Czytaj książkę: «Мистические рассказы. Торшерная терапия»

Степан Исаченко

Последний визит

Страшно всё это! Очень!

Ну, я ещё понимаю, когда взрослых хоронят. Или пожилых. Вроде как осознаёшь, что человек своё отжил, что время его пришло. Так, что ли. Жалко, конечно, когда человека хоронят. Любого человека. Но вот когда молодых… Нет, это не по мне. Не могу я этого выносить.

Вот как это случилось, не пойму. Жила себе Вероника, вреда никому не причинила, любили её все. А вот на тебе – стоит гроб у подъезда, венками уставлен со всех сторон. Родня собралась. Брата с учебки отпустили. Мы с группой пришли. Девчонки с хореографии. Зеваки со двора.

Веронику многие у нас знали. Она с детства яркая была. Весь двор наш её такой и помнит: вечно бегом, банты на ветру треплются, рот до ушей. И в школе она у нас заводилой была постоянно. Что где ни случись, она всегда рядом. А потом группу сама сколотила, танцевать начали. Место искала, учителя. Всё она сделала. А вот на тебе – гроб на двух табуретках.

Мать Вероникину жалко очень, Любовь Павловну. Убивалась она сильно, трое здоровых мужиков не могли оттащить от гроба, как время подошло. Ветер ещё сильный поднялся, снегом так и кидал в нас. Продрогли все до ужаса. Словно сама природа против этой проклятой смерти. Страшно всё это!

Когда у нас был выпускной класс, это Вероника всех уговорила в один университет поступать. Так, говорит, нам сподручней будет. Дома, говорила, все останемся, да и жить дружно будем, как и раньше. Так и вышло. Как дружили классом, так почти все вместе и поступили на вышку. На разные специальности, конечно, но все рядом. Да наша группа на треть из нашего же класса и состоит. Всегда и везде вместе: в кино, на природе, в походах, на экскурсиях. И всё это – благодаря Веронике. А вот на тебе – гроб заколотили и стали опускать в землю холодную.

Ветер ещё сильней поднялся. Любовь Павловну на скорой увезли сразу после этого. Приступ. А мы разошлись кто куда. Кинули землю и пошли. Веронику мы так и не увидели: её хоронили в закрытом гробу.

Я не иду на поминки. Тяжело всё это. Страшно всё это. Домой иду. По дороге всё Веронику вспоминаю. Как мы ещё с садика с ней не разлей вода были. И во дворе одном жили. И в школу вместе пошли. И каждое утро на одном автобусе в институт. А у Вероники ещё манера была: увидит кого-нибудь в автобусе и давай его пародировать да истории про него рассказывать. Прямо на ходу сочиняла. Весёлая она была.

Когда я поднимаюсь по лестнице на свой этаж, у меня в кармане вибрирует телефон. Эсэмэска пришла. Я достаю мобильник и читаю послание. Это просто оповещение о том, что мне написали новое сообщение в одной из социальных сетей. Ничего важного. В такие моменты сразу понимаешь, что на свете действительно важно, а что – незначительная мелочь, ещё вчера казавшаяся чем-то грандиозным и заслуживающим внимания. Марки, бренды, мода, ужин в суши-баре, наличие сенсорного экрана в телефоне, голая грудь популярной актрисы, кличка кота президента – всё это, по сути, не нужно и никчёмно. Куда важней люди, которые находятся рядом с тобой. Куда важней то, что они живы и здоровы. Плохо только, что понимать это приходится именно в такие моменты.

С этими мыслями я вхожу в пустую тёмную квартиру. Родители ещё на работе. Сосед за стеной снова пьянствует. У него вовсю орёт музыка. Судя по басам, «Скорпы». Я хожу в темноте, не включая свет, молча раздеваюсь. Прохожу в свою комнату, сажусь в кресло у компьютерного стола. За окном уже стемнело, и лишь слабый свет уличных фонарей позволяет разглядеть очертания предметов.

