Czytaj książkę: «Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть пятая»

 
На Изломе зимы повстречаем рассвет.
Скоро скалы оденутся льдом.
Этим утром давай отрешимся от бед
И куда-то зачем-то придем.
Будет год, будет день; будет да, будет нет;
Будет счастье сидеть за столом.
Будет что впереди? То ли тьма, то ли свет…
Но не бойся: все это – Излом.
 
 
На Изломе весны все рождается вновь.
Веет ветер. И кажется сном,
Что кончается жизнь, проливается кровь
И что полдень совсем ни при чем.
Чтить ли и ожидать? И при чем тут любовь?
Мы не гордые, мы подождем.
Сомневайся, надейся и не прекословь!
Что бояться? Ведь это – Излом.
 
 
Ну а летний Излом согревает волну.
Слышишь – песни и плач ни о чем?
Не уйти в облака, не нырнуть в глубину —
Все глубины кончаются дном.
Недалёко закат. Оборвали струну…
Ну и орстон! Аминь. Мэратон!
Пусть никто никогда не признает вину,
Не боимся. Все это – Излом.
 
 
Вот осенний Излом. Вот уж полночь близка.
Молний блеск в темноте, шквал и гром.
Ненадолго! На месяцы и на века —
Но не дольше. Закройся дождем.
У кого-то, возможно, судьба высока,
Ну а мы поживаем и врем…
Ветер бьется о скалы. Река глубока.
Отсвет молний. И это – Излом.
 
 
Простите. Север, юг, восток и запад
Перемешались, аж не расплести.
Какие у Этерны там пути —
Не знаю. «Ночь идет на мягких лапах».
 

Юрий Гиренко

Те, кто в самом деле не думает, ибо не способен, вечно намекают на глубины своих размышлений.

Рокэ, герцог Алва, соберано Кэналлоа, регент Талига

Страх ошибки, чужой боли, греха или того, что названо таковым, ведет в Закат столь же верно, сколь и равнодушие.

Странствующий епископ ордена Славы Луциан

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Камша В.В., 2019

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2019

XVI. «Влюбленные»¹

Было бы невозможно предотвратить крах королевской власти, если бы мы шли на поводу у тех, чье невежество по части практического руководства государством сравнимо с их высоким мнением о себе как о знатоках теории государственного управления, тогда как они не способны ни на глубокие мысли по поводу политики государств, ни на суждения о происходящих в обществе процессах, каковые недоступны их пониманию.

Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье

Глава 1
Талиг. Старая Придда
1 год К.В. 4-5-й день Зимних Ветров

1

Большой Руди решил наконец выспаться, – Руди Мелкий потянулся и глянул на высящиеся в углу часы. – Часа два, как ушел, так что сдаю тебе ночь и зиму. Зима холодная, вьюшки закрыты, на небе – месяц. Властвуй, а мы спатиньки.

– Счастливо выспаться, – откликнулся Давенпорт, подходя к окну. Худеющая луна зацепилась за левый флюгер, рядом мерцало несколько крупных звезд. Всадница или Паук? Моряк бы сразу сказал, это на суше звезды нужны разве что астрологам и для красоты.

Ночь выдалась дивная, и Чарльз любовался синими тенями, пока по дворам не прошел полуночный патруль. Теперь до утра в Старой Придде одна власть – капитан Давенпорт. Чарльз еще раз глянул на вверенную его заботам луну, открыл и закрыл дверь в темный кабинет, после чего перебрался в примыкавшую к приемной комнатку без окон, куда как-то умудрились втиснуть стол, пару стульев и узкую кушетку.

