Собаки тут бывают? – спросил мужчина, будто за ними он и забрался в такую глушь. А тем временем глаза ощупывали пастуха, его старую винтовку с треснутым прикладом и намотанной в несколько слоев тонкой медной проволокой.

Юноша пожал плечами и снисходительно улыбнулся:

– Кругом фермы. Конечно есть. Как же без собак?

Вероятно, чужак решил, что пустых разговоров достаточно и пора переходить к сути. Взгляд его стал холоднее.

– Где чабана Заку можно найти? Он мне нужен, – отрезал незнакомец.

– Случилось что? Я с другой, дальней фермы, – пожал плечами пастух. – Заку, наверное, коров пасет, где-нибудь вон там, – указал он ярлыгой налево и предложил: – Идем на ферму, там наверняка кто-то есть, спросим.

– Нет, все ништяк. Один вопрос хотел с Заку перетереть, – уклонился мужчина от приглашения на ферму. – Значит, там, говоришь? Ну, от души.

Чужак облизнул толстые губы и свернул влево. Пастух посмотрел вслед, усмехнулся и пожал плечами. Мало ли странных чужаков по степи ходят. И легко, будто не было изнуряющей жары, продолжил путь в сторону виднеющейся вдали фермы.

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ * * *

Через некоторое время пришелец вынужден был снова остановиться. Со стороны фермы к нему бежал тот же пастух – только на этот раз с направленным на него ружьем, чуть пригнувшись и что-то выкрикивая.

Чужак застыл и напряженно прислушался.

– Стой! Стоять! – наконец услышал он, что кричит ему пастух.

Мужчина быстро обвел взглядом безлюдную степь. Определенно это относилось к нему, больше здесь не было ни души.

Пастух приблизился, шумно дыша и, отрывисто скомандовал:

– Руки!

Недоумение отразилось на лице пришельца.

– Ты че, пацан? Чего надо? Ружье-то убери! – Его глаза навыкате тяжело уставились на молодого чабана, пытаясь осмыслить происходящее.

– Заку он ищет! Счас я тебя в ментовку отведу! – дрожащим от волнения голосом сказал пастух, подходя близко к уголовнику, – там… там человек убит!

– А при чем тут я? Обкурился? – Глаза бугая готовы были выскочить из орбит. – Значит, в ментовку меня отвести хочешь? Хитро, там-то на меня в момент навесят…

Но пастух, казалось, не расслышал чужака.

– Давай, топай! Там тебе все расскажут! Судя по наколкам, это для тебя привычное дело. А дернешься – шкуру попорчу! – Воинственный чабан показал дулом ружья, куда идти.

Незнакомец сплюнул на землю и оскалился.

– А ну брысь отсюда, сопляк! Я сейчас это ружье тебе в задницу засуну! – закипел уголовник и перехватил рукой узловатую палку в положение, удобное для замаха. – На меня вздумал наехать! Да ты кровью харкать будешь…

С лиловым от гнева лицом он сделал маленький шаг вперед.

На долю секунды молодой пастух замешкался, растерянность мелькнула в его глазах – не ожидал, видно, такого сопротивления или представлял все по-другому. Но в следующее мгновение перевел дуло винтовки с груди на ноги пришельца и отступил на шаг:

– Стой! Стрелять буду!

– Да ты что, сука? Стрелять? В меня? – Хищно раздувая ноздри, пришелец еще на шаг приблизился к направленному на него ружью. – Так за что? А?

– Ты знаешь, за что! Стой! – снова крикнул юноша; теперь в его голосе читалась паника. – Стой! – повторил он, медленно пятясь, и в этот момент запнулся о кочку.

Противник воспользовался этим и рванулся к ружью. Пастух проворно отскочил назад и нажал пальцем на спусковой крючок. Боек сухо щелкнул, но выстрела не последовало. Подвело старое ружье молодого хозяина.

Бывший зек взревел:

– Ах, ты падла! – И неожиданно быстро для своего возраста и бочкообразной фигуры метнулся к чабану.

Дальше пастух действовал интуитивно: он дернулся назад, повторно взвел курок и нажал на спусковой крючок.

Но разъяренный урка успел рукой отвести ствол в сторону. Ружье выплюнуло в степь заряд картечи, рассчитанный на волка. Выстрелы рядом с головой оглушили пришельца, но не остановили его.

Дальнейшее произошло так же быстро, как картечь покидает ствол после удара бойка.

