Czytaj książkę: «Будь ближе к врагу своему, или Погоня за оборотнями»
Будь ближе к врагу твоему…
Этот небольшой, обдуваемый с трёх сторон пронзительными ветрами Балтийского моря город на северо- западе Латвии мог бы показаться приезжим и большинству местных жителей сонным и провинциально- спокойным. Тихие, мощённые булыжником улочки Старого города, средневековая крепость – резиденция курляндских герцогов, зелень парков и скверов – всё это настраивало приезжих и горожан на степенный, неспешный лад. Слегка запылённые (бризы, будь они неладны…) новые кварталы не портили общего впечатления, так как город застраивался широко и привольно.
Благодатную картину дополнял широкий, очень чистый, песчаный морской пляж. Правда, после десяти вечера он закрывался и пограничники распахивали там контрольно- следовую полосу. Но это не очень мешало обывателям, давно привыкшим к укладу жизни приграничного городка.
Город делился на две части широкой рекой, впадающей в Балтийское море, по берегам её раскинулись производственные районы одного из крупнейших на побережье Советской Балтики морских портов. Собственно, город и начинался восемьсот лет тому назад с построенного тевтонами порта. Ответвление Гольфстрима омывало побережье, заходя в устье реки, вследствие чего оно даже в самую суровую зиму не покрывалось льдом. И это был единственный никогда не замерзающий порт Советской Балтики, что делало патриархальный городок стратегическим пунктом на карте СССР.
А где порт, – там, естественно, и все сопутствующие ему «прелести»: контрабанда, рэкет, махинации с валютой, проституция, сутенёрство. Вокруг этого «букета» роились бандиты и жулики всех мастей, как местные, так и залётные. Иностранные разведки тоже любопытствовали: на границе территориальных вод постоянно курсировало натовское разведывательное судно. Со своей стороны, Москва делала всё для максимального укрепления обороноспособности края. Город и район были нашпигованы воинскими частями и пограничниками.
На этой небольшой территории пересекались и переплетались интересы могущественных мировых держав, набирающих силу мощных преступных кланов и рождённых перестройкой финансово- промышленных корпораций, выпестованных бывшими партийными и комсомольскими деятелями. Эти силы боролись между собой, время от времени заключая такие причудливые союзы, что порой совершенно невозможно было понять, чьи «уши» торчат из той или иной заморочки.
За всем этим клубком пристально наблюдали вышедшие из подполья националистические группы, иногда пытаясь отщипнуть свой кусочек пирога и мечтая когда-либо разом ухватить весь пирог разом.
А внешне – это был чинный, благопристойный, тихий и уютный городок. И лишь немногие знали, какой бурной жизнью он живёт. Эти немногие каждое своё утро начинали с изучения суточной сводки происшествий по городу.
…Начало августа выдалось на удивление погожим. Обычно в это время уже начинались монотонные, изматывающие душу дожди, длившиеся порой неделями. Но сейчас природа, видимо, решила дать людям ещё немного насладиться недолгим в этих краях летом. Местные жители говорили: «У нас два месяца в году лето, остальное – осень». Но теперь ещё было лето…
Командир танкового полка полковник Митрофанов неспешно подходил к КПП. В этот день он немного задержался на службе и покидал полк уже в сумерках.
– Товарищ полковник, – выскочил из будки КПП дежурный, – разрешите доложить…
– Вольно, – перебил полковник. – Продолжай службу, сынок.
– Вы без машины? – удивился сержант. – Может, вызвать?
– Да нет, сегодня я пешком. Вечер уж больно хорош. Иди, служи, сынок!
Вовсе не из-за прекрасного вечера полковник не вызвал машину и отнюдь не домой он направлялся. Капитан Татаринцев со своей ротой находился на полигоне, а дома у него скучала молодая жена Ленка, с которой последние полгода полковник весьма тесно общался, из-за чего, собственно, капитан и пропадал большую часть времени на полигоне, крепя обороноспособность Родины.
Митрофанов никогда не подъезжал на служебной автомашине к дому капитана. Максимум, что он мог себе позволить, – это остановить машину в нескольких кварталах от дома Елены. Дальше он всегда шёл пешком. Полковник соблюдал конспирацию. Любовные утехи – дело хорошее, но семья – святое! «Тем более что жена – это дочь высокопоставленного генерала Генштаба», – усмехнулся Митрофанов.
Полковник оглядел себя в большом зеркале, установленном около выхода из КПП, и остался доволен увиденным. С зеркала на него смотрел статный моложавый офицер с холёным породистым лицом. Хорошо сшитый военторговским портным китель умело скрывал намечающийся животик. Два ряда орденских планок дополняли картину уверенного в себе блестящего военного, а дорогой кожаный кейс в левой руке придавал солидности. Правда, знающий человек отметил бы, что практически все награды – это юбилейные медали, но много ли их, знающих. А знаток регалий непременно отметил бы планку ордена Красной Звезды, полученного в Афганистане.
