Czytaj książkę: «У Беды зеленые глаза», strona 8
К тому же, руководство милиции постоянно предпринимает значительные и дорогостоящие усилия по обеспечению безопасности своих сотрудников. Почему – то именно сотрудников, а не посетителей ГОВД, в том числе и ИВС.
Ведь ранее практически любой человек мог пройти в помещение отделов внутренних дел. Только в случае, если этот входящий вызывал недоверие, дежурный мог остановить его для проверки.
Так было у Вас, и ну нас.
– Правильно.
– И все было нормально. И всех это устраивало. Но теперь такого нигде нет. Везде постовые, специальные приспособления охраны (например, турникеты и так далее).
Может и нужны такие меры. Особенно в связи с террористическими актами. Возможно! Но не привычно как – то. Ведь те же сотрудники милиции все – таки выходят из окруженного охраной здания. И лицом к лицу могут столкнуться с теми же террористами. Но уже вне стен ГОВД. А как им быть в таком случае?
По этой причине я не воспринимаю эти последние нововведения.
Хотя и подчеркиваю, что раз это делается, то, возможно, это и нужное дело.
***
Проведя посетителей вначале через одну металлическую решетчатую дверь, а затем и другую, прапорщик подвел их к двери, на которой висела табличка с надписью: «Для допросов».
– Нам нужен Звягинцев, двести седьмая часть вторая, – сказал Бурый прапорщику.
– Сейчас приведу.
Суворова неоднократно уже бывала в этом изоляторе. Поэтому все это не было ей в диковинку.
Ка и то, что в кабинете, куда они вошли со следователем, в стене напротив входа располагалось небольшое окошко с двойной рамой. Обычно закрытое, и летом, и зимой. Как говорится: зимой и летом, одним цветом.
У этой же стены стояли деревянные стул, стол.
Вдоль стен справа и слева от входа располагались деревянные скамейки, на которых могли свободно уместиться по два – три человека.
Адвокат прекрасно знала, что ножки стола, стула для следователя, скамеек для допрашиваемого, его защитника, представителя и других лиц, допущенный к проведению следственного действия (не только допроса, но и очной ставки, например) были привинчены к полу. Поэтому сдвинуть их не представлялось возможным. Она и не пыталась это сделать.
Как понимала Татьяна Васильевна, это было сделано опять же для обеспечения безопасности присутствовавших в кабинете людей. Всякое ведь бывает. И разные люди посещают это заведение. В том числе и отпетые зэки, и душевнобольные. Да мало ли кто еще.
Кстати, скорее всего для этого же, в дверях кабинетов для допросов, или их еще называли «следственные кабинеты», обязательно был «глазок. И дежурный или постовой ИВС периодически заглядывали в него.
Только, если в кабинете работали оперативники, никакого просмотра через «глазок» не было.
Суворова привычно уселась на скамейку слева от входной двери и приготовилась вести записи следственного действия.
Напротив должен был сидеть Звягинцев.
Бурый занял свое законное место на стуле у окошка.
В кабинете воцарилось молчание.
Хорошо было слышно, как постовой ИВС вызывал из камеры в коридор Звягинцева.
Через минуту дверь в кабинет отворилась, и постовой ввел подозреваемого. Перепутать его с кем – либо было очень даже затруднительно.
Рост не менее 190 сантиметров, если не больше. Крутая сажень в плечах. Крупная голова. Размашистые движения. Густая шевелюра каштановых волос на голове.
Увидев Татьяну Васильевну, Звягинцев откровенно обрадовался:
– Вот и ладненько. Теперь я спокоен. Никакого беспредела со стороны следаков не будет. Здравствуйте, Татьяна Васильевна!
– Здравствуйте, Александр! – Строгим голосом встретила своего подзащитного Суворова.
Ей явно не понравился игривый тон Звягинцева, с которым тот обратился к ней.
Ладно, если бы это было наедине. А то ведь следователь здесь. И все замечает. Потом будет рассказывать всем со своими комментариями, естественно, о которых можно только предполагать.
«Не хорошо это все. Неуместно».
