Осенний Господин и Чрево Земли

Эликсир

По полю, заросшему нежно-розовым кипреем, скакал, отливая в ярком солнечном свете нестерпимо чистым серебром, молодой единорог. Вокруг него, точно гигантские искристые бабочки, кружились хрупкие феи. Где-то вдалеке сердитым басом раздраженно ревел невидимый дракон…

– Простите, у вас не найдется лишней капсулы хондроитина?

Дракон поперхнулся, закашлялся и замолк. Единорог и феи слились в одно смутное пятно и пропали. Кипрейное поле поблекло и увяло.

Славик нехотя приоткрыл глаза. Бодрый костлявый старичок с жидкой седой бородкой, словно приклеенной к острому подбородку, склонился над его кроватью, сложив на груди сухонькие смуглые ручки. Глаза его, большие, темные и влажные, как две свежевымытые черные виноградины, глядели на Славика умильно и робко.

Славик кивнул и машинально протянул нахальному незнакомцу белый пластиковый стакан из тех, что стояли в их палате на каждой тумбочке. Больные окрестили эти стаканы кормушками. Три раза в день дежурная медсестра наполняла их очередной дозой медикаментов. Старик уверенно запустил в стакан сложенную щепоткой кисть и каким-то птичьим движением выудил оттуда лекарство. Он не глядя запихнул его в нагрудный карман пижамы и церемонно поклонился:

– Благодарю Вас, любезный мой друг. Теперь у меня есть почти все, что нужно.

– Интересно, как он нашел хондроитин среди доброй пригоршни практически одинаковых капсул? – вяло удивился Славик, – Впрочем, где гарантия, что он взял именно его, а не первое, что подвернулось под руку? Может, старикан уже, что называется, выжил из ума. К сожалению, в его возрасте это вполне естественно.

Славик сочувственно поглядел, как довольный дед устремился к выходу из палаты, звонко шлепая огромными и широкими, как водные лыжи, тапочками:

– Еле-еле передвигается. Правда, все-таки ходит, в отличие от меня.

Сам Славик не мог ходить уже третий месяц. Он уже почти забыл, как это здорово – обжигая пятки, босиком пробежаться по горячему песку летнего пляжа, или неторопливо идти по свежему январскому снегу, прислушиваясь к тихому хрусту под ногами. Или брести себе по осенней аллее, раскидывая носками ботинок желтовато-коричневые трупики увядших листьев. Одним словом, как прекрасно иметь здоровые ноги. Справедливости ради, стоит заменить, что именно ноги у Славика как раз были в полном порядке, в отличие от позвоночника.

Не одну бессонную ночь провел Славик, зарывшись в комковатую больничную подушку мокрым от злых бессильных слез лицом. Он проклинал свою неосторожность, но ни секунды не жалел о случившемся. Произойди всё снова, он опять ввязался бы в эту историю.

В тот злополучный вечер он неторопливо прогуливался по одной из немногих освещённых улиц города, любуясь игрой теней на асфальте. Проезжавшие мимо автомобили заставляли эти тени плясать и менять длину самым причудливым образом.

Громкий топот ног за спиной заставил Славика оглянуться. Растрёпанная рыжая девчушка в бурой курточке и нелепых мешковатых жёлтых штанах бежала, прижимая к груди что-то, завернутое в оранжевую ткань. За ней неслась группа парней. Девушка споткнулась и упала, выронив свёрток. Славик машинально нагнулся и подобрал его. Внутри тряпочки кто-то шевелился.

Преследователи нагнали упавшую. Бежавший первым кудрявый коротышка пнул её по голове и, протянув руку в сторону Славика, приказал:

– Быстро дал сюда!

Славик сделал пару шагов назад и, расстегнув верхние пуговицы короткого пальто, спрятал за пазуху шевелящийся комок.

– А ты попробуй взять.

Парень смачно сплюнул и шагнул вперёд. Славик не любил драться, но, когда до этого доходило, бил очень больно. Он ударил кудрявого, затем того, кто стоял за ним, потом сбил с ног ещё одного. Он был зол на этих уродов за испорченный вечер и за ту девушку, которая лежала сейчас на асфальте. Он лупил нападавших так, точно давно знал и ненавидел их.