Ноймаринен не считал, что дежурные адъютанты обязаны таращиться во тьму – не коты. Их дело оказаться на месте, когда случится нечто важное, только важного больше не ожидалось: всё или почти всё уже произошло, оставалось встряхнуться и начать жить дальше. С новым Кругом, новым королем и временной столицей, хотя сам Чарльз сто раз бы подумал, прежде чем возвращаться в Олларию и тем более тащить туда детей. Хватит того, что Карла с сестрой привезли в Старую Придду. Показать верным, чтоб их, подданным! Эту верность капитан Давенпорт видел во время ареста Фердинанда, до смерти хватит. Адъютанты герцога вцепились в предложение нового товарища до конца праздников взять ночные дежурства на себя. Обормоты не представляли, насколько «знаменитому Давенпорту» тошно от своей славы и оживающего двора. За возвращение в армию капитан отдал бы все, кроме Мелхен. За возможность съездить в Акону – полжизни и еще четверть – за Большого Руди, снявшего регентскую цепь, но продолжавшего волочь на себе то, до чего у Алвы не доходили, да и не могли дойти руки. По сути Ноймарский Волк оставался регентом, а Кэналлийский Ворон – Первым маршалом, и это было правильно. Неправильной была тревога за болтающегося по Западной Придде Савиньяка.

Накрытый льняным полотенцем свежий пирог напомнил о себе ароматом печеных яблок и еще чего-то пряно-горького, Мелхен бы сказала точно. Девушка не любит роз и комплиментов, но редкие на севере специи примет, благо в Старую Придду торговцы сейчас просто ринулись. Самое время добыть то, чего нет в Аконе, а после праздников – попросить отпуск для устройства семейных дел. В Давенпорт съездить придется на самом деле – собрать родню и соседей, выслушать кучу обязательных глупостей… Впрочем, неизбежные на родительских поминках разговоры о свадьбах не столь уж и нелепы. Чарльз не собирался тянуть, дело было за невестой, а ее стерегли то Юлиана со съеденными сто лет назад пирожками, то подружка со своим котом.

От Селины Давенпорта трясло, однако появления Мелхен в Старой Придде, где вокруг красавицы неминуемо соберется стая поклонников, капитан не хотел. Уж лучше девица Арамона! Эта разгонит всех, только вечно сидеть в Аконе девушки не будут, вдова родит и возьмется за приемную дочь. Присмотрит бергера поздоровей, и начнется… Мелхен спорить с матушкой не станет, Селина тут не помощник, а вот герцогиня Ноймаринен повлиять на баронессу Вейзель в состоянии.

Первым просить супругу Рудольфа о помощи Чарльз бы не стал, но та заговорила о Мелхен сама. Удивляться не приходилось: он своих чувств не скрывал, а тот же Бертольд по части болтовни обставит дюжину вдов. Кто-то услышал, кто-то пересказал… Покойного артиллериста армия ценила, как же не разболтать, что «тот самый Давенпорт» по уши влюбился в дочку Вейзелей? Да, влюбился! В Мелхен не влюбиться невозможно.

Почему и на кого он разозлился, Чарльз не понял, но отчего-то выскочил в приемную и, желая себя хоть чем-нибудь занять, принялся зажигать свечи. Оказалось, кстати. Не прошло и пяти минут, как в дверь забарабанили, и красномордый сержант доложил о прибытии Первого маршала, то есть регента. Чарльз глянул на часы – четверть второго. Ну очень спокойная ночь!

– Только, – хриплым басом проревел вестник, – сказано, чтоб никого, окромя дежурного, не будить. Ибо… без… бестакно!

Давенпорт кивнул, Ворон был верен себе: объявился, выиграл сражение и куда-то умчался, пообещав успеть к празднику. Само собой, его ждали послезавтра к вечеру, а он нагрянул двумя днями раньше. Тактично.

– Идем.

Дорога оказалась недолгой – до парадной лестницы.

– Вот они, – объяснил сержант и отступил, давая дорогу начальству, начальство же чудом не ругнулось и потопало вниз, где в свете факелов о чем-то беседовали двое в бергерских шубах. Понять, который из них Ворон, в полутьме не выходило.

