Czytaj książkę: «Старые недобрые времена – 2»
Пролог
Начало марта – далеко не лучшее время для путешествий по Балтийскому морю, сказать, что море волновалось, это не сказать ничего! Рыбачий баркас мотало, бросало, швыряло и закручивало так, что Ванька, отбоявшись своё в первые часы, держался на чистом упрямстве и стиснутых зубах.
В голове – никаких внятных мыслей, если не считать за таковые «Да когда ж всё это закончился!» и «Господи, да лучше сдохнуть…»
Так плохо ему не было никогда… хотя вернее сказать – так долго.
Плети или шпицрутены, это не то, о чём можно отзываться с пренебрежением, но экзекуция такого рода всё ж таки конечна… и скоротечна, хотя, когда тебя гонят сквозь строй, так не кажется! А потом, разумеется, горячка в полубреду, жар, постоянная жажда и прочие неизбывные прелести рабского состояния или солдатчины.
Но Ванька, выблевав за время путешествия решительно всё, что было, и, кажется, на годы вперёд то, чего и не было, решил для себя, что если он и будет путешествовать по морю в дальнейшем, то только в случае крайней на то необходимости!
Состояние его усугублялось и размерами судёнышка, на котором решительно негде уединиться, и постоянной, неизбывной ледяной сыростью, от которой промёрзли суставы, и совершенно невообразимым, пропитавшим всё и вся запахом рыбы – свежей, несвежей, копчёной… любой, какую только можно вообразить.
К этому добавлялся и страх – не то чтобы довлеющий… но постоянная, липкая опаска, настороженность, они разъедали душу ржой. Да и, по правде говоря, рожи у финских матросов те ещё!
… впрочем, на самом деле рожи как рожи – такие, какие им и положено быть у рыбаков, не обременённых ни интеллектом, ни высокой моралью, да к тому же подрабатывающих по случаю контрабандой – со всеми втекающими и вытекающими.
Ванька понимал, что он, очень может быть, зряшно накручивает себя, но поделать с этим решительно ничего не мог…
… да и, пожалуй, не хотел!
Упрямство, желание доказать невесть что невесть кому, да в значительной степени опаска и заставляли его держаться во время путешествия, цепляясь за канаты, борта и саму жизнь.
А ещё – держать наготове дерринджер, позаимствованный в кабинете хозяина, теперь уже навсегда – бывшего.
Эта ли, опаска ли… а может, рыбаки и не имели никакого желания его грабить, но наконец – берег! Пока ещё полоска, смутно виднеющаяся вдали, иногда пропадающая в тумане и снова появляющаяся через несколько минут.
– Ка-амни, – тягуче сообщил ему владелец баркаса, немолодой широкомордый финн с льдистыми прозрачными глазами, в которых отражается небо, – вто-оль перека пойтём, эт-та толка.
Сообщив пассажиру информацию, он потерял к Ваньке всякий интерес. Отойдя, он отдал несколько команд на финском, и двое матросов, такие же широкомордые, коренастые, похожие на него, как близкие родственники, захлопотали с канатами и парусами, начав что-то тянуть, чем-то хлопать, перемещаться по баркасу…
… и у попаданца вновь разыгралась паранойя. Засунув одну руку за пазуху и сжав дерринджер, он нервно следил за матросами, а те, в свою очередь, диковато косясь на него, заставляли нервничать ещё больше…
… и где в этом клубке начало и конец, сам чёрт не разобрал бы!
Наконец, судёнышко пристало к берегу – совершенно обычно, пологому, не обустроенному в должной мере пристанями и прочими атрибутами цивилизации. Всего-то несколько длинных сараев, крепко, ещё издали пахнущих рыбой, развешенные на жердях сети, норовящие взлететь в порывах злого северного ветра, да поодаль от берега виднеются несколько неказистых домов, выкрашенных красно-коричневой краской.
Это, впрочем, понятно и ожидаемо, Аландские острова – провинция невозможно, невообразимо глухая даже по меркам Финляндии, а это – показатель! Но…
… всё не так однозначно.
Недавно ещё острова были частью Российской Империи, отойдя к ней по результатам полузабытой Русско-Шведской войны 1808–1809 гг.
Власти России, необыкновенно возбудившись поначалу возможностью грозить, стращать и не пущать не только Шведа, но и всю Балтику разом, затеяли было строительство циклопической крепости…
… да как водится – не то передумали, не то проворовались, и крепость, хотя и производила со стороны грандиозное впечатление, ничего, кроме этого впечатления, собственно, и не производила, не защищая толком самою себя…
С началом войны этот грандиозный долгострой был взят за четыре дня, и притом без большой крови. Взят… и уже ясно, что назад не отдадут.
Большая часть русского гарнизона, состоявшая из финнов, оказалась в плену, и, признаться, детали тех событий попаданцу не слишком-то интересны.
Но вот то, что на Аландах оказались представители оккупационной администрации, открыло не то чтобы окно возможностей…
… но уж форточку – точно! В которую он, собственно, и собрался вылезти.
Утверждать, что здесь вершится Большая Политика, было бы большим преувеличением, но и у оккупационной администрации, и у местных властей, и у военных чинов в штабах повыше есть здесь свои интересы. Аланды хотя и дыра-дырой, но некоторую стратегическую ценность, пусть и частного характера, они представляют.