Юноша заметил взметнувшуюся руку противника, увидел короткую молнию блеснувшей «финки», непонятно откуда взявшейся у незнакомца. А затем его пронзила острая боль.

Удар ножом в отличие от выстрела оказался беззвучен, но безжалостен и точен.

Мужчина ловко выдернул нож из груди пастуха. Тотчас кровь оросила горячую степь. Выражение решимости тут же слетело с лица юноши, оно стало жалким, детским, а в черных блестящих глазах мелькнул страх.

Пастух выпустил из рук ружье, молча схватился за грудь и неловко стал оседать на бок.

Убийца снова вонзил нож в грудь жертвы. Пастух слабо дернулся, упал и затих.

Чужак схватил ружье за ствол, огляделся, нашел торчавший рядом камень и двумя сильными ударами раздробил треснутый приклад ружья. Подобрал с земли кепку пастуха, наступил на раздробленный приклад ногой, быстро и тщательно вытер кепкой ствол ружья.

Убийца схватил свою палку и кинулся к автотрассе, но остановился. С той стороны, куда он шел по подсказке убитого, к нему бежал мужчина. В его руках был автомат.

* * *

Зухра проводила глазами маршрутку. Ее старшая сестра Патимат с сыном их другой сестры Мусой поехали в Махачкалу. Мальчика, который рос без отца, они позвали в город, чтоб подзаработал за лето. Но тот не слушался, устраивал собачьи бои, таскал на ферму змей и катался на телятах. Рамазан, муж Патимат и бригадир на ферме, после очередного проступка Мусы заявил, что больше ни дня не хочет видеть его среди работников, так что пришлось отправить его домой, в село.

Зухре с ними не поехала: пришлось сказать, что надо повидаться сокамерницей. Этот обман камнем висел на душе, но она в которой раз успокаивала себя, что соврала во благо – ради сестры и ее семьи.

Патимат с мужем Рамазаном жили на ферме уже много лет, а вот Зухру взяли к себе недавно, после смерти ее второго мужа. Она осталась одна, без работы, найти которую в селе оказалось попросту невозможно. Благодаря Рамазану она устроилась на ферму дояркой и могла работать круглый год. Доить, стирать, готовить, убирать Зухру и двух ее сестер мать учила еще в детстве – то были обязательные навыки для сельских девушек, будущих невест.

Семейная жизнь Зухры не удалась: одного мужа она зарезала, а второй погиб в аварии. Но поклонников всегда хватало, даже после тюрьмы ее сразу взяли замуж. И сейчас, спустя четыре месяца после смерти супруга, в новые мужья набивались двое.

Первый муж ревновал ее, пил, бил, устраивал постоянно скандалы.

Большую часть поклонников даже не смущали слухи, которые преследовали Зухру. А злые языки поговаривали, что она как черная вдова «съедает головы» мужей.

Зухра остерегалась черной молвы и намеренно оттягивала очередное замужество. Два трагически закончившихся брака, убийство, тюрьма – молвы в ее адрес и так хватало. А быстро выскакивать замуж после смерти мужа значило вовсе поставить жирный крест на своем добром имени. Хотя и отказываться от мысли о новом браке Зухра не собиралась. После всего пережитого она по-другому смотрела на мир. Точно знала, кто ей нужен: надежный человек, способный содержать и поддерживать. Сейчас выбирать было намного легче.

Иса любил ее со школы, как и большая часть его сверстников. Два года назад он похоронил жену после продолжительной болезни, а сейчас работал на той же ферме, что и Зухра. В юности она никогда не рассматривала Ису как избранника. Тогда ей, стройной девушке с точеными чертами и чарующим шармом молодости предлагали руку и сердце лучшие женихи села.

Многие из них казались перспективными, но «темными лошадками»: никто не знал, кто из них на самом деле сможет добиться чего-то в жизни. Кто тогда мог предположить, что неприметный и скромный Шихсаид станет таким успешным бизнесменом? А Исрафил, отъявленный хулиган, которому пророчили сгнить за решеткой, остепенится и после женитьбы переедет жить в Москву?

Тогда все были свободны и готовы жениться на ней. Только помани, любой прибежит. Но в итоге все вышло по-другому.