– Понял. Не дурак. Был бы дурак, не понял.
Задержанный, все с таким же приветливым лицом, на котором просто – таки играла улыбка, уселся напротив своего защитника.
После этого оба они повернулись к следователю, ожидая услышать от него, что будет далее.
Поняв, что все ожидают от него проявления инициативы, Бурый раскрыл папочку. Вероятно, в ней находились материалы уголовного дела против Звягинцева.
– Итак. Приступим.
Голос его звенел то ли от того, что в кабинете воцарилась тишина, то ли от того, что он понимал, что сейчас он крути – верти. А эти двое будут делать то, что он скажет.
– Хотя бы формально, для протокола я должен спросить: задержанный Звягинцев! Вы согласны, чтобы Вашу защиту в уголовном деле обеспечивала Суворова Татьяна Васильевна?
Звягинцев удивленно посмотрел на следователя:
– Я не понял! В чем вопрос? Я же сразу заявил, чтобы мне в защитники назначили Татьяну Васильевну. Зачем еще вопросы какие – то?
– Успокойтесь, Александр, – вмешалась Суворова. – Так положено спрашивать. А Вы, если согласны, просто скажите об этом. И все.
– Ну, так бы и сказали. Конечно, согласен.
– Есть ли какие ходатайства, заявления? – Бурый обратился к адвокату.
– Простите. Но я хотела бы переговорить пару минут с подзащитным наедине перед допросом. Я ведь не знаю его позицию по делу.
– По делам, – уточнил следователь. – Пока он подозревается в совершении трех разбойных нападений. И по каждому эпизоду возбуждены уголовные дела.
– Тем более.
– Хорошо. Беседуйте. Я буду за дверью.
Собрав со стола документы, следователь вышел в коридор.
– Итак, Вас подозревают в совершении нескольких преступлений. Вы действительно их совершали?
– Совершал. Хотя обещал мамке, что завяжу. Но не сдержался. А все водочка. Выпить охота. А мамка денег не дает. Сам не работаю потому, что нигде не берут. Не доверяют, видите ли. Судимого вообще никуда не берут. Только в банду. Туда путь открыт всегда. Да, Вы и сами это знаете. Я все признаю. Не волнуйтесь. И расскажу и покажу. Быстрее бы только суд. Не охота в камере сидеть. Лучше уж на зоне. Там просторнее и все понятно.
– А зачем же тогда я Вам?
– А чтобы по – меньше дали в суде. И потом, поговорить – то в камере не с кем. Вы лучше скажите, как там мамаша? Убивается, наверное?
– Конечно, ей тяжело. И я ее, как женщина, как мать, понимаю. Сердце матери болит и о хорошем сыне, и о плохом.
– И о таком, как я, к примеру?
– Конечно. Тем более, что ты единственный у нее ребенок. К тому же она переживает и расстраивается еще и потому, что считает, что это она виновата в том, что воспитала такого сына, который из тюрьмы не вылезает.
– Понимаю. Я и сам все это понимаю. Но…. Ай! – Он махнул безнадежно рукой и опустил голову.
– Ладно. Оставим эти разговоры ни о чем. Значит, я буду исходить из того, что ты все признаешь?
– Ну, не все, конечно. Подельников я сдавать по любому не буду. Иначе мне вилы. Где находится краденое, я тоже, как Вы понимаете, не знаю. И то, чего не совершал, брать на себя не стану. А в остальном без упрямства, все расскажу.
– Договорились. Так, я зову следователя?
– Зовите. Чего уж.
***
Не стану описывать весь ход довольно длительного по времени допроса.
Скажу только, что Звягинцев рассказал, каким образом он участвовал, не в трех, как отмечал Бурый, а в пяти разбойных нападениях в разных частях города. Но как ни старался следователь выведать, кто же еще участвовал с ним в совершении преступлений, подозреваемый стоял на своем, как скала. Ни одного подельника не сдал. А ведь следователь так старался! Так старался!
По окончании допроса, когда Бурый и адвокат собрались уже уходить из кабинета, Звягинцев попросил Суворову остаться на пару минут.
