Czytaj książkę: «ЭММА», strona 6

Глава 11

Плохо помню, как ушла от Ашшур. Траур этой девушки преследует меня. И мне так жаль ее. Она ушла от Саши, а он до сих пор заботится о ней и утешает. Вот это истинная любовь! А она страдает по мимолетному влечению, глупая! Как она не видит своего счастья!

Я точно наказана в этой жизни за ее грехи.

И я тоже сейчас плачу, не пойму – из-за нее или из-за себя.

– Елена! – слышу я голос Саши. Опять я не заметила, как пришла к условленному месту. – Ты плакала? – спрашивает удивленно он.

Я секунду стою в ступоре, не зная, что ответить, а потом выпаливаю:

– Это мороз! Щиплет глаза, – и съеживаюсь от этого дурацкого детского оправдания. Ну не могу же я ему сказать, что путешествую по прошлым жизням, а потом страдаю, как тот, кого я посетила. Даже для самой себя это звучит глупо.

– Вроде сегодня не холодно, – отвечает он. – Но, если хочешь, пойдем в кафе или еще куда-нибудь!

– Нет, давай лучше погуляем, мне нужно проветриться, – произношу я, понимая, что опять говорю глупости. Сейчас он подумает, что я опять пила и хочу выветрить перегар.

Но он отвечает достаточно вежливо:

– Да, дышать свежим воздухом полезно, и на холоде мысли становятся яснее.

Мы подходим к заваленной снегом лавочке, и Саша расчищает ее рукавом. Мы садимся, и сейчас я понимаю, что только шла на его голос и даже не смотрела в лицо. Не пойму, что со мной происходит, мне не свойственна такая растерянность, как сегодня. Может, это из-за того, что забыла закрыть дверь.

Глубоко вдыхаю и выдыхаю, вроде прихожу в себя. Саша, видя мое состояние, наклоняет голову в мою сторону и смотрит мне прямо в глаза и опять интересуется:

– У тебя точно все хорошо, Елена?

О Боже! Теперь я вижу его лицо, четко, ясно, как же оно красиво! И эти огромные сиротские глаза, они ни капли не изменились. В этих глазах, мне кажется, отражается горе, мудрость, страсть к жизни и в то же время скорбь. И у него теперь борода! С ней он стал еще красивее. И не такая борода, как у моего мужа из 19-го века, а длинная, пышная, я называю такой стиль «султанский». С такой бы бородой – на конкурс красоты. И в какое-то мгновение я понимаю, что я как мастер ее бы подровняла, а потом гладила бы своими пальцами, пробралась бы ими до подбородка и притянула бы его к своим губам…

– Елена – ты слышишь! – снова спрашивает он и кладет руку на плечо, а потом резко убирает.

– Да, – отвечаю я, теперь уже окончательно придя в себя. Мои руки на автомате потянулись к сумке, в которой сигареты, но я опомнилась. Не буду курить при нем.

– Сегодня и правда не холодно, а очень даже солнечно, – начинаю разговор я и тут же вспоминаю про слезы и добавляю в оправдание: – А глаза слезились в тени.

Он будто кивнул, услышав мое глупое оправдание, и, кажется, усмехается.

– Мне не верится, что мы встретились, – говорит он.

– И мне, – продолжаю я. – Жаль только, что при таких обстоятельствах… – говорю я расстроенным голосом.

– Все хорошо, Елена, обстоятельства не важны, главное, что мы встретились, сестра.

Сестра! Я, услышав это слово, злобно смотрю на него и телепатически передаю весь гнев от своей реакции на это слово. Судя по всему, он почувствовал.

– Или ты не рада, что мы встретились? – спрашивает Саша. И меня он уже начинает раздражать, я считала, что мы на одной волне, а он ничегошеньки не понимает. Еще раз назовет меня «сестра» – я развернусь и уйду. Не знаю почему, но меня это бесит. Хотя нет, знаю, но не признаю, я не рассматриваю его как брата, как можно этого не понимать. В душе уже все кричит, рвет и мечет. Может, я действительно схожу с ума, или это все впечатления от путешествия в прошлое? Опять я задумалась и понимаю, что он вопросительно смотрит и ждет ответа.

