Czytaj książkę: «PRO-ЖИВИ. Чувства. Отношения. Любовь»

Czcionka:

* * *

Обращение к читателю

Дорогой читатель!

Ты держишь в руках уже третью мою книгу. Я – психолог, который работает с людьми не как врач. И не как идеальный человек.

Ты не найдешь здесь скучных описаний и поучительного тона. В этих диалогах я – человек, который интересуется другим человеком. У меня немного больше опыта контакта с собой, своими чувствами, желаниями, опыта в осознании своих границ и других психологических прав, но в целом я в таком же поиске, как и мой клиент. И возможно, как и ты.

Наш мир стремительно меняется, и эти навыки: понимать себя и других людей, их глубинные мотивы и реакции, выдерживать другого человека, даже любить его, а также принимать себя несовершенным – первостепенны для полноценной жизни. Выживание уже не требуется.

Эту книгу ты можешь читать с любой страницы, и в этом ее особенность. Здесь нет последовательного повествования, к которому ты привык. Но ты сможешь найти поддержку твоих внутренних переживаний насчет своего несовершенства. В нужный момент ты отыщешь подходящий текст, на который сможешь опереться.

Впрочем, ты можешь быть раздражен. Потому что я много пишу о «Я» и очень осторожно отношусь к «Мы». Потому что «Мы» часто было синонимом уничтожения личности, ее прав на свои желания, свои «не хочу», свои чувства.

Я убеждена, что подлинная близость возникает только в том случае, если «Мы» – это два отдельных человека. И если «Мы» осознаем, что не можем управлять друг другом. И даже можем потерять.

Эта книга будет полезна тебе, если ты сам – психотерапевт. Как работать с клиентом, не считая его объектом, которого нужно лечить? Как выстраивать с ним настоящие отношения? Именно отношения являются целительными. Те отношения, в которых есть сочувствие, эмпатия, желание понять. И при этом как не сливаться, сохраняя «отдельность» и профессиональную этику? Это возможно? Думаю, да.

Я готова поделиться своим опытом, своими чувствами. И мои клиенты разрешили мне рассказать их истории. Для того чтобы ты смог взять нужное для себя и попытался выстроить отношения с собой и с другими – без вины и стыда.

Глава 1. Тонкости отношений: для продвинутых пользователей

Что происходит в терапии

Когда ко мне приходит новый человек в терапию, я хочу, чтобы он знал, на что он соглашается и чем рискует. Быть в терапии – это выбор, и один из самых серьезных. Жизнь теперь изменится, не будет такой, как раньше. А для больших изменений нужна большая мотивация.

Все, на что я опиралась раньше, теперь разрушено. Я пребывала в иллюзии, что у меня было хорошее детство. Я думала, что родители меня любят. Я совершенно по-другому видела своего мужа. Теперь же я столько узнала о себе благодаря тому, что ко мне вернулись чувства.

Теперь я знаю, как мне было тяжело. Я вспомнила, как от безысходности хотела покончить с жизнью, будучи подростком. Меня уже не устраивают иллюзии, потому что когда они рушатся – очень больно и опереться на них нельзя. Но мне пока еще трудно верить тому, что я чувствую…

Мне кажется, что мои чувства чрезмерны. Я хочу больше, чем мне могут дать. Я боюсь и злюсь сильнее, чем тому способствуют обстоятельства… Часто я в ступоре, тупике – не знаю, как поступить, что делать… На что мне опереться? Что же будет дальше?

Впустить в свою жизнь что-то новое означает согласие на перемены, которые будут необратимы. Это должен знать каждый, кто соглашается встретиться с чем-то иным. С иным взглядом, иным человеком, иными возможностями.

– Вы осознаете, что ваши отношения с мужем изменятся? И с родителями? Возможно, у вас изменится круг друзей. Вы к этому готовы?

– Да, – отвечает мне новая клиентка. – Мне пора повзрослеть.

– Для чего вам нужно взрослеть?