Дождавшись, когда следователь покинет кабинет, он обратился к Татьяне Васильевне:
– Я тут попросить Вас хочу об одном одолжении.
– Что такое?
– Да, по правде говоря, не знаю даже, как сказать.
– Говори прямо. Чего ты хочешь?
– Я понимаю, что надолго здесь завяз. Следствие. Суд. А там и этап. Но прежде хочу еще раз попробовать картофельные драники со свининой. Можно без сметаны.
Суворова чуть не поперхнулась от удивления:
– Что?
– Драники, – все также мечтательно сказал Звягинцев.
Создавалось впечатление, что он уже видел эти самые драники воочию. И даже попробовал их.
– Ну, ты, даешь! Ты представляешь себе, как я буду проносить сюда драники и угощать тебя? Это же немыслимо. Меня просто выставят отсюда. И осмеют на всю вселенную. Нет, я многое могу сделать. Но такое выше моих сил и возможностей.
– А жалко. Я так их люблю. Мамка часто их жарила.
– Нет и нет. Даже не проси. Я просто не могу. Пойми меня, пожалуйста, и не обижайся.
– Тогда передайте, пожалуйста, мамке, чтобы не волновалась. Берегла себя. Передачи мне не надо готовить. У нее и так денег кот наплакал. Пусть лучше себе на еду и лекарства тратит. Обязательно передайте, что кормят здесь хорошо. Мне хватает. И вообще ничего мне не надо. Если что, так братва подгонит.
– Я – то ей передам. Но, ты ведь прекрасно знаешь, она все равно будет стараться подкормить тебя. Ты уж не обижай ее. Бери передачи. Тем более, что тебя скоро переведут в СИЗО. А туда она уже не доедет.
– Хорошо. Договорились. Передайте ей привет от меня. И еще. Если я подготовлю ей записку, передадите?
– Ты же прекрасно знаешь, что это не положено. Тем более в ИВС. Но…
Суворова подумала-подумала, да и добавила:
– Я попробую договориться с начальником изолятора и следователем. Думаю, он пойдет нам на встречу. Но, ты ведь понимаешь, что в записке ничего о преступлениях не должно быть. Я ведь вынуждена буду дать им прочесть ее.
– Понимаю. Я к следующему разу все приготовлю.
– Тогда, до встречи.
– До свиданья, Татьяна Васильевна. Рад был встрече с Вами. Здоровья Вам!
***
Следствие шло ни шатко, ни валко.
Звягинцеву в присутствии, естественно, Суворовой было предъявлено, как сказал Бурый, дежурное обвинение в совершении двух разбойных нападений, совершенных повторно, группой лиц с проникновением в жилище. А надо сказать, что часть вторая статьи 207 УК Беларуси предусматривала наказание только в виде лишения свободы на срок вплоть до пятнадцати лет. Вот так – то.
Позже в разговоре с Суворовой, следователь поделился планами о том, что действия Звягинцева, скорее всего, будут переквалифицированы с части 2 на часть 3. Он вменит ему совершение преступлений организованной группой. А там наказание предусмотрено еще более жесткое.
Обвиняемый признал себя виновным в совершении этих преступлений. И дал подробные показания.
Естественно в такой ситуации мерой пресечения в отношении него была избрана единственно подходящая – заключение под стражу сроком на два месяца.
Через некоторое время УБОПовцы представили следователю дополнительные материалы о причастности Звягинцева к совершению других преступлений.
А он и не отрицал свою вину в них. Только он не мог назвать точно все адреса, по которым они совершали налеты. Объяснил это тем, что налетов было много, и все в разных частях города. И в разное время. Но сказал, что зрительно он все места помнит. И может показать. На месте, возможно, вспомнит детали.
В связи с этим Бурый объявил, что собирается провести проверку показаний Звягинцева на месте в соответствии со статьей 225 УПК для установления новых фактических данных, уточнения маршрута и места, где совершались проверяемые действия, а также для выявления достоверности показаний подозреваемого путем их сопоставления с обстановкой события на месте.