Над тёмным монитором в двадцать семь дюймов (ходили покупать с вместе с Вероникой), на стене, украшенной, по старому обычаю, ковром, множество рамок с фотографиями. Я знаю эти фото наизусть. Вот здесь, на этом еле видимом прямоугольнике, Вероника у фонтана, в лёгком цветастом платье, с мороженым, капающим на колени. Она заливалась звонким смехом и говорила, что капли жутко холодные, а я всё никак не сделаю снимок. А тут мы всей группой. Вероника предложила всем взъерошить волосы и покрыть их лаком. А потом мы все вместе пошли гулять по городу, срывая цветы и даря их прохожим. А на этом снимке двадцать на тридцать мы с Вероникой у дверей школы, с аттестатами в руках. На Веронике огромное синее платье на кольцах, перчатки обтягивают тонкие пальчики. На мне чёрный костюм с белой рубашкой. Тот самый, в котором ходил сегодня на похороны.

Я продолжаю сидеть в темноте и перевожу взгляд с одной фотографии на другую. Тёмные прямоугольники на ковре. Моменты счастья и радости, оставшиеся там, в вечности. У соседа за стеной орёт музыка. Судя по басам, «Красные чилийские перцы».

Спустя какое-то время я вытягиваю ногу и большим пальцем запускаю компьютер. Шум от вентиляторов и писк модема почти не слышны из-за грохота у соседа-алкоголика. Музыка, за которую ему уже неоднократно разбивали нос и губы. Музыка, из-за которой у него постоянно торчат спички в замочной скважине. Музыка, из-за которой ему в окна летят камни.

Компьютер загружается, и на экране высвечивается заставка. Вероника, лежащая среди жёлтых, только появившихся одуванчиков. Это её традиционное ежегодное фото. Все эти снимки делал я. Её личный фотограф. Было ли что-то между нами? Хотел бы я, чтобы это было правдой. Но нет. Для Вероники я был лишь другом. Друг детства. Потом друг юности. Друг всей её недолгой жизни.

Я запускаю Интернет. Автоматически открывается страница той самой социальной сети, в которой мне пришло сообщение. Пока она грузится, я открываю папку с фотографиями Вероники. Снимками, сделанными мной. Фото из походов. Фото на учёбе. Фото с пляжа. Фото в ночных клубах. И везде Вероника, что-то опять придумывает и радует всех присутствующих, заряжает позитивом.

Страница загрузилась. Весёлый интерфейс сообщает, что у меня было шесть гостей, мне поставили двадцать восемь оценок и одиннадцать раз прокомментировали мой блог. Виртуальная жизнь. Искусственная жизнь. Бегство от реальности. Сотни друзей, которым никогда не напишешь сообщение. Тысячи фотографий, которые никогда не посмотришь. Записи, которые кто-то считает очень умными и постоянно их обсуждает. Эта жизнь проще настоящей. Эту жизнь всегда можно начать заново, просто заведя новый аккаунт.

У меня одно новое сообщение. Я нажимаю на конвертик, окно ненадолго зависает, а потом на белом фоне появляются три слова.

«Привет, как дела?»

Сообщение написано Вероникой.

Сердце на мгновение замирает, но потом я с шумом выдыхаю. Просто она отправила его ещё до… до своей смерти. А я с того момента ещё ни разу не был в сети. Не до того было.

«Привет, как дела?»

Она спросила меня, как мне живётся. Вопрос из прошлого, на который нет ответа в настоящем. Как у меня дела? Не сказать, что хорошо, Вероника.

Нет смысла отвечать на послание. Его никто уже не прочтёт. Теперь страничка Вероники – просто ещё один аккаунт в глубинах Интернета, оставшийся без хозяина.

Я вожу мышкой по экрану. При наведении указателя на имя оно подсвечивается. Ссылка на страничку Вероники. Что ж, зайду. В последний раз.

Здесь всё как обычно. Улыбающаяся Вероника смотрит на меня с экрана. Она стоит

среди усыпанных снегом еловых ветвей. Я сделал этот снимок три недели назад. Рядом с фотографией её извечный статус:

«Во всём можно найти позитив».

Теперь мне кажется, что не во всём. А ведь когда-то я был с ней согласен.

У соседа за стеной орёт музыка. Судя по басам, Курт Кобейн. Я смотрю на улыбающуюся Веронику, на её жизнерадостный статус. Опускаю глаза и читаю:

«Последний визит: сегодня, пятнадцать минут назад».