Отец отдал замуж двух ее старших сестер по их согласию. Зухре же нравился Гасан. Он учился в Махачкале; Зухра тоже мечтала поступить туда на педагогический, но мать запретила ей жить в общаге: мол, как молодой девушке в городе без присмотра? Позору не оберешься! Отец согласился с этими доводами, но Зухра не сдавалась, надеясь уговорить мать на следующий год.

Гасан несколько раз отправлял к ней свою сестру, и та наконец выяснила, что Зухре он нравится. Поговорить с родителями о сватовстве хотели многие парни на селе, некоторые были даже очень настойчивы и привлекали для этого уважаемых людей, родственников – больше вероятности, что родители могли согласиться. Но Зухра не испытывала чувств ни к кому, кроме Гасана, так что, казалось, все решено. В очередной визит его сестра сообщила, что он пришлет сватов, а через месяц приедет сам.

Однако определение судьбы Зухры завершилось за неделю до назначенного события.

Пошел слух, что ее отца, бригадира, посадят вместе с председателем колхоза за приписки объема урожая. Как потом узнала Зухра – за умышленное искажении должностным лицом отчётных данных о выполнении советского государственного плана. Как у них заведено, дома собрались обеспокоенные родственники. Выяснилось, что, посадят отца или нет, зависит от комиссии.

Мать сказала Зухре, что она единственная, кто способен спасти отца от тюрьмы. Девушка не понимала, чем может помочь, но как любящая дочь согласилась.

Тогда мать объяснила, что нужно сделать. Сначала Зухра думала, послышалось. Но когда мама повторила, до нее наконец дошло. А потом звук будто отключился. Зухра не слышала больше ни слова из того, что говорила мать. В голове поднялся раздирающий уши звон.

Родителям предложили отдать Зухру за овдовевшего сына председателя ревизионной комиссии.

Пришла старшая сестра; они ругались, мать со слезами на глазах уговаривала ее, убеждая, что так будет лучше. Что такова женская доля, что с Зухрой ничего не случится – мол, их мать за отца тоже против воли выдали.

В итоге отца, конечно, не посадили, а жизнь Зухры была безнадежно испорчена.

Она считала, что женщина может быть счастлива только в полноценной семье – в этом заключалась суть брака. Только семья позволяла свободно использовать мужчину, распоряжаться им в рамках принятых в этом обществе правил. Только под вывеской семьи в горском обществе можно было достичь хотя бы части женских планов, чтоб потом чувствовать себя равной среди других таких же женщин.

Только вот полноценную семью Зухра всегда представляла вместе с любимым мужчиной. Ее насильно выдали замуж. Итог – муж убит, она отсидела срок за убийство.

Средняя сестра ее тоже потеряла мужа и воспитывала детей сама. Только у старшей была полноценная семья, да и та, судя по всему, дала трещину. На остывшие семейные отношения пожаловалась сама Патимат после приезда Зухры на ферму.

– А ты следи за собой, вечно ходишь как бабуля с этим платком, – указав на шерстяной платок, повязанный вокруг талии, ответила Зухра.

Как-то Зухра заметила, что, собираясь в город, муж сестры Рамазан прихорашивается как на свидание. Патимат она расстраивать не стала, но было ясно: он завел себе любовницу. «Седина в бороду, бес в ребро». Никогда вроде не гулял. И вот тебе. Шестой десяток пошел, а налево потянуло», – определила Зухра.

Были и другие признаки: он часто уезжал в город без особой причины. Один раз уехал с постоянным клиентом, закупавшим у них сыр, – якобы по пути. А когда клиент приехал снова, Зухра аккуратно, чтобы тот ничего не заподозрил, выяснила, где Рамазан вышел.

В следующий раз, когда он довольный вернулся домой, Патимат достала из его пакета свежий хлеб и встала, уперев руки в бока.

– Ты зачем хлеб купил? – нахмурившись, спросила она. – Зухра же нам печет.

Рамазан немного смутился и ответил:

– В городе увидел, купил…

«Интересно, как они пекут лаваш?» – подумала Зухра, увидев сложенную лепешку; раскрыла ее и замерла. С края был вырван маленький кусочек. Свежий хлеб, он скорее был подарен, чем куплен, любая сельская женщина это знала. Да и кто, в конце концов, даже будучи голодным, отщипнет кусочек хлеба изнутри, а не снаружи?

Куда Рамазан ездит, теперь было известно, в этом Зухра почти не сомневалась – оставалось найти женщину, пекшую хлеб, и поговорить с ней.