Я задаю этот вопрос, потому что мне нужно встретиться с ее собственной мотивацией и убедиться, что она достаточна для того, чтобы женщина согласилась впустить в свою жизнь перемены. Мне очевидно, что выбор верный…

Эта женщина не просто выглядит моложе своих лет, она несет себя, как ребенок. Милый, послушный и ужасно скучный ребенок, хорошая девочка, у которой нет индивидуальности.

Однако для изменений нужна именно ее мотивация, не моя.

– Я устала подстраиваться и больше не могу быть для всех хорошей.

Когда один человек решается на перемены, он вносит иное в свой круг – и этот круг тоже вынужден либо измениться, либо включить защиту для сохранения своих жизненных опор. Отрицание иного – самая мощная защита, символизирующая шаткость этих опор и ужас перед их разрушением. Потому человек в отрицании не может согласиться на изменения своей картины мира и настаивает на сохранении привычного в отношениях, ценностях, ритуалах.

Среди моих клиентов есть несколько пар, где оба супруга проходят терапию… Большинство из них отмечают, что идя рука об руку, принимая, исследуя иное, делая свой выбор, они становятся ближе и интереснее друг другу.

Семьи, в которых только один партнер в терапии, рискуют намного больше, и распад такой семьи – скорее закономерность, чем случайность. Если один соглашается на перемены, а другой изо всех сил держится рамок известного и безопасного, перспективы таких отношений неутешительные. Со временем может исчезнуть желание спасать партнера-жертву или терпеть насилие от партнера-тирана, может появиться потребность в эмоциональной близости, которой раньше не было, или…

И если раньше отношения держались на этих опорах или в них отсутствовало то, что становится важным сейчас, нужно подготовиться к тому, что изменения могут быть даже масштабнее, чем виделось вначале.

Реальности психотерапии

Когда я работаю с клиентами, мне постоянно приходится держать в своем психическом поле несколько реальностей.

В первую очередь это контрперенос. Я чувствую нечто особенное в каждом случае. Иногда бывает так, что какие-то действия вызывают раздражение, когда клиент вроде бы нуждается в помощи и сочувствии, но чаще всего бывает обратное: клиент кажется хрупким, «не выдерживающим» и нуждающимся в каких-то особых условиях. Вот эта «хрупкость» могла бы приводить к нарушению наших договоренностей, где я была бы жертвой, если бы я это не отслеживала.

К примеру, клиент опоздал – ну не хотел ведь! И так хочется его «пожалеть» и пойти навстречу. Или отменяет сессию – ну по очень важным причинам! Прямо накануне оговоренной даты или день в день. Опять же – так сложно ему отказать! Он как будто не выдержит, развалится, перестанет верить в терапию и конкретно в меня. А не хочется.

А бывает даже так, что я отчетливо ощущаю… страх. Вот я сейчас не пойду навстречу его каким-то ожиданиям и что-то будет… Будет наезд, обвинение, разочарование – с этими реакциями встречаться не хочется.

Может, лучше «подстроиться» и сделать вид, что нарушения моих границ не было?

Во вторую очередь мой перенос. Однако сейчас, ретроспективно оглядываясь на свой опыт, могу сказать, что его гораздо меньше, чем принято думать. Он проявляется только у начинающих терапевтов, с нулем личной терапии и только в критических ситуациях, когда меня «застали врасплох» внезапностью и стремительностью разворачивания процесса. Строго говоря, это вариант сильно пограничного, на грани психоза, клиента.

И наконец, есть «человеческое» измерение. Когда я чувствую отклик как полноценный и равный участник отношений. И вот когда две мои реакции конфликтуют между собой, мне нужно сделать выбор. Что предъявить клиенту? Что полезнее для него и что не разрушит меня? И как это сделать?

Когда я принимаю решение, могу ли я выдать клиенту «человеческую» реакцию, я принимаю во внимание весь бэкграунд, всю нашу с ним историю, мою оценку его ресурса на данный момент – может ли он выдержать открытую обратную связь?