У меня холодеет спина. Невозможно! Я сижу в тёмной комнате, освещённой лишь монитором и слабым отблеском фонарей, и медленно покрываюсь мурашками. Но ведь это невозможно.

Потом я понимаю, в чём тут дело. Просто кто-то из её родных, может, брат Никита,

которого отпустили с учебки, запустил Интернет, а страничка грузится автоматически, как и у меня. Вот тебе и «последний визит». И нет причин для паники.

Я выдыхаю и закрываю окно. Выключаю компьютер и снова сижу в темноте. У соседа за стеной орёт музыка. Судя по басам, финские виолончелисты. И тут меня снова сковывает холодом. Эсэмэска о новом сообщении пришла в тот момент, когда я поднимался по лестнице. Не несколько дней назад, а меньше чем полчаса назад.

«Последний визит: сегодня, пятнадцать минут назад».

Вот когда было написано сообщение. Не вчера, не на той неделе, а сегодня. Пятнадцать минут назад.

Я снова запускаю компьютер и с нетерпением жду загрузки. Музыка за стеной давит на нервы. Я задумываюсь. Что это? Чья-то глупая шутка? Не смешно, честное слово. Мог ли кто-то войти на страничку Вероники и воспользоваться этим? Вряд ли. Её пароль в двадцать девять символов известен только двоим. Теперь уже только мне одному. Взлом по этой причине тоже маловероятен. Тогда что остаётся? Кто-то из её домашних вошёл на её страницу и решил написать мне сообщение от её имени? Нет. Зачем?

Выхожу в сеть. Захожу на страничку Вероники.

«Последний визит: сегодня, пятнадцать минут назад».

По-моему, похороны сказались на мне не самым лучшим образом. Надо лечь спать. Отойду, успокоюсь, начну здраво мыслить. Завтра. А сегодня со мной явно что-то не то…

Захожу в подъезд не в лучшем расположении духа. День был тяжёлый. В группе напряжённое молчание. Никто ни с кем не разговаривает. Преподаватели сегодня тоже на нервах. Все переживают из-за Вероники. Но им проще. А мне час назад пришла эсэмэска. У меня одно новое сообщение.

Честно говоря, ни капли не хочется выходить в сеть. Кажется, что разум решил меня оставить. Разум вздумал играть со мной в игры. Сколько людей свихнулось в подобных ситуациях. Не хочу присоединяться к ним.

В квартире тишина, лишь только лёгкое сопение из спальни родителей. Отец отсыпается после смены. Он работает охранником в магазине неподалёку. Мать работает там же, товароведом. Сосед за стеной ещё не проснулся. Он раньше трёх никогда не встаёт. Так что есть возможность посидеть в тишине.

Пройдя в комнату, я раздеваюсь и краем глаза смотрю на монитор, стоящий на столе. Кажется, он тянет к себе. Хочет, чтобы я подошёл и включил компьютер. Хочет, чтобы я прочёл сообщение. Возможно, это сообщение от кого-нибудь другого, успокаиваю я себя. Мало ли кто мог что-нибудь написать. Может, просто очередная реклама. Или какой-нибудь затерявшийся на просторах Родины одноклассник. Или отцовский сослуживец. Или подруга юности матери. Трёхглазое нечто из другой Галактики. Кто угодно, но только не Вероника. Она умерла. Её похоронили вчера днём. И я сам это видел. Так из-за чего так переживать?

Прохожу на кухню и ставлю чайник на плиту. Сижу за столом. Над головой мерно стучит маятник часов. Шипят капли воды на чайнике. Гудит холодильник за спиной. Тишина.

И тут раздаётся ещё один звук. Глухой. Это в кармане пуховика вибрирует телефон. Пришла эсэмэска. Я медленно, словно ожидая нападения, подхожу к вешалке и достаю трубку. Читаю послание. Мне пришло ещё одно сообщение. По рукам пробегают мурашки.

На кухне резко свистит чайник. Я иду туда и выключаю плиту. Слышу, как ворочается отец в спальне. Снова смотрю на телефон в руке. Зачем я вообще подключил эти оповещения, чёрт возьми?! Сажусь пить чай. Держу в руках остывающую кружку и смотрю на телефон. Мне кажется, что, если сейчас придёт ещё одно сообщение, я разобью мобильник об стену.