Всё закончилось совершенно неожиданно. Славик осознал что падает, хотя все противники перед ним либо лежали, либо отбежали на безопасное расстояние. Он попытался встать и понял, что не может. У него как будто не было ног. Уже с земли Славик увидел того, кто напал на него со спины. Не бритоголовый, а, скорее, лысый, с короткой козлиной бородкой. У него в руках был совсем нестрашный с виду нож с запачканным кровью коротким лезвием.

– Получил, падла? – злорадно поинтересовался нападавший. Он наклонился так, что его нож теперь был на уровне лица Славика.

– Сейчас я тебя порежу, а потом заберу…

Он не успел договорить. Кто-то, казавшийся снизу неестественно огромным, ударил лысого кулаком по макушке и тот упал рядом со Славиком.

– Досталось же тебе, дружище, – сочувственно произнёс великан, обращаясь к Славику, и сказал кому-то, кого не было видно, – помоги ему, а я посмотрю, что с нашей подругой.

– Какого только дерьма нет на этих улицах, – ответили ему откуда-то сбоку. К Славику подошёл невысокий крепыш с бутылкой пива в руке. Он присел на корточки и критически осмотрел Славика.

– Не берусь говорить ничего заранее, но, похоже, этот гадёныш повредил ему позвоночник. Если бы здесь был Турагон Могильщик, он бы мигом всё поправил.

– Ага, жди его, Турагона. Опять где-нибудь с девками осеннее пиво пьёт… Не ту гадость, что я сейчас хлебаю.

Тем временем за пазухой у Славика опять зашевелился кто-то маленький и теплый. Из глубин пальто выполз крошечный котенок. Его рыжеватая шерсть была такой густой, что котёнок казался игрушечным. Малыш лизнул Славика в нос, а затем смешно чихнул на него. Славику на секунду показалось, будто кто-то влил ему в рот чашку теплого какао с мёдом. Неожиданное тепло разлилось до самого сердца и пропало.

Крепыш поставил бутылку с пивом на землю и аккуратно взял котёнка на руки.

– Спасибо, – услышал Славик тихий девичий голос, – без тебя они, наверное, убили бы меня.

– А мы убили бы их, – добавил гигант.

– Надо вызвать “Скорую” – сказал крепыш и, подняв бутылку, отхлебнул из неё, – у него мало того, что дырка в спине, так ещё и кровь идёт, не останавливаясь. Не истёк бы…

Славик хотел было сказать, что нужно позвонить его девушке, чтобы не волновалась, но не успел. Он потерял сознание.

Как выяснилось немного позднее, девушка и не думала волноваться. Она просто отправила ему сообщение, в котором предложила взять паузу в отношениях, чтобы переосмыслить их. С тех пор она так и не появлялась в его жизни.

От былой любви у Славика осталась только пара фотографий в телефоне да тоненькое золотое колечко, подаренное бывшей возлюбленной на двадцатый день рождения.

Теперь, когда острота первоначального шока несколько притупилась, Славик относился к своему состоянию почти философски. Ведь это только говорится, что надежда умирает последней. Часто именно она гибнет одной из первых.

Ближайший сосед Славика по палате, Алексей, немолодой уже мужик с какой-то сложной травмой крестца, глядя на понурого парня, регулярно давал один и тот же нехитрый совет.

– В нашем состоянии главное – покрепче забыть всю эту хрень и расслабиться, – внушал Алексей, проникновенно моргая крошечными черными глазками, сверкающими на широком, блестящем и плоском лице его, точно две икринки на блине, – а самое лучшее средство для этого – водовка. Она хоть и отрава, а помогает. Выпил чекушечку – и жить опять хорошо! Ну, не то, чтобы хорошо, но уже не так противно.

Каждый раз, произнося эту речь, он отчего-то принимался усиленно тереть сплющенную переносицу. И каждый раз, глядя на его руку, Славик едва сдерживал улыбку. На тыльной стороне правой кисти Алексея была коряво вытатуирована странная зверушка с глупым человеческим лицом, похожая на толстого тигра. Наколка эта, благодаря движениям пальцев, постоянно двигалась. Казалось, тигр корчит Славику забавные рожицы.