Однажды клиентка, с которой мы работаем третий год, отменила сессию. А потом еще сделала перерыв в терапии на месяц. После перерыва она рассказывает о своих «новшествах»:

– Я позволила себе отменить сессию и вдруг почувствовала такую свободу! Свободу от долга, но в первую очередь – от страха.

– От какого страха?

– От страха тебя разозлить… Я боялась, что ты разозлишься, и поэтому была очень аккуратной и хорошей девочкой. А теперь я вижу, что ты не обиделась, не прогнала меня, мы общаемся! Наши отношения сохранились, несмотря на то, что я была плохой!

Слушая ее, отмечая важность сепарации от грозных родительских фигур, которые она проживала через меня, я одновременно думаю: выдержит ли она мою правдивую обратную связь? Она была очень хрупкой, когда ко мне пришла, и даже не выдерживала моего взгляда в упор, не говоря уже о моих «негативных» чувствах по отношению к ее действиям. В конце концов, решаю, что мы вместе справимся.

– Вообще-то я разозлилась, когда ты отменила сессию.

Женщина на секунду запнулась и попыталась перевести разговор на другую тему.

– Как тебе то, что я сказала?

– Ужас, как будто земля ушла из-под ног… Все мои права снова куда-то улетучились…

– Ты испугалась? Чего? Что я в своей злости отвергну тебя? Не смогу с ней справиться? Ты снова станешь плохой и бесправной?

– Да…

– Послушай, я разозлилась по одному конкретному поводу, но я не подвергаю сомнению отношения в целом. И ты не меняешь своего качества для меня: я по-прежнему дорожу тем, что мы делаем вместе… И тобой. Я разозлилась на полмизинца. А тебе кажется, что моя злость так велика, что угрожает отношениям. Ты чувствуешь несоответствие?

– Кажется, чувствую.

Мы еще какое-то время говорим о том, что нарушения договоренностей могут повлечь последствия, но не столь фатальные, как это казалось ей из ее детской проекции.

В конце концов, она говорит:

– Кажется, я вернулась в реальность. Это было трудно и страшно, но у меня больше нет фантазии, что можно жить, никогда не задевая ничьих границ. Зато очень важно, как именно реагирует другой человек… наделяет меня «плохостью» или же просто дает обратную связь…

Два года принятия и поддержки, наконец, приводят к тому, что даже очень «хрупкий» человек накапливает ресурс для того, чтобы выдерживать открытый «человеческий» контакт.

«Можно» и «нельзя»

Много размышляю в последнее время: как же хорошо было освоено мною пространство «нельзя» и как плохо – пространство «можно». Господи, сколько их, этих ограничений. И дело даже не в конкретных запретах, а в самой возможности… Возможности сделать что-то иное, непривычное. Возможности выбрать то, что хочу я сама, а не то, что, как мне кажется, общепринято. Вот, к примеру, привлекает меня человек здесь, в Сети. Нравится его позиция, нравится то, что он делает. Просто нравится. Почему же где-то внутри стоит барьер… ему об этом сообщить? Написать, выразить признательность, откликнуться теплом и благодарностью, попроситься в друзья, предложить совместный проект… Почему нельзя, а не можно? Или вот, к примеру, попробовать что-то новое – новые проекты, новую деятельность. Почему мне годами не приходит в голову, что можно побыть в другом качестве, не только психологом? Не только пишущим психологом? Ведь возможностей много, никто не запрещает…

Никто не запрещает, но что-то есть внутри меня самой запрещающее. Как будто есть идея, что кто-то (умный и большой) найдет, обнаружит талант, подтвердит его, покажет, что делать, поможет; приведет куда надо… Подтвердит, что МОЖНО пробовать и даже ошибаться. И скажет что-то в духе: «Если получится – хорошо, будешь рада удаче, не получится – будет опыт. И это тоже хорошо!»