Не знаю, сколько времени провожу так, не отрывая взгляда от трубки. За стеной раздаются первые громкие аккорды. Судя по ударным, Горшок с Князем. Чтобы отвлечься немного, думаю о нашем соседе. Что мне о нём известно? Только то, что когда-то он пытался сколотить свою рок-группу. Целыми днями бренчал на гитаре, что-то придумывал, сочинял. Потом стали приходить разные единомышленники. То басист появится, то ударник, то пианист. Однажды какой-то парнишка даже с колокольчиком пришёл. Потом всё как-то зачахло. Его друзья перестали появляться, и он остался совсем один. А потом он запил. Жёстко. Бросил учёбу, работу. Всех бросил. На что он пьёт, представления не имею. Он из дома-то не выходит. Сидит и глушит под громкую музыку. Вот такой он, человек с несбывшейся мечтой.

На кухню заглядывает отец. Подмигивая мне, проходит к холодильнику, достаёт оттуда бутерброды. Наливая чай, беспрестанно материт соседа. Затем уходит в мою комнату, заглянуть в Интернет. Это у него ритуал такой: бутерброд, чай и социальная сеть. А я так и сижу на кухне, с кружкой в руках и телефоном на столе.

Музыка за стеной продолжает играть. Судя по ударным, Кипелов. Отец кричит из комнаты, что мне пришли два сообщения. Я отвечаю, что проверю позже. Отец начинает подпевать музыке за стеной. А я всё смотрю на телефон…

Ещё один неудавшийся день. В группе всё такая же тишина. Кажется, что весь университет стал другим. Словно все в одночасье лишились всего самого важного в жизни. Только мне немного завидно. Им-то проще. А мне в полпервого снова пришла эсэмэска. Тем более вчера я так и не проверил сообщения.

И вот теперь я стою перед компьютером и борюсь сам с собой. Часть меня хочет прочесть всё это, убедиться, что опасения были напрасными, и успокоиться. Другая же часть боится того, что я могу там увидеть.

Сосед за стеной слушает музыку. Судя по вокалу, «Квинов». Покойный Фредди говорит всем, что его просто так не возьмёшь. Что ж, думаю я, меня тоже не проведёшь. И запускаю компьютер. Глядя на заставку с Вероникой в одуванчиках, думаю, что надо бы заменить картинку на рабочем столе. А сам в это время захожу в сеть.

Три новых сообщения. И один гость. Сначала щёлкаю на ссылку с визитёрами. По спине снова прокатывается холод. Ко мне заходила Вероника. Сегодня, в двенадцать двадцать три. Ослабшей рукой передвигаю мышку и нажимаю на конвертик. Все три сообщения от Вероники. Читаю их в том порядке, в каком они приходили.

В первом сообщении написано:

«Ну ты где там?»

Во втором сообщении написано:

«Эй? Есть там кто-нибудь, в конце концов?»

В третьем сообщении написано:

«Может, всё-таки ответишь?»

Я ошарашено смотрю на монитор. Как это может быть? Неужели кто-то вздумал шутить надо мной таким образом? Иду в прихожую, достаю из кармана телефон, набираю номер отца Вероники. Конечно, это не лучший момент для звонка, но у меня нет выбора. И сил тоже. Сосед за стеной слушает музыку. Судя по вокалу, Мика Джаггера.

Григорий Аркадьевич отвечает не сразу. Я его понимаю. Обмениваемся парой фраз. Я спрашиваю, всё ли в порядке с их компьютером. Он отвечает, что жалоб нет. Тогда я говорю, что хотел бы узнать кое-что о страничке Веронике на том сайте. Я говорю, что мне нужна кое-какая информация оттуда. Я говорю, что мы с группой готовим ролик в память о ней и нам нужны материалы со странички. А Григорий Аркадьевич отвечает мне, что это не получится. Никита удалил страничку Вероники пять дней назад.

Телефон падает у меня из рук…

Снова тяжелый день. Нет, в группе всё нормально, все потихоньку свыклись с мыслью о том, что самой яркой девчонки университета уже нет с нами. Всем стало немного легче. Но не мне. В одиннадцать часов мне пришло новое оповещение.