– Конечно, рада, – полушепотом отвечаю я, и сердце бьется, почти вырываясь из груди. – Как ты жил все это время?

И Саша начал свой длинный рассказ о том, как попал в детский дом, потом он написал письмо в Троице-Сергиеву Лавру, и его взяли сначала в православный центр, школу-интернат, там он получил среднее образование, а потом окончил духовную академию. Это все, что я запомнила, дальше пошли рассказы о духовных санах, житиях святых, благодаря которым он избрал свой путь, о вере в общем. Но от одного момента в рассказе я покрылась холодным потом.

– Что? Ты дал обет безбрачия? – переспрашиваю я, пытаясь не заплакать и надеясь, что ослышалась.

– Да, так я добьюсь более высокого сана, – отвечает он спокойно, даже глазом не моргнув.

А у меня уже дергается глаз, но я не покажу этому бесчувственному святоше, что расстроилась. Я грубо говорю:

– А знаешь, я тоже раньше верила в Бога! Но потом разочаровалась!

После этих слов он берет меня за руки и, смотря красивыми глазами, тараторит:

– Не говори так никогда! Елена, слышишь! Это грех! Как ты можешь! – он закрывает глаза и снижает голос. – Я знаю, сколько всего ты пережила, но Он не посылает нам непосильных испытаний! Благодари Его, ведь ты любимое дитя Божье, я уверен в этом!

– А ты? – дерзко говорю я. – А ты голодающий ребенок без матери, разлученный с семьей, скиталец без развлечений в жизни… – я остановилась: кажется, наговорила лишнего. Может, если бы я сейчас заплакала, ситуация бы смягчилась, но удивительным образом, как назло, не могу выдавить ни одной слезинки.

А он убирает руки от меня, садится, скрестив ноги и руки, и отвечает:

– А что, сестра, ты считаешь развлечением? Алкоголь, наркотики, сигареты, сомнительных друзей и танцы до утра?

Я заметила, что он опять назвал меня «сестра», но сейчас не время уходить. Поругаемся уже до конца. Пусть моя любовь к нему превратится в ненависть. Он продолжает философствовать:

– Это ошибочное утверждение, так ты только удаляешься от вечной жизни, – и внезапно он берет меня за руки и начинает шептать: – Покайся! Приди завтра на службу, помолись, исповедуйся. Я благословлю тебя на верный путь, прямо сейчас, слышишь! Елена! Никто не желает тебе добра так, как я и ОТЕЦ НАШ НЕБЕСНЫЙ!

– Ха, – отвечаю я, вспомнив все обиды. – Я никогда не прощу Ему всего, что он сделал, если Он вообще есть, я не верю в него. Ведь если бы он был, Он пришел бы на помощь, когда отчим избивал меня, когда я замерзала в подвале и голодала и когда инспектор по делам несовершеннолетних… – я остановилась. Ему не следует знать, что были мужчины, развращавшие меня с 12 лет, да и я хочу забыть… Зато мои родные горькие слезы тут как тут. Саша смотрит на меня глазами, которые, мне кажется, тоже готовы были полить распалившиеся от эмоций или, быть может, от мороза красные щечки. У этого человека все эмоции напоказ.

– Сколько раз я молила, чтобы кошмары моей жизни прекратились! А они с каждым годом все страшнее! Хватит! Я не хочу больше слушать твой бред про Бога, и если Он есть, то я Ему служить не буду!

С этими словами я вырываю руки из его почти объятий и ухожу. А Саша даже не пытается остановить. Я даже не буду оборачиваться на него! Теперь я его ненавижу!

Но спустя пару минут снова люблю.

Глава 12

Я просто очень хотела что-то сделать, куда-то деть себя, курение одной за одной не помогло, и я пришла в родную «Клеопатру» с твердым намерением завершить историю со спором. Администраторша что-то прошипела, что у меня выходной, но, когда я взяла в руки машинку для стрижки, она стала смотреть молча с любопытством. Клиентов не было, была только Катенька, которая точила ногти, и эта рыжая стерва. Я села в клиентское кресло и занесла предмет моей детской печали над головой, рука дрогнула, я опустила его. Но спустя мгновение, сжав зубы, запустила его четко против направления роста волос. Катенька опустила телефон и сказала «перезвоню», администраторша приложила руку к открытому от ужаса рту, а мои светлые роскошные волосы падали на пол, как листья с деревьев. И злорадная улыбка отражалась на моем лице в зеркалах родной парикмахерской.