На последней ступеньке Чарльз слегка задержался, мысленно себя обругал и, вздернув, как на параде, подбородок, направился к гостям. Слышимость в здешних залах и переходах, особенно по ночам, была невероятной, возводившему дворец архитектору надо было строить церкви. С оргáнами. Грохало, будто в вестибюль ввалилась дюжина статуй, а не дежурный офицер с сержантом, но Алва со спутником даже головы не повернули. В ту ночь он тоже не оборачивался.

Давенпорт шагал по внезапно ставшим скользкими плитам и пытался унять разогнавшееся сердце, а из памяти, будто из окон, тянуло дымом и раздавался колокольный звон. Октавианские праздники, будь они четырежды прокляты вместе с Килеаном и Мореном! Ну и что, что оба сдохли? Последнего суда всем ждать, вот и пусть Леворукий их жарит!

– Ргррав!

Резкий звук заставил Чарльза вздрогнуть прежде, чем он сообразил, что рядом залаяла собака. Затем капитан разглядел и самого пса: крупный светлый силуэт у ног ближайшего из гостей. Алвы!

– Судьба все-таки есть, – усмехнулся Ворон, – но воображения у нее никакого.

– Господин регент, – все, что пришло в голову Чарльзу, это щелкнуть каблуками. – Дежурный адъютант Проэмперадора капитан Давенпорт. Герцог Ноймаринен отдыхает.

– В отдыхе, как мне говорили, нуждаются все, – одобрил регент, – и лишь Создатель бодрствует денно и нощно, хотя в последнее верится с трудом. Марсель, у тебя нет желания слегка смягчить неловкость встречи? У Готти как-то не вышло.

– Это будет непросто, – бергер в светлой шубе подхватил Чарльза под руку и оказался виконтом Валме. – Готти не виноват. Он не знает всех обстоятельств, как и я, к слову сказать.

– Капитан дежурил в Октавианскую ночь, – объяснил Алва, придерживая своего пса. – Идиллическое было время.

– Где идиллическое? – не понял Валме. – В Олларии?

– Везде, – Ворон чему-то усмехнулся. – Симпатичные войны, уютные заговоры, приятные покушения… Адъютантская щель возле приемной цела?

– Да, монсеньор.

– Я переночую там, а виконта, раз уж вы с ним ладите, заберите и накормите. Можете выпить, с дежурства я вас снимаю.

2

В одной лесной деревне жил Пес. Хозяином его был Пастух, и в юности Псу не раз приходилось вступать в бой с волками, однако со временем хищники узнали остроту собачьих клыков и стали охотиться в других местах. Овцы мирно паслись на берегу речки, а Пес приглядывал за бестолковыми ягнятами, которые могли свалиться в воду, да слушал жаворонков. Его счастье омрачали лишь блохи, приставшие к бедняге на последней ярмарке. Пес не понимал, почему у него стала чесаться шея, это было очень неприятно, но приходилось терпеть. Приходилось терпеть и блохам, которых решительно не устраивало их нынешнее положение: Пес им не нравился, к тому же у него была невкусная кровь.

– Что может быть горше, чем оказаться привязанным к никчемной твари? – сетовали блохи. – Разве это жизнь? Это прозябание.

– Мне кажется, я скоро провоняю овцами, – вздыхала Изысканная блоха.

– А меня покинет вдохновение, – вторила ей Поэтичная.

– Но здесь не так уж и плохо, – робко возражала Хромая.

– Для уродов, – огрызалась Грубая.

– Мне страшно за наших детей, – беспокоилась Чадолюбивая. – Бедняжки всю жизнь проведут в этой мерзости.

– Хуже того, – пророчила Мрачная, – та же участь ждет и следующие поколения.

– И в этом виновата моя мамочка, – жаловалась Самая Красивая. – Зачем, ну зачем она бежала в эту мерзкую глушь? Ее это устраивает, но я рождена для другого!