В один из ближайших дней с самого утра на двух машинах все участники этого довольно важного следственного действия выехали по маршруту, который указывал Звягинцев. При этом он показывал, куда необходимо ехать, чтобы попасть в те места, где он с подельниками совершал налеты на предпринимателей и их домочадцев.
В передних служебных Жигулях ехало пять человек.
Впереди сидел сотрудник УБОПа Адамов Андрей Викторович, который из-за недостатка мест в салоне управлял авто вместо штатного водителя.
Справа от него расположилась Суворова.
А на задних сиденьях восседали два милиционера – конвоира и Звягинцев в наручниках между ними.
Во второй машине находились следователь Бурый, эксперт – криминалист из ГОВД, двое понятых и штатный водитель УБОПа.
Вначале все складывалось как нельзя лучше.
Подозреваемый спокойным уверенным голосом вначале рассказывал, где и как они совершали налеты, а потом по приезде на место происшествия все также спокойно показывал, каким образом совершались нападения. Со своими пояснениями.
Бурый только успевал за ним записывать, а эксперт – криминалист снимать «кино».
Но около обеда, когда все участники этих проверок на местах довольно – таки подустали, случился один интересный с точки зрения профессионализма, выдержки и сообразительности сотрудников управления по борьбе с организованной преступностью, а также отношения «братков» к этим сотрудникам специализированной милиции, особенно, если они находятся при оружие. А оно практически всегда было с ними. В связи с особым характером служебной деятельности им было разрешено постоянное ношение огнестрельного табельного оружия – пистолета Макарова, сокращенно ПМ.
***
Дело же было так.
На одном из мест происшествия выяснилось, что у второй машины под управлением штатного водителя УБОПа, спустило колесо. Вроде бы и не очень уж важное дело. Но для его замены требовалось время.
А как я уже заметил, все устали и думали только он том, чтобы побыстрее закончить с этой морокой и отправиться на заслуженный отдых. Причем закончить в этот день. Не собираться же всем снова для продолжения этих нескончаемых проверок.
И тогда, чтобы ускорить процесс Бурый принимает решение: первая автомашина со всеми находящимися в ней не спеша направляется по следующему адресу. А он вместе с остальными после замены колеса догоняют их.
И вот уже Андрей Адамов уверенно, но аккуратно вел машину по так называемой в народе «генеральской» дороге. Такое название она получила в связи с тем, что в свое время только военное руководство, в том числе и генералы, ездили на полигон воинской части, огибая территорию города именно по этой дороге. Я думаю, нет смысла объяснять для чего это делалось. Хотя, естественно, по ней ездили и другие граждане. Но дорогу все – равно называли «генеральской». Кстати, может быть еще и по той причине, что военные строго следили за качеством покрытия на ней.
Впереди медленно двигался Мерседес – Бенц серебристого цвета. Скорость его была не больше 40 километров в час. Даже на расстоянии было слышно, как громко работает в салоне магнитофон. Номерной знак с тремя нолями, а именно 0007, должен был всем на дороге, и не только, показывать, что водитель авто не простой водитель, а «хозяин жизни». Надо сказать в этой связи, что уж слишком много таких «хозяев» развелось на дорогах. Прохода, а точнее проезда, от них просто нет. Приходится иногда терпеть их наглые выходки. Или вступать в конфликт. Но на конфликт не все способны.
Адамов несколько раз посигналил водителю Мерса. Он считал, что должен ускориться. Но тот не отреагировал на это звуковое обращение.
Тогда, улучив момент, он обогнал Мерседес, в котором находилось двое парней и одна девушка.
После обгона Жигули устремились вперед.
Внезапно их на большой скорости, гораздо больше, чем 60 километров в час, которая допустима на этой дороге, их обогнал все тот же серебристый красавец Мерседес – Бенц.
Проехав некоторое время, обогнавший простенькие Жигули немецкий «Мерин» резко затормозил. Так резко, что Адамову пришлось также резко нажать на педаль тормоза, чтобы предотвратить столкновение. От внезапного сильного толчка все в салоне очнулись от обыденности бытия.
В это время из Мерседеса вышел парень не парень, мужик не мужик. Нечто среднее. Ничего из себя особенного не представляющее. С копной давно не мытых волос на голове и татуировкой на шее.