Всю предыдущую ночь Зухра не спала, думая, стоит ли вмешиваться в семейные дела сестры. Если бы она только знала, в какую историю себя втягивает…

В конце концов Зухра все же убедила себя, что кроме нее некому защитить счастье Патимат. Та ведь тоже пыталась ее защитить, отговаривая мать насильно выдать младшую сестру замуж.

«Нужно найти эту женщину и просто объяснить, что она разрушает семью. Должна понять», – решила Зухра.

Маршрутка с сестрой и племянником скрылась из виду. Зухра огляделась: у края автотрассы, где она вышла, располагалось длинное одноэтажное здание автосервиса, поделенное на боксы с большими выцветшими синими воротами. Рядом с автосервисом расположился неприметный магазин «Продукты».

На ближайших воротах бокса, на закрытой створке, размашисто написали черной краской: «Хадовой ремонт». Оттуда вышел бритоголовый парень с козлиной бородкой в замасленном комбинезоне и уставился на нее, разглядывая с головы до ног. Стройная, привлекательная Зухра привыкла к такому вниманию со стороны мужчин.

Она поправила платок и направилась к парню.

– Скажите, где здесь пекут хлеб? – спросила она.

– Сзади, – не отрывая от нее взгляда, махнул он рукой в сторону здания автосервиса, – есть домик. Там Зара печет хлеб.

Все еще ощущая на себе взгляд парня, Зухра прошла между магазином и автосервисом. Сзади располагался еще ряд одноэтажных строений. Домик с плоской шиферной крышей стоял поодаль. Да и запах свежеиспеченного хлеба не давал ошибиться.

Так называемая пекарня располагалась даже не в самом домике: с другой стороны к нему был пристроен навес, крытый железными зелеными листами. В одном месте навес и вовсе закрыли листами ДСП.

Зухра обогнула дом. В этой закрытой стороне, в углу навеса установили низкую самодельную железную печь для выпечки хлеба. Перед ней, на бетонном полу, застеленном тонким одеялом, на корточках сидела женщина лет тридцати пяти в белой футболке. Она ловко раскатывала скалкой тесто на низком деревянном столике. Рядом на белой скатерти лежали подготовленные для раскатки шарики теста.

«Выходит, она – любовница Рамазана? – подумала Зухра, осматривая женщину. – Грудастая, со смазливой мордашкой и хитрыми глазами… похоже на правду».

– Ты Зара? – спросила она, ныряя под навес.

– Да. Ты за хлебом? – Женщина быстро взглянула на гостью и тут же вернулась к своему занятию.

– Это к тебе Рамазан с фермы ходит? – без лишних объяснений спросила Зухра.

Мелькнувший на мгновение в глазах Зары испуг показал, что Зухра попала в точку. Но пекарь справилась с секундным замешательством, слегка усмехнулась и спокойно спросила:

– Ты кто такая?

– Я сестра его жены, – заявила Зухра.

– Так проходи мимо. Я никого силой не зову, – сказала та и забросила в раскаленную печь очередную раскатанную лепешку.

На этот раз удивилась Зухра. Вопреки ожиданиям эта стерва и не собиралась отпираться.

– Послушай меня, – начала Зухра, но Зара не дала ей договорить.

– Не надо читать мне лекции, – нагло отрезала она, – он сам решит, как ему быть. Не пацан.

На мгновение Зухра даже растерялась: ее план мирного возвращения Рамазана в семью полетел к чертям. Такая не будет слушать душещипательных историй про трех сестер и разбитую семью.

Захлестнувшая ее злость подсказала: по-доброму не получится. Что ж, это ее решение.

«У тебя статья, могут посадить снова» – промелькнуло в мозгу. Но Зухра вспомнила сестру и отогнала мысль о тюрьме. На ее месте Патимат поступила бы так же.

Большой кухонный нож с деревянной ручкой, воткнутый меж двух реек, поддерживающих лист ДСП, Зухра заметила сразу, как только вступила под навес. Жизнь научила ее подмечать такие вещи.

Она аккуратно положила руку на рукоять ножа. Хозяйка не заметила этого движения, повернувшись к печи, чтоб достать уже испеченную лепешку. Тогда Зухра выдернула нож. Звук освобожденного из деревянного плена лезвия привлек внимание Зары, и она резко повернулась к непрошеной гостье:

– Что еще?

Зухра быстро сделала шаг вперед и приставила острие ножа к лицу разлучницы. Та испуганно отпрянула назад и уперлась в стену.