Вчера я всю ночь не спал. Так и не ответил на те три сообщения. Послания со странички, которой не существует уже почти неделю. Я не задумываюсь о том, как это возможно. Не хочу усугублять проблемы. Я решаю удалить свой аккаунт. Надеюсь, это поможет. Именно поэтому я сейчас запускаю компьютер.

В квартире никого: мать на работе, отец с мужиками ушёл париться в баню. За стеной снова орёт музыка. Судя по гитарной партии, Мэнсон. Моя страничка загружается. Я так и сижу в одежде. Решил сделать всё сразу, без раздумий. Направляю указатель на пункт «Настройки». Сейчас я нажму там кнопку «Удалить профиль», и всё это будет закончено. Вероника теперь навсегда останется в истории.

Но глаза мои смотрят на мигающий конвертик. Непрочитанное сообщение. Я сомневаюсь, стоит ли читать то, что там написано. Я поднимаю голову и смотрю на фотографии на ковре. Вот Вероника сидит верхом на коне. Она прижалась к шее своей любимой Аськи, зарывшись лицом в густую гриву. А здесь Вероника моет машину отца. На ней нелепое разношенное трико с лямками, старая блузка, завязанная узлом на животе, и огромная соломенная шляпа. Она обещала побить меня за этот снимок. Шутила, конечно же. А на этом фото мы с Вероникой сидим на песке на берегу моря. Обернулись и смотрим в камеру, а между нами солнце уходит за горизонт, окрашивая небо во всевозможные оттенки жёлтого, красного, пурпурного. На мне чёрные мокрые шорты. На ней голубой купальник и парео на бёдрах. Намокший песок вокруг нас.

Вероника смотрит на меня со всех этих снимков и, кажется, просит о том, чтобы я прочитал её сообщение. Шумно выдыхаю и жму на конвертик. Появляется текст:

«Ладно, не хочешь отвечать, не надо! Но скажи хотя бы, зачем ты это сделал?»

Рядом с её именем зелёным светятся два слова: «На сайте».

Я снова и снова перечитываю послание. Она просит сказать, зачем я это сделал. Что

«это»? Что она имела в виду?

Я жму на кнопку «Ответить» и печатаю:

«Что „это“? О чём ты говоришь?»

После этого смотрю на экран. Надпись «На сайте» мерцает передо мной. Как, чёрт возьми, это возможно? Спустя десять секунд рядом с её именем появляется символ карандаша. Она пишет ответ. За стеной снова орёт музыка. Судя по гитарной партии, Джон Фогерти. Карандашик исчезает, и передо мной появляется новое сообщение:

«Ты и сам знаешь, о чём я говорю!»

«Видимо, нет. Объясни», – печатаю в ответ.

Снова появляется карандашик. Мне ужасно хочется, чтобы сосед за стеной вырубил эту проклятую музыку. Она мешает и не даёт сосредоточиться. А сейчас мне это нужно как никогда.

Появляется сообщение:

«Просто вспомни день, когда мы пошли на стройку».

На экране опять появляется карандашик, а я за это время вспоминаю то, что случилось две недели назад. Воспоминания, от которых так хотел избавиться.

Вероника предложила мне взять фотоаппарат и устроить очередную фотосессию. Я согласился – это был отличный шанс неплохо провести выходные. Вероника хотела сделать фотографии в постапокалиптическом стиле. Появилась идея поехать на заброшенную стройку на окраине города: полуразрушенное недостроенное здание, окружённое голыми деревьями, и никого вокруг. Мы сели в автобус и поехали фотографироваться. На месте решили подняться на пятый этаж: оттуда и вид был хороший, да и мешать никто не будет, если вдруг забредёт невзначай.

Уже не помню, с чего начался разговор. Такое свойственно людям: начинают говорить об одном, а потом переходят совсем к другому. И как это случается, вспомнить потом проблематично. Нужно, так сказать, отслеживать всю логическую цепочку. Так или иначе, мы заговорили о наших отношениях. Я сказал, что хочу понять, что же всё-таки между нами происходит. Она сказала, что это называется дружбой. Мало кто верит в дружбу между мужчиной и женщиной, сказала она, но такое бывает. Хотя чаще всего один из них в итоге начинает хотеть большего. Я сказал, что так оно и есть. Что действительно хочу развития наших отношений. Это стоило мне большого труда, сказать всё это. Вероника же в ответ засмеялась и назвала меня глупышкой. Давай будем считать, что этого разговора не было, сказала она. Ты хороший, но это не то, сказала она.