Но, и это существо, как отметила про себя Суворова, одето было с иголочки. По его походке она поняла, что тот «навеселе», иными словами подвыпивший или даже обкуренный.
«Это ж надо! Ведь он за рулем! Ничего люди не боятся», – удивилась в сердцах Суворова.
И вот это «среднее» татуированное существо медленно вразвалочку приблизилось к двери водителя Жигулей.
Адамов опустил стекло в двери, чтобы узнать, в чем дело. Однако не успел ничего спросить. Водитель Мерседеса начал первым:
– Ты, что мужик, ездить не научился? Зачем тогда на дорогу выезжаешь?
– Не понял, ты, что претензии ко мне имеешь? – Адамов и не скрывал свое удивление.
– Претензии? – Переспросил парень. – Сейчас я наберу один номерок. Сюда прискочат гайцы. И они быстро разберутся с твоими правами, которые, скорее всего, ты купил.
Он вытащил из кармана широких белых брюк сверхмодный и, вероятно, дорогой смартфон в красивой упаковке. И начал набирать номер.
И тут произошло такое, чего никто, в том числе и Суворова, даже можно сказать в первую очередь она, не ожидал.
Адамов спокойно, не торопясь, как в тире, вытащил из оперативной кобуры подмышкой левой руки пистолет, снял с предохранителя и передернул затвор, досылая патрон в патронник.
После этого, не мешкая и направляя пистолет на наглеца из Мерседеса, он открыл свою дверку и вышел из салона. Оглянулся по сторонам, не выпуская из виду водителя Мерседеса. Никого вокруг не было видно. Ни людей, ни машин. Кроме этих двух.
Описать точно выражение лица этого «среднего» наглеца в этот момент не смог бы никто. Ни один знаменитый русский художник – портретист, ни Брюллов, ни Репин, ни кустодиев.
Он несколько пригнул голову к груди, набычился и уставился на Адамова исподлобья.
Но Суворова не заметила и тени какой- либо боязни перед стволом пистолета.
– Что ты в меня своей пукалкой тычешь? Мужик, ты, что, не понял? Сейчас приедут ребята и разберутся с тобой. А я посмотрю на это со стороны.
– Давай вызывай своих гаишников, – спокойно, даже слишком спокойно, если можно так сказать, предложил опер. – И скажи, чтобы не тянули резину. А то у нас времени в обрез.
– Мужик! Не рви мне нервы. Они не железные.
Парень, набрав номер, приложил смартфон к уху.
– Алё! Это я! Серый, давай быстренько к нам. Мы на «генеральской» дороге ближе к воякам. Нужно разобраться с одним наглецом на задрипанных Жигулях, который подрезал нас и попробовал слинять. А сейчас права качает. И ты знаешь, у него ствол. Какой, какой? Натуральный Макаров. Да, нет, не говорит, кто он. Ага! Давай, ждем.
Упоминание про ствол, видимо, заинтересовало его собеседника больше, чем инцидент между двумя водителями.
Отключив аппарат, водитель Мерседеса обратился к Адамову:
– Слышь, ты, как там тебя? Ты ствол – то убери. А то нечаянно шмальнешь. И мне больно будет. А ты сядешь. И надолго.
– Не бойся не шмальну. Вот, видишь. На предохранитель даже поставил. И вообще могу убрать от греха подальше.
Адамов вложил пистолет в кобуру.
– Теперь ждем твою крышу.
– Что? – Не понял парень – мужик, – Какую еще крышу?
– Твою, Твою, мальчик.
– Что? Какой я тебе мальчик? – Существо снова набычилось.
Адамов стоял и спокойно смотрел на «противника».
Водитель Мерседеса махнул рукой.
– Хотя болтай, пока болтается. Скоро посмотрим, как ты запоешь.
А в это время в салоне Звягинцев спросил у Суворовой:
– Что там происходит? Мне плохо отсюда видно. И не слышно ничего. О чем это они базарят?