– Все рождены! – обижалась Справедливая.

– Нужно бежать, – предлагала Решительная.

– Нужно!

– Хотя бы ради наших детей…

– И наших талантов…

– И любви, которую здесь не встретить!

– Но как?! Скажите кто-нибудь, как нам выбраться из этого ужаса?!

– Рано или поздно судьба дарует нам шанс, я уверена! Главное – дожить и не потерять себя!

И блохи дожили. Погожим осенним днем из лесу вышел Волк – сильный и молодой. Ему хотелось есть, а пасущиеся на опушке овцы казались легкой добычей. Про Пса Волк слышал, но юности свойственна дерзость, к тому же Волк был в ссоре с родней и не желал оставаться с ними в одном лесу. Тем не менее, прежде чем выбрать подходящего ягненка, Волк сходил и посмотрел на Пса, который как раз чесался, выдирая клочья шерсти и подскуливая. Зрелище было столь жалким, что Волк, больше не скрываясь, помчался к добыче. Пес услышал шум и, позабыв о своих невзгодах, бросился в бой. Враги сцепились в смертельной схватке.

– Прыгаем! – крикнула соплеменницам Решительная блоха. – Другого шанса может не быть!

– А трусы будут гнить в своей овчарне! – хохотнула Грубая.

– Если только наш волк не загрызет вашу тварь, – добавила Мрачная.

– И вы сдохнете с голоду, – подхватила Самая Красивая. – Прощайте, родители, вы меня никогда не понимали.

– Вперед! – велела Решительная. – За мной!

Прыжок Решительной был удачен: она попала туда, куда хотела, и скрылась в густой серой шерсти, подав пример другим. Блохи одна за другой перебирались на волчью шею, но не все. Кто-то опасался промахнуться и сгинуть от голода в жутких травах, кто-то боялся тех, кто уже живет в волчьем меху, кто-то просто метался, упуская момент за моментом, а схватка становилась все ожесточенней. Пес и Волк то налетали друг на друга, то отскакивали, то вновь бросались в бой. Кровавая пляска делала переправу смертельно опасной, а потом Волк не рассчитал. Совсем немного, но Пес был опытен и в полной мере воспользовался ошибкой противника. Белые клыки сомкнулись на волчьем горле, хлынула кровь, и все было кончено.

Прибежавший Пастух достал нож, снял с Волка его прекрасную шкуру и сунул трофей в реку, не зная, что губит десятки надежд.

– Печально, – сказала наблюдавшая за трагедией с песьей шеи Изысканная блоха. – И горько.

– Но мы живы, – напомнила Хромая.

– Главное, – поддержала Чадолюбивая, – будут живы наши дети.

– А творить можно и в хлеву, – поддержала ее Поэтичная. – Ой, кто это?!

– Я вернулась, – прошептала израненная Решительная. – Я вернулась домой… Все мои соратницы погибли, а я…

– Прочь! – заорала Чадолюбивая. – Явилась объедать наших детей?

– Изменница, – воскликнула Изысканная, – коварная и неблагодарная!

– Неудачница, – припечатала Хромая.

– Ну как, выбралась из глуши?

– Волчьей крови захотела? Мир повидать захотела?!

– Ты предала не только нас. Ты предала нашего дорогого Пса!

– Ступай жрать траву… Тля!

– Других погубила и за нами вернулась?

– Прочь!!!

Разъяренные блохи окружили Решительную, намереваясь скинуть ее с песьей шеи, однако расправу невольно прервал Пастух, вздумавший потрепать Пса по загривку.

– Бедняга, – сказал он, – весь в крови. Идем, я тебя в речке отмою!

Подсохшее перо почти не оставляло следа, Арлетта сунула его в чернильницу, перечитала написанное и поняла, что вышло злей, чем задумывалось. Такое с ней уже бывало. В Олларии.