– Ты что творишь! – стала кричать администраторша. – С ума совсем сошла?

Мне даже кажется, эта рыжуха испугалась моего взгляда на мгновение.

Катенька просто молча следит: видимо, до сих пор пребывает в шоке.

– А что? – говорю я сумасшедшим голосом с усмешкой. – Решила имидж сменить! А волосы продам, вам продам, своему салону. Только предупредите покупательниц, что они несчастливые! – говорю я уже в расстроенных чувствах. А потом молча встаю и выхожу на улицу. Но вспоминаю, что забыла попрощаться. Открываю дверь, а они уже обе на телефонах: «представляешь», «представляешь!» – слышу я. Увидев меня, вздрагивают поочередно с разницей в секунду.

– Пока, девочки, – говорю я. – Хорошего вечера!

Администраторша кивнула, оставаясь в шоке, а Катенька хлопала глазами.

И вот я иду мимо толпы людей по огромному городу – лысая. Некоторые оборачиваются, кому-то наплевать. А кто-то улыбается, и я им в ответ. Очень непривычное состояние быть безволосой, и немного холодновато. А на куртке даже нет капюшона. Ноги принесли меня к церкви. Здесь висят платки, именно на них у меня и пал взгляд. Внутрь не пойду, а вот платок одолжу. Это, наверное, для бедных, а я как раз духовно бедна. Я выбрала себе платок черного цвета, с большими цветами, он немного похож на тот, какой я носила в приюте. Теперь моей голове комфортней, а вот на душе ощущения не самые приятные.

Я пришла домой. Отчим с матерью опять празднуют, наверное, какой-нибудь День электрика или День дружбы. Они услышали, что я пришла. Отчим выбегает на встречу со словами:

– Моя родненькая, моя хорошая, моя кормилица пришла!

Я, понимая, что в продолжение будет прошение милостыни, или платы за аренду квартиры, или выбивание моих кровных, это по-разному можно назвать, а суть одна, я молча стягиваю платок. Отчим стоит, ничего не понимая. Кажется, даже протрезвел от шока, мне знаком этот взгляд.

– Привет, батя, – отвечаю я, нарушив гробовое молчание.

– Мать, – хриплым голосом говорит он. – Дочь наша того…

– Каво? Таво? – слышу я мамин пьяный голос.

– Свихнулась она! – сказал он и, махнув на меня рукой, пошел к маме, опрокинув полный стакан водки. А мать даже не вышла, не взглянула.

Я молча отправилась в свою комнату, подперла дверь стулом и села на подоконник слушать музыку в плеере. Хорошие песни занимают значительное место в моей жизни. Я радуюсь, танцуя под зажигательную музыку, и плачу, слушая мелодичный психолиричный рэп. Сейчас именно последнее. Включаю плеер, ставлю режим включения случайных песен, и первая выпадает песня группы «Триада» «Елена». Нет, она совершенно не про меня, а про девушку Нину с несчастной судьбой, которая ушла в монастырь и стала «сестрой Еленой», но именно это и берет за душу, мое имя и монастырь, а может, это знак. Бросить все и уйти в монастырь замаливать грехи за прошлые жизни. А ведь церковь не верит в прошлые жизни, о чем я говорю. Но зато Саша похвалил бы меня за такой поступок. А может, в этом всем нет никакого смысла, и мне надо просто найти повод, а на самом деле поплакать о своих волосах, которые отращивала 12 лет. Но тут включается «Покаянная» все той же группы, и я пялюсь в одну точку, видя в этом самый прямой смысл. Завтра пойду в храм!