– Один наглец, – не поворачиваясь к нему, ответила Татьяна Васильевна, – предъявляет претензии нашему оперативнику, что тот подрезал его. Сама суть претензий мне не понятна. Я не видела, нарушил ли Адамов Правила дорожного движения, или нет. Но этот говорит, что сейчас приедут какие – то «гайцы» и разберутся. Кто такие «гайцы» я не знаю.
– Ну, вы даете! – откровенно удивился обвиняемый. – «Гайцы» – это же гаишники – кровопийцы. А они здесь, с какого боку?
– Не знаю. Я и не понимаю ничего. Одно понятно, что пока мы никуда не едем. И будут еще какие-то разборки. А тут еще, как назло, Бурый пропал. Где его черти носят? Давно бы уже съездили на место происшествия. И разъехались бы.
– Не скажите, Татьяна Васильевна. Как для меня, так это – развлекуха, – возразил ей Звягинцев. – Может еще постреляют не много. Вот что будет рассказать в камере и на этапе. Жалко только, что братки не поверят такому. Да, я и сам бы не поверил, если бы не видел все своими глазами. Цирк на дроте, да и только!
Тут он повернулся в сторону одного из конвоиров.
– Скажи, служивый. Если начнется пальба, ты меня спасать будешь?
– Надо ты мне больно, чтобы спасать тебя. Делать мне не чего, – недовольно пробурчал милиционер. – Хочешь жить, сам спасайся.
– Понятно. Как говорится, спасение утопающих – дело рук самих утопающих.
– А, если и подстрелят тебя, то не велика потеря будет.
– Интересное кино, – гнул свое арестованный. – Значит, чтобы я не сбежал, ты меня сторожить и охранять будешь. А, когда меня убивать будут, так ты руки отряхнешь. Может, мне еще пожить на этом белом свете хочется. А тебе на это наплевать.
– Конечно. Меньше будет таких, как ты, людям лучше и спокойнее жить будет.
– Людям?! – Возмутился Звягинцев. – Будет тебе известно, что я людей никогда не обижал. Наоборот. Мы с братками наказывали тех, кто грабит народ. Наживается на горе людей. Простых людей я никогда не трогал и не трону. Понял?
– Ты меня на «понял» не бери, понял? Это все только твои слова. Подвернется в подворотне пьяненький, грабанешь его за милую душу. Что я не знаю таких, как ты?
– Не прав ты, прапор. Ох, как не прав! Не знаешь ты меня. А болтаешь
От обиды он хотел махнуть рукой. Но не получилось. Наручники помешали.
Понаблюдав еще некоторое время за теми, кто спорил перед их машиной, арестованный снова обратился к этому же конвоиру:
– Ты вот мне не веришь. Это твое право. Ты просто меня не знаешь. А вот, Татьяне Васильевне поверишь?
– Какой Татьяне Васильевне? – Удивился милиционер. – Кто это?
– Ну, ты, салага, даешь! – В свою очередь удивился уже Звягинцев. – Так вот же она, Татьяна Васильевна, – он кивнул головой в сторону Суворовой.– Темнота таежная, не знаешь даже с кем ездишь полдня.
Конвоир мельком взглянул на сидящую впереди Суворову. И слегка покраснел. Но стоял на своем:
– А зачем мне знать, как зовут адвоката? Мне ее помощь пока не нужна.
– Вот именно, что пока. Знаешь как умные люди говорят: от тюрьмы и от сумы не зарекайся! Сейчас ты на свободе. А что будет с тобой завтра, никто не знает.
Тут он переключился на Суворову.
– Васильевна! Скажите этому истукану – служаке, что я «щипал» всегда только богатеньких, которые поднялись на людском горе.
Суворова, не поворачиваясь назад, продолжая наблюдать за событиями, которые развертывались перед ними, машинально ответила:
– Скажу, скажу. Успокойся!
– Вот видишь, служивый? Уважаемая женщина вписалась за меня. А это многого стоит.
– Ладно. Тебе же было сказано, успокойся. Честный ты разбойник. Честный. Еще скажи, что награбленное людям раздавал, как тот Робин Гуд английский.