Левий, прочитав сказочку о ненавидящем Слизне, спросил, почему она написала это именно сейчас. Вразумительно объяснить, что на нее накатило, графиня не смогла, потому вопрос и запомнила. Теперь женщина задала его себе сама и опять не нашла ответа. Бесноватых в Придде вывели еще осенью, разве что зелень притащили гости из других провинций?

Рудольф подобного не исключал, но валить собственную злобность на дюжину пока еще тихих подонков Арлетта не собиралась. Причина крылась в другом – графиню, как и прежде, раздражал двор, к тому же оставшаяся без церемониймейстера Георгия так и норовила повторить материнские выдумки. Ничего опасного в этом не было: внешних врагов у Талига почти не осталось, а те немногие, кто еще помнил алисианские приемы, дриксенскую лебедицу не жаловали, пусть и по разным причинам. Графиня задумчиво тронула чернильницу и резко пододвинула рукопись к себе – так и есть, блохи, пусть и не все, говорят, как знакомые… Ли узнáет сразу.

Стук входной двери и быстрые, явно мужские шаги показались ответом, Арлетта едва не вскочила, но сдержалась: в Старой Придде лучше сдерживаться, но это свой, то есть тот, кого знает камеристка. Графиня неторопливо обернулась и увидела младшего. С капитанской перевязью.

– Поздравляю, – Лионеля обнимать можно, Арно до нежностей пока не дорос. – Что ты совершил?

– Потом объясню. Мама, я не один.

– Ты все же решил поручить выходца мне?

– Выходца? – непонимание на родной до дрожи физиономии сменилось, нет, не досадой, смешком! – А, вот ты о чем… Ерунда какая! Мама, Рокэ велел гнать всех к тебе.

– Дитя мое, ты меня пугаешь, Маркус прислал только три сервиза.

– Мама… Нет, ну ты…

Теперь они смеялись вдвоем. Молчать со старшим, хохотать с младшим. Остается Эмиль, но с ним тоже что-нибудь да сыщется!

– Со мной… – Арно наскоро утер слезы, – со мной Валентин… Назови его как-нибудь Заразой, пусть обалдеет, ему полезно.

– Я обязательно попробую. Так вы вдвоем?

– Нет, еще Герард с Ариго и Эпинэ; ты его вроде любишь.

– Зато вас с Рокэ сейчас разлюблю! Что встреча после бури рождает счастье, ты, надеюсь, помнишь?

– Веннена, пожалуй, забудешь! Особенно в обществе Спрута.

– Тем хуже. Догадайся вы явиться поодиночке, было бы у меня три отличных счастья, а вы какой-то ком скатали. Счастливый, не спорю, но один.

– Да? – темные брови сына на мгновенье сошлись, – а если, как в Торке, три кома поставить друг на друга? Оно ведь до весны простоит.

Нужно было идти к милым, дорогим, желанным гостям, всплескивать руками, ахать, кормить, а они глядели друг на друга и ржали. Мать с взрослым сыном, вдова маршала, она же сестра экстерриора, и свеженький капитан. Чудовища… Талигойские.

3

– С прымпердорами можно отлично ладить, – Валме, которому Чарльз был ужасно рад, бросил под стол кусок оленины. – Не веришь, Котика спроси, он с первого нюха понимает, когда кто-то не хуже меня. Нет, будь он дамой, я про Котика, мне бы стало обидно, пусть и меньше, чем обойди меня банальный маршал, а так все устроится. Ты просто не привык.

– К Ворону?! – возмутился Чарльз. Стакан тоже возмутился и опрокинулся, но в нем уже ничего не было.

– Ну да, – кивнул виконт. – С ним главное, чтобы без перерывов и поблажек. Сперва будет, выражаясь по-адуански, хреноватенько. Злишься, вскакиваешь ни свет ни заря, куда-то несешься. От тебя не отмахиваются только потому, что ты не пристаешь, а не пристаешь ты потому, что у тебя ноет все, кроме носа. И так день за днем, а потом раз – ничего не ноет, и тебя уважают замечательные люди.

