Czytaj książkę: «Бедный, бедный Жорик»

Моим землякам, моим морякам, моим строителям и промысловикам, в общем, всем тем, среди кого родился и живу – дальневосточникам посвящается.

История на протяжении всей истории нас учит тому! Что история на протяжении всей истории… Ещё ни кого! И ни чему! Не научила…

Солнце опять по привычке взошло на востоке и, день новый начался.

А история? История продолжилась…

Утро задалось на удивление тихим и благостным, на дворе петухи распевали «с добрым утром!», а коровы ждали добрых хозяев, чтобы дать им побольше молока, на полях колосились озимые, а в саду наливались яблочки и, вовсю жужжали пчёлки, собирая ароматнейший и полезнейший мёд…

Но не могло быть всё так хорошо и приятно с самого раннего утра! Кто-то или что-то должно был всю эту идилию вот-вот испоганить и разрушить. И вот, этот «кто-то», в лице тёщи бедного Жорика, уже пробиралось по веранде и спотыкалось об аккуратно расставленные галоши, сопело и заводилось с самого утра на весь день. Здесь все должны знать: кто в доме хозяин!

Жорик лежал, не дыша, на кровати за ситцевой занавеской, засунув свой нос в ухо любимой жене Любаше. Он усиленно делал вид, как будто спит, ни чего не видит и не слышит. Его галоши ещё с вечера были вымыты – просушены и спрятаны под кроватью, сегодня найти их и куда-то запинать было очень сложно. Не увидя предмет для зацепки и повода поднять крик, тёща выдвинулась во двор. Там её торжественным щенячьим визгом приветствовал пёс Тузик.

– Ты ещё здесь будешь!.. – последовал окрик. Пёс Тузик был на втором месте после зятя по никудышности и пропащести, дармоедности и оглаедности. Гром и молнии плавно переместились на летнюю кухню. На веранде прошуршал на выход тестюха – в принципе хороший мужик, если с ним ни когда не встречаться.

Жорик женился на Любаше и, так как особо идти было не куда, после свадьбы жил в тёщином доме, «в приймах», на веранде. Он высвободил руку из-под головы сладко посапывающей жены и слез с кровати. Вслед за тестюхой на глаза любимой тёщи должен явиться и он, сейчас был его выход.

Сегодня Жорик, опять или снова, по-тихоньку возился в тёщином огороде, мечтая о себе великом и, как на него вдруг свалятся с неба деньги и, как он на конец-то съедет с женой от любимой тёщи и, как он с этими деньгами заживёт. Что-то с грохотом врезалось ему в затылок, да так хорошо, что из глаз посыпались искры, а потом наступила темнота. Он очухался, лёжа головой на коленках у Любаши с мокрой тряпкой на лбу:

– Очнулся!

Любаша любила своего мужа той безоглядной любовью, что даёт право на счастье. Не смотря на всю неказистость и нескладность Жорика, верила в него и надеялась прожить всю свою жизнь, долгую и счастливую, только с ним – любимым, бок о бок, навеки. И при всей жизненной неустроенности Жорика не отступала от него ни на шаг, а в случае очередной неудачи только прижималась к нему и нежно гладила, приговаривая:

– Жорик, бедный мой Жорик.

И все беды и невзгоды сразу же отступали.

Вот и сейчас на глазах у Любы блестели слёзы, она гладила его по голове и приговаривала:

– Бедный, бедный мой Жорик!

Жорик отлежался до конца дня, но всё равно с головой было чего-то не того. По «телику» в это время каждый день показывали Кашпировского и, Жорику дозволили прилечь у экрана, посмотреть на величайшего врача – лечителя всего Советского Союза. Но только на один день! Потому что всем больным всегда хватает одного сеанса, а если не хватает, то значит это не больной, а «сачок». Всю неделю Жорика качало при ходьбе со стороны в сторону.

Но после того как в сортире на обрывке газеты он прочитал, что светящиеся круги перед глазами это «аура», а «метелики перед глазами» – какой-то «экстрасенсорный эффект», три дня ходил сам не свой. Весь из себя: дебил дебилом. Там же сбоку на гвоздике висела заметка о Джуне и, Жорик с удивлением обнаружил, что он тоже кто-то из этих: «чуднотворцев».