Зухра подалась за ней, приставив кончик ножа к обнаженному горлу, и ловко схватила женщину за волосы, выбившиеся из-под платка. Зара остолбенела. Ее глаза округлились. Она хотела крикнуть, но вместе крика из горла вырвался глухой хрип.

Зухра усмехнулась, подождав, пока хозяйка как следует прочувствует ситуацию, и прошипела:

– Сука! Значит, по-хорошему не хочешь? Ты знаешь, кто я такая? Я отсидела за убийство своего мужа, которого зарезала таким же кухонным ножом. И сяду еще раз, если потребуется. – При этих словах лицо Зухры исказилось, последние слова вылетели страшным шепотом.

Глаза Зары неотрывно следили за ее рукой, что держала нож. По ее вискам катились капли пота.

– Объясню тебе последний раз: у его есть жена. Услышу, что ты приняла его, зарежу. Понятно? – повторила Зухра.

– По… понятно. Нож убери, – наконец прорезался у Зары голос. Всхлипнув, женщина добавила: – Он… обещал на мне жениться.

Нож в руке Зухры опять оказался у горла Зары.

– Кто обещал?

– Рамазан! – Зара заплакала, подвывая.

– У него жена, – не поверила ей Зухра.

– Он хотел взять меня второй женой.

– Он что, с ума сошел? – Зухра прикусила губу. – А ты не врешь?

Зара сейчас была определенно не в том состоянии, чтобы лгать.

– Зачем мне врать?.. – снова всхлипнула она. – Обещал дом снять…

– Хлеб сними! – Зухра убрала нож, увидев подгорающий лаваш, и отошла в сторону. – А что еще он обещал?

– Помочь обещал. Мне больше ничего и не нужно… – Зара последний раз жалобно всхлипнула, затем вытащила из печи подгоревший лаваш и отставила его в сторону.

– Не будет ничего: ни дома, ни помощи. Ни второй жены. Пусть только попробует! – Зухра резко воткнула нож острием в деревянную подпорку. – Запомни это, я с тебя с спрошу. Примешь еще раз – зарежу! Поняла?

– Хорошо, хорошо, – поспешно согласилась Зара.

Не дожидаясь, пока Зара придет в себя и позовет на помощь, Зухра напоследок сверкнула грозным взглядом и вышла.

– Пусть только попробует, – повторяла она, шагая к автотрассе.

* * *

В тот же день

Иса нервно ходил вперед-назад около небольшого дерева, под чьей скудной тенью обычно коротал время. Солнце поднялось высоко и теперь беспощадно палило, выжигая степь. Коровы не замечали его нервозности, обмахиваясь хвостами от надоедливой мошкары; они скучились на пригорке и размеренно жевали. Чуть заметный ветерок обдувал их, неся с собой драгоценную прохладу. Животные будут тут, пока солнце не переместится к западу, пока не спадет жара.

Иса со вчерашнего дня пребывал в возбуждении, которое тщательно пытался скрыть от всех. Он еще раз уточнил важные для него обстоятельства: недобро взглянул вправо – стадо проклятого Омара было на обычном месте. Если ничего не случится, Омар будет там до обеда. Зухра и Патимат с племянником поехали в город.

«Значит, я успею».

На ферме остался один Рамазан, он ремонтировал загон. Пока все складывалось, как Иса и хотел.

Он еще раз взглянул в сторону другого стада. Откуда только этот Омар взялся? Без него у Исы все получилось бы.

Как только услышал, что у Зухры погиб второй муж, Иса в буквальном смысле потерял сон. Его чувства к ней вспыхнули с новой силой. Это был шанс, которого он ждал очень долго.

Когда узнал, что Зухра устроилась на ферму Шихсаида, Иса сразу перевелся туда же. Ему говорили, что эта девушка уже не та, кого он знал, что она изменилась. Но, наблюдая за ней каждый день, он пришел к выводу, что ему соврали – Зухра стала только лучше.

Он любил Зухру так же, как и в молодости, а может даже больше. Все эти годы он держал ее образ в памяти, даже когда женился.

О своих чувствах он дал ей понять в первые же дни, когда они столкнулись на ферме. Зухра приняла его знаки внимания спокойно и перевела в шутку:

– У меня мужья долго не задерживаются. Боюсь подвергнуть и тебя риску.

Иса заводил разговор еще несколько раз, но тщетно.