– И кто же? – Если леворукие кому-то нравятся, пожалуйста, а у него и так есть о чем говорить.

– Те же бакраны, – пожал плечами Марсель. – Твое здоровье!

– Постой, – Чарльз ухватил кувшин и наполнил строптивый стакан. – Твое тоже!

– Я достоин отдельного тоста.

– Уговорил. И хватит о проэмперадорах!

– Прымпердорах. Ты не вылечишься, пока не научишься их правильно называть!

– Да не хочу я их никак называть, я и слышать-то про них не хочу.

– Ты не слушаешь, ты о них говоришь, причем о Савиньяке – заметно больше.

– Он меня бесит, вот бесит, и все тут! Как бы объяснить… В бою я его закрою, и при этом так бы и убил! Большой Руди – человек, Ариго – человек, а этот… Леворукий. Он же не видит никого, то есть видит, но как барышник лошадь.

– И ты позволяешь?

– А что я могу?

– В самом деле, – зевнул Марсель. – Мой тебе совет: если не можешь, то и не хоти. Второй способ – выпить на брудершафт, вот мы с Рокэ выпили… Только у тебя не выйдет.

– Мне и не надо!

– Савиньяку тоже. Если я скажу, что тебе на самом деле надо, я скажу пошлость, а пока жив папенька, это нежелательно. Да… Ты же теперь граф, и мы за это не пили.

– Это не повод!

– Повод. Теперь о Давенпортах будут судить по тебе, так что кончай с занудством.

– Мне жаль отца, – невпопад пробормотал Чарльз, отпив показавшегося безвкусным вина. – Мы так и не встретились… Были оба на Мельниковом, знали друг про друга, но ты же понимаешь…

– Что именно?

– Встречаться перед боем – плохая примета.

– Была, – виконт опустил руку под стол и почему-то поморщился. – Вы с отцом поддались суеверию и тем самым доказали его ложность. О, как брякнул, а ведь казалось таким посредственным…

– Что казалось?

– Вино. Теперь перед боем можно встречаться с кем угодно, хуже не будет. Как и лучше. Судьба вообще редкостная дрянь, а уж шарики у нее… Твое графство!

– Спасибо! Ты ведь из Кагеты сейчас?

– И из нее тоже.

– Мне нужны топазы. Золотистые.

– Начни с ювелиров, они, конечно, своего не упустят, но посылать в Кагету за топазами всяко дороже. Разве что съездить самому.

– Что мне там делать?

– Познавать мир. – Виконт вытащил плоскую флягу. – При разбитом сердце очень полезно.

– Кто тебе растрепал?

– Бонифаций.

– Кто?!

– Его высокопреосвященство, но злиться на него даже у тебя не выйдет.

– С тобой говорить, как… – Чарльз хлопнул по столу ладонью. – Мне на нового кардинала начхать, я его сто лет не видел и не собираюсь. Ему кто разболтал? Кто?!

– Дьегаррон, видимо. Или нет… Не все ли равно? – Валме принялся разливать что-то пахнущее полынью. – Это было печально… И здесь оно уместно, я про «это было», но тебе этого не понять! Главное, что осень в Кагете фиолетовая с золотом.

 
Это было красиво и всегда таким будет,
Так забудь про извивы всяких пакостных судеб…
 

Она выбрала маршала, а меня выбрала… выбрало много чего. За фиолетовое с золотом! И за дам, которые светят нам издали! Чем дальше, тем ярче.

– Мелхен я не отдам, – под руку что-то попало, и Чарльз его отшвырнул. – Уж не знаю, кто и зачем лезет в мои дела, но хорошо, что ты про нас знаешь… У Мелхен золотые глаза, я должен подарить ей топазы. Лучшие, на это моего наследства хватит!