И у него тут же в сортире открылся «третий глаз» и проснулся «внутренний голос». В телевизоре он краем глаза подсмотрел передачу про «закордонных» волшебников и сделал удивительное открытие! У него так же всё получается, как у них, это точно, он сам всё проверил на курицах и верном друге Тузике. Наступило время и ему – рядовому Советской Армии, отличнику боевой и политической подготовки, кандидату коммунистической партии, активисту и передовику колхозного движения явить себя миру!

Осталось только заработать по-больше денег деланием каких-нибудь чудес.

«Внутренний голос» так и сказал бедному Жорику: «Ну, ну…»

С самого утра с надписью на обрывке картонки «Экстрасенсорные услуги» Жорик шарахался с угла в угол по райцентровской площади. Увидев представительскую «Тойоту», подъезжающую к ресторану, на всех парах рванулся к ней. Из машины вылезли крутые ребята в малиновых пиджаках и коже. Вид у Жорика был, как будто он «с луны свалился» и, это подкупило мордатого:

– Ну, ты чё? Типа колдун, что ли?

– Нет, я экстрасенс – энергетик и…

– Слышь, электрик, мне до сраки чё ты там дальше. Короче, сделаешь – получишь бабки. Вот фотка, здесь я и эти трое. В общем колданёшь там чё нибудь, чтобы они с концами отсюда и, а ля – улю, чтоб всё было без следов.

В голове у Жорика промелькнули кадры выступления Гарри Уиллера и всё то огромное изобилие техники по «телепортации» американской статуи Свободы…

– Но у меня нет таких инструментов, в том смысле…

– Волыны, что ли? Ну, блин! А в кино показывали, что вы там чё-то какие-то звёзды рисуете и книжки бубните!

– Нет, я…

– Ну, ладно, хрен с тобой, на, по концовке – скинешь.

Мордатый, глядя куда-то в сторону, достал и засунул Жорику в карман штанов пистолет. Бедный Жорик от удивления смог только сказать:

– А?..

– Чё, а? Аванец? Сделаешь – получишь всё сразу. Ты не боись – я не обижу. А теперь давай, вали по бырому. Завтра – здесь же. Там посмотрим, чё к чему.

Бедный Жорик всю дорогу домой со страхом прижимал двумя руками уже много раз проклятый пистолет и дурацкое желание заработать денег каким-нибудь колдовством.

Но не потерять бдительности и не заявиться домой с пистолетом у него ума всё-таки хватило. Жорик огородами – огородами добрался до заднего двора своей тёщи, захватил на всякий случай вилы и двинулся в лесную посадку.

На месте уже в темноте он прижал фотографию вилами к стволу дерева и достал пистолет:

– Ну, как это дальше? – спросил Жорик не известно у кого, затем присмотрелся к фотографии и увидел на снимке зал ресторана, компанию, сидящую за столом и красивую официантку рядом:

– Так, сначала – этот, потом – этот. Нет, этот, потом – этот.

Жорик решительно оторвал кусок фото с официанткой и подчистил ногтём остатки короткой юбочки на снимке:

– Ну, официантки здесь не надо.

Жорик достал пистолет, прицелился куда-то в фото и нажал спусковой крючок. Пистолет сделал «ба-бах», затвор очень больно ударил Жорика и сломал ему палец, а пуля полетела «куда-то к птичкам». Жорик орал благим матом и крутился на месте юлою.

С досады на всех подряд Жорик пнул пистолет. Пистолет кубарем полетел в кусты и сделал более прицельный «ба-бах». Пуля разорвала ухо бедному Жорику и опять не попала в фотографию. Жорик завыл от боли и злости, визжа и топая ногами, схватил вилы и стал гоняться за порхающей меж кустов фотографией, бить по ней, как мухобойкой, и орать:

– А! Гады! Вот вам! Вот вам! Вот! Вот!

Рвал и метал, рвал и метал и, в конце концов, затоптал фотокарточку в землю. Пистолет он так и не нашёл.

На завтра он весь поникший и готовый всё объяснить и про неудачу и пропажу пистолета явился к ресторану. Но у ресторана был какой-то странный вид, отнюдь и вовсе не праздничный, удушливо пахло серой, окна зияли пустыми проёмами, а цветник перед входом был втоптан на пол-метра ниже асфальта. На поломанном парадном крыльце кутался в пальто хмурый швейцар.

– Ты что не знаешь ещё? Что тут было? Какой мордатый? Все в больнице! Кошмар!