Сам Алексей забывался и расслаблялся с удивительной регулярностью. Его уже много раз пугали досрочной выпиской за нарушение больничного режима, но несгибаемый алкаш не сдавался, полагая, что никто не выкинет тяжелобольного на улицу. К тому же он был очень тихим и смирным алкоголиком. Выпив, Алексей доставал из-под подушки старенький телефон и, надев не менее старенькие наушники, слушал что-то своё, изредка беззвучно шевеля губами.

Славик не торопился последовать советам бывалого соседа. Он давно изобрел свое средство убегать от невеселой реальности. Еще в детстве, испытывая странную тоску по чему-то далекому и прекрасному, он придумывал себе фантастические города и целые страны, полные чудес и волшебных приключений. Белоснежные башни великолепных замков; дремучие леса, населенные драконами и чародеями; закованные в сверкающую сталь рыцари и ослепительные в своей безукоризненной красоте благородные дамы – все это было куда интересней, чем его безрадостная жизнь.

После того, как погиб, утонув во время купания его друг, с которым они дружили чуть ли не с ясельной группы детского сада, Славик так и не завёл себе других приятелей. Откровенно говоря, он и не искал их. Новая дружба отчего-то казалась ему чем-то нехорошим, неправильным по отношению к погибшему.

Маленький Славик любил гулять по городу, который год от года медленно обрастал нестриженными клёнами и тополями, постепенно приобретая заброшенный и от того какой-то мрачно-живописный вид, но родители редко позволяли ему делать это. Отец, утомительно говорливый, дурашливый и беззлобный, когда был пьян, но замкнутый, нервный и какой-то потерянный в те редкие часы, когда бывал трезв, ограничивался короткой фразой: “Уличное воспитание – первый шаг к тюремному”. Мать поддакивала и непременно вспоминала какой-нибудь леденящий кровь случай, случившийся с детьми знакомых, родственников или соседей. Эти дети, если её послушать, жили страшной жизнью. С ними постоянно что-нибудь происходило. Если их не сбивала машина на пешеходном переходе, то обязательно кусали бродячие собаки, избивали хулиганы или пытались заманить в свои сети жуткие маньяки. И всё это, естественно, случалось с ними на улице. После таких коротких, но эмоциональных бесед бедного Славика отправляли “учить уроки” в его комнату. Аргументы, что все уроки давным-давно выучены, на родителей не действовали. Часами лежал он тогда на своем продавленном диванчике, притворяясь спящим и придумывал себе самые разнообразные приключения в компании весёлых, храбрых и добрых друзей. Такое товарищество Славик вовсе не считал изменой ушедшему приятелю.

Постепенно мальчик привык к тому, что все его новые друзья существовали лишь в том, придуманном мире, и ему было хорошо с ними. Они любили и понимали его. Они, как могли, утешали его в минуты маленьких, но горьких детских бед.

Так продолжалось до тех пор, пока он не вырос. Студенческая жизнь подарила новых знакомых и старые страхи обидеть мёртвого исчезли в шумном водовороте дружеских посиделок и тихом шёпоте ночных свиданий. Вместе с утонувшим другом как-то неприметно ушли в прошлое и выдуманные.

Славик почти забыл о них, но сейчас старательно пытался оживить в памяти детские фантазии, порожденные одиночеством. Теперь он почему-то не мог вспомнить ни одного придуманного друга из детства. Может быть, Славик просто вырос? Пейзажи, впрочем, представали перед мысленным взором с такой невероятной отчетливостью, что это немного пугало. Краски детства ничуть не утратили своей яркости. Не раз и не два Славик «убегал» со своей койки в тот прекрасный мир, где небо было ярко-голубым, а облака – белоснежными, где зелень дубрав была глубока и слегка печальна, а изумруд ароматных трав – легкомысленно светел.

Вот и сейчас Славик закрыл глаза, пытаясь представить что-нибудь приятное. Он хотел увидеть нежный утренний луг с резвящимися на нём грифонами. На этот раз у него ничего не получилось. Все портил неистребимый больничный дух, более слабый, чем обычно, но всё ещё весьма раздражающий – смесь ароматов немытых ног, хлорки, дешевого табака и забытой под кроватью металлической «утки» со всем ее содержимым. Тем не менее, Славик не открывал глаз, надеясь теперь если не забыться, то хотя бы заснуть. Промучившись минут десять, Славик незаметно для себя провалился в какой-то глубокий, совершенно не освежающий сон.

