Мой бумажный демон

– Добро пожаловать на бал! – Что там? – шепча, Василий к Вериному прошлому с любопытством обратился. – Скука, патетика и лицемерие здесь кружат в ритуальном танце… – Она кивнула, благодаря за платок услужливой гражданке. – Лизоблюдство, приспособленчество и ханжество водят хоровод, – она усмехнулась так же, как это делает порой Грюмо. – А проще – смешной, гнилой, интригами пропитанный народ…

Знаете, Василий, как трудно быть зажатым и лавировать меж адским пламенем и огнем священным, – Грюмо угрюмо попросил долить ему вина, – имея легковоспламеняемое тело, обжигаться, собственным прахом всё в округе осыпая. При этом любить безответно сам огонь, бояться, наслаждаться и в муках себе подобные бумаги вечно перебирать, историю перевирать до тошноты бумажной мишуры. Шредера бояться и ножниц – стать чьей-то аппликацией, представлять из себя безвкусицей дышащий коллаж… Порою хочется побыть афишей театральной премьеры, счастливой поздравительной открыткой, письмом любимого любимой – а ты всего лишь приговора лист, дешевый хлебный ценник, промокашка, клочок бумаги туалетной…

– Нет, Василий, он такой же легкий, быстрый, ветряным и временным течениям податливый, – Вера стала внезапно серьезной. – Скользящий, казалось бы свободный, но мучительно к чему-то привязанный, как этот змей – к катушке владеющего им мальчика. Вроде, свободный как птица, но раб чего-то тягостного и не отпускающего, как сама зависимость…

Воскресенье… – развел руками и взглянул на небо в ответ тот с сожаленьем. – Мой нелюбимый день, да и устал, наверное, работал много всю неделю… – Вам надо больше отдыхать, – Василий сочувственно сжал губы. – Сгореть так можно на работе. Грюмо улыбнулся, открыто приняв на себя сарказм. – Тьфу на вас! – сырой бумаги желтее став, он внезапно оживился. – А заходите после… Позже вместе отдохнем? Поболтаем. Сегодня, как по канонам веры, я тоже не у дел.