Czytaj książkę: «Симфония для рояля и города», strona 3

Czcionka:

Я посмотрел на него, как на дурака.

– На радио тоже есть своя бегущая строка. Она состоит из неосознаваемых сигналов и идет поверх вещания. Если даже кто-то и замечает что-то ненормальное, ее относят к помехам. Думаешь, почему всплеск акселерации начался в эпоху радио? – вопрос был явно риторический. – Электромагнитные волны влияют на нашу жизнь и на наше развитие. Изменяя параметры электромагнитного фона, они фактически создают нас такими, какие мы ИМ нужны. Газета вредна. Газета опасна. Она превращает тебя в наркомана, разрушает психику, разрушает плоть, но это никого не волнует. Они ловят тебя в сети газеты, «вскрывают твои мозги», запихивают туда свой вариант реальности и выпускают тебя на волю. Тебя превращают в носителя инфекции, в информационного зомби. Постепенно, реагируя в нужном направлении, люди действительно создадут ту реальность, которая им нужна.

Мы в небольшой комнате: я и приятная, можно казать, красивая женщина лет 25. Она в красивой кофточке, джинсах и туфлях на невысоких каблуках. Галя или Галина. Я сижу на диване, она – в удобном кресле.

– Почему дзен-терроризм, почему не дзен-буддизм или не просто дзен? – спрашиваю я.

– Дзен – это квант или мультитермин. Многие умники, ничего не понимающие в дзен, считают его дзен-буддизмом: философией, религией, сектой. Действительно, такого дзен-буддизма хоть отбавляй, но буддизм – это мощи Будды, как христианство – это труп Иисуса. Кстати, ты знаешь, что один из основных христианских ритуалов основан на каннибализме или поедании плоти Христа? С одной стороны, Дзен – это состояние сознания, с другой – это путь к состоянию сознания, с третьей – это необходимость достижения, с четвертой – это невозможность достижения, так как все уже достигнуто… и так далее, включая не-состояние не-достижения не-сознания. Наш дзен – это школа слепых котят. Мы достаточно много знаем, что не является дзеном, но мы не знаем дзен. У нас еще нет мастера, но мы уже переросли учителей.

– Но почему терроризм? Ты проповедуешь насилие?

– Только над собственным сознанием обывателя. Наш терроризм – это убийство обывателя в себе путем уничтожения «старых скрижалей».

– А тебе не кажется, что использование этого термина в современных условиях…

– Покажется кому-то некорректным? Мы не собираемся баллотироваться в думу. Или тебя волнует вопрос защиты от дурака? Дескать, какой-нибудь урод, вооружившись нашей терминологией захочет кого-нибудь грохнуть по голове?

– Пусть так.

– Как показывает история, урод всегда найдет для этого повод. А вот защита от дурака очень часто оборачивается защитой от разума. Тем более что в глазах обывателя это одно и то же.

– Зачем вам все это?

– На этот вопрос невозможно дать аргументированный ответ. В нас сидит поиск. Дзен-террорист ставит перед собой две основные задачи: ликвидацию правящей тирании и убийство обывателя в себе самом.

– Кого ты имеешь в виду, когда говоришь о тирании?

– Тирания – это тирания ума, который состоит из множества локальных умов, субличностей и так далее. У каждого человека в голове заседает целый парламент, еще более абсурдный и идиотичный, чем любой его государственный аналог. Ум – узурпировавшая власть горстка плебеев, тогда как истинный император находится в изгнании. Это дзен как состояние. Абсурд ситуации заключается в том, что император никуда не уходил. Он продолжает сидеть на троне, только человек не в состоянии его заметить из-за беснующегося плебея-ума. Поэтому искатель – это заговорщик, расстреливающий свой ум из орудия медитации и коана.

– Хочешь сказать, что ваш заговор – это заговор медитации против ума?

– Против засилья ума.

– Что ты знаешь о Фнорде?

– Все, что мне нужно знать.

– Как мне его найти?

– Никак. Когда ты будешь готов, он сам тебя найдет.

– А ты никогда не думала, что кто-то пытается вас дурачить?

– Это очевидно. Гурджиев с Алистером Кроули тоже дурачили людей. Таков метод.

– Метод чего?

– Сбивания с нервов мха. Это поможет тебе встретиться со смертью.

– Хочешь сказать, что меня хотят убить?

– Не болтай глупости. Я говорю о встрече со смертью, о флирте, о попытке принять факт смерти, понять, что это неизбежно, что рано или поздно, ты умрешь, и оттого, как ты будешь умирать, зависит очень многое.

– Какой способ смерти ты рекомендуешь?

– Любой. Мы не клуб самоубийств. Смерть приходит тогда, когда приходит. Важно не пропустить этот момент.

– А что, иногда тебя может не оказаться дома?

– Тебя всегда нет дома. Обычно смерти приходится стрелять со спины. Ты либо напуган, либо мешает боль… и страх. Но если в момент смерти ты в состоянии взглянуть ей в глаза, взять ее за руку, поцеловать… Ты никогда не думал, что дурацкий образ с капюшоном и косой – это не смерть, а ее лакей, ряженый клоун, шут. Он приходит к нам, надев маску-зеркало, в которой отражается страх. А смерть… она красивая. Она приходит в дорогих одеждах. В руках у нее дары, и самый дорогой подарок – это шанс. Именно смерть, переживание смерти дает тебе шанс.

– Какой?

– Умерев сознательно, ты сможешь сознательно родиться, и тогда встреча с Августом к неизбежна.

– Он служит смерти?

– Смерть служит ему. Она тоже веселая тетка.

– Послушай, а как ты к этому пришла?

– Я много раз видела смерть.

– Я не об этом. Как ты вообще пришла в дзен-терроризм?

– Совершенно случайно. Я проснулась с мыслью: Этот мир должен быть чем-то средним между пивом и коньяком. Ерунда. Но с того момента я стала другим человеком. После этого у меня была встреча с Фнордом. Он позвонил по телефону. Когда я взяла трубку, он повторил слово в слово приснившуюся мне фразу. Затем он пришел ко мне домой…

Та же комната. Только теперь в дзен-терроризм меня врубает Ты:

– Если человеческий путь представить как линию… Так вот, на линии некоторых людей появляется отрезок АВ, или путь дзен-террориста, – рассказывает он.

– Отрезок? Я представлял себе луч.

– Отрезок. Дзен-терроризм – это метод, и когда метод себя исчерпывает, его отбрасывают. Но вернемся к отрезку. На входе кандидата в дзен-террористы встречает Фнорд. Его появление – это, своего рода, знамение, точка А. У точки В тебя ждет Август к. он освобождает от дзен-терроризма и вводит в то, о чем невозможно сказать.

– Хочешь сказать, что вы все – просветленные мастера?

– Если бы!

– Но ведь у каждого из вас полно сообщений от Августа к.

– Ты прав. Прозрения, мы называем их так, можно получить еще до встречи с Фнордом. Обычно первое его послание совпадает с инициализацией поиска.

– Что это?

– Внутреннее стремление человека, которое невозможно определить при помощи обычного языка. Те, в ком это происходит, становятся другими людьми и посвящают себя поиску. Не все становятся дзен-террористами. Многие отсеиваются во время поиска. После инициализации поиска человек начинает метаться. Религии, философии, эзотерические группы, секты… Они словно рыбаки отлавливают тех из инициализированных, у кого не хватает трезвости мышления и здорового агностицизма. После того, как инициализированный обходит рыбаков, его встречает Фнорд.

И снова Галина. Мы в той же комнате.

– Кто обитает в аббатстве? – спрашиваю я, имея в виду Аббатство 691.

– Драконы, – отвечает она так, словно драконы – такая же привычная часть обыденности, как соседи, коты или тараканы.

– А кто такие драконы?

– Живьем их никто не видел. Фактически, это иные состояния сознания, так что Будду, например, вполне можно отнести к драконам.

– Так кто нами управляет, Будды или нелюди?

– Ни Буддам, ни нелюдям нет до этого никакого дела.

– Тогда кто?

– Обратись к священникам. Они тебе все расскажут. Правда, все по-разному. В зависимости от конфессии.

– Скажи, почему вы все время ломаете какую-то комедию?

– Мы все ломаем, как ты выразился, комедию. Большинство двуногих братьев этого не понимают, мы же делаем это сознательно.

– Но зачем?

– Мы не способны вести себя иначе.

– Почему?

– Потому что мы не знаем истинного лица. Мы надеваем маски чуть ли не с рождения. У кого их больше, у кого меньше. Само слово личность произошло от личины, маски.

– Тебя послушать, так жизнь – это один огромный спектакль непонятного жанра.

– Я бы назвала это комедией.

– Не много ли черного юмора?

– Таков вкус автора и режиссера.

– И кто он?

– В твоем случае, ты сам.

– А вообще?

– Я не видела вообще.

– У меня такое чувство, будто ты сознательно спряталась в своем маленьком мирке и пытаешься отгородиться от всего, что выходит за его границы.

– Ты так и не понял? Все, что ты знаешь – результат работы твоего ума. Пока есть ум, ничего больше нет. Останови ум.

– И что тогда?

– Об этом история умалчивает.

– Несмотря на то, что так называемые историки посвятили этому тонны книг?

– Не книг, писаний. Очень верное слово. Писание, особенно после игры с ударением.

– Твоя теологическая идиосинкразия достойна восхищения.

– Я не люблю тех, кто из кожи вон лезет, доказывая свою монополию на истину в первой инстанции.

– Истина – один из наиболее прибыльных товаров, и чем дальше она от правды, тем дороже.

– Ты прав.

– А вы сами, разве вы не бегаете голодной толпой за истиной в ожидании подаяния?

– Скорее наоборот. Нас с самого рождения буквально закормили истинами, так что сначала надо очистить желудок и восстановить работу вкусовых рецепторов.

– Роль санитара выполняет Фнорд?

– Ты прав. Он прекрасный специалист по клизмам и рвотным порошкам.

И вот я проснулся, вернее, возродился из состояния квантового небытия, как в том гипнотическом упражнении, когда сначала вызываешь ощущение тепла и тяжести, затем легкости, затем «состояние мыльного пузыря» и, наконец, полное уничтожение тела, мыслей, чувств… Состояние свободного сознания… Затем строишь новое тело.

Мое новое тело построено, идентифицировано, классифицировано и внесено во все необходимые реестры: фамилия, имя, отчество, рост, вес, объем желудка… В графе «цель» что-то невразумительное.

– Никогда не оставляй прочерк в графе «цель», иначе Цирцея сама заполнит ее. Наилучший вариант – это случайный набор символов. Например: Цель – жржлоитщг нзжщьр щгр нпдшгоирлж ггг щшшш и. Ради этого и живем, – инструктировал меня Ты, когда пришло время выходить из подполья. – Самым большим искушением для тебя будет встреча с газетой. Тебе придется ее взять, иначе они тебя ликвидируют.

– Зачем тогда было с нее соскакивать, чтобы подсаживаться вновь?

– Теперь у тебя есть иммунитет, и имя ему скепсис. Причем не слепая вера в неверие, а понимание того, что вся информация поступает в твое сознание преломленная через призму Газеты. Ты можешь, конечно, отказаться от Газеты совсем, но тогда тебе придется разделить судьбу Джордано Бруно, Жанны д’Арк или Вильгельма Райха. Тебе нравится перспектива стать героической шаурмой?

Перспектива превратиться в запеченного в собственном соку героя меня совсем не привлекала.

– Знаешь, меня ни на минуту не покидает мысль, что все происходящее – бред, рожденный моим воспаленным сознанием, что я безумен, и эта болезнь взяла на себя роль создателя, сотворив этот сумасшедший мир, – признался я.

– Сумасшествие в роли бога! Хорошая мысль, – рассмеялся Ты. – Здесь все предпочли безумие, так как нормальность – это смерть. Таковы наши бог и дьявол. В любом случае то, что люди называют реальностью, не более чем миф. Наиболее распространенный миф – это норма.

– В таком случае безумие – это любое отклонение от политкорректного мифа.

– В иллюзорной империи Во тоже решался вопрос, что есть норма. При этом они не стали подобно профессору Тимоти Х. Финнегану, основавшему Комитет по сюрреалистическому расследованию сообщений о нормальных явлениях утверждать, что нет ни одного абсолютно нормального реально существующего объекта, будь то человек, кошка, закат или соната. Они не стали изобретать тоннель нормальности или принцип нормативности, согласно которому нормальным считается то, что находится между крайними нормативными значениями. Они поступили намного проще. Признав императора живым богом, они объявили его абсолютно нормальным. Остальным смертным предписывалось стремиться приблизиться к идеалу, достижение которого было невозможно. Многие стриглись под императора, одевались как император, копировали его походку, заучивали слова… Некоторые делали даже пластические операции, чтобы походить на своего императора. Все было бы замечательно, но императоры часто сменяли друг друга. Так уроды превращались в красавцев и наоборот, мудрецы в глупцов… Во времена одних императоров признаком одухотворенности служило покровительство искусствам, во времена других искусство низводилось до ремесла плебеев, и так далее. Преступники становились святыми, душевнобольные – врачами, богачи разорялись, бедняки богатели. Неизменным оставалось только одно: Самым страшным грехом считалось учение Неизвестного, согласно которому не надо стремиться быть нормальным, а нужно лишь просто оставаться самим собой, что бы ни случалось в жизни.

– Тебе пора, – сказал Ты, глядя на часы. Был полдень – наиболее темное время суток.

– Никогда не думал, что мне будет так страшно выходить из дома, – признался я.

– Ты все равно от них никуда не денешься. Они у тебя в голове. Они часть твоей психики, несмотря на то, что они повсюду.

Я шел по когда-то родному городу в состоянии шока. Меня окружали ходячие трупы. Ходячие куклы, зомби. У каждого в глазах была смерть. Каждый выполнял заложенную в него программу, и если эти программы вступали в противоречия…

– Война, начиная бытовой дракой, заканчивая межгалактической войной – это что-то вроде системного доктора. Программа дает сбой, создается внутренний конфликт… – вертелись у меня в голове заблудившиеся там чьи-то слова.

К остановке подъехал автобус. Внутри было свободно. Я сел у окна. Обычно я садился возле прохода.

Буквально через две остановки в автобус вошли двое. Черная униформа. Лица спрятаны за большими очками с зеркальными стеклами. На рукавах эмблема: Христос, сошедший с креста. Для всех остальных они были невидимыми!

– Газета, – сказал один из них, поравнявшись со мной.

У меня в руках появился листок бумаги с изображенным на нем сложным лабиринтом из разноцветных линий. Мозг пронзила острая боль…

– В наши дни только слепец или сумасшедший может себе позволить не сходить с ума! – вспомнил я слова Ты.

– Труднее всего понять, что боль – это всего лишь информация, – услышал я голос Фнорда. Я был одновременно в автобусе и на берегу реки возле костра. Там нас было пятеро. Лица остальных для меня были сокрыты Тайной.

– Труднее всего понять, что боль – это всего лишь информация, – говоря это, он достал рукой из костра внушительных размеров уголь. Запахло горелым мясом.

– Затем, – продолжил он, – необходимо понять, что все остальное тоже информация, – он вымыл руки. Вода вместе с сажей смыла любой намек на ожог. Обожженная рука вновь была совершенно здоровой.

– После этого ты очень скоро понимаешь, что контригра – это балансирование на грани между волшебством, – пламя превратилось в голову дракона, – и иллюзией, – огонь вновь был огнем, – причем нет никакой между ними грани.

– В конце концов, ты понимаешь, что контригра – это тоже игра.

– Ты уже слышал о Евгении Банько? – спросил меня Ты по телефону.

– Не знаю, – честно ответил я. Моя память могла устроить все, что угодно, и я уже не был уверен ни в чем. Точно также я бы ответил на вопрос: знаком ли я с собой. Не в философском смысле.

– Я скинул тебе на ящик небольшой текст. Прочти.

«Биография Евгения несколько туманна и запутана. Говорят, что его духовное детство прошло в открытом космосе. Он был воплощен в теле метеорита, который миллионы лет мотался в космическом пространстве, пока не встретил одну из комет. Увидев в ней учителя, Евгений решил дальше следовать за ней, и через несколько миллионов лет благополучно сгорел в атмосфере Земли. Так он прибыл на нашу планету, где как раз начинала зарождаться жизнь.

Путешествуя от тела к телу, он постигал навыки охоты на Будду.

Так, благодаря тому, что в одном из своих воплощений Евгений был индейским яком, а индейские яки, как известно, все обладают врожденной склонностью к магии и учительству, он смог наиболее полно передать нам свой духовный опыт. В другом из своих воплощений он был стоматологической бормашиной, ужасной и бескомпромиссной в руках вечно пьяного сельского зубосадиста. Именно тогда в нем созрел тот социальный бунт, та тяга к индивидуальному пути, которые отличают охотника на Будду от серого обывателя.

Вот, что говорит о себе Евгений:

– Не знаю, кто как, а я очень плохо помню свои воплощения. Об астероидном детстве у меня вообще нет желания распространяться. Детство – это всегда дерьмово, как бы ни сюсюкали на эту тему взрослые. Поэтому, наверно, дети так сильно хотят повзрослеть.

Будучи индейским яком, я заболел тем отвратительным типом учительства, которым «белые братья» наделяют чуть ли не всех индейцев, когда-либо в жизни пробовавших пейот или что-нибудь типа того. Поэтому всю свою недолгую следующую жизнь я провел в теле стоматологической бормашины в зачуханном сельском стоматологическом кабинете. День за днем я вгрызался в сознание граждан через оголенные корни зубов, создавая (как я тогда думал) все условия для их скорейшего просветления, пока старого зубосадиста не сменил новый, принесший с собой веяния анестезии и новое оборудование. Это был лайт вариант дзен с гарантированным сатори за двести долларов в неделю. Меня же сдали на металлолом.

После этого я возродился в теле отвратительного двуногого существа, классифицированного как Евгений Банько. Родители меня обожали и, надо отдать им должное, практически избавили от воспитания.

Порою мне кажется, что воспитание подобно высеканию чего-то из глыбы. Мы появляемся на свет в виде огромного нетесаного (не путать с неотесанным) монолита, в котором есть все: искусство, наука, интуитивная нравственность, душевные богатство и бедность… Затем семья и школа вооружаются большими зубилами и молотками и принимаются крошить бедных детенышей, стараясь удалить все, что, по их мнению, является лишним и ненужным. В результате вместо того, чтобы быть как минимум богами, мы вырастаем в жалких инвалидов: в людей социальных – самое отвратительное порождение этой планеты.

Доказательство? Посмотрите, как убого выглядят животные в зоопарках и отличники-краснодипломники.

Я никогда не был борцом с воспитанием или образованием. Это, своего рода, механизмы отбора. Сильных это только закаливает, обучает жить в социальном кошмаре, лгать, притворяться, понимая, что это не более чем игра. Слабые становятся обывателями, примыкают к социуму, делают карьеру, заводят жен детей, «Мерседесы»…

Все-таки с родителями мне повезло. Несмотря на хорошие результаты (почти отличник), я никогда толком не учился и не работал. Политикой не интересуюсь. На выборы не хожу. Любое правительство – это правительство. Хорошее улучшает пищеварение, плохое развивает инстинкт.

К женитьбе я отношусь как к синхрофазотрону: вещь нужная, полезная, дорогая, серьезная и совершенно лишняя в моей жизни. Тем более что жена хоть и не роскошь, но и не средство передвижения».

Далее статья рекламировала новую книгу Евгения: «От Бога до Наполеона. Незабываемые интервью». Евгений умудрился объездить добрую половину психиатрических лечебниц, где смог-таки взять интервью у мнящих себя великими мира сего психов.

«Наполеон, проживающий в психиатрической больнице города Новочеркасска, имеет намного больше общих черт с тем историческим Наполеоном, которого позже низвели до торта и коньяка, – писал Евгений, – чем различий. И тот и другой ассоциируют себя с практически ставшей архетипической личностью Императора-Завоевателя. Только одному из них судьба позволила родиться в нужное время в нужном месте, тогда как другому суждено провести всю свою жизнь за стенами психиатрической лечебницы».

Ты должен с ним встретиться, – сообщил в электронном письме Ты, имея в виду Евгения.

В тот же день мы отправились к Банько в гости.

Жил он в большом новом кирпичном доме на улице Луначарского. Рядом с домом стоял достаточно новенький «Мерседес», глядя на который становилось понятно, что в жизни Евгения наступило то самое светлое будущее, о котором говорили не без иронии большевики. Суть иронии заключалась в том, что именно большевики и были главным препятствием на пути к такому будущему.

Евгения мы нашли в огороде. Он сажал грядку гвоздей.

– Зачем я сажаю гвозди? – спросил он себя от нашего имени, и тут же принялся отвечать на свой собственный вопрос. – Причин может быть сколько угодно:

1. Я – псих.

2. Это прикольно.

3. Это контролируемое дзен-террористическое сумасшествие.

4. Это метафора. Масса людей сажает гвозди, даже не понимая этого.

5. Я спасаю Землю. Не думаю, что действия типа посадки гвоздей вписываются в концепцию нормального человеческого поведения. И если мои действия способны вызвать у них интерес, возможно, мои действия смогут отсрочить исполнение приговора.

6. Я возвращаюсь к антинормальности.

7. Неучтенный вариант.

Любая из этих причин в какой-то степени верна, в какой-то неверна, и так далее.

– Ты знаком с правилами игры? – спросил он, пристально глядя мне в глаза.

– Он в курсе, – ответил за меня Ты.

Евгений закончил заниматься гвоздями, вымыл руки.

– Составите мне компанию? – спросил он, отправляясь на кухню варить кофе.

С видом алхимика, готовящего как минимум эликсир жизни, он смолол кофе, засыпал его вместе с сахаром и солью в турку, добавил воды из глиняного кувшина.

– Я знаю подходящий родник, – сказал он.

Он поставил кофе на огонь и, словно читая в турке текст, начал рассказывать:

– В начале было Слово, и Слово было у бога, и Слово было бог. Все верно. Наш «мир» состоит из слов. Нервная система, предположительно, получает от раздражителей сигналы, которые затем, после обработки и отсева подавляющего большинства этих сигналов создает картину мира или «карту», которую большинство из нас принимают за реальность или действительность как таковую. Эта карта состоит из слов или символов опознавания. Наш мир создают слова, которыми мы его описываем. В принципе, для тех, кто прочитал чуть больше одной книги по психологии (я не имею в ввиду популярную психологию для мнящих себя умными обывателей), это давно уже не секрет. Но знать – это одно, а осознавать – совершенно другое.

Короче, все, с чем мы имеем дело – это описание, состоящее практически из минимально необходимого числа символов. Графически это можно представить как конечное множество координатных точек, образующих сетку, повторяющую до какой-то степени описываемый объект.

«Познавая», мы заносим в память значения этих координатных точек или набор слов. Затем, сталкиваясь с объектом, мы примеряем на него координатно-текстовый костюм. Так происходит процесс опознания.

Проблема в том, что реальный объект познания находится в постоянном изменении, тогда как созданный нами «костюм» старается оставаться неизменным до последнего.

К чему я это говорю? А к тому, что Цирцея, ты, они, весь мир, который ты знаешь – это костюмы, которые создает неугомонный портной: наша психика. Другими словами, они – это ты.

И это еще не все. Мало того, что бог – это торговец масками, превративший мир в маскарад, слова сами создают маски. Я говорю о понимании или о значении слов.

Я не случайно начал рассуждение словами Евангелия. Короткая фраза, но сколько трактовок! Сколько мудрости в этой книге! Однако если постараться, можно найти практически такую же глубину в любой, даже самой банальной чуши, даже в предвыборной речи кандидата на государственный прост. Все зависит от того, какой ассоциативный процесс включится у тебя в голове. Текст – это пусковой механизм, который включает процесс создания нового текста, текста-значения, и так до бесконечности.

Пытаясь что-либо понять, мы не только не срываем с объекта понимания маску, но наоборот, надеваем поверх нее новую.

Подобная возрастающая неопределенность не может не вызывать шок у подавляющего большинства игроков. Шок запускает антишоковый механизм, довольно-таки подробно описанный мэтрами психиатрии и психологии. В результате мы принимаем маски за реальность, даже рассуждая о том, что это маски. Тем более, рассуждая, что это маски.

Наш враг – это призрак, который полностью контролирует наше сознание, самый страшный, несуществующий враг.

– Входи, – сказал Ты, открывая калитку.

– Надеюсь, это не тест на наличие собаки? – на всякий случай спросил я.

– К нему приходит в гости собака, но она не кусается.

– Женя! – крикнул Ты, когда мы вошли во двор.

– Я здесь, – послышалось из-за дома.

– Постарайся сильно не удивляться. По крайней мере, вслух, – предупредил меня Ты.

– Он о двух головах?

Голова у Евгения была одна. По крайней мере, в большинстве воспоминаний. В описываемом воспоминании он занимался небольшой, метр на метр, грядкой. Разравнивал землю граблями.

– Огородничаешь? – спросил Ты.

– Сажаю гвозди. Уже заканчиваю.

– Думаешь, они взойдут?

– Ты же взрослый мальчик, а порешь такую чушь. Ты когда-нибудь видел, чтобы гвозди всходили на грядках?

– Тогда…

– Практикую дзен-терроризм. Проходите в дом. Я сейчас.

И тут меня озарило: Яркий свет слепит глаза. Я в похожем на стоматологическое кресле. Мое тело надежно зафиксировано. Я боюсь. Надо мной Евгений со шприцом в руке. Без сомнения, он один из них!

– Мы – скитальцы среди миров, – говорит он, делая мне внутривенный укол, – у нас нет ни реальности, ни мира, ни формы. Мы не можем позволить себе застыть, поэтому нам приходится постоянно искать. Поиск ради поиска, поиск без цели, поиск без остановки. У нас нет ни времени, ни пространства, нет ни вчера, ни завтра, ни сейчас.

Изображение распадается на молекулы, и я лечу в никуда сквозь ничто. Мое сознание готово распасться от перегрузки. Меня накрывает волна неконтролируемого ужаса…

Я вдруг понимаю, что это не он, а я один из них, я делаю укол, а он сидит и корчится в кресле от ужаса, как впрочем, и все остальные.

– Парадокс – это единственный способ что-либо об этом сказать, – говорит Пустота голосом Евгения.

Я вновь на берегу реки у костра. Фнорд пускает по кругу поистине дьявольское зелье: настоянную на коньяке анашу.

– Говоришь ли ты правду, даже тогда, когда говоришь правду? – спрашивает он.

– Для них реальность – это в первую очередь карта интересов, – рассказывает Евгений – ты можешь сколько угодно пытаться исчезнуть, спрятаться, скрыться, забраться поглубже в нору, но до тех пор, пока ты можешь быть для них хоть чем-то полезным, тебе не вырваться. Многие мои друзья предпочитают сумасшествие. Как сказал один мой сумасшедший приятель: «Только полный дурак может себе позволить не быть идиотом». Я предпочитаю просто не быть.

Это нельзя воспринимать буквально, хотя иначе это воспринять нельзя.

– Все не так просто, – слышу я голос Фнорда в собственной голове, – это они хотят, чтобы мы так думали. Они повсюду, но их деятельность полностью скрыта от нашего внимания. Мы идентифицируем ее как часть естественных природных явлений. Тогда почему мы то и дело обнаруживаем их следы? Халатность? Сбой? А что если они преднамеренно дают нам понять, что они существуют, направляя, тем самым, наше сознание в нужное русло. Что если я под видом восстания против Цирцеи занимаюсь воплощением их воли? Что если мои озарения не более чем принятые моей нервной системой их сигналы?

– Для них зеркала прозрачны. Не так ли? – внезапно спрашивает Банько.

– Ты увидел Цирцею, поэтому тебе кажется, что ты псих, – говорит Фнорд. – У тебя есть 4 варианта решения: Устроить возвращение блудного сына. Для этого тебе достаточно все забыть и вернуться в игру. Цирцея прощает раскаявшихся грешников. Ты можешь обратиться за помощью к специалистам, благо, их сейчас хоть пруд пруди, на любой вкус: попы, официальные шаманы, психотерапевты, психиатры, эзотерики и просто шарлатаны, все они работают на Цирцею. Третий вариант – антиигра.

– А четвертый? – спрашиваю я.

– Четвертый… Четвертый – это неучтенный вариант. Всегда помни о неучтенном варианте!

– Ищи книгу «То», – говорит Фнорд, когда я окончательно отлетаю от его дьявольской смеси. Любая более или менее хорошая книга похожа на решето. Наиболее грубые фракции или слова остаются на страницах, а нечто более тонкое просачивается между словами. Век за веком. На этой почве и выросла книга «То». Строчка там, слово здесь, она пишется и переписывается с каждым мгновением.

Его слова остаются где-то вдали. Передо мной бескрайняя четырехмерная металлоконструкция. Это Лабиринт или каркас ловушки, в которую поймано наше сознание: Лабиринт. Как и все, я медленно движусь по лабиринту. Но в отличие от них я знаю, что движусь по лабиринту.

Мое знакомство с Евгением Банько проходило под знаком разочарования. Он много и некрасиво ел, много пил, много курил и рассказывал кучу старых похабных анекдотов. В общем, вел себя так, словно пришел пожрать, попить пива и оттянуться. Я ожидал от нашей встречи чего-то большего. Мне нужна была помощь, и, как уверял Ты, в этих вопросах он был человеком №1. Вместо этого он нес какую-то чушь.

В общем, день потрачен впустую, – решил я. Евгений словно бы ждал этого. Он пристально посмотрел мне в глаза и сказал:

– Жизнь – это странная пьеса в престранном театре. Здесь актеры становятся зрителями, а зрители актерами, здесь зрительный зал становится буфетом, а буфет превращается в сцену, здесь акты маскируются под антракты, и антракт может быть использован как отвлекающий маневр. В конце концов, ты окончательно перестаешь понимать, где ты, и чтобы окончательно не сойти с ума, изо всех сил начинаешь цепляться за самого себя. И главный вопрос, достойный здесь дзен-террориста: кто ты? Кто ты, парень? Что ты об этом знаешь?

В его взгляде «сверкнула молния», и я вспомнил:

Квадратное помещение без окон. Железная дверь. В каждом углу видеокамеры наблюдения. В центре комнаты стоит стол. На столе диктофон. По обе стороны стола стоят стулья. Кресло «хозяина кабинета» – дорогое, кожаное. Для посетителя – обычный деревянный табурет. В кресле сидит человек лет 45. Он в белой рубашке и галстуке. Дорогой пиджак лежит на столе рядом с толстой папкой для бумаг.

Он сует мне несколько листов бумаги, но прежде, чем я успеваю прочесть хоть слово, видение заканчивается.

Мой первый день в ООО «Авсгутк». Я в кабинете Банько.

– Прочти, – говорит он, кладя передо мной лист бумаги

«САНИТАРНОМУ КООРДИНАТОРУ

Докладная записка о необходимости применения санитарных мер.

Уважаемый Санитарный Координатор!

Считаю своим долгом сообщить Вам о крайне опасном в эпидемиологическом отношении положении дел на планете Земля.

Как и предполагалось, несмотря на все принятые меры, техническое развитие одомашненных приматов вплотную приблизилось к тому рубежу, после которого становится возможным быстрое распространение данного биологического вида в космическом пространстве. Одновременно с этим биологическая эволюция и эволюция сознания имеют критически низкий показатель роста. Думаю, не стоит упоминать, что в таком своем состоянии одомашненные приматы являются крайне опасными, так как, лишившись страха погибнуть вместе с материнской планетой, они будут захватывать и уничтожать планету за планетой.

Если не будут приняты меры прямо сейчас, в ближайшем будущем нас ожидает серьезная эпидемия.

С другой стороны, нельзя не отметить тот факт, что отдельные представители одомашненных приматов достаточно близки к безопасному и даже конструктивному уровню сознания. Поэтому в случае применения тактики всеобщей ликвидации, кроме болезнетворных организмов мы потеряем и эти биологические объекты, что, как я понимаю, не входит в наши планы. Тем более что при уничтожении материнской планеты одомашненных приматов кроме носителей инфекции погибнут и другие совершенно безобидные биологические организмы.

Исходя из всего этого, я взял на себя смелость предложить на Ваше рассмотрение альтернативную программу оздоровления планеты Земля.

С целью оздоровления предлагаю:

1. Считать тотальное уничтожение материнской планеты одомашненных приматов запасным вариантом. Для этого рекомендую продолжать стимулировать гонку вооружения и всячески способствовать поддержанию третьего уровня политической напряженности.

2. Создать на планете Земля все условия для полного уничтожения носителя инфекции. Для этого:

2.1. Всячески стимулировать научные исследования, направленные на достижение биологического бессмертия. Сделать бессмертие обязательным для всех.

2.2. Вернуть религиозной идеологии главенствующее место. Всячески способствовать распространению культа веры, будь то вера в бога, науку или что-либо еще. Добиться изучения в школах и высших учебных заведениях религиозных доктрин возникновения вселенной.

2.3. Всячески насаждать идеологию нравственности и ненасилия:

2.3.1. Нравственные категории должны приниматься как нечто, данное богом. Сама попытка анализа нравственных категорий должна восприниматься одомашненными приматами как преступление.

2.3.2. Из сексуальных отношений должен быть полностью исключен фактор удовольствия. Секс должен восприниматься исключительно как способ размножения. Отсюда любое занятие сексом, направленное не на детопроизводство, должно считаться преступлением. Отсюда следует необходимость запрещения абортов, контрацепции и иных возможных способов искусственного прерывания беременности.

2.3.3. Запретить все виды химического удовольствия. Одновременно с этим стимулировать рост черного рынка синтетических, разрушающих личность одомашненных приматов, наркотиков и суррогатного алкоголя.

2.3.4. Под видом борьбы с насилием запретить все виды боевых искусств. Строго наказывать за любую попытку постоять за себя. Одновременно с этим стимулировать рост уличной преступности.

2.3.5. Также под видом борьбы с насилием запретить создание и распространение музыки, кинофильмов, книг и так далее, содержащих любые сцены насилия или секса.

2.4. Всячески стимулировать коллективные и корпоративные настроения. Объявить любое проявление индивидуализма безнравственным.

2.5. В научных кругах допускать скептическое отношение только к деталям, одновременно требовать слепой веры в базовую научную парадигму. В других случаях требовать чистоты веры и непримиримости к вероотступникам.

2.6. Максимально увеличивать пропасть между массовым и элитарным искусством. Массовый продукт должен быть предельно низкого качества. Элитарное искусство должно быть амбициозным, заумным и совершенно мертвым.

2.7. Всячески оберегать детей от реалий жизни. Воспитывать их на идеалах дружбы, любви, честности, взаимного уважения… Ребенок должен вступать во взрослую жизнь абсолютно неподготовленным к жизни в реальной окружающей действительности.

2.8. После того, как одомашненные приматы полностью осознают весь ужас своего положения, создать рынок лекарства смерти – химического вещества, вызывающего эйфорию и относительно скорую смерть.

3. Предполагается, что перечисленные выше меры заставят деградировать до состояния личностно-психической невменяемости практически всех носителей инфекции. С другой стороны, это заставит отдельных одомашненный приматов совершить эволюционный переход на уровень разумных, закаленных в борьбе за возможность самоактуализации организмов, способных выжить, заселить материнскую планету, а также близлежащее космическое пространство.

4. Конечно, это только предварительный, нуждающийся в доработке перечень необходимых мероприятий.

Надеюсь, Вас и Санитарный Координационный Совет заинтересует мое предложение.

Санитарный эмиссар».

– Что это? – спрашиваю я.

Darmowy fragment się skończył.

Ograniczenie wiekowe:
18+
Data wydania na Litres:
11 marca 2016
Objętość:
260 str. 1 ilustracja
ISBN:
9785447447540
Format pobierania:

Z tą książką czytają