Швейцар перекрестился в ту сторону, где до 1917 года была церковь и, протянул ладошку бочком в сторону Жорика. Но в неё почему-то ничего не упало и, ни чего в ней не зашуршало. Он поднёс ладошку к глазам и, точно, там ни чего не было.

– Слышь ты, а ну вали от сюдава!

Швейцар на конец-то соизволил всем брюхом повернуться к бедному Жорику:

– Ты… – вдруг он осёкся и присел, вглядываясь в посетителя.

– Ты? – пискнул дядечка, – А к нам нельзя, к нам нельзя… У нас закрыто, закрыто на ремонт… – запричитал швейцар и задом-задом влез в приоткрытую дверь, хлопнул ею и уже из-за закрытой двери взревел благим матом:

– Изыйди!!! Чур меня! Чур меня! Господи помилуй! Господи!!! Помилуй!!!

«Странный мужчина, одет, как генерал, а визжит, что базарная баба», – подумал бедный Жорик, так ни чего и не понял, но поплёлся в районную больницу.

– А, колдун хренов. Что надо?

От вида больничной палаты волосы ну хоть у кого могли встать дыбом: на кровати лежал в гипсах и кровавых бинтах мордатый, стонал и хрипел: «Батя, батюшка, батюшка». Сверху у него на животе стояли бутылка с коньяком, гранёные стаканы, лежали «стволы» и закуска. Трое братанов в рваных малиновых пиджаках с видом, как будто по ним проехал весь местный автопарк, молча пили и не закусывали.

Они с ужасом припоминали, как в кабаке во время очередной попойки у столика появился мужик с указательным пальцем размером с бревно, стал тыкать им в пацанов и приговаривать:

– Так, сначала – этот, потом – этот. Нет. Сначала – этот, потом – тот.

Раздался загробный голос: «официантки здесь не надо». И у них прямо на глазах перед столиком исчезла сначала официантка, но платье её и трусики оставались висеть в воздухе.

А потом в кромешной тишине было слышно, как икает в микрофон перепуганная певичка…

А потом исчезли и платье и трусики…

А потом грохнулась в обморок певичка головой прямо в барабаны…

А потом они решили, что это «белочка» и, надо завязывать бухать…

Но было поздно, в том смысле, что уже началось.

Из ниоткуда появился какой-то чёрт, достал из воздуха огромные вилы и стал бить ими всех и вся подряд. И фамилии, гад, ни у кого не спрашивал, только орал страшным голосом: «вот вам! вот вам!». И грязно обзывался, сволочь, как будто сам не с той же конюшни.

– Какой чёрт?.. Во дебил… Чёрный! Чёрный!

Они рванули с кабака, но этот чёрт был уже на улице, причём за каждым углом, а вилы были одни и те же, с надписью: «мамины».

Ох уж эта «мама»… Держала бы ты эти вилы у себя под кроватью и не давала детям…

С утра братанам подогнали по блату серебряные пули, но вся надежда была только на свои же ноги.

Жорик обратил внимание братанов на стоны мордатого.

– Какой батя? Да гонит, детдомовский он.

– А может, он батюшку – священника зовёт?

Мордатый открыл глаза:

– Ты. У-у-у…

– Я Вам сейчас всё-всё объясню, видите ли…

– Уйди!!! Уйди… Веня, дай ему денег!

– ?!

– Пачку дай! Все дай! Уйди… Уйди… Батюшку! Батюшку позовите!

Веня, как самый лепший и закадычный друг, приобнял Жорика за плечи и повёл из больницы. Он так живо и непосредственно интересовался жизнью и заботами семьи Жорика, что тот, не сдерживаясь, выложил ему все свои неприятности и с тёщей, и с тестем, и с соседями. Они уже зашли за угол больницы и вошли в больничный сквер, а Жорик говорил и говорил, всё быстрее и громче. И тут он увидел небо «размером с овчинку» с его собственными галошами в этом самом небе и, наступила полная темнота…

«Сейчас появится труба, в конце будет свет и, меня туда потянет», – подумал Жорик каким-то писклявым голосочком. И точно: труба «материализовалась» и, Жорик стал спокойно ждать, что его начнёт в неё всасывать и засасывать.

Но тут, откуда ни возьмись, появилась чья-то рука и подняла бедного Жорика на ноги.

Жорик стоял перед юношей, одетого в белые светящиеся одежды и почему-то с крыльями за спиной, как у лебедя.