Не знаю, как случилось остальное. Я понимаю, что надо было среагировать на всё это куда спокойнее. Может быть, даже посмеяться вместе с ней над всей этой ситуацией. Но я не сделал этого. Вместо этого я резко поднял с пола кирпич и с размаху ударил им Веронику по лицу, сверху вниз. Она закричала и закрыла лицо руками. А я повторил удар, снизу вверх. Она снова вскрикнула и сделала шаг назад. Потом ещё один. А потом она сорвалась вниз. Прямо на груду битых кирпичей. А я сбежал.

Вечером мне позвонила мать Вероники. Спросила, не знаю ли я, где её дочь. Ответил, что мы целый день гуляли по городу, а потом разошлись по домам. Сказал, что проводил её до подъезда. И больше не видел. И не звонил тоже.

А через три дня объявили розыск. Объявления в газетах, новостях. Поиски в подвалах, заброшенных стройках. Так её и нашли, на куче кирпичей, слегка занесённую снегом.

Позже ко мне приходил следователь. Хотел, чтобы я поминутно рассказал ему, что было в тот день. Повторил ему то же, что говорил матери Вероники, слово в слово. Я так старался забыть этот день, что потихоньку сам начал верить в свою версию. По этой же причине даже не мог вспомнить, почему хоронили в закрытом гробу.

Я смотрю на экран. Там светится новое сообщение:

«Ну что, вспомнил?»

«Да».

На экране появляется и исчезает карандашик. Приходит ещё одно сообщение:

«Тогда, я думаю, ты знаешь, что нужно сделать!»

Да, я знаю, что теперь должен сделать.

Я выключаю компьютер и иду в комнату родителей. За стеной снова орёт музыка. Судя по гитарной партии, Джим Моррисон с компанией. «Это конец, мой единственный друг» – доносится из-за стены.

Открываю шкаф. На вешалке, среди костюмов отца и платьев матери, висит кожаная

кобура. Расстегиваю её и достаю оттуда пистолет. Иду в свою комнату. Сажусь на диван. Снимаю оружие с предохранителя. Вставляю дуло в рот. Смотрю на фотографии на ковре. Смотрю на памятные моменты жизни дорогого мне человека.

Жизни, которую я старался сделать лучше. Жизни, которую я оборвал.

Музыка за стеной резко стихает. В одно мгновение становится невероятно тихо. В кармане моей куртки вибрирует телефон. Ещё одна эсэмэска. Я знаю, что это. Ещё одно сообщение от Вероники. Но это уже не важно. Теперь уже ничто не важно.

Я делаю то, что должен сделать. Я нажимаю на спуск.

Наталия Николаева

Вера, Надежда, Любовь и Сова

– Ай!

Сова поморщилась. Потирая локоть, внимательно посмотрела на Стенку, словно впервые увидела. Не такая уж громоздкая. Неброская, но элегантная. «Хорошо сохранилась старушка», – подумала с одобрением.

«Старушка» была всего на пятнадцать лет старше Совы. Семейная история гласила: Стенку купили у соседей, а те приобрели её в мебельном магазине «по приглашению» после долгих лет ожидания своей очереди. Сова поняла главное: это событие по важности уступало только установке домашнего телефона десять лет спустя.

Стенка примирительно скрипнула дверцей. Сова достала «Алёнку», отломила кусочек любимого шоколада. Подумала: а Стенке подошло бы какое-нибудь необычное имя. Например, Каролина – Люба говорила, родом она из Прибалтики,

Стенка выглядела явно моложе своих лет («Это у нас семейное», – хихикнула Сова). Если приглядеться, кое-где обнаруживались трещинки-морщинки. Но матовая ореховая поверхность со сдержанной светлой инкрустацией прекрасно гармонировала с современными шелковыми обоями.

Раньше Сова плюхнулась бы на пол и распахнула обе створки шкафчика с игрушками. Или вытащила бы на диван ящик с Любиными украшениями и часами примеряла их. Но о чем Стенка пытается напомнить ей сейчас?

