Czytaj książkę: «Быль да небыль. Порвали сказку»

Все права на издание защищены, включая право воспроизведения полностью или частично в любой форме. Иллюстрация на обложке принадлежит издательскому дому ВЕКТОР-Т. Товарные знаки также принадлежат издательскому дому ВЕКТОР-Т.

Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены, или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами, или событиями случайны''.

Подобное юридическое обобщение, в книгах этого автора, позвольте считать неуместным. Все герои этих произведений, – люди реальные и настоящие, как и реальны сами события с ними произошедшие. Вымышлены только имена и место действия, а характеры преобразованы, согласно их поступкам.

Чья-то личная жизнь, рассказанная публично или случайному попутчику, она уже не может оставаться достоянием личного. А иначе зачем рассказывать, ведь в зашторенное окно никто не подглядывал’’. Потому и судебные тяжбы позвольте считать не логичными.

Порвали сказку

ЧАСТЬ 1

Проникший в большие окна и мягко улёг- шийся на стене этот солнечный зайчик обещающе манил к себе. Он звал и заманивал, и отставать совсем не собирался. Ласковый такой, пронырли- вый и сулящий множество без бед, он был самым миленьким и пушистеньким, среди всех других зай- чиков. Только выходи и радуйся необычности этого весеннего солнца. Небо ясное, цвет чисто голубой, а вокруг распустившаяся листва, сочней которой не придумаешь. Ни зима тебе, ни слякоть её поздняя, а именно пришедшая весна, с её веселящим настро- ем.

Но Яшка сидел и вздыхал. Лицо ладонью подпёр, сморщился, как насупился, глядя на яркий отблеск солнца, и приуныл, потому что становилось очень скучно: урок, притихший школьный класс и всех ловящий взгляд учительницы. С такой не побалуешь, не схитришь и уж больно она строгая ко всем. Чуть что, к доске! Чуть что, родителей, и дру- гой такой строгой, может люди ещё не придумали.

Яшка опять ожидающе вздохнул: всего два дня осталось до каникул. А сейчас бы только звонок: символ баловства и свободы.

А звонок, как всегда, прозвенел неожиданно, и весь класс, в одном радостном порыве буквально схватился за портфели. Как говорится:, Отсидели – продержались, а теперь бегом домой».

Однако по классу непререкаемо и жёстко про- неслось:

– Опять!!! – А затем, в весь класс, в отдельно- сти и в целом, вонзились учительские глаза. – Тогда я напомню ещё раз! – Продолжила сверлить она.

Зво-о-нок с у-ро-о-ка всегда звенит только для учителя! И только ему решать{!}: как будет закон- чен этот урок.

И класс послушно замер. Кто достал свой порт- фель, кто всовывал в него свои учебники, те замер- ли, как застыли. Все замерли, кто даже шевельнуть- ся не успел. И все явно приготовились получить дальнейший нагоняй. А её женский пронизываю- щий взгляд продолжал блуждать по классу. Она так делала каждый раз, на каждом уроке, когда искала виноватых и крайних. И находила, её не обхитришь. Но сейчас, она вдруг улыбнулась. Потом ещё и ещё, и также со словом, вдруг» её суровость заменилась лаской. – Что(!?), решили удрать от меня. И мой английский вам не понравился…

– Нет… понравился, – не очень дружно отреаги- ровал класс, потому что многие всё ещё находились в недоумении.

А Яшка, так тот вообще не понял, что творится вокруг, хотя тоже увидел вдруг подобревшие глаза учительницы.

Хорошо. Спасибо, что вам понравилось.

Надеюсь, что этот учебный год у вас прошёл не зря. И просто хотела бы пожелать всем вам счастливых каникул… А-то побежали все довольные, будто поё- те уже на английском. И ведь не хорошо, не попро- щавшись.

Шутка их учительницы всем очень даже по- нравилась. И не такая уж она, оказывается, злая, как все шептались по углам. Зря её только боялись.

Ну и всё, – с той же самой улыбкой продол- жила она. – Ещё раз счастливых вам каникул. Не хулиганьте, девчонок не обижайте. Это я адресую мальчикам. Ну, а девочкам пожелаю быть умненьки- ми-благоразумненькими. Мальчишек тоже не оби- жайте.