А сегодня надо решить вопрос со спором, раз уж я выполнила уговор. Пусть все знают, что я человек слова. Я уже спокойна, как удав. Эмоций, кажется, нет вообще. Я надеваю платок и иду в кафе к Кристи. Она, увидев меня, тут же отпрашивается у начальницы, и мы пьем кофе, курим и беседуем.

– Что за старомодный платок? – спрашивает она первым делом.

– Он прячет мою плешивость, – спокойным голосом отвечаю я. И медленно стягиваю его с головы.

Тут раздается ее пронзительный хохот. Такого я не ожидала от лучшей подруги. Это абсолютно непредвидимая и самая обидная реакция из всех, которые могли быть. Она не чувствует моей боли, и эта ситуация ее смешит. И тут, не выдержав, говорю ей:

– Мне очень жаль, Кристина, что я потратила на нашу бессмысленную дружбу так много лет. Желаю вам всего хорошего в жизни! – и после этих слов встаю и поворачиваюсь к ней спиной, надевая куртку.

– Лена, ты чего? – продолжает она с хохотом. – Но это правда смешно, ты рассказывала, как в приюте была лысая, а я и не представляла.

Я разворачиваюсь и со всей грубостью и дерзостью отвечаю:

– Прощай!

– Ты че, больная? Шуток не понимаешь? Психичка неуравновешенная! – слышу я в спишу, уходя, но уже не оборачиваюсь.

Я вспомнила эту девушку, с которой спорила, я не знаю ее имени, но она всегда зависает в этом клубе, у нее богатые родители, и друзья часто отдыхают за ее счет.

На мое счастье она на месте, все за тем же столиком. Я не знаю людей, которые рядом с ней, значит, сильно не покраснею. Я просто подхожу к столу, говорю ей «привет» и снимаю платок. Компания молча смотрит на меня, и один из них спрашивает:

– Когда откинулась?

Девушка и я смотрим друг на друга, улыбаясь, и она отвечает:

– ОК!

Я выхожу уже в хорошем настроении, они обсуждают меня однозначно, но мне плевать. Да, ради этого «ОК» я сбрила все, что много лет растила. Ради этого поссорилась с подругой, а может, конечно, и увидела ее истинное лицо. Так что все к лучшему. Сухие кончики полезно убирать, а волосы тем более, вырастут толстые, пышные, здоровые.

Я прихожу домой, все спят, время 2 часа ночи, я тоже тихонько укладываюсь, ставя будильник на 7 утра.

Встаю по будильнику. Иду в церковь. Сама в это не верю. Я пришла одна из первых. Зашел батюшка и всех благословил. А Саши все нет. Уже 8 утра, началась служба. Может, они работают посменно. Я подхожу к женщине, которая продает свечи, и спрашиваю:

– Вы не подскажете где Саша, батюшка… – интересно, так ли его здесь зовут.

– Отец Александр? – поправляет она, я утвердительно киваю. – Ой, он вчера уехал, ему внезапно стало плохо, заболел. Хороший батюшка, умный, добрый, молодой, правда, еще. В гости к нам приезжал. Пожить здесь год хотел, а тут плохо со здоровьем стало, и домой поехал.

– Домой? – спрашиваю я взволнованно. – А где он живет?

– Так на Соловецких островах и живет, дом ему там выделили, – отвечает она.

– А вы скажете мне его адрес? – вдруг, сама не ожидая от себя такой наглости, спрашиваю я.

– Ой, не знаю, а вдруг он не позволит, – начинает оправдываться добрая бабуля.

– Да, спасибо, – говорю я и уже собираюсь уходить, как вспоминаю про платок. Чувствую себя воровкой. Снимаю платок при ней и вешаю к остальным, хоть и брала я его с улицы.

– Стойте! – вдруг ловит эта бабуля меня у входа. – Вы, наверное, из тех больных раком, которых отец Александр благословлял в больнице в прошлое воскресенье! Что же вы сразу не сказали, моя хорошая, конечно, он рад будет переписке с вами. Могу и номер телефона его дать.

– Спасибо, телефон не нужно, адреса достаточно, – отвечаю я, целенаправленно не говоря, что она находится в заблуждении. Пусть и на грех я иду, и прямо в церкви, но главное, что я раздобуду этот адрес.