На вершине Стенки стояли миниатюрные модели замков и самолетов. Лёвина работа, тонкая, ювелирная. Сова села на табурет у откидного стола. Лёва пристроил над ним лампу дневного света: здесь он постоянно что-то чертил, клеил, паял… На полке фигурки верблюда и черепахи – это она привезла ему из Египта. Фотография в рамке: тёплым весенним днем они вдвоём стоят у подъезда. Лёва улыбается, прикрыв глаза. Обнимает её, любимую внучку…

Сова зажмурилась на секунду, отвела взгляд. Из ящичка для документов торчал уголок пластиковой папки.

– Ого! Мамина? Красивая.

Сова вытащила из папки розовую медаль «Рождённому на Энской земле». С улыбкой повертела в руках.

⠀

– Красивая! – Вера с улыбкой глядела на собранную наконец Стенку.

Треть нового шкафа заняли книги. Стенка любила смотреть, как Вера выбирает, что почитать, старалась незаметно подсунуть поинтереснее.

По телевизору каждый год показывали Верин любимый конкурс в Юрмале. Стенка переживала упоительное чувство возвращения в родные места, жадно вслушиваясь в песни на полузабытом языке. Гордилась: именно ей Вера доверила коллекцию вырезок из музыкальных журналов. По просьбе Стенки ночью они тихо шелестели – а ей слышался шёпот ветра над дюнами.

Однажды Вера надела летящее белое платье, накрутила кудри и ушла. Вернулась на рассвете. Положила в ящичек с медалью ещё одну – золотую в красной коробочке. И поставила пластинку с кричащим голосом:

«Облейте моё сердце серной кислотой:

Мой синеглазый мальчик сегодня не со мной».

– Не со мной, – шептала Вера. А Стенка думала: просто платье не то. Будет и другое. Тоже белое…

⠀

– Чужие письма читать нехорошо, – полувопросительно сказала Сова, доставая из папки пожелтевший конверт. Стенка искренне надеялась, что её молчание примут за одобрение. Сова поняла – и развернула листок.

⠀

В цветочек и белоснежное, идеально гладкое. Стопки постельного белья высились на диване. Стенка, блаженствуя, дышала нежной лавандой.

– Верочкино приданое, – улыбнулась хрупкая женщина. Люба и Лёва звали её мамой, дети – бабушкой. Стенка знала её настоящее имя: Надежда. Душа дома. Она наполняла его ароматом пирогов и умиротворением.

Стенка старалась не думать, что хрупкое тело истончилось, как паутинка, и душа в нём держится из последних сил.

Год спустя Люба перебирала бельё. Пальцы дрожали. Стенке передалось её волнение. Люба погладила мягкой тряпочкой, успокаивая. Подошла к телефону, покрутила диск – Стенка сбилась со счёта, в который раз. И наконец получила ответ. Солнце озарило её счастливое и растерянное лицо:

– Девочка!

«Дорогие дедушка и бабушка! Я расту не по дням, а по часам! Знаю, что я продолжение Веры, Надежды, Любови. И потому давно шепнула маме на ушко моё имя».

⠀

– «Ваша внучка София», – шёпотом закончила Сова. Бережно сложила записку. Достала телефон цвета лаванды и погладила, пробуждая.

– Это София. Да, я буду участвовать.

Сова нажала отбой.

Звонко щёлкнул замок.

– Я дома! – Люба снимала шляпу. – Сейчас чайку, потом пельменей налепим… Что случилось?

– Всё хорошо, – заверила Сова, последний раз шмыгнув носом. Подхватила пакеты, потащила на кухню. – Я… решила попытаться.

Люба просияла:

– Горжусь тобой.

– Спасибо. Но… Вдруг я не пройду? Не потяну? Мне страшно.

– Твоей прабабушке было страшно ходить на завод под бомбёжкой. Мне – подумать, что никогда больше не встану после болезни. Твоей маме – потерять тебя до рождения. Но нам хватило сил. И ещё осталось. Мы подарили их тебе.

– Я знаю.

– Давай решать вопросы по мере поступления, – улыбнулась Люба, вытирая руки.

Сова угукнула, ставя на плиту чайник.

⠀

Проводив Сову, Люба сварила кофе. Стенка затаила дыхание. Загадала. Люба достала тонкую фарфоровую чашку. Стенка облегчённо выдохнула: все получится!