Это разрешение – что можно пробовать и искать… И оставлять, завершать, заканчивать то, что не нравится и оказалось «не твоим», и добиваться, вкладывать усилия в то, что «твое», к чему лежит душа, к чему притягивает, что резонирует…

Такое разрешение – что все это можно – это какое-то новое слово в нашем постсоветском пространстве, в котором большинство по инерции ориентируется на «нельзя».

Я теперь решила, что можно:

• принимать в друзья тех, кто мне нравится, выбирая по созвучию, по резонансу с моими ценностями и приоритетами, отказываясь от контакта с теми, кто мне не близок (это тоже можно);

• сообщать о том, почему я хочу быть у них в друзьях и что мне близко в том, что делают и создают другие люди;

• размышлять о своих возможностях, предполагая, что я могу придумать и воплотить; отпустить на волю самые смелые фантазии и, не медля, начать действовать;

• приглашать к сотрудничеству тех, кто мне интересен, с кем я вижу возможную совместную взаимовыгодную перспективу, предлагать ее и отказывать тем, с кем я всего этого не вижу;

• перестать ломать голову – получится или нет, а дать возможности быть. И делая все от меня зависящее, принять любые последствия как опыт, который невозможно получить иначе, кроме как начать пробовать;

• отказаться от детской идеи, что есть Тот, Кто найдет, разрешит, признает и скажет: «Можно!», и войти (той своей детской частью, которая все еще верит в «нельзя») во взрослый мир, где работают другие законы… Где есть равные, партнеры, которые, опираясь на свои ценности и приоритеты, ориентируясь на свою выгоду, соглашаются составить альянс или не соглашаются.

Туда, где МОЖНО и где меня выбирают так же, как это делаю я сама.

Психическое пространство

Сейчас скажу об очень тонком, что трудно заметить. О бессознательном. Я тоже не могу его заметить, на то оно и бессознательное. Однако я могу заметить его по последствиям.

Представьте, что кто-то надел шапку-невидимку, прошел невидимым, но тем не менее наследил и траву примял.

…Ребенок сопротивляется родителям, если у него есть для этого психическое пространство. О чем это я? О том, что ребенок размещает в пространстве отношений то, что родители способны принять. И взрослые, которые не вышли из позиции ребенка, тоже размещают только то, что им в свое время позволили.

Из чего формируется психическое пространство? Из убеждений, установок, ценностей, приоритетов. У нас, родителей нынешнего сопротивляющегося поколения, все было еще хуже, мы не могли в большинстве случаев высказать сопротивление. «Лень» пресекалась, высмеивалась, за нее винили и стыдили, то есть она была недоступной… Как минимум заметная другим «лень». Наше сопротивление было по большей части скрытым.

Почему так? Мне думается, потому, что наши родители не имели сомнений, были убеждены в том, что воспитывают «правильно». И помимо этого в наше время ребенок не считался полноценным человеком, его было принято воспитывать, совершенствовать.

Наше поколение родителей уже сомневается. Мы думаем, размышляем, рефлексируем, замечаем. Кроме того, мы уже не считаем ребенка собственностью – у нас появляется идея его отдельности. Пока еще не окончательная, поэтому мы так настойчиво хотим для своего ребенка «самого лучшего».

Однако вот этих сомнений и зачатка идеи «отдельности» уже достаточно для того, чтобы появилось такое психическое пространство, в котором ребенок может открыто высказать свое сопротивление. Другое дело, сможем ли мы, родители, заметив этот феномен, пойти вперед, к новым изменениям, или повернем назад – к установкам наших родителей, у которых не было сомнений.

Вот такое психическое пространство, на мой взгляд, формируется в отношениях между людьми.

В случае с детьми решающую роль играют родители, в отношениях равных оба партнера вносят одинаковый вклад – их совокупность ценностей, приоритетов, установок, создают общее пространство, в котором возникает только то, что там может возникнуть. Ни больше, ни меньше.

Darmowy fragment się skończył.