Уже ночью Славик проснулся от робкого, почти неуловимого прикосновения. Кто-то тихонько дотронулся до его холодной руки горячими сухими пальцами. Славик открыл глаза. Над ним в три погибели скрючился давешний старичок. В сиреневом свете скрытых кварцевых ламп морщинистое лицо его, озаренное радостной беззубой улыбкой, выглядело немного жутковато.

– Помните, я говорил Вам, что у меня теперь есть почти все? – громким полушепотом спросил старик.

– По-вашему это повод, чтобы будить меня посреди ночи? – сухо отозвался Славик. Ему стоило некоторого усилия сдержаться и не обозвать навязчивого деда как-нибудь покрепче и пообиднее.

– О нет, что Вы, – смутился старик, словно до него только теперь дошла вся бесцеремонность поступка, – я побеспокоил Вас совсем не для того, чтобы напомнить, о чем говорил. Мне, как бы это сказать, нужно немного серебра…

– Старый хрыч! – выругался про себя Славик, – сначала – таблетка, затем – серебро. Или я ему золотая рыбка? Вслух же он спросил довольно кротко, помня, что старик, скорее всего, тихо помешанный и вряд ли способен осознать всю абсурдность и неуместность своей просьбы:

– Скажите, а Вы не желаете, случайно, денег, бриллиантов или чего-нибудь посущественнее?

Дед проигнорировал не лишенный издевки вопрос и продолжил гнуть свое:

– Мне нужно совсем немного серебра. Пару гранов, не более. А у Вас оно есть…

– Нет у меня ни серебра, ни платины, ни «алмазов пламенных в пещерах каменных»! – угрюмо буркнул Славик.

– Ошибаетесь, – невозмутимо возразил престарелый сребролюбец, – серебро у Вас есть – Ваше кольцо. Понимаю, что могу показаться крайне бестактным и бесконечно назойливым, но ведь я стараюсь исключительно для Вашего блага.

У Славика не было ни сил, ни желания спорить. Он просто поднес руку с кольцом к самому носу старика.

– Вы где-нибудь видели желтое серебро? Это самое банальное золото. Зо-ло-то.

– Ошибаетесь, – еще раз повторил старик. С непостижимой ловкостью он стянул кольцо с пальца оторопевшего Славика и без видимого усилия разломил его на две половинки. Поглядев на место излома, он удовлетворенно хмыкнул.

– Это, юный друг мой, не золото, а позолоченное серебро. И, смею заметить, серебро довольно чистое, без примесей.

Славик недоверчиво взял одну половинку кольца. Даже при скудном ночном освещении была заметна разница в цвете поверхности и скола. На этот раз старый псих не ошибся. Но как он мог догадаться?

– У нас, алхимиков, профессиональный нюх на подобные вещи, – пояснил старик, – и, кстати, я не старый хрыч и, уж тем более, не старый псих. Да, да, не удивляйтесь, я некоторым образом могу не столько читать, сколько угадывать чужие мысли. И, между прочим, не только это.

Теперь Славик всерьез забеспокоился, что это он, а не старик сошел с ума. Алхимик.… При этом слове воображение рисовало задымленную лабораторию, реторты, гомункула в пробирке, рассеянного ученого в пыльной мантии, склонившегося над древним фолиантом в переплете из черной кожи с тусклым золотым тиснением. Алхимики, равно как и маги, в свое время густо населяли придуманные Славиком волшебные миры, но даже тогда, в детстве, он и представить не мог, что когда-нибудь столкнется с алхимиком в реальной жизни. Подумав о реальности, Славик неожиданно понял, что с момента встречи с этим непонятным стариком окружающий мир как-то странно потускнел и, кажется, стал, как ни странно, в какой-то мере менее взаправдашним. Краски, звуки и даже запахи непонятным образом как бы смазались, утратив отчетливость. Тоска, та самая, полузабытая тоска по детским фантазиям, снова заполнила все его существо, заставив еще раз ощутить всю ущербность теперешнего существования. Да разве только теперешнего? Всю жизнь, сколько он себя помнил, Славик не столько жил, сколько мирился с жизнью. Он терпел ее как терпят затяжную болезнь, не смертельную, но достаточно серьезную, чтобы лишить радости бытия. Старик, между тем, продолжал свою сумбурную речь.