– Я не знаю, кто такой твой Робин. Мне он до лампочки. Тем более английский. Я в Англии не бывал. И людям ничего не раздавал. Это ты правильно заметил. Но этих спекулянтов, которые сейчас называют себя, видишь ли, предпринимателями – бизнесменами гребаными, я грабил, и буду грабить, когда выйду на свободу. Понял?
– Понял, понял я уже давно. Помолчи, пожалуйста. Вон, смотри, гаишники прилетели. Что – то дальше будет! А ты тут с соплями своими.
И добавил, обращаясь уже к своему напарнику – конвоиру:
– Семен! Смотри в оба. Не нравится мне все это. И оружие не прячь. Не известно, чем все закончится.
Суворова уже собралась вмешаться в их перебранку, чтобы выяснить действительно ли Звягинцев собирается и дальше совершать преступления. Но слова конвоира о гаишниках отвлекли ее внимание.
***
Действительно в промежутке между Жигулями и Мерседесом остановилась вся такая разрисованная автомашина ГАИ.
Видимо, очень тропились ребята на вызов водителя Мерседеса. Потому как лихо подкатили с включенным проблесковым маячком синего и красного цвета, а также звуковой сиреной. Последнюю сразу же выключили. Но маячок оставался в рабочем состоянии.
Из машины медленно, важно «выползли» два офицера в броской, ни с чем несравнимой, форме сотрудников ГАИ.
Как отметила Суворова, да и все остальные, один из гаишников постарше был в звании майора, а другой, помоложе – капитана милиции.
Все также не спеша, с чувством собственного достоинства и важности, что отчетливо проявлялось на их лицах, в их движения, оба направились к водителю Мерседеса. Как будто никого вокруг, кроме него, не было.
«По всей видимости, они знакомы между собой, – догадалась Суворова. – Иначе бы вели себя несколько иначе».
– Привет!
– Привет!
Обменявшись с ним дружеским рукопожатием, майор, как старший по специальному званию спросил у него:
– Так в чем конкретно трудности?
– Ты, понимаешь! Вот этот перец, – водитель Мерседеса небрежно кивнул в сторону Адамова, – не догоняет, кто на дороге главный. Обогнал нас, подрезал так, что мы чуть в кювет не шарахнулись. И никак не реагирует на мое замечание об этом.
Он приблизился вплотную к майору и тихим голосом сообщил:
– И вообще у него ствол под мышкой. Наверняка, там кобура.
– Ствол говоришь? – Громко переспросил майор. – А это уже интересно.
Он повернулся в сторону молчаливо стоявшего до сих пор Адамова. И даже сделал шаг в его сторону, сократив расстояние между ними.
Затем сказал – потребовал:
– Пистолет сдай!
В салоне Мерседеса продолжала все это время играть громкая музыка.
А вот в Жигулях наступила гробовая тишина. Все, в том числе и для Звягинцева, стало очевидным, что сейчас на их глазах происходит что – то такое, что выходит за рамки разумного. Как сказал бы вслух, но не сказал почему-то, арестованный:
– Беспредел, да еще на глазах очевидцев и свидетелей!
Ведь действительно. Получалось, что два сотрудника МВД по просьбе своего знакомого, как это понятно, далекого от этого министерства, «наехали» на другого сотрудника того же министерства.
Ради справедливости, следует отметить, что в отличие от Адамова, гаишники не знали, что он также представитель их ведомства. Но в данном конкретном случае это их не оправдывает. Действовали они нагло, придерживаясь гнилого принципа, что им все дозволено и море по колено. Они, похоже, уже давно уверовали в своей непогрешимости.
Многих такая самооценка быстро доводила либо до тюрьмы, либо отправляла, как говорится, на небеса. Из тюрьмы можно вернуться. А вот с небес просто невозможно.
Ну, а что же происходило дальше на этой самой «генеральской» дороге?
Адамов до ужаса спокойным голосом, обращаясь к обоим офицерам, сказал:
– Ребята! А Вы не попутали берега? Почему не представились при обращении к незнакомому гражданину, как это предусматривают Уставы? Почему действуете так безграмотно?
