Czytaj książkę: «Моё безмобильное детство»
Современный человек уже мало, что помнит или знает про социалистическое прошлое нашей страны, про семьдесят лет советской власти. Я родилась в Советском Союзе, в моей прекрасной стране, и для меня социализм – это мое замечательное светлое детство. Я из тех счастливцев, которые отпраздновав восемнадцатилетие, не смогли считать себя взрослыми так, как в тот год вышел закон о полном совершеннолетии лишь при достижении двадцати одного года. Алкоголь и табачные изделия мне не продавали еще три года, хотя замуж официально уже можно было выходить и детей рожать. А когда мне исполнился двадцать один год, алкоголь некоторое время вообще продавали лишь тем, кто предъявлял при покупке талоны, подтверждающие право на приобретение данной продукции, короче алкоголиком я не стала, и возможно благодаря «сухому закону». Итак, детство.
Я родилась в 1966 году в СССР (Союзе Советских Социалистических республик) утречком поближе к обеду и заорала басом, поведав миру о появлении на свет первенца в рабоче-крестьянской семье. Спустя полтора года меня познакомили с пыхтящим кулёчком и сказали:
– Милая, этот пупсик – твоя сестра, люби её и оберегай.
– Не надо тюсика! Не хочу тюсика! – Слова захлёбывались в горьком плаче.
– Давай снесём тюсика в лес, – смеялись взрослые.
– Не надо тюсика в лес! – Ещё горше заревела я.
И произошло это в тех краях, где Василий Шукшин снимал «Калину красную», ту самую что была популярной в эпоху социалистического застоя и транслировалась постоянно в кинотеатрах страны, а также на чёрно-белых экранах телевизоров. Жили мы в деревне в самой глухомани при заводике, который перерабатывал лён. Отец слесарил и приходил с работы пыльный и в мазуте. Он много курил, дымил, как паровоз, а по праздникам любил хлопнуть рюмашечку, другую и вовсе не чая. Мама всю свою жизнь трудилась бухгалтером. Она считала себя некрасивой, а зря. Мамочка, милая моя, брови вразлёт, прекрасные умные глаза, чувственный рот и всегда стройная фигура. Не эти ли качества являются параметрами совершенства в последние годы нашей современности? Для меня она была самой очаровательной женщиной на свете, также она была очень заботливой и ласковой, что не маловажно для ребёнка.
Когда мне исполнилось три года, мама стала доверять отцу со мной водиться. Как-то раз жарким летом я играла в куличики из песка. Отец сидя задремал. Я, как истинная патриотка, отправилась домой и наябедничала маме, что папа спит в песочнице.
Помню, я тогда играла с моей первой куклой Катей с фарфоровой головой и тряпичным телом. Я её очень любила эту Катю, спать укладывала под цветастый платок, пела ей колыбельные песенки собственного изготовления, обнимала и целовала, играла с ней, пока не оторвала голову в порыве гнева. Мы – ребятня зимой катались с горок на санках, валялись в сугробах, летом играли в кукольном домике и лазили по деревьям. Бабушка ругала за разорванные платья, я не была паинькой даже в те годы. Родители были вечно чем-то заняты, а в остальном жили размеренно, жили спокойно. На знаменитые майские праздники в наших краях зацветала черёмуха, а мои родители отправлялись на пикник. В выходной день они сидели у костра где-то на краю деревни в компании с хорошими соседями и выпивали. Не знаю почему, но за деревней у нас всегда буйствовали заросли черёмухи, которые зацветая предрекали приход лета, а ближе к осени баловали нас терпкими, но такими желанными ягодками. Мы ребятишки, тоже отправлялись на весеннее празднование великого дня победы над фашистами вместе со взрослыми, играли рядышком, и пребывали в совершенном блаженстве. Мои родители являлись типичными представителями граждан той поры, они умели радоваться малому и никогда не забывали, что их детство опалила страшная и очень разрушительная война. Мои папа и мама ни на миг, ни на секундочку не могли забыть о тех голодных тяжёлых годах, об их воевавших и погибших родных и близких. По этой причине, наверное, мне памятен тот запах черёмухи, а в мае я стараюсь навещать могилки родных и близких. Родители не были идеальными, но они нас любили, заботились о нас. Отец не любил есть борщ, называл его коммунистическими щами и при этом прекрасно поглощал обычные щи из капусты, да если ещё и со свининкой, ах объедение! Мама, добрая заботливая мама пыталась сама приодеться и меня с сестрой не обидеть. Она строчила по вечерам на старенькой швейной машинке с чисто советским названием «Волга». Надо сказать, она не являлась профессиональной портнихой, и пошитая ею одежда не была безупречной, но мы с сестрёнкой всегда радовались новеньким юбочкам и простеньким платьицам. В местном магазине изобилия товаров не наблюдалось, лишь самое необходимое: хлеб, сахар, мука, чай, макароны и т. д.