– Ваше тело далеко не так беспомощно, как кажется, – разглагольствовал он, слегка раскачиваясь на пятках, – оно лишь нуждается в некоторой стимуляции, внешнем толчке для пробуждения дремлющих сил. М-да, именно стимуляции! Нет-нет, я отнюдь не смеюсь над Вами! Достаточно одного крошечного усилия, и вся скрытая энергия вырвется наружу. М-да, наружу… Он на секунду замолк, словно потеряв нить рассуждения, затем энергично выпалил:

– Сегодня – великая ночь! Впервые со времен великого Венатора мне удалось воссоздать Эликсир. У меня не было ключа к разгадке. Записи Венатора затеряны в темных глубинах вечности вместе с ним самим… Долгие века мудрецы всех пяти миров безуспешно пытались разгадать эту страшную тайну, рецепт, позволяющий обмануть самою смерть. То, ради чего могучие короли и мудрые маги готовы были отдать все свои владения и все свои знания. И только я, Дигалук Хмурый, – кстати, честь имею представиться, Дигалук, великий ученый и алхимик в изгнании, – только я смог разгадать тайну. Кое-что я прочел в найденных мною Утерянных Записках великого Венатора, кое-что мне нашептали Незримые знахари, большие знатоки всяческих снадобий, но основную часть работы пришлось проделывать самому. По крупицам, по крохам, по смутным ссылкам, по туманным намекам я смог восстановить то, что было утрачено, казалось бы, навеки. Тридцать лет упорного труда – и вот оно! Рецепт Эликсира в моих руках, правда, неполный, но все равно достаточно мощный и действенный. Не хватало лишь толики серебра. Спустя пару часов я получу смесь, обладающую почти всеми свойствами того, первоначального состава. М-да, почти всеми…

Старик несколько смущенно прокашлялся и продолжил:

– Почти всеми… Мой Эликсир не может дать людям ни вечной юности, ни бессмертия. Но он в силах излечить любую хворь, пусть и смертельную. Если не возражаете, я хотел бы дать вам отведать моего средства.

«Если не возражаете»! Да Славик рад был бы отдать любую половину своей жизни за подобное лекарство! При условии, что старик не врет.

– Да не вру я Вам! Дигалук Хмурый вообще никогда не лжет, даже если от этого зависит его жизнь! – возмутился алхимик, – Очень скоро Вы в этом убедитесь. Ждите меня через два часа!

Два часа тянулись томительно долго. Чего только не успел передумать за это время Славик, однако при всем безумии предстоящей затеи, он ни секунды не колебался. Чего бы там ни сварил этот Дигалук, он это выпьет!

– Все готово! – сияющий алхимик прошмыгнул в палату, бережно неся перед собою склянку из мутного стекла, наполненную слабо искрящейся жидкостью мерзкого желто-зеленого цвета. Из узкого горлышка склянки струился сиреневый дымок. Казалось, старик только что распечатал бутыль с заточенным джинном, который начал вырываться наружу.

– Прежде чем дать вам Эликсир, я хотел бы предупредить об одном довольно неприятном побочном эффекте.

– Ну, началось! – подумал Славик, – Сейчас он заявит, что от его зелья у меня вырастут рога или ноги отвалятся.

Если алхимик и прочел эту мысль, то счел за благо оставить без комментариев.