Полковник вышел за КПП и вдохнул полной грудью – свежий воздух бодрил. Поднялся на невысокую насыпь подъездных путей, ведущих вдоль территории полка к порту, и, не торопясь, зашагал по шпалам к жилому массиву.
Неспешная прогулка располагает к размышлениям, в данный момент – приятным. К своим тридцати четырём годам полковник Митрофанов сделал прекрасную карьеру (не без помощи тестя, разумеется). Много ли в его годы в армии полковников и командиров полков? А впереди уже маячила Москва, академия Генштаба и, чем чёрт не шутит, генеральские лампасы. Тесть поможет.
Мысли полковника невольно перенеслись в прошлое. Петя Митрофанов родился и вырос в небольшом селе на Орловщине, но сельская жизнь не привлекала смышлёного, наделённого природной хитростью паренька. И тогда он поступил в высшее танковое училище. Удачно женившись на последнем курсе на дочке генштабовского чина, Петя, по мудрому совету тестя, не стал вклиниваться в плотные ряды «папиных сынов», желающих нести службу в «Арбатском военном округе», а уехал в забытый богом и людьми военный городок на Алтае. Молодой, перспективный и, главное, малопьющий офицер, к тому же имеющий связи в Москве, сразу же обратил на себя внимание начальства и стал довольно быстро продвигаться по служебной лестнице, чему в немалой степени помогал тесть. Нет, генерал не давил напрямую на Петино начальство. Просто, зная, кому Петя приходится зятем, начальники старались, по возможности, быстрее повысить его в должности, а если повезёт – отправить с повышением к другому месту службы. Жена Митрофанова, не обладавшая выдающимися внешними данными, к всеобщему удивлению, вовсе не походила на генеральскую дочку. Она всецело посвятила себя карьере мужа, безропотно переезжая с ним от одного места службы к другому, тем более что принимающее начальство старалось максимально комфортно устроить быт семьи молодого офицера. А регулярные денежные переводы из Москвы позволяли не ощущать тех материальных затруднений, которые испытывает большинство офицерских семей. После рождения дочери жена Петра полностью сосредоточилась на семейном благополучии, ревниво оберегая его от всякого возможного вторжения извне.
С возрастом Пётр заматерел, приобрёл лоск, стараясь внешностью и манерами соответствовать облику успешного офицера. Ничего уже не напоминало в нём робкого деревенского паренька, который много лет назад переступил порог военного училища.
От направления в Афганистан Митрофанов не уклонился – и не прогадал. После Афгана его карьерный рост пошёл ещё стремительнее: в тридцать три с небольшим он возглавил полк и стал полковником.
Такую блестящую карьеру, конечно же, нужно было оберегать от всяких непредвиденных случайностей. Поэтому-то и конспирируется полковник при встречах с любовницей – никогда не ходит к ней на свидания с цветами. Городок-то небольшой, полковник Митрофанов – слишком заметная в нём фигура. А Ленка – умница! Никогда ничего лишнего не попросит и язык умеет держать за зубами. Зато её рохля Татаринцев недавно до срока стал капитаном и скоро будет выдвинут на должность замкомбата. Кстати, после переезда в Москву надо будет подумать, как перевести Татаринцева поближе к столице. А цветы – вещь необязательная. Зато в «дипломате» лежит бутылка «Хеннеси» и коробка конфет «Вишня в шоколаде», Ленка их обожает. Вот это – вещи нужные, и, главное, легко прячутся в кейсе. А цветы – ненужное и даже опасное баловство. Полковник погладил гладкую кожу кейса. Напоминает чем-то Ленкину кожу – нежную и бархатистую. А какая у неё роскошная фигура! И в постели – фурия… От этих мыслей у Митрофанова сладко защемило в груди, и он вдруг ощутил приятную истому в паху.
Всецело поглощённый сладострастными мечтаниями, полковник и не заметил, как от опоры перекинутого через пути пешеходного перехода отделилась неясная тень и быстро, но без звука стала приближаться к нему. Человек-тень двигался стремительно, наступая только на шпалы, чтобы избежать шороха щебёнки. В его походке было что-то звериное. Ногу в момент соприкосновения со шпалой он привычно ставил на ребро стопы, и лишь затем стопа полностью опиралась на шпалу, не издавая при этом ни звука. Внешне походка выглядела слегка косолапой, но при этом была стремительной и абсолютно бесшумной…
Полковник вдруг почувствовал, как кто-то легонько тронул его за плечо. Он обернулся, и глаза его округлились от ужаса. Рот ощерился в готовом вырваться из груди крике, но он не успел издать и звука. Блеснувший в свете железнодорожного фонаря клинок – последнее, что увидел в своей жизни Пётр Митрофанов.