Тогда он подумал: возможно, у нее кто-то есть? Тонкой змейкой в его сердце пролезла ревность. В первую очередь он боялся своего односельчанина, местного олигарха Шихсаида, хозяина фермы. Иса знал: тот в юности был неравнодушен к Зухре.

А сейчас с его деньгами у Шихсаида было много шансов завоевать любую, даже самую привередливую красавицу. Не говоря уж о Зухре, ведь после смерти мужа она осталась ни с чем.

Шихсаид редко заезжал на ферму, но один раз, будучи навеселе, предложил ей работу в Махачкале. Иса затаил дыхание: он знал, что раньше Зухра мечтала переехать в город. Но, на удивление, она только поблагодарила его и отказалась, мол, ей лучше рядом с сестрой.

А потом на ферме появился этот Омар. Козел! Узнав, что Зухра свободна, он начал оказывать ей знаки внимания. Иса время от времени замечал их беседующих в укромном уголке. И хотя он старался быть всегда рядом с Зухрой во время дойки, помогать ей во всем, но не мог постоянно находиться рядом. Да и она бы не позволила – а он не хотел лишать себя последнего шанса добиться ее расположения.

Иса даже попробовал поговорить с Омаром, когда они остались одни. Но тот лишь усмехнулся, обнажив желтоватые зубы.

– Зухра тебе не шестнадцатилетняя девчонка, а взрослая свободная женщина. Она сама может выбрать. И если она скажет, что не хочет меня видеть, то я больше не подойду к ней, – отрезал он.

Не сдержавшись, Иса схватил Омара за грудки.

– Оставь ее! Иначе я за себя не отвечаю! – для пущего эффекта крикнул он, надеясь припугнуть соперника.

– Пошел ты. – Омар крепко взял его за руки и оттолкнул от себя. – Может, кого-то ты и способен напугать, но точно не меня. – С этими словами он развернулся и неспешно пошел к своему стаду. А Иса так и остался не солоно хлебавши.

Иса понимал, что насилием дело не решить – да еще и проблем на работе не оберешься. Оставалось ждать удобного случая. Пока он не имел никаких прав на Зухру, а значит, не мог просить ее прекратить общение с Омаром. Из-за этого он места себе не находил, ночами не спал. Вот если бы попасть на место Рамазана! Иногда он мысленно представлял, что Рамазана больше нет: то он неизлечимо заболевал раком, то попадал в серьезную аварию, то его убивали «лесные» – боевики, скрывающиеся в ближайшей лесополосе, – и Шихсаид, конечно, назначал его (не Омара же) бригадиром.

Зухра попадала к Исе в подчинение и соглашалась выйти за него.

Как-то раз Исе даже удалось поссорить Рамазана с Омаром, однако случай быстро забылся. Все было напрасно, и ему по-прежнему казалось, что Зухра все больше уделяет внимания Омару.

«Отчасти из-за телефона», – считал Иса.

У него, у первоклассного чабана, что запоминал каждую овцу в тысячном стаде, никак не получалось разобраться с телефоном. Темный лес.

А проклятый Омар, будто юнец, возился со смартфоном, получал от кого-то смешные ролики и показывал их Зухре. Та хохотала до слез, уткнувшись в телефон Омара и вызывая у Исы новую волну ревности.

Потом проклятый телефон появился и у Зухры, а учил ее и настраивал его, конечно, Омар.

Скрипя зубами, Иса терпел все это. До Зухры он принципиально не покупал смартфон, обходился кнопочным, но теперь, ради нее, пришлось пойти наперекор принципам и купить. Сидя один у стада, он размышлял о жизни до интернета и телефона, когда люди существовали без этих чудес техники, дружно и весело.

Но сейчас больше всего Ису мучил один вопрос: не дала ли Зухра Омару слово? Конечно, если это случилось, то скоро узнают все. Но Иса не мог терпеть и ждать. Он своими глазами видел у Омара в сумке праздничный платок, который дарят к свадьбе. Других объяснений появлению платка он просто не находил. А Иса готов был прикончить любого соперника, кто посмеет встать на его пути.