А значит, и оккупационные власти, и местная администрация, получили не то чтобы широкие, но вполне значимые, а главное – расплывчатые полномочия.
Немаловажен и тот факт, что оккупационная администрация хотя и имеет формального руководителя в лице престарелого британского пехотного капитана, тихо и уверенно спивавшегося ранее на пенсии, но и французы, и итальянцы, и, кажется, решительно все Союзники, назначили на Аланды хотя бы одного своего представителя, и каждый – с полномочиями!
Ванька, услышав это, и вспомнив свой недолгий, но насыщенный опыт штабной работы, возбудился не на шутку. Хотя ранее он планировал легализоваться через Вольный город Гамбург, Аланды он счёл не иначе как подарком Богов!
Если верить осторожным, но устойчивым слухам, аферы, несмотря на невеликий масштаб собственно островов и вообще, и в рамках мировой политики, проворачиваются сейчас знатные. Первое место, разумеется, занимают военные снабженцы со своими интересами…
… но для Ваньки важнее – возможность получить документы настолько легальные, насколько это вообще возможно, и если повезёт, недорого.
Схем для этого придумано великое множество, но суть у всех них одна – искатель обращался в военную или местную администрацию, смотря по тому, в какой он был ситуации, и что ему казалось предпочтительней, и жаловался, к примеру, на утрату документов.
Мзда за это, если верить слухам, невелика, и, если верить им же, при толике удачи, разжалобив кого-то из администрации, можно обойтись и вовсе без оной.
С этими документами искатель шёл в другую инстанцию, где ему, на основании несколько сомнительных справок и несомненных, настоящих денег, выписывали бумаги более качественные, способные пройти надлежащую проверку.
Пробыв на Аландах некоторое время, можно, при некоторой удаче, обрасти документами, вызывающими уважение если не качеством, то хотя бы количеством! С такими бумагами вряд ли можно всерьёз претендовать на родство с аристократическими семействами или место управляющего банком, но для обывателя вполне довольно.
Лазейкой этой, разумеется, пользуются прежде разного рода сомнительные люди, создающие себе, на всякие разные случаи, запасные личности…
… и беженцы, в том числе и беглецы из Российской Империи, прежде всего из Западных её губерний. Значительная часть таких людей пересекла границу нелегально или по подложным документам. Или, может быть, документы вполне легальные… но есть, как говорится, нюансы!
Нюансы эти чаще всего не связаны с уголовщиной и не слишком часто – с политикой, а вот с бюрократией Российской Империи – громоздкой, неповоротливой и очень недружественно настроенной и к подданным вообще, и тем более, тем из них, кто стремится избавиться от этой сомнительной чести.
Снисходительность к беженцам со стороны оккупационной (прежде всего) администрации вызвана и обычной для военного времени неразберихой, когда правая рука не ведает, что творит левая, а разного рода беженцев, вынужденных переселенцев и переселённых лиц вполне достаточно, чтобы эти брызги долетали до самых глухих уголков…
… и несомненным, не слишком даже скрываемым желанием победителей уязвить хоть чем гордость побеждённых! Принять, так сказать, личное участие в Победе.
Сейчас одни – могут хоть как-то проявить себе, оказать содействие и участие…
… а другие, соответственно, вынуждены молчать, закрывать глаза и скрипеть зубами, потому что – какие там ноты, какие ответные меры?!
Ещё, пожалуй, в этой неразберихе есть игра в долгую от британцев и французов, но здесь попаданец разве что смутно догадывается, представляя всё это очень примерно, и не факт, что верно.
Сколько среди этих беженцев, переселенцев, эмигрантов и сомнительных личностей разного рода агентуры, Бог весть… но есть, наверняка есть! И очень может быть, что по документам их окажется сильно больше, чем фактически прошло и пройдёт через Аланды, а там…
Вариантов достаточно, и все они такие… умозрительные и отчасти – конспирологические, так что, подозревая наличие в том числе и российской агентуры, Ванька решил не откровенничать. Во избежание…
– Ф-фот и фсё, су-ударь, – прервал Ванькины размышления владелец судна, – исфольте ра-асплат-титься!
– Конечно, капитан Матти, – тут же отозвался паренёк, – как и договаривались!
В животе у него не то чтобы запорхали бабочки, но тягучий, давнишний, въевшийся страх изрядно отступил, и рыбаки, ещё недавно казавшиеся прожжёнными уголовниками и убийцами, показались ему сейчас милейшими людьми. Ну разве можно хоть в чём-то подозревать этих милейших людей?! Соль земли, цвет нации…
Накатившее облегчение захлестнуло его с головой и появилось желание пригласить этих достойнейших людей в кабак, чтобы вместе выпить, посидеть душевно, посмеяться вместе над недавними Ванькиными страхами, и, может быть (чем чёрт не шутит!) побрататься, поделиться с ними своими проблемами и выслушать чужие…
Прикусив изнутри щеку, до крови, даже, наверное, до кровищи, попаданец несколько отошёл.
– На берегу, как и договаривались, – чуть поморщившись (щека болит!) сказал он.
– Та-а, – тягуче покивал капитан, – на береку-у.