Для меня не существовало такого понятия, как «детский сад». Услышав это словосочетание, я представляла чудную картину: маленькие детки на лесной полянке водят хороводы и песенки поют. Моим с сестрицей воспитанием занималась бабуля, сутулая ворчливая, вечно чем-то недовольная и втихаря ругающая коммунистов старушка. Мама же была членом коммунистической партии Советского Союза. Повзрослев, я с удивлением обнаружила, что мамуля скрывает своё происхождение. Моя бабка оказалась дочерью попа и попадьи. Её отец, священник Николай Лебедев служил в действующей церкви в Ярославской губернии даже в советские тяжёлые послевоенные годы (1945 год и позже). В нашем доме иконы тщательно прятались. Молилась ли бабушка втихую по ночам, осталось загадкой. Ещё выяснилось, бабуля была не только поповной, но и бывшей учительницей и поэтому, наверное, выдрессировала меня читать книжки ещё до школы.
Однажды дождливым сентябрьским утром с огромным букетом традиционных во все времена для данного случая бардовых георгин, я и была препровождена в учебное заведение. Наивная девчушка не ожидала, что «школьная пора» растянется на бесконечные десять лет и шикарные банты, фартук и коричневое платьице надоедят до зубовного скрежета.
А мамина престарелая тётя рассказывала, как она ещё до Великой Октябрьской революции 1917 года обучалась в Смольном институте благородных девиц в Санкт-Петербурге. Институтки носили форменные платья с белыми воротничками соответствующие году обучения: синее, зелёное, коричневое или чёрное. У неё даже были сохранены фото классов, где молоденькие девушки со строгими лицами позировали в старинных платьях. Конечно это были чёрно-белые фотографии, для их исполнения долго позировали, и они очень дорого в те годы стоили.
Неторопливо тянулись серые трудовые будни с редкими советскими праздниками. По выходным мама пекла пироги, а с зарплаты покупала конфеты, иногда приносила игрушки. Отец – заядлый рыбак, притаскивал увесистые щуки на ушицу. Папашка был чистокровным выходцем из настоящей крестьянской семьи, короче говоря, земледельцем «в седьмом колене», и в сфере выращивания картофеля у него не было равных. Мать любила бегать в лес за малиной, черникой, на болото за брусникой и клюквой. Отец собирал грибы весь сезон. Поэтому в подвале нашего домика всегда теснились банки с вареньем, компотами и всевозможными соленьями. В праздничные дни мы всем семейством засиживались у «голубого экрана» телевизора, в те знаменательные дни транслировались фильмы и концерты по заявкам телезрителей.
Бывало и в гости к соседям захаживали и в клуб на киношку или на концерт к заезжим артистам. Самым любимым праздником, конечно, считался Новый год. Отец притаскивал большую ёлку, ставил её посреди комнаты, а мы с мамой с упоением наряжали её стеклянными шарами и сосульками. На макушку ёлки мама обычно надевала алую звезду. Под ёлкой как правило стоял пластмассовый Дед Мороз со своею внучкой Снегурочкой, а иногда дрых любимый кот Васька. На телевидении состоялась премьера фильма «Самогонщики», а позднее и «Ирония судьбы или с лёгким паром!» В Новогоднюю ночь мы смотрели «Голубой огонёк» и поедали салат оливье. Вся страна под бой курантов поднимала бокалы с «советским шампанским» и лимонадом «Буратино» в детском варианте. Мы с сестрой прыгали вокруг ёлки и бесились, как маленькие чертенята. Что такое Рождество, я не знала.