Он считал, что жизнь обошлась с ним, Исой, очень несправедливо. Он был потомственным чабаном. Его деда, а потом отца уважали в селе. И было за что: не имелось среди сельских чабанов равных им. В свое время дед имел отару и свои родовые пастбища. Однако советская власть забрала у них все – и овец, и коров, и лошадей, и пастбища, и, самое главное, ценность. Дедушка в колхоз не вступил, оставался частником в надежде, что советская власть рухнет и колхозы разорятся. Не дождался. Сыну, отцу Исы, он посоветовал пойти в колхоз. Отец работал там бригадиром.

Иса начал трудиться с отцом с малых лет, а летние каникулы он проводил в горах, с овцами. Дедушка его уважал знания, необходимые для ухода за овцами, поэтому Иса пренебрежительно относился к учебе в школе. Рассказывали что-то про биссектрису, синусы и косинусы. Но, сколько ни объяснял строгий учитель математики, что это такое и зачем нужно, на следующий день Иса все забывал.

Зато каждое слово из уст чабанов он впитывал словно губка. Летом наступала счастливая пора: все лето он проводил в горах.

Вечерами, когда стада загоняли на свои места, начиналось время ужина. Укутавшись, кто в бурку, кто в теплую куртку, чабаны собирались вокруг огня, где сверху варилась каша, а сбоку грелся большой чайник для чая.

Чудной лунной ночью керосиновый фонарь не зажигали. Тишина окутывала горы, мягкий молочный свет преображал их. Яркая зелень исчезала, суровые оскалы ущелий смазывались, будто на них натянули белую вуаль. Грозные выступы скал превращались в сказочных зверей, словно бы высунувшихся прямо из горы.

Где-то внизу в долине виднелись огни села. Спать в такую ночь не хотелось. Изредка доносился шум неугомонной речки внизу. Ночью ее не было видно, но Иса представлял, как она катит свои воды.

После рисовой каши на овечьем молоке, после ароматного чая на горных травах на открытом воздухе чабаны начинали рассказывать разные истории из своей нелегкой жизни. Это были лучшие воспоминания о тех годах.

На отаре, несмотря на молодость, к Исе относились уважительно. Он легко справлялся один с большим стадом. Ему, как равному, разрешали доить овец, что считалось тяжелой, ответственной работой, требующей опыта, сил и мастерства. Он работал с отцом, и то, что место отца займет Иса, было всем известно и понятно.

В силе и ловкости среди сельских ровесников ему не было равных.

Беда заключалась в том, что он родился с уродливо выдвинутой нижней челюстью. Обидная кличка – Лошадиная челюсть – так и закрепилась за ним среди сверстников.

Красавица села Зухра, несмотря на все старания, не обращала на него внимания. Все, что оставалось Исе, это ждать, когда отец скажет, что ему пора на заслуженный отдых. После возглавления колхозной бригады, полагал парень, он непременно окажется в ряду лучших женихов села, и шансы жениться на Зухре увеличатся. Если и после этого ему откажут, размышлял Иса, то оставался последний вариант – украсть ее. Отвезти в другое село к тете, и тогда родителям Зухры ничего не останется, как согласиться с произошедшим.

А дальше жизнь представлялась ему беззаботной. Место бригадира в колхозе – это все, о чем он мечтал и чего мог достигнуть в селе. Он упорно шел к своей трудной цели. Казалось, что после карабканья по скалам, ущельям, по едва различимым тропам, он сейчас выберется наверх, где его ожидает широкая дорога и оседланный добрый скакун. Оставалось вскочить на него, пришпорить и поскакать туда, где у края дороги его ждала красавица Зухра.

Однако началась череда событий, что потрясли одну шестую мира. Развал СССР коснулся всех, но для чабанов самым разорительным стало известие, что государство больше не будет закупать овечью шерсть. Все остальные проблемы можно было решить, а эту – нет. Других покупателей дагестанской шерсти этой горной породы так и не нашлось.

Комбинаты, покупавшие до этого шерсть у них, начали закупать дешевую и чистую шерсть из Австралии. Продажа шерсти давала приличный заработок два раза год – с осенней и весенней стрижки. Государство для поддержки овцеводства закупало у частников шерсть по завышенной цене. Но и мясо брало у колхозов за копейки.

Прекратилась бесплатная транспортировка овец к зимним пастбищам. За вагоны железная дорога требовала кругленькую сумму. Колхозы начали дохнуть на глазах.

Следующей проблемой в жизни Исы, как и многих других, стало то, что с падением СССР оказался выпущенным из бутылки джин коммерции: появились коммерческие магазины и кооперативы, которые за короткое время по-другому расставили акценты.