– Баата не только топазы, он тебе свой лилион подарит. Особенно если Рокэ поспособствует.

– Марсель, мне не нужны подачки! Тем паче из-за Алвы!

– Казар расстроится, он такой ранимый…

– К кошкам! Ты пойми, я ее сперва не разглядел; знал, что с нами генеральша Вейзель с дочерью едет, ну и ладно, не жалко! А потом во дворе, где эти… Альт-Вельдеры свою воду подают, мы почти столкнулись. Мелхен отпрянула к своей мамаше, та понесла какую-то дичь про марагов, а для меня мир перевернулся.

– Не для тебя одного. Ариго на том же дворе влюбился и уже женился. Надо, кстати, за него выпить!

Это было правильно, и Чарльз от души хлебнул полынной касеры. Счастье Ариго обнадеживало, ведь оно тоже началось в Альт-Вельдере, только генерал утонул в серебре, а капитан – в золоте.

– Ты должен ее увидеть, – потребовал Давенпорт. – Мелхен просто чудо, а как она умеет слушать… не просто слушать, запоминать! Даже про то, как Савиньяк с Хайнрихом сговаривались, хотя тут и подружка могла добавить, дочка нашего Свина. Вот уж кого придушить тянет… и ведь когда молчит, красотка, но как рот откроет! Уж лучше папаша!

– Молодой Фельсенбург с тобой не согласится. И я не соглашусь. – Валме опять глянул под стол и улыбнулся. – Спит… Девица Арамона, если пожелает, станет дриксенской герцогиней.

– Да хоть гайифской, лишь бы поскорей! Это же змеюка в голубиных перьях, и еще кот…

– Да, собака лучше, – твердо сказал Марсель. – Не выпить ли нам за Готти и в его лице за тех, кто никогда не цапнет зря?

– Я готов, – согласился Чарльз, – а потом ты пожелаешь мне счастья!

– Теоретически, – Валме поставил приподнятый было стакан. – Пить за твое счастье я буду готов, когда увижу Мелхен.

– Я знаю, что говорю.

– Я тоже. Допустим, Мелхен – это твое счастье, но вот подходишь ли ей ты? Сам посуди, рядом с девушкой генеральша Вейзель, подруга и кот. Мелхен их любит, а ты терпеть не можешь. Их трое, ты – один и говоришь с любимой не о розах, а о Савиньяке с Хайнрихом. А она вообще не говорит, а слушает. Это очень похоже на вежливость…

– Я тоже этого боялся, но ей не скучно, уж это-то я понять способен!

– Чтобы и я понял, мне нужно припасть к источнику.

– Чего?

– Расскажи мне то же, что и девице, и я тебе скажу, есть ли у тебя шанс или лучше начинать глядеть по сторонам. В Старой Придде должна быть уйма невест, в том числе и хороших.

– Мне нужна Мелхен!

– Это я уже понял. Рассказывай про Хайнриха.

– Вообще-то я рассказывал про весь наш рейд от Ор-Гаролис до Бергмарк. Мне придется много говорить.

– А мы никуда не спешим. – Валме положил рядом с первой флягой вторую. – Я не собираюсь будить дядюшку Маркуса.

– Фарнэби поздно ложится. – Чарльз вытащил полагающиеся ему, как адъютанту, часы, вгляделся и кивнул. – Мы можем еще с часок просидеть, и ты все равно успеешь.

– Не хочу. Если Маркус не будет спать, мне придется с ним говорить, а меня как-то не тянет. Часа в четыре он ляжет, тогда-то я и нагряну.

В этом была своя логика, Давенпорт засмеялся и вновь отхлебнул пахнущего степным дымом пойла. Оказывается, все это время он хотел выпить с кем-то, кто в состоянии понять… Марсель появился удивительно кстати, а ведь при виде Ворона капитану захотелось убраться куда-нибудь подальше. В ту же Холту.