И в классе, теперь уже все дружно засмея- лись. Девчонки, что у них есть такая заступница. А мальчишки, что как захотят, так и сделают. Захотят, – обидят, а нет, так не обидят:,Ещё, как будут себя вести».

Женщина же дождалась окончания их первых возлияний и, обрывая уже последовавшие реплики, сразу от двух половин, закончила в угоду обоим.

– А вот теперь, я вас отпускаю.

Ликованию не было границ. Уроки на сегодня закончились, солнце по-прежнему радостно смо- трело в окно, а каникулы почти наступили:,Да здравствует долгое лето!». Рано утром не вставать, домашних заданий не делать и, что самое главное, теперь улица будет в их полном распоряжении.

Яшка тоже, непонятно, чем довольный больше всего, как выпорхнул из школы. Высокий. Худоща- во жилистый. Руки длинные. Ноги длинные. Как многие мальчишки его лет, мышц ещё не нарастив- ший, он вовсе не торопил свой шаг, а был лишь приподнято бодр. Спешить особо было некуда, хотя всё равно получалось быстро. Ведь мысли его и состояние души, тому вполне сопутствовали. Пятый класс, он считай, закончил. Закончил хорошо, без троек и, что самое заветное, мама ещё в Новый год, пообещав, сказала:,Если закончишь школу хорошо, то куплю тебе ноутбук. И пусть не очень дорогой, но всё-таки, А мама своё слово сдержит. Уж в этом он не сомневался, как собственно и не сомневался в любви обоих своих родителей. Папке только что-то не везло: на работе не получалось, ругался часто с мамой, а так у них всё хорошо.

И подгоняемый своим воображением, словно скачущим из одного в другое, Яшка больше при- танцовывал, чем шёл, и с лёгкостью перебрасывал свой портфель из одной руки в другую. И было ерунда, что очень даже мал ему пиджак, а брюки, уже неприлично короткие, стали больше похожими на шорты Но всё это было просто пустячком, пусть даже неряшливостью, ведь лишь одно оставалось важным: его вот-вот желанный ноутбук. А к нему ещё и каникулы.

До автобусной остановки Яшка дошёл всё таким же окрылённым. Жизнь вокруг, как отсут- ствовала. Ни ты не нужен никому, – ни тебя никто не трогает. Пой себе и радуйся, и быстрей скачи домой, чтоб скинуть школьные одежды.

Однако, поглядевший на дорогу, откуда должен был придти автобус, Яшка мысленно почесал свой затылок. По сторонам посмотрел, на людей, стоя- щих возле остановки, и скрытненько призадумался, чтоб мыслей его не прочли. И тут было над чем задуматься. В его кармане лежали деньги на проезд, это раз. Мама всегда ему их давала. А два, – это то, что он должен был отдать их за проезд, а мог и не отдавать, проехав до своей остановки бесплатно. Не длинных конечно остановок, но всё равно ощути- мых, если пройти их пешком. Вот только последнее время у него появился азарт, чем-то очень похожий на приключение. Появился, как заразил его, всею своей весёлостью. Садишься в автобус, прошмы- гиваешь под валидатором, прячешься где-нибудь у окна, чтоб глазеть на пространство, и хоп(!)… а в кармане осталась денюжка. Ни мамина, ни тётина, а уже своя, как лично им обретённая. И покупай на неё, что хочешь. Отчего и притаился Яшка, едва действительно не начав, чесать свой затылок: ведь надо, чтоб повезло, чтоб ехало-проехало, и тогда он станет, фон-бароном», мальчишкой побогаче, чем Буратино.

Автобус наконец-то подошёл – длинный, пых- тящий – и Яшка несмело решился. Хотя и бояться было особо нечего. Подумаешь, водитель иногда что-нибудь прокричит, а ему в ответ станет естественно стыдно, потому-что сразу все обратят на него внимание. Но это же не страшно. Не только он один так делает: и тётки, и дядьки, и ребята взрос- лые с девчонками, они же тоже под этим устрой- ством подныривают. И ничего. Здесь же страшней всего контролёры. Но Яшка и от них уже наловчил- ся улепётывать. Он просто сразу выскакивал на лю- бой из следующих остановок и был таков. В общем, ремнём его ещё никто не бил и при всех публично не наказывал.

Сделавший, как спланировал, и легко прош- мыгнувший под валидатором, Яшка также удачно прильнул к автобусному окну. Протиснулся и при- жался, будто сильно желал смотреть на дорогу. И такие действия Яшка делал каждый раз специально, словно он не пассажир без билета, а мальчик спе- шащий к окну. При этом только ни на кого не надо было смотреть, а всего лишь стоять и ждать, когда же автобус тронется с места.

А едва всё так и произошло, как Яшка снова заликовал:,У него сегодня отличный день. Считай четвёрка за год по английскому и плюс денюжка за проезд осталась в его кармане. Денюжка утром, когда в школу ехал, и денюжка сейчас».

Вот только автобус ехал тише всех. Качался не пойми отчего, юродничал неторопливо и обгонял лишь стоящие на парковке машины, которые Яшка и сам обогнал бы. Скучно было, не интересно, но нужно было по-прежнему глазеть в окно, изобразив увлечённый вид.

Фразу, ваш билет», произнесённую в другом конце автобуса, Яшка как-то доносчиво услышал. Донеслось сквозь привычные звуки и, будто слух резануло. Но ему не поверилось, и он быстренько захотел убедиться в обратном. Отпрянул от окна, сделал осторожный шаг назад и вытянул свою дет- скую шею из-за чьёго-то взрослого тела.

Так оно и было: слух его не подвёл. Женщи- на-контролёр, мимо никого не пропуская, неизбеж- но приближалась к нему. А её отрепетированная фраза спокойными могла оставить только людей с билетами.

Ваш билет, пожалуйста, – ещё раз раздалось совсем близко.

И Яшка, уже успевший взволноваться доста- точно, побыстрей пролавировал между тел, начав движение к передним дверям автобуса. За спиной висел портфель-рюкзак, он предательски застревал, ударялся и мало того, что Яшка взволновался, так приходилось ещё и извиняться.

Извините… Извините, пожалуйста, – скорее машинально продолжал лопотать его язык и в один из моментов, он замер на полуслоге. – Изви…

Яшка увидел ещё одного контролёра. Тётю.

Пожилую. Эмоций ноль, без суетливости, ещё более неотвратимее, чем первая, она какой-то неприступ- ной и пугающей стеной, сразу нависла над ним.

Хищница. Коршун – женщина. Или просто тётка, что съест и не пощадит. Она ж была вот она, над головой дышащею, а эта дверь автобуса, до которой Яшка всё-таки добрался, предательски не открыва- лась. Также, как и сам автобус, который, как будто бы не видел, что Яшку нужно вызволять. Он даже наоборот, ехал также еле-еле, словно делая это специально. И Яшка взмок. Не на шутку взмок: вражьё обложило его со всех сторон.

– Ваш билет, пожалуйста, – повелительно прозвучало над ним и вежливостью здесь совсем не пахло.

Яшка посмотрел. Он был стыдливо напуган.

Но к успокоению своему, это обращались ни к нему. И он вжался сам в себя ещё сильнее. Он даже в мышонка бы сейчас превратился, лишь бы его не заметили.

Однако над ним, давлея, произнеслось:

– Ваш билет, пожалуйста. – К кому это обра- щались, Яшка уже не смотрел. Ему легче было уставиться на дверь. Съёжиться. Подпыжиться. И сделать вид, что мальчик глубоко задумчив.

Тогда его встряхнули ещё раз:

– Мальчик, твой билет!?

И вот теперь уже всё. Сомнений не было: его обложили. Как маленького зверька поймали, и вот- вот начнут потрошить. Но он держался. Держался из последних сил и считай, что набрался наглости, на своих, охотников» не смотреть. Не слышал он их, задумался… и это тётю очень разозлило.

– Мальчик, ты что(!?), глухой… Билет у тебя есть или нет?!

Быть глухим стало глупо. Даже дураку было бы ясно: сейчас начнут трясти. И осмелившийся нена- долго взглянуть на тётю-контролёра, Яшка извини- тельно промотал головой. Отчего и сам не понял: зачем и почему? Но так уж получилось:,Нет у него билета». Ни денег он не вытащил, не спохватился, а просто, как на суде присяжных, промотал головой. Здесь, что хотите, то и думайте, а ему быстрей бы остановка.

Ну так штраф плати! – объяснений явно не принимая, ещё жёстче констатировала, тётя» и с циничным смешком добавила. – А-то глухим здесь прикинулся.

Но Яшка молчал. Теперь он замкнулся в себе окончательно и ни с кем вообще не желал разгова- ривать. Пусть делают с ним, что хотят, а он будет смотреть сквозь окна в двери.

Мальчик, ты что{!?}, – еще громче вскрикнула женщина. И с этим всплеском негодования, как че- ловек при исполнении, она одёрнула Яшку за плечо.

Я же с тобой разговариваю.

Да отстаньте вы от него, – вдруг раздался дру- гой женский голос. И тоже не менее раздражённый.

Вот ведь пристали. Едет мальчишка и едет. Или вам что{!?}, штрафовать больше некого.

Гражданка, не вмешивайтесь, ладно. Я как-нибудь без вас разберусь.

Ну ни хрена она работает. Да, чтоб я сам так работал, – раздался ещё один, но уже мужской голос.

Яшка не постеснялся, посмотрел. Было конеч- но приятно, он не скрывал бы, что кто-то за него заступился. Интересно просто стало: кто!?

Женщина: солидная, представительная. на пальцах много золотых колец. А дядечка был так себе. Наверное, выпил уже с утра и ему хотелось просто разговаривать. Отчего тётя-контролёр и на- кинулась на него:

А ты то, что лезешь!? Защитник здесь нашёлся.

А вот и нашёлся! – начал дядечка контратаку. -

Тебе сказали от мальчишки отстань. Значит отстань! А то подпоясалась здесь.

На дядечку взглянули более презрительней. Его естественно и социально не боялись.

Ты что, тепленький ты мой, в милицию захо- тел!? Так я тебе живо устрою. Отсюда и прямиком. А то раздухарился здесь… член безмозглый.

И эту, тётку» лучше было не трогать. Ее нрав был открыто буйным и девичьей скромностью она уж точно не страдала.

А автобус, как назло, всё также предатель- ски полз и вдобавок застрял на светофоре. И дя- дечка-выпивоха, какой из него заступник, если тётя-контролёр совсем его не боится. Он щуплень-

кий, в отличии от нее, одетый скромно, скорей всего поношенно, а поэтому, что ей его бояться. А вот тётя-заступница, она конечно…

Ну, так что мы делаем, мальчик, – считая, что отбилась от защитников, ещё на один заход настро- илась тётя-контролёр.

Только она не успела. Эта тётя-заступница сразу её пресекла:

Ну сказала же, что вам нужно!? Штраф за- платить!? Давайте выписывайте, я заплачу.

Платите, – казалось бы вопреки всему, взяла и согласилась тётя-контролёр.

Тётя-заступница взялась за сумку, чтоб достать деньги. А тётя-контролёр уже настроилась их полу- чить. Вот только Яшка этого уже не увидел: автобус наконец то распахнул свои двери и путь к свободе был открыт. Медлить было бы глупо, а потому он шустрее шустрого скакнул подальше от всей этой опасности. Пронесло. И одно он только услышал, – это взбешённый голос тёти контролёра:

– Ну и что же теперь!?

Но Яшка уже ликовал: зверёк выпрыгнул из капкана и сегодня, в его кармане, лежат не одна, а уже две денюжки. Он правда чуть не вспотел от страха, но это же ничего: доехали. И душа его, вспа- рив, заликовала: теперь быстрей домой.

* * *

Мать Яши горестно вздохнула. Где-то там, внутри, будто что-то обессиленно ушло, а вместо этого пришла пустота. Зияющая пустота, бессловес- ная и отнявшая даже желание двигаться. Паршивым было всё. Разного рода проблем ещё больше. А две из них стояли на первом месте и казались никак не решаемыми. Сначала шла ежедневно нелюбимая работа, с вечным её безденежьем. И вторым, как вдобавок, невыносимо ставший нелюбимым муж, глаза б которого не видели. Устала ОНА очень сильно. Только менять работу не было смысла, ОНА уже пробовала и денег от этого не становилось больше. А мужа понять и простить, – ОНА уже не сможет. Намаялась. Нажилась. И давно бы уже развелась-разъехалась, но её держала сама баналь- ность: их совместно нажитая квартира. И ко всему подрастающий сын, которого тоже, как чемодан,

в подмышку не возьмёшь. Проблемы. Проблемы. Проблемы. Да и жизнь сама, надежд терять не же- лая, стала потихоньку сама же от них уставать. Ты ждёшь всё чего-то, надеешься, а дни идут, мелькают и всё давно превратилось в один сплошной и серый ком. Не жизнь, а убогость заложницы, хотя вокруг всё бурлит и светится. А ведь ОНА не старая дева и даже в свои сорок два ещё приятно выразительна.

Свой светлый не короткий волос, упруго лоснящий- ся без всяких косметических хлопот. И даже родив- шая Яшку, ОНА не потеряла своей прежней привле- кательности. Не располнела, не обабилась, а лишь чуть-чуть стала женственней и более серьёзной:

на танцах, как прежде, уже не порхая. Вот только проку от этого не было и жизни с радостью никак не получалось. Этот сплошной и серый ком, его же никуда не засунешь.

,Яшка должен быть дома», – с материнской заботой переключилась ОНА и взяла с рабочего столика свой мобильный телефон. Затем взглянула на часы и уже убедилась вслух:

– Да, должен быть дома.

И всё ещё находясь в своём рассеянно-погру- женном состоянии, ОНА собралась найти на дис- плее телефона номер сына. Он был прост в своём содержании. Яша сам ей сделал эту запись:,Твой

любимый сынуля,

Но женщина передумала. Рядом, на другом ра- бочем столе, стоял обычный телефон их поликлини- ки. Он был, конечно же, доступен ей. Да к тому же не требовал её личных затрат. И хоть в этом у неё был какой-то материальный плюс.

Да… сынок, это я, – сразу искренне радостно зазвучал её голос, едва ей успели сказать, Алло,

Да, мама, – ответили ей и весело добавили. – Привет.

Привет! Как дела? Что делаешь?

Кушаю, – слышно что-то пережёвывая, отве- тил ей Яшка.

Женщина игриво улыбнулась:

А что ты кушаешь?

Что ты сказала покушать. Суп и кашу.

Не кашу, вундеркинд ты мой, а гарнир и рагу.

Ты его кстати подогрел?

Нет, мама, не хочу.

А я тебе говорю: подогрей. Вкуснее будет.

На самом деле женщина не ругалась и не злилась, ОНА даже не смогла бы вспомнить, когда вообще что-нибудь подобное с ней было. Её ха- рактер был другим. Мягким, не воспитательным и чувства к сыну шли только от одного: чтоб с ним ничего не случилось. Ведь шубутным же растет и неусидчивый. То в яму какую-то свалился и ключи- цу сломал, то яблок зелёных с мальчишками объел- ся и заработал себе аппендицит. Как и сейчас, ведь ничего себе не разогреет, а быстренько похватает, что есть, и поскорей на улицу. Поэтому какой здесь резон ругаться.

И женщина сменила тему;

А что в школе получил сегодня? Двойку, на- верное, схлопотал.

А вот и не угадала, – игриво отыгрался Яшка.

Пять по физкультуре и четыре за год по англий- скому. Так что, мамочка, покупать тебе ноутбук. Не отвертешься.

Ну, что поделаешь, придётся покупать.

Вот-вот, мамочка, придётся, – ещё задорней зазвучал голос Яшки.

Ладно, хорошо… Только подумаем: как? Ты, главное, особо там не резвись и давай до вечера.

Да, мама, пока.

И они оба, почти одновременно положили те- лефонные трубки. И закончившая разговор с улыб- кой, женщина снова вернулась к своим тягостным размышлениям. К ней опять пришёл этот большой серый ком. Работать не было желания, общаться с кем-то беззаботно не получилось бы, а желать скорейшего возвращения домой, где нет комфорта и тепла, тем более не хотелось. И если бы не Яша, может вообще ушла бы куда глядят глаза. Зря ОНА тогда «своего» пожалела. Ведь встретила мужчину, опять заботу и любовь почувствовала, к нему уже ушла и вдруг эти преследующие слёзы мужа. Слё- зы, угрозы покончить с собой, бесконечность длин- ных обещаний и, лишь теперь ОНА понимала, что просто пожертвовала собой. Идиллия его извинений продлилась недолго, хотя всё дошло до того, что ОНА снова вернулась в их общую постель. Искрен-не вернулась, с желанием, как прежде и, чтобы всё плохое зачеркнуть. Но видимо так не бывает, разби- тое действительно не склеишь. А, тем более сейчас, когда всё разбитое им, ещё и хамливо растоптано, что не осталось даже и осколков. И плюс эта зло- счастная квартира, из которой на улицу, так просто не уйдёшь.

* * *

Если судить по погоде, то день был невероят- но сказочным. Он даже заигрывал со всеми и го- ворил-шептал-нашёптывал:,Ты посмотри денёк какой! И разве незатейлив этот мир во всех его причудах. Ни ветра тебе, ни ливней, ни миража палящего в пустыне, а именно та самая, так редко выпадающая середина».

Только это была погода, как разная и грязная порой, а вот в душе у него было всё другим: гонимо пустым и ни к чему непривязанным. Хочешь вой на луну или сгинь куда, а хочешь, залазь в петлю и пусть никто тебя из неё не вытащит. Никто. И даже будь не похороненным, потому что не ухажива- ний никаких, ни к могиле цветов ни от кого уже не хочется. Ничего не хочется, потому что опостылело всё. Жизнь практически пройдена. Пятьдесят уже стукнуло. Физиологических пятьдесят, а вот в моз- гах все двести. И вряд ли этот мир его чем-нибудь удивил бы. Сенсаций в жизни, как таковых, уж точ- но не будет. Полёты наяву закончились и воображаемая роскошь с миллиардом на руках, лишь сделает жизнь фальшивой. Быть клоуном смешно, а деньги всё равно уйдут на выпивку. Даже собственный остров на луне, со всей его новейшей технологией, вряд ли сможет удивить надолго. А значит, удивле- ния уже не будет, а в мозгах по-прежнему останется запресневелость.

Вот только, если заразиться хорошей и новой любовью, чтоб почувствовать себя с кем-то связан- ным. Чтоб от предчувствий задыхаться, стонать от них не истерически и даже пальцы ног целовать, что чувствам своим верен. Но и здесь, ему свети- лось тоже, Нет!». Такой любви вокруг не наблюда- ется. А искать и ловить её, опять нечестно и смеш- но. Просто краски будут ни теми. И может вообще такого уже нет, ведь мир давно стал иным и рыцари за даму не дерутся. А поэтому и спешить было просто некуда. Зачем спешить домой, когда ты там неинтересен. Идти к друзьям? Но их не нажито. Все разбрелись куда-то. Или с самого начала они тоже думали не правильно, наивно полагая, что это друж- ба навек. И оттого не дышалось полной грудью, не жилось, а ноги частенько заходили в привокзальный буфет, волоча за собой уставшую голову.

Этот буфет был халупой так себе, как трактир на распутье при первом Петре. И подобно им, эта привокзальная забегаловка, она тоже просторной чистотой не отличалась, потому что человек, её со- держащий, к аристократам никогда не ходил. Он так себе был, мутила обыкновенный, который затеял весь этот балаган, чтоб тоже как-то прокормиться.

Один раз он видел его. Брюки свисли код живот, а к деньгам, засовываемым в эти самые брюки, якобы полнейшее пренебрежение.

С перрона, на угол здания вокзала, через боль- шую, полвека прожившую дверь, скрипящую от собственных размеров, без всяких холлов и коридо- ров, каждый жаждущий сразу попадал в небольшую комнату, площадью метров двадцать, и прямиком проходил к святая святых, к подобию барной стой- ки, ещё к не старой, но и не молодой уже буфетчи- це.

И ОН действительно частенько сюда заходил. Заходил, как по пути домой, и при наличии денег в кармане. Его квартира, в пятиэтажном панельном доме, обшарпанном и убогом, отстроенным ещё в хрущёвские времена, была недалеко от вокзала. Через мост над железнодорожными путями. Под- нялся вверх. Прошёл по мосту, спустился и, словно попадаешь в другую жизнь. В страну заброшенных бревенчатых бараков, среди которых, этот панель- ный дом почему-то напоминал засохший и бро- шенный корабль, собранный из бетонных плит. А ведь, когда-то, здесь тоже мечталось, что расцветёт красивый ухоженный сад; поднимутся школы, больницы и все заживут, как единое целое. Во благе услуг и в комфорте, и с обязательной горячей водой. Только факт оказался иным: жизнь развернула всех в другую сторону.

Подойдя к, буфетному барьеру», ОН тихо и без излишеств поздоровался и также спокойно сказал-попросил:

Мне сто грамм налей, пожалуйста… и бутерброд с яичницей.

Водку какую? Пшеничную или московскую?

Да пусть, что попроще, – опять несложно и доступно ответил ОН и, тем самым, уже в тысячный раз подчеркнул, что не один ли хрен какую, всё равно же разливают из одной и той же бочки. Названия только разные и соответственно цена. А поэтому пусть она будет попроще, чтоб не обманывать себя.

На его глазах, из початой бутылки, Пшенич- ной, в одноразовый стаканчик, похожий больше на пластмассовый напёрсток, налили желаемые сто грамм. А с витрины- холодильника, тоже служащей неким барьером, достали бутерброд с яичницей.

ОН расплатился и, подхватив желаемое в две руки, сел за стол в углу. А едва сев, сразу же, осу- шил» стакан.

,Нормально», – провёл ОН мысленно черту и заманчиво поймал себя на мысли, что повторит заказ. Таким махом выпитые сто грамм, ОН просто не заметил бы, а душу нужно было залечить. Пусть мозг пульсирует и гневится, пусть болтает сам с собой и накаляется.

Будь любезна, – подошёл ОН вторично, – ещё сто грамм налей.

Ему налили ещё раз, а ОН вдруг образно поду- мал:,Вот работает в буфете, – большая и дородная. Спиной своей и статью {в метр восемьдесят высо- той} напоминает молодую мать слониху и сколько ОН знает её, то улыбающейся никогда не видел.

Движения размеренны, слов лишних нет и вооб- ще ничего нет личного. Заказали. Она выполнит. Цифру здесь же назовёт. И на этом всё! Весь разго- вор закончен. Хотя с другой стороны, зачем ей эти разговоры!? Человек, наверное, устал уже давно, от всей этой местной тусующейся публики. Здоровье кому-то поправь, в долг другому дай, дерущихся разними, с пережравшим понянчийся… и каждый день одно и тоже. А ей это надо!? Уже, наверное, нет. Лучше маску надела попроще и пусть подходит любой».

Будто рассмотренная вблизи и «ставшая под лупой» ещё больше, женщина молча поставила ста- кан на прилавок. Налила ему, чтоб ОН видел из чего наливают, и чуть отодвинув от себя, опять назвала цифру. Всё, как всегда: берите, платите и пейте.

И ОН спросил уже ради любопытства. Даже улыбнулся ей:

Как настроение?

Женщина посмотрела: кто это её спросил? И ничего не говорящая взглядом, она также, много не говоря, пожала плечами:

Ничего. Нормально.

По-ня-тно, – в унисон ответил ОН и, взяв стаканчик с водкой, вернулся к своему столу: ши- рокому, столовому и доползшему сюда ещё из тех времён, сейчас серьезно названных застоем.

Тихо сел, избавил от целлофана бутерброд с яичницей и снова залпом выпил:,Завтра на работу не идти. Суббота. Да и какая к чёрту это работа: грузчиком гнуться под мешками и таскать их куда скажут. Это не работа и не мечта об ней, которая когда-то у него была. Это всего лишь возможность не торчать дома и хоть что-то иметь в кармане».

И уже поймавший это душевное нагнете- ние, ОН вцепился в бутерброд зубами. Вцепился с жёсткостью и нелюбовью: к себе, к миру так

устроенному и к этой дешёвой во всём обстановке, всех зазывающей своей доступностью. И, лишь два прикуса ему хватило, чтоб ОН расправился с этой вокзальной стряпнёй.

,Чего вот в жизни не хватало!? Ведь сначала у них было всё хорошо. Восьмидесятые годы. В кармане диплом института. Направление в другой незнакомый город, как молодого специалиста, и, что самое главное, с ним вместе уезжала увозимая

им девчонка. Ни девчонка даже, а эйфория какая-то, как будто крылья дающая силам неразвёрнутым. Но теперь почему-то ставшая самой большою злобой дня. И этот факт, к финалу жизни, ему уже не изме- нить. Никак не изменить, потому что не дано чело- веку ещё раз себя испробовать. Даже дня никому не вернуть, чтоб было всё иначе,

И ОН одуревал. С каждым годом и днём от безысходности гнобил себя, но выхода нигде не ви- дел. Жизнь, считай, прошла. В пятьдесят её уже не начинают, а от того молодого специалиста остался только прах, слоняющийся где придется.

В буфете становилось тесно и душно. Давили стены, мысли застряли и подсознательно хотелось движений. ОН, конечно, выпьет ещё, но не здесь. Здесь ОН никогда не напивался. ОН лучше зайдёт в магазин, возьмёт заветные 0,5 и тихо сам с собой, где-нибудь посидит-побродит. Тихим был вечер, сгустившимся и сиреневым. Когда ОН заходил в буфет, этот вечер только начи- нался, а сейчас он приближался к ночи и стал её маленьким порогом. Одного только ей не хватало, чтоб всё подмять под себя: город ещё дышал своим бытом. Таксисты, облепившие вокзал, автобусы, маршрутки, магазины, ждущие последних покупа- телей, – всё это ещё жило и двигалось. И перед всем этим отшельница ночь, пока была бессильна. Её время ещё не пришло.

Купивший заветную бутылку водки и опять же, что подешевле, ОН сразу же засунул её в рукав сво- ей лёгкой весенней куртки. Будто нет у него ничего, и ОН не алкаш какой-то.

Затем ОН вышел из магазина, обогнул его, чтоб стало меньше любопытных глаз, и здесь же, с горла, сделал несколько смачных глотков.

,Как мало в этой жизни надо: поставил цель и сделал», – содрогаясь от выпитой водки, самокри- тично усмехнулся ОН. А затем, с той же лёгкостью, для собственного удовлетворения, добавил:, Ну, а теперь можно и закурить».

И уже прикуривая сигарету, ОН увидел, как мимо проходит знакомый ему человечек. И узнал ОН его не в лицо, не по походке, уже прижимающей тело к земле, а запомнившимся жёлтым солдат- ским бушлатом, который и сейчас, при этой тёплой майской погоде, он почему-то не снял. И просколь- знувшее слово, человечек, было связано только с его маленьким ростом. Может метр шестьдесят, не больше. И словно не нашедший, на своём складе» бушлата по размеру, он обернул это выцветшее одеяние вокруг себя и, придерживая двумя руками, чтоб грудь защищало, этот человечек куда-то тихо плёлся.

Эй, капитан, – ещё одним словом окрестил ОН его. – Куда идём, родной?

Человечек в бушлате остановился, посмотрел и о чём-то своём подумавший, неторопливо подошёл к нему.

Я слушаю.

Ты что, капитан, не узнаёшь меня, – постарал- ся по-приятельски улыбнуться он.

Нет пока, – продолжал сосредоточенно смо- треть человечек.

И в его мозгах мелькнуло маленькое разо- чарование к самому себе:,ОН же не сват ему, не брат, ОН не живёт с ним на этих порой пустующих улицах и под одним картоном не спит, а то, что ночь один раз скоротали, так это ни о чём не говорит».

А была эта встреча прошлой поздней осенью, когда ОН, пьяный, свалился куда-то в кусты, а этот человек растормошил его и вытащил, чтоб не загнулся ненароком. Ни карманы не обшарил, не бросил, а именно вытащил, как спас. И, если б ни этот армейский бушлат, ОН и сам бы его не узнал. Сдал капитан, изменился, стал более сморщенным и худым, и видно не одна болячка доставала его

изнутри. И это понятно: бродяжничество к другому не ведёт.

Узнал, не узнал, не важно, – бодряще отки- нул ОН их общее замешательство. – Выпьем, давай,

если хочешь.

Жестом лёгкого безразличия капитан качнул головой:

Давай. Хочу.

Тогда ОН достал из рукава свою початую бу- тылку и протянул её ему:

Делай!

Что, с горла что-ли.

Ну, а что… Или хочешь схожу… пару стакан- чивов возьмём.

Ну да, лучше с ними, Да и сядем где-нибудь… подальше отсюда.

Хорошо. Ты с бутылкой постой, а я сейчас,