– Дело в том, – продолжил он, – что часть компонентов Эликсира обладает своим собственным действием. Точнее говоря, Эликсир содержит в себе, в качестве составляющих, не менее дюжины легендарных алхимических составов. Из наиболее известных стоит упомянуть Риббенахову Микстуру Магического истощения, навсегда отнимающую значительную часть колдовских сил у того, кто ее примет, но дающую взамен весьма полезные свойства, которые, к сожалению, вряд ли Вас заинтересуют; Саламандрин Экстракт, позволяющий значительно улучшить регенерацию тканей у любого земноводного; Вытяжку Старика Котта, возвращающую седым волосам утраченный цвет; и, что самое важное в нашем случае, Безупречное Зелье Бродяги. Выпив Эликсир, содержащий его, Вы можете не только исцелиться, но и, – увы! – совершить путешествие, которого не планировали. Безупречное Зелье Бродяги было создано Гепаротом Беспокойным для того, чтобы сбежать от выжлецов младшего бога Волобаса, которого он прогневал, выкрав у него секрет Лука-не-знающего-промаха. А когда тебя преследуют выжлецы, единственный способ спастись – скрыться там, где они тебя не учуют. И, между прочим, этим же Зельем воспользовались в свое время мои недруги, насильно напоив меня, чтобы отправить в изгнание тридцать лет назад. Если Вы примете Эликсир, то навсегда покинете этот мир.

– В смысле – умру? – Славик испытал некоторое разочарование. В самый ответственный момент старик начал темнить и увиливать.

– Да нет же! В смысле – навсегда попадете в Ноахун, мой родной край. Некоторые называют его Четвертым миром, но я даже не знаю, насколько вообще оправдана система координат, включающая пять миров. Ваш, кстати, в ней именуется Вторым, ибо на Всеобщем портулане, описывающем навигацию между мирами, он расположен сразу после Первого, как нетрудно догадаться. Считаю своим долгом предупредить, что Безупречное Зелье Бродяги действует на обитателей вашей Вселенной совсем не так, как на нас. У Вас какой-то врожденный иммунитет к низкоуровневому алхимическому воздействию, ослабляющий, а то и вовсе искажающий действие снадобий, приготовленных по рецептам моей родины. Одним словом, на Вас, мой друг, Зелье способно подействовать лишь однажды. Второй раз оно уже никуда не перенесёт. Ваш организм просто отторгнет его. Своего рода иммунитет к магии… М-да, вот из-за таких финтифантов я и не люблю ваш мир. Нельзя любить место, где какие-то жалкие законы природы мешают ученому творить то, что он сочтет нужным, без опасения, что его эксперименты приведут к непредсказуемым последствиям. К тому же здесь, во Втором мире, совершенно непонятным образом напрочь теряет силу любое заклинание. Да что там заклинания! Даже такое надежное явление, как видения будущего деформируются в какие-то невнятные фантазии. Именно по этой причине наши маги, провидцы и алхимики перестали посещать ваш мир, и в настоящее время он является лишь местом ссылки для особо провинившихся, вроде меня.

– А какой он, этот Четвертый мир? – Славик не особо любил то, что его окружало, но это вовсе не означало, что он готов очертя голову ринуться неизвестно куда.

– Наш мир? – мечтательно зажмурившись, переспросил Дигалук, – Он прекрасен! Время там не несется сломя голову, точно горный ручей. Оно течет размеренно и неторопливо, словно глубокая, полноводная река. Небо там… О, если бы Вы видели наше небо, то не смогли бы без отвращения смотреть на свое. А горы… Нет, вообще-то ваши горы ничуть не хуже, зато деревья у нас не такие чахлые заморыши, отравленные испражнениями больших городов, как ваши. А воздух…

– Я уже понял, что у нас, по сравнению с вами, всё жалко и убого, – прервал ностальгические речи старика Славик, – но если там настолько хорошо, почему вы по-прежнему здесь?

– Я же сказал, – я в изгнании, – терпеливо повторил алхимик, – под страхом смерти мне запрещено возвращаться домой. К тому же, и это самая главная причина, у меня не было Безупречного Зелья Бродяги. Теперь, когда оно у меня есть, даже угроза казни не остановит меня. Ну так как, будете пить Эликсир?

– А почему бы нет? – подумал Славик. Ведь он всю жизнь тосковал о каком-то другом мире. Кто знает, может быть именно об этом, столь усердно расхваливаемом Дигалуком? Он молча кивнул и покорно открыл рот.

Старик осторожно поднес склянку к губам Славика. Жидкость оказалась ужасно холодной, с горьковатым и терпким привкусом лимонной корочки. Одним глотком Славик опустошил половину посудины. Ничего не произошло. Славик невесело усмехнулся. А чего, собственно говоря, он ожидал от рехнувшегося деда?