– Ты, смотри! – Майор обратился к своему коллеге. – А тут у нас, оказывается, появился знаток действий сотрудников милиции.
Капитан на эти слова только улыбнулся.
Майор, повернувшись к Адамову, с нескрываемой угрозой в голосе скомандовал:
– Ствол сдал! А то …
Он замялся, подбирая нужные, по его мнению, в данной ситуации слова.
– А то, что? Что ты, майор без имени, мне можешь сделать?
– Да, я…. Да, ты…, – майор от возмущения такой борзостью, со стороны какого – то там водителя Жигулей все не мог подобрать нужных слов.
– Хватит Ваньку валять! Ты хочешь мой пистолет. Возьми его.
С этими словами Андрей сделал шаг назад, отдалившись от майора. Потом стремительно достал из кобуры пистолет. Снял его с предохранителя.
– Раз уж Вы, господа – товарищи брезгуете представиться мне, то это сделаю первым я.
Левой рукой он достал из кармана пиджака служебное удостоверение и показал его майору. И представился:
– Оперуполномоченный УБОП капитан милиции Адамов. А это, – он кивнул в сторону пистолета, – мое табельное оружие, В нем восемь патронов. Вас трое. Итого по три на Вас милиционеры, и два останутся еще на этого охломона питерского. Как Вы, остолопы, думаете, хватит мне на Вас всех патронов или нет?
И не ожидая их ответов, продолжил:
– Я почему-то думаю, что хватит. И еще останутся. В отличие от Вас я умею пользоваться оружием. Тем более с такого близкого расстояния. А Вы ведь не удосужились даже для приличия достать свои пистолеты. Или их у Вас нет? Может у Вас в кобурах огурцы вместо оружия?
Он помолчал несколько секунд, переводя дыхание. И продолжил:
– А вот те люди, что сидят в нашей машине, подтвердят, что Вы наехали на меня при исполнении моих служебных обязанностей по сопровождению особо опасного преступника. Я же в такой ситуации вынужден был защищаться. И все. Финита ля комедия! Иными словами, чтобы Вам было понятнее: «Игра окончена, теперь все встанет на свои места, и истина откроется». Как Вам такой расклад?
Все трое его оппоненты стояли, как вкопанные. Широко открытыми, то ли от удивления, то ли от страха за свои жизни, глазами они смотрели на Адамова и его пистолет, как кролики смотрят на удава, который гипнотизирует их прежде, чем слопать целиком.
– Итак, друзья, – Адамов обратился к милиционерам, – медленно, очень медленно, без резких движений достали из кобуры пистолеты и передали их мне. Если кто – то дернется, я не стану стрелять вверх предупредительным выстрелом. Ситуация позволяет мне стрелять на поражение сразу. Ферштейн?
Оба гаишника молча кивнули в знак согласия головами. Как будто они уже давно «шпрехали».
– Тогда, поехали. Только медленно и по очереди.
Милиционеры по очереди руками, трясущимися, видимо, от страха, а от чего другого могли трястись у них руки в этот момент, достали из кобур пистолеты и осторожно передали их Адамову.
Засунув пистолеты в карманы пиджака, он продолжил руководить спектаклем:
– Теперь также не спеша, отстегнули нагрудные значки с Вашими номерами и также осторожно передали мне.
Все было выполнено беспрекословно.
Знаки оказались также в карманах пиджака Адамова.
– Получите все это у начальника ГОВД. Пусть проверит Вас на вшивость и коррупцию.
– Может, это … – промямлил майор. – Может можно как-то уладить этот инцидент, так сказать?
– Можно. Но не нужно, – резюмировал Адамов.
Затем он перевел взгляд на водителя Мерседеса.
– Права и документы на машину. И не вздумай шутки шутковать. Я ведь с такого расстояния не промахнусь. А жизнь у тебя одна. Давай, побыстрей, не задерживай добрых и честных людей (это несколько переделанное из считалочки «На золотом крыльце сидели»).
Буквально через минуту все требуемое было в руках Адамова. И также провалилось в, казалось, необъятные карманы пиджака УБОПовца.