⠀– Билеты, виза, квартира, – вслух рассуждала Люба. – Возьму кредит, надо всё узнать поточнее…

«Давай!» – скомандовала Стенка. Тонкая полочка поднатужилась, крепления с правого края треснули. Разлетелись винтики, пружины, карандаши. На пол упал вытертый кожаный бумажник – Любин подарок на юбилей.

Лёва начал откладывать деньги, как только вышел на пенсию. Из прозрачного кармашка торчал уголок фотографии: совсем ещё молодой Лёва держит смеющуюся Сову. А та летит, раскинув ручки.

⠀

***

Сова смотрела в иллюминатор на яркие звёзды. Через четыре минуты взлёт. Через четыре часа – страна мечты.

Семестр в Сорбонне – она выиграла этот конкурс! Подала документы в последнюю минуту. Написала тесты на одном дыхании. И не сразу поверила звонку из деканата.

Открыла телефон, прежде чем перевести в режим полёта.

«Верю, всё будет хорошо» – ласковый взгляд прабабушки с фотографии в галерее.

«У тебя получится» – СМС от Любы.

«Люблю». Мама.

Набрала в ответ: «Люблю». Пристегнула ремень. И почувствовала: Лёва крепко держит её за руку.

⠀

***

Оживлённые голоса, смех. Раскладывают стол-книжку, то и дело хлопают дверцами Стенки, достают праздничную скатерть и посуду: Сова вернулась!

– А это тебе.

На аккуратной стопке наволочек и полотенец – холщовый мешочек с сиреневой лентой. «Caroline Provence».

Стенка вдохнула любимый аромат лаванды.

Василиса Долина

Хотите верьте, хотите нет

Случилось это за пару месяцев до нашей с Пашей свадьбы. К моей тогда еще будущей свекрови на июньские праздники приехала из Тулы старая подруга Валентина Павловна с дочкой Таней, моей ровесницей. Любовь Михайловна, мама Пашки, очень их ждала и все рассказывала мне, как раньше они, когда были соседями, постоянно все делали вместе: всюду ездили-ходили, отмечали праздники, копали огород. В общем, жили душа в душу. Дети вместе гуляли, играли, ходили в школу, Таня ждала Пашу после уроков, чтобы пойти домой: он был старше и заканчивал позже.

По секрету Любовь Михайловна рассказала, что Таня – первая Пашкина любовь. Татьяна была уверена, что когда-нибудь выйдет за него замуж. Но из-за того, что свекрови пришлось переехать, они долго не виделись. А когда наконец увиделись, первая влюбленность давно прошла и у обоих были другие интересы. Правда, по прошествии некоторого времени Таня объявила, что это Любовь Михайловна виновата в том, что они не вместе, потому что увезла от нее Пашку.

В общем, я была готова к встрече с возможной соперницей. Через два месяца планировалась наша с Пашей свадьба. Мы четыре года вместе, а любим друг друга все так же сильно, как и в начале отношений.

Утром Павлик встретил гостей, отвез к маме. А после обеда и мы приехали к Любови Михайловне. Причесавшись, накрасившись, надев любимое платье, я решила, что выгляжу великолепно и никакая первая любовь будущего мужа мне не страшна.

Таня оказалась очень милой и скромной девушкой. Мы быстро нашли общий язык и интересные темы. Оставив мам одних, втроём пошли в кино. Всю дорогу болтали, смеялись, Паша и Таня вспоминали общих знакомых, давние истории, но никаких намеков на романтические отношения я не заметила. Мы отлично провели время. На обратном пути купили огромный вкуснейший торт, у Любови Михайловны попили чай и довольные поехали домой.

Проснулась я от странных звуков. Когда открыла глаза, увидела еще более странную картину: мой Пашка собирал вещи! Я села в кровати.

– Солнце мое, а что это ты делаешь? – спросила я осторожно.

– Ой, ты проснулась, извини, что разбудил, – сказал Паша, однако не прекратил своё занятие. – Просто, видишь, какое дело… Я не люблю тебя. Понял, что мне нужна только Таня. Поэтому сегодня уезжаю с ними!

– Что-о-о?! – только и смогла вымолвить я.

Он тяжело вздохнул, сел рядом на кровать и, заглянув мне в глаза, четко и медленно произнес: