Czytaj książkę: «Рассвет»

Глава 1

«Однажды солнце исчезло, и весь мир погрузился во тьму. Тогда был предрешен конец для всего сущего.

Но люди не стали мириться с такой судьбой и приняли этот удар с честью и достоинством. Они адаптировались под обстоятельства, обеспечив себе жизнь даже в таких условиях…»

И еще пару абзацев восхваления людской непоколебимости в самом начале учебника. За это я и не люблю историю – любой может представить событие так, как ему выгодно. То ли дело точные науки, где любые погрешности можно углядеть и зафиксировать. А как, исходя из слов, написанных обычным человеком, можно понять, правда ли сказанное или нет?

– Симон, хотя бы в последний день учебы проявите подобие интереса в качестве уважения ко времени, которое я трачу на Вас.

Голос мистера Уолша прозвучал прямо надо мной. Я вздрогнул от неожиданности, но поднять взгляд не решился.

– Прошу прощения, мистер Уолш, – буркнул я под нос, уставившись в свой стол.

В ответ я ничего не услышал, кроме отдаляющихся шагов.

– Завтра Вы станете полноценными гражданами нашего общества, – продолжил историк, обращаясь ко всему классу. – Вы – наше будущее, которое нам доступно только благодаря прошлому.

В свете лампы фигура учителя выглядела зловеще, хотя мистер Уолш, как человек, не был страшным. Он жутко любил свой предмет, и его расстраивало то, как ученики относятся к нему. Когда-то он завел со мной разговор на эту тему. Узнав мое отношение к истории и к любым другим предметам подобного плана, он заметно расстроился. А я подумал, что, если бы такой человек, как мистер Уолш, писал историю, я бы проникся к этому предмету. Жаль, что он не застал тот момент, когда солнце исчезло, погрузив все в глубокую тьму.

После урока ко мне подошел Мартен и ткнул меня кулаком в плечо.

– Хоть бы в последний день сделал вид, что тебя интересует история, – буркнул он.

– Ну не смог я совладать с собой, задумался, – рассеянно ответил я, поглядывая куда-то в сторону.

На это мой друг лишь многозначительно вздохнул.

Мартен был сторонником учебы. Всю информацию он впитывал, словно губка. Ему нравилось узнавать новое, изучать, исследовать. Правдивость знаний его редко волновала. Если все так, как представлено, значит, так оно и было.

Мы шли по узкому коридору, подсвеченному лампами из лунного камня. Когда мир был на грани погибели, это творение, неизвестно откуда взявшееся (поговаривают, что природа заранее как бы знала о таком исходе и припасла такую штуку), спасло человечество от погружения во тьму.

– Ты готов стать взрослым? – неожиданно спросил меня Мартен. Тень упала на его лицо, и я не мог понять, что выражают его глаза.

Если вы думаете, что стать взрослым в нашем положении заманчиво, то вы ошибаетесь. Из-за потери солнца человеческая жизнь сократилась в разы. Если повезет, доживешь до пятидесяти. А если при этом еще сохранишь вид более-менее здорового человека, то тебя можно было смело записать в счастливчики. По причине маленькой продолжительности жизни, которая с каждым годом становилась все меньше, люди торопились успеть взрастить следующее поколение, чтобы те могли заменить их и продолжить жалкое существование. Из-за этого детство, отрочество, юность были вытеснены и заменены на несовершеннолетнего гражданина (до пятнадцати лет) и совершеннолетнего. Разница была только в том, что первые всё свое время уделяли учебе, подготавливаясь ко взрослой жизни, а вторые полноценно работали, занимая все свои дни одним лишь трудом во благо всего человечества. Свободного времени не предполагалось. Ни увлечений, ни хобби, ни чего-либо еще не предусматривалось.

Я был уверен, что готов пополнить ряды взрослых, но после такого прямого вопроса я даже растерялся. Готов ли я? Да. Вроде бы.

– Вполне. Уверенностью тут и не пахло, но я сделал вид, что меня этот вопрос мало заботит.

– А я нет, – ответил Мартен и ускорился, уходя далеко вперед.

Мартен был невысоким мальчишкой в очках с толстыми линзами, с тонкими, как у девочек, руками и щуплым телом. Он был смуглее меня, но от этого его слабый и даже болезненный вид не становился лучше.

Но сейчас я будто бы увидел его с другой, неведомой мне стороны и страшно испугался. Наша дружба тут и закончится. Завтра, когда мы станем взрослыми, у нас больше не будет времени для того, чтобы беспечно разговаривать о чем-то на переменах. Более того, мы наверняка окажемся в разных местах, где наши пути больше не пересекутся.

Я никогда не был сентиментальным, нет, но…

Эта мысль выбила меня из колеи. Задумавшись об этом, я внезапно остановился и в тот же миг почувствовал неслабый толчок в спину.

– Дурак что ли так резко останавливаться?! – громкий звонкий голос окончательно вывел меня из некого подобия транса. – Совсем шарики за ролики заехали?

Виана потирала свой лоб и недобро смотрела на меня снизу вверх, и, признаться, выглядела она так забавно, что я еле сдерживал себя, чтобы не рассмеяться во весь голос.

Стоит сказать, что с этой особой мы никогда не могли поладить. Да и, честно говоря, даже не пытались. Мы были слишком разными. Я со своей любовью к точности и правилам никак не мог совладать с такой взбалмошной натурой. Она часто ввязывалась в какие-то передряги, ссорилась со всеми подряд по поводу и без, иногда даже участвовала в драках, что в принципе было редкостью для школы. Ярая сторонница справедливости чаще всего находила себе соперника в моем лице, и это всегда заканчивалось одинаково: мы оказывались у директора и наперебой пытались доказать ему свою невиновность в возникшем конфликте и неправоту другого, а тот в любом случае наказывал обоих дополнительными работами.

– Извини, Виана, – произнес я не особо искренне. В конце концов, стоит хоть иногда смотреть, куда идешь.

Она лишь посмотрела хмуро посмотрела на меня и пошла дальше своей дорогой. Хоть тут мы сошлись во мнении, что никому из нас лишних проблем не нужно было в последний день.

***

Я нашел Мартена прямо перед воротами школы. Он рассматривал свои ботинки. Прежде чем его окликнуть, я обернулся. Школа представляла из себя маленькое приземистое здание, которое, казалось, вот-вот рухнет от многовековой усталости. Его латают, как могут, но ресурсы так ограничены, что приходится экономить на всем. Даже на месте, где обучается следующее поколение.

– Однажды оно развалится, – произнес я вслух, разворачиваясь к своему другу.

– Хорошо, что это случится уже после нашего выпуска, – усмехнулся тот.

– А вдруг это случится прямо завтра?

Мартен отмахнулся от этого замечания. Мы молча вышли на улицу.

Если верить учебникам, то раньше улицей называли то, что находилось под небом. А небо представляло из себя безграничное пространство с солнцем днем и луной ночью. Помимо этих двух светил, существовало великое множество звезд, планет и других самых разнообразных тел. Мне все это сложно представить. Пространство без конца и края? Светящиеся штуки в небе? Планеты? Во все это верилось с трудом. В конце концов я вырос под землей, в месте, где нет места ни небу, ни всему тому, что на нем когда-то находилось.

– Как думаешь, солнце когда-нибудь появится снова? – спросил внезапно Мартен.

Я в недоумении посмотрел на него.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Какие-то нездоровые вопросы ты задаешь сегодня.

– Да ну тебя. Вопрос как вопрос, что тебе не нравится, я не понимаю, – Мартен всплеснул руками и обиженно отвернулся.

Я лишь усмехнулся и сказал:

– Не думаю. Кто знает, существовало ли это солнце на самом деле? Может, нас всех просто здорово нагрели всеми этими историями про солнце? – я поднял взгляд наверх. Над нами возвышался земляной потолок, с которого время от времени сыпался песок. – Как огромный шар, согревающий всю поверхность, мог просто взять и пропасть? По мне, так бред сумасшедшего звучит куда убедительнее.

Откуда я обладал такими знаниями, будучи столь скептичным к этому вопросу? Я знал это только потому, что обязан был знать. Верить мне в это было необязательно.

Мартен лишь пожал плечами. Больше этот разговор не захотел поддерживать ни он, ни я.

Остальной путь мы прошли молча. Хотелось просто пройтись так, разглядывая привычную обстановку без каких-либо разговоров. Хотелось закрепить образы построек, которые держались на честном слове, рабочих, снующих, как муравьи туда и обратно, отсветы лунного камня на каменных кладках и изможденных лицах людей так, как это видит ребенок. Но я уже отчетливо понимал, что затея это провальная – я уже давно начал меняться. Это пугало особенно сильно.

Мы разошлись с Мартеном по домам, кивнув друг другу на прощание. Завтра мы встретимся, уже будучи взрослыми. Я видел неуверенность в глазах своего друга, осознавая, что точно такая же отражается и в моем взгляде.

Я встряхнул головой. Нужно перестать об этом думать. Ничего уже не поменять, не изменить. Нам суждено стать взрослыми и проработать до скончания своих дней, оставив после себя только следующее поколение. Прожили мы так не один век, так что может измениться?

Глава 2

В доме было темно и пусто. Я сбросил рюкзак на пол, открыл шкафчик над порогом и щелкнул выключателем. В мгновение появился слабый свет лунных камней, освещая небольшую жилую площадь.

– Я дома! – в пустоту крикнул я по привычке. Когда я был намного младше, маму отпускали с работы пораньше, чтобы она спокойно занималась мной. После того как мне исполнилось двенадцать, она была вынуждена вернуться на полный рабочий день. Теперь она возвращалась с работы поздно вечером. В таком темпе она жила всю неделю, кроме воскресенья, а потом все начиналось по новой.

Я поднял брошенный рюкзак и прошел вглубь дома. Мы жили в однокомнатной квартирке на втором этаже. Она не отличалась ничем от других квартир в этом доме: спальня, гостиная с облезлым диваном, мизерная кухня и санузел. Ничего необычного, ничего выделяющегося. Толику индивидуальности жилищу могли придать какие-нибудь украшения, но кто будет на них смотреть, когда все только и делают, что работают?

На кухне была оставлена дежурная записка мамы, чтобы я не забыл поесть. Как будто об этом действительно можно было так легко забыть. Впрочем, обедать я не стал. Не было желания. Все эти разговоры, сам последний день и атмосфера, которая сегодня витала в воздухе, отбили всякий аппетит. Я направился в спальню и, по совместительству, в мое рабочее место. Эту комнату мы делили с мамой вдвоем. Она здесь спала, а я занимался уроками. На повидавшем всякое столе все было хаотично свалено в кучу. Накануне я разбирался с учебниками, чтобы сдать их как можно скорее. Теперь здесь лежало множество исписанных тетрадей, которые, как мне кажется, особо мне не понадобятся. Я уселся за стол и принялся лениво разбирать разбросанные тетради. Математика, история, химия… Понадобиться ли мне это когда-нибудь? Хотелось верить, что да.

Учеба целиком и полностью влияла на твое будущее. То, как ты проявляешь себя в тех или иных предметах, как ведешь себя в школе в целом, какие оценки получаешь и как реагируешь на них – все это так или иначе определяло место, где ты будешь работать ближайшие тридцать лет. Поэтому каждый стремился как можно лучше себя показать. Ведь никто не хотел становиться шахтером. Работа в шахте напрямую была связана с риском для здоровья и жизни. Если тебя туда отправили, то с половиной лет, которые ты мог прожить, можно смело попрощаться. Далеко за примером ходить не надо: мой отец был шахтером. Он погиб, свалившись с большой высоты, когда мне было шесть. Я его почти не помню, но его образ в голове время от времени напоминает о себе…

С другой стороны, самым удачным местом для работы считался Центр. Центром считалась самая высокая башня в нашем поселении, и находилась она на приличном от наших окраин расстоянии, точно в центре всего нашего мирка. Отсюда и название. Именно благодаря Центру человечество еще не загнулось и не вымерло. Там работали люди, которые искали способы для продолжительного существования под землей. Их заслугой считалось множество изобретений, которые заметно упрощали жизнь. Благодаря им были построены плантации с ультрафиолетом, изобретена машина для переработки углекислого газа в кислород с помощью перекиси щелочного металла, сделана и отлажена транспортная система. Да что там говорить, лунные камни стали способны на большее с помощью мозговитых людей из Центра. Но привлекало всех, конечно, не возможность послужить на благо человечества, а особые привилегии, которые выдавались работникам Центра. Комфортное проживание в стенах Центра, полное обеспечение семьи работника на долгую и в принципе беспечную жизнь, увековечивание имени. Однако у всех этих прелестей была обратная сторона медали. Новый работник становился собственностью Центра и не мог его покидать без разрешения, поэтому всякие связи с внешним миром обрывались. Новый сотрудник должен был полностью вовлечен в рабочий процесс. Все это для большей эффективности человека, чтобы ничего его не отвлекало.

Набор происходил прямо во время выпускного. Учащиеся проходили последний письменный экзамен, и на основе его результатов и общей успеваемости в школе ученика распределяли в то или иное место. Чтобы попасть в Центр, необходимы были блестящие результаты.

Это в принципе все, что я или кто-либо еще знал о Центре. Никто из моих знакомых там не был, двери для посторонних были наглухо закрыты, и если они открывались, то только для того, чтобы выпустить в мир новое творение или чтобы принять только что отобранные рабочие руки. Если бы меня напрямую спросили, хотел бы я попасть в Центр, то я бы ответил отрицательно, но в глубине души меня тешила мысль о том, что будет, если меня все-таки отберут туда. Для матери, которая и так вдоволь настрадалась, выращивая меня в одиночку, я смог бы обеспечить счастливую жизнь, а себе бы заработал имя и, кто знает, может быть, даже сделал что-нибудь стоящее. К тому же, для таких мыслей было вполне здравое основание: оценки у меня были отличные, общая успеваемость была практически идеальной, да и сам я мог себя зарекомендовать. В общем, у меня было достаточно шансов попасть в Центр. Но я все же жил в реальном мире, поэтому согласился бы и на что-нибудь менее престижное.

Размышления обо всем этом пробудили во мне потаенные страхи, и я отмахнулся от всего этого. Тетради были отложены в сторону до лучших времен, и я принялся разглядывать книжную полку над столом. В доме, кроме учебников, которые я сдал, книг больше особо не было. Стоило такое удовольствие немалых денег, да и толку от этих книжек особо не было. Если было что-то прям совсем необходимое для подготовки какого-нибудь доклада по биологии, то можно было воспользоваться библиотекой. И все же, несмотря на это, пару книг у нас все же было.

Плотная книжка в кожаном переплете с золотистым корешком была мамина Библия. Эта книга, насколько мне было известно, рассказывала о Боге, который сотворил все. Мама множество раз предлагала мне ее прочитать, но, сколько бы я ни пытался, у меня ничего не получалось. Я просто не понимал, о чем она. К тому же идея существования некой личности, которая стояла во главе всего, мне совсем не нравилась. Если где-то там есть Бог, почему мы сейчас существуем в таких отвратительных условиях? И все же, даже несмотря на этот весьма значимый вопрос, мама продолжала верить. По воскресеньям, в свой единственный выходной, она ходила в местную церквушку и молилась. Маме хотелось, чтобы и я проникся этой религией, но я честно высказал ей свою позицию, и она ее приняла и не стала больше заводить разговор об этом. Лишь иногда рассказывала о каких-то чудесных вещах, которые происходили с ней, что лично я списывал на простое везение.

Вторая книга на полке в твердом переплете с выцветшим львом в огне на обложке принадлежала мне. Стертые позолоченные буквы когда-то были названием. «Хроники Нарнии» Клайва Льюиса. Подарок Вианы на десятый день рождения. Это была первая и единственная вечеринка в нашем доме. Мама на радостях, что смогла организовать что-то такое, пригласила весь мой класс. Я тоже тогда был безмерно счастлив. В нашей небольшой квартирке собралось двенадцать человек. Мы ютились как могли, но это совсем не портило праздник, наоборот, от такого количества детей в одном доме, собравшихся по случаю моего дня рождения, было как-то по-особенному тепло и радостно. В тот день Виана была одной из немногих, кто принес подарок. Она, немного смущенная, подошла ко мне после завершения праздника, грубо сунула книгу мне в руки и убежала. Я был так удивлен, что еще какое-то время тупо простоял на месте с книгой в руках.

Я ее так и не смог прочитать, не было времени, а потом и вовсе потерял к ней интерес. Теперь я смотрел на нее и думал о том, насколько сильно с того момента поменялись и я, и Виана. Интересно, если бы я снова праздновал свой день рождения и пригласил бы ее, она бы пришла? Впрочем, этого все равно теперь никогда не случится. Завтра наши дорожки разойдутся по разным сторонам, и мы больше никогда друг о друге не услышим. Если только не будем работать в одном месте, чего лично мне не особо хотелось бы. Единственный, кого бы я смог вытерпеть рядом с собой из своих одноклассников, это Мартен.

Мысли о друге снова вогнали меня в тоску. Что мы будем делать, когда останемся одни? Я-то как-нибудь с этим справлюсь, а вот Мартен… Ему всегда было сложно влиться в коллектив, как и мне, но, в отличие от меня, его это беспокоило. Он очень легко терялся и был слаб физически, что лишь прибавляло ему неуверенности. Куда с таким набором его отправят?

Чтобы отвлечься, я взял книгу, подаренную мне Вианой, и открыл ее. Я попал на страницу с содержанием и прошелся по названиям всех историй этой книги. Ни одну из них я не осилил. Невольно вспомнилось, как Виана подошла ко мне через пару недель после моего дня рождения и спросила, понравилась ли мне книга. Мне было стыдно признаться, что я не смог осилить больше пяти страниц, поэтому соврал. Она так обрадовалась, что стала что-то очень эмоционально и активно рассказывать. Я улавливал лишь обрывки мыслей, которые она хотела донести, но этого не хватало для того, чтобы понять ее. Тогда я просто ушел, не зная, как поступить. Кажется, именно тогда все пошло наперекосяк.

Я вздохнул и перевернул страницу. Вот я снова сталкивался с самым началом. Мне казалось, стоит мне напрячься, и я смогу пересказать первую страницу слово в слово. Экспериментировать с этим я не стал, просто начал читать.

Не знаю, сколько прошло времени, но, когда очнулся, понял, что, во-первых, уснул на шестой странице, а во-вторых, время как раз подошло к маминому приходу. Я потер глаза, положил книгу на место и поднялся со своего места. Видимо, мне все-таки не суждено дойти дальше пятой страницы.

Входная дверь издала характерный звук. Мама пришла. Я вышел ей навстречу, спрятав все свои мысли, размышления и переживания глубоко-глубоко внутри. Нужно будет с этим справиться потом как-нибудь, когда снова останусь наедине с собой.

Глава 3

В детстве мне говорили, что у меня тяжелый взгляд. А дело было в оттенке глаз. Серые глаза придавали моему детскому лицу возраста и выделяли меня среди сверстников. Мне говорили подобное так часто, что я не смогу с чистой совестью сказать, что это никак не повлияло на меня. Откуда-то образовалась холодная рассудительность, а вместе с ней и своя философия жизни. Когда другие дети жаждали познать этот мир, я, будто зная всю подноготную с рождения, просто наблюдал за происходящим, анализировал и делал выводы. Мир в один миг перестал быть чем-то непонятным, наоборот, он начал казаться мне слишком простым.

И все же, несмотря на это, взрослым я себя не чувствовал даже тогда, когда мне предстояло стать им официально. Кто такие взрослые вообще? Большая часть населения, которая всеми силами пытается спасти свой род, по факту просто оттягивая время? Я не видел в этом смысла, но и ничего другого предложить не мог. Если мне нужно дальше существовать, остается лишь принять систему.

– Симон, ты готов? – услышал я голос матери с кухни и последний раз взглянул на себя в зеркало. В официальном костюме, который мы могли надеть только в особенные дни, я смотрелся нелепо. Во-первых, потому что он был мне не по размеру. Денег у нас было, откровенно говоря, мало, как и у других жителей окраин, вещи часто приходилось донашивать за кем-то, а потом, если повезет, можно было передать этот хлам дальше. Во-вторых, я чувствовал жуткий дискомфорт, надевая что-то подобное. Происходило такое редко, но всякий раз я чувствовал себя не в своей тарелке.

Напоследок я пригладил свои русые непослушные волосы небрежным действием и вышел из спальни. На пороге меня встретила мама. Она суетилась, носилась из угла в угол, всячески переживая и что-то повторяя себе под нос.

– Милый, ты опоздаешь! – воскликнула она, наконец заметив меня.

Моя мама для своих тридцати двух выглядела очень даже хорошо. Тяжелая работа в цеху по переработке пластика почти никак не отразилась на ее лице, если не брать во внимание паутинки морщинок вокруг глаз, которые меркли на фоне голубизны ее зрачков. О ее возрасте можно было догадать по седым прядям, закравшимся в черные волосы, вечно собранные в пучок на затылке.

На самом деле я мало был чем-то похож на свою мать. Она это подтверждала, когда говорила, что я весь в отца, которого я почти не помнил. Вполне обычная ситуация для тех, кто живет в не самом удачном районе и вынужден работать на весьма опасной работе.

– Милый? – вопросительно взглянула на меня мама. Я поднял на нее взгляд и слабо улыбнулся, в очередной раз отвлекая себя от бесполезных мыслей. Как легко я сегодня отвлекаюсь на совершенно бессмысленные вещи. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да, просто немного нервничаю, – оправдался я.

Для моей матери сегодняшний день был особенным. Как-никак сегодня я стану взрослым. Она, как и любой хороший родитель, хочет для меня лучшего и, конечно, хотела бы, чтобы я попал в Центр. С другой стороны, это означало, что нам придется расстаться навсегда, а это было даже еще болезненней. Она никогда не говорила со мной об этом, но я слишком хорошо ее знал, чтобы прочитать о ее переживаниях на лице, увидеть в ее скованных и рассеянных действиях, заметить в случайно брошенных фразах. Мне не раз приходилось слышать через тонкие стены, как мама усиленно молится каждую ночь. В такие моменты мне хотелось верить в существование Бога и в то, что Он слышит ее.

– Пора, – выдохнула мама, осмотрела меня с ног до головы, и я заметил, что в ее глазах стоят слезы. Она крепко обняла меня на прощание. – Удачи, Симон.

Я был в замешательстве. Моя мама была достаточно эмоциональной женщиной, но почему-то только сейчас я испытал из-за них какое-то неясное, но противное чувство. Я снова засомневался в том, что происходит здесь и сейчас, но мне ничего другого не оставалось. Если не явлюсь на выпускную церемонию, просто стану грузом на ее шее. Этого мне не хотелось для нее. Если у меня есть хоть малейший шанс как-то поменять нашу жизнь, то я им воспользуюсь. Все должно решиться сегодня.

Бросив на прощание беззвучное «До встречи», я вышел из дома.

Дорога до школы показалась мне особенно короткой. В какой-то момент я подумал, что пришел не туда, но, заметив своих одноклассников в таких же, как и я, нарядах, понял, что явился в пункт назначения. Я осмотрелся. Кто-то был растерян, не стараясь этого скрыть, кто-то, наоборот, сохранял полное спокойствие, а кто-то и вовсе никак не поменялся, словно сегодня был очередной обычный школьный день. Интересно, к какой категории учеников относился я?

В здании нас встречали учителя. Они, не здороваясь, провожали нас в актовый зал, в место, где должно было решиться наше окончательное будущее.

Актовый зал был огромным. Это единственное место во всей школе, где я бывал впервые. Оно поразило меня своим отличием от всего здания. Высокий потолок, свежевыкрашенные стены, словно здесь только-только доделали ремонт; огромная сцена в конце зала была украшена большим белым экраном, а перед ней в три ряда стояли кресла из темной обивки; в помещении почти отсутствовал запах земли, пропитавший всё и вся уже давным-давно. От этих перемен мне стало не по себе, будто я попал в совершенно другую реальность. Еще раз оглянувшись, я понял, что не один остался под впечатлением от увиденного.

Я заметил Мартена впереди себя и осторожно нагнал его. Мы не сказали друг другу ни слова, но оба ощутили небольшое облегчение от присутствия друг друга. Мы сели за свободные кресла во втором ряду и принялись ожидать непонятно чего.

Когда все уселись и один из учителей закрыл дверь в актовый зал, свет внезапно потух. Где-то послышались перепуганные возгласы, но они тут же затихли, когда на сцене зажегся ослепительный свет прожектора. Прямо в центре этого пятна света появилась златовласая женщина в деловом костюме. Ее лицо и волосы необычно поблескивали на свету, словно она была совсем из другого мира. Работник Центра? Вполне возможно.

Она окинула взглядом зал, улыбнулась и произнесла:

– Добрый день, уважаемые выпускники! – ее голос звонко прокатился по всему помещению, отскакивая от стен. – Меня зовут Венера Голди, я секретарь общественных дел из Центра и, по совместительству, один из ваших экзаменаторов. Рада вас приветствовать на таком важном отрезке вашего пути.

Раздались аплодисменты со стороны учителей. Мы неуверенно вторили им.

Дождавшись конца оваций, мисс (или миссис?) Голди продолжила:

– Итак, сегодня вам предстоит пройти экзамен, который определит ваше будущее. – Она прошлась от одного конца сцены к другому. – Но запомните одну простую истину: нет плохих или хороших профессий, каждая имеет свой вес и значимость, иначе бы наш хрупкий мир давно распался на части, не так ли?

Она сделала паузу, словно выискивая ответ у публики, и продолжила:

– Поэтому не бойтесь. Каждый из вас сделает вклад, вне зависимости от того, в какое место вас определят. Могу вас заверить, что экзамен направлен на то, чтобы подобрать для вас более подходящее место, где вы сможете проявить все свои навыки, умения, а также блестящий ум на сто процентов!

Мисс Голди явно выступала на сцене как минимум раз в день. Она говорила так легко и проникновенно, что невольно начинаешь верить в то, что она говорит. Да и в ее образе было что-то такое, что заставляло просто слушать ее. То ли дело было в том, что она выглядела совсем не так, как другие взрослые: более свежо, более радостно и живо, то ли в ее умении управлять вниманием толпы. Возможно, и то, и другое. Неужели все работники Центра такие?

По залу снова раздались овации, и мисс Голди, явно довольная произведенным эффектом, достала планшет, словно из ниоткуда, и снова начала говорить:

– А теперь давайте приступим.

Эта фраза вернула мне чувство реальности происходящего. Я почувствовал, как в воздухе повисло напряжение. Мартен, сидевший рядом, нервно потирал свои очки, не отрывая взгляд от сцены.

– Сейчас я по очереди буду называть несколько фамилий. Названные должны будет проследовать за сцену. Там будут стоять кабинки, в которых пройдет экзамен. – В голосе мисс Голди, который до этого звонким колокольчиком разливался по залу, послышалась холодная сталь, заставившая и меня напрячься. Эта перемена мне не нравилась. – У вас будет пятнадцать минут, после чего вам нужно будет вернуться на свое место и дождаться результатов.

Над залом повисла тишина. Мисс Голди изучала список, прежде чем объявила:

– Первые пять человек: Валенгтон, Дженс, Перрей, Кортес и… – женщина всмотрелась в список, —… Аарон.

Мартен сжался. Это была его фамилия.

Он неуверенно поднялся со своего места и посмотрел на меня. В его немного мутных зеленых глазах читался неподдельный испуг. Я взглянул на него и произнес банальное: «Удачи». Он слабо кивнул и двинулся в сторону лестницы, ведущей наверх. Все это время я взглядом провожал своего друга до сцены, пока он не скрылся с поля моего зрения за сценой.