Олег Островецкий вышел из автобуса и направился по направлению к зданию отдела милиции. Рослый, атлетического телосложения тридцатипятилетний мужчина невольно притягивал к себе взгляды многих представительниц прекрасного пола. Бесформенная джинсовая куртка пошива рижских цеховиков не могла скрыть широких плеч, зато хорошо маскировала пистолет Макарова в наплечной кобуре. Широкие джинсы-«бананы» от тех же цеховиков не сковывали движений. Несколько затрапезный внешний вид совершенно не волновал Олега. Сменив одиннадцать лет назад гражданскую одежду на форменную, он вообще перестал обращать внимание на моду, ценя в вещах только удобство и функциональность. Дорогие, но очень прочные и лёгкие кроссовки «Пума» на ногах только подчёркивали эти пристрастия. Темноволосый, с правильными чертами лица и щегольскими усами, он вполне мог бы сойти за смазливого красавчика, если бы не жёсткий взгляд из-под густых бровей и резко очерченный подбородок, выдающий натуру волевую, упорную, на грани упрямства. Весь облик этого человека вкупе с лёгкой, слегка расслабленной походкой бывшего борца внушал уважение.
Здание отдела внутренних дел располагалось в центре города на живописном бульваре. Двухэтажный особняк был построен в начале двадцатого века для дворянского собрания Курземского края. В 1940 году он был передан под отдел милиции, подвергся многочисленным перепланировкам; поэтому от былого великолепия остались только большой изразцовый камин и расписной потолок в «ленкомнате». К зданию примыкал деревянный одноэтажный флигель, в котором располагался следственный отдел.
Вот туда-то и направлялся старший следователь по особо важным делам майор милиции Олег Семёнович Островецкий.
Войдя в кабинет, Олег снял куртку, кинул её на вешалку. Кабинет был небольшой, оклеенный старыми обоями. На стене висел дежурный портрет «железного Феликса». Обшарпанный письменный стол с пишущей машинкой и двумя телефонами. Четыре разномастных стула вдоль стены – «многоцелевые», как любил шутить хозяин помещения. На них могли располагаться как вызванные на допрос люди, так и он сам во время ночных дежурств. Снималась висящая на вешалке в углу шинель, раскладывалась на стулья и – «ложе» готово. Второй полой укрылся – и можно спать. Правда, на шинели были капитанские погоны, которые нужно было перешить ещё три года назад, но здоровому, крепкому сну это нисколько не мешало. Как не мешала и жесткость конструкции. Испортить сон (и настроение) мог только чёрный телефон без циферблата, соединяющий напрямую с дежурной частью. Эта гадкая штуковина имела обыкновение взрываться глубокой ночью мерзким пронзительным треньканьем, после чего противный (всегда противный в это время суток) голос дежурного ехидно сообщал в трубку: «У нас происшествие. На выезд».
Вообще-то дежурный следователь, по негласному уговору с руководством отдела, мог ночевать и дома. Только в случае усиленного варианта несения службы он должен был постоянно находиться в отделе. Но учитывая, что усиления назначались на время проведения советских государственных и иных праздников, памятных дат буржуазной Латвии, многочисленных рейдов и т. д., и т. п., ночевать в отделе во время дежурства приходилось через раз. Была в следственном отделе «переходящая» раскладушка, расквартированная в кабинете майора Макаркина, но притащить её к себе вовремя почему-то никогда не получалось. Поэтому четыре стула составляли важную и неотъемлемую часть обстановки кабинета.
Дополняли антураж большой сейф, выкрашенный нудной коричневой масляной краской, и книжный шкафчик с томиками УК, УПК, учебниками по криминалистике. Некий уют привносила большая кафельная печь. Поэтому, учитывая относительно большие, по сравнению с остальными, размеры кабинета «важняка», здесь имели обыкновение собираться для «релаксации» «следаки» и опера, вследствие чего нижний, закрытый дверцами ярус книжного шкафа был постоянно забит разнокалиберными бутылками.
Сейф был опечатан. Не то чтобы Олег никому не доверял и страдал излишней подозрительностью, но, придя много лет назад на службу, он решил следовать «правилу Жеглова» из нашумевшего в те годы телефильма «Место встречи изменить нельзя» – «Ни одной бумаги постороннему взгляду!» Правило убирать всё в сейф вошло в привычку.
Нужно было открыть сейф, достать материалы уголовного дела по шайке квартирных воров и начать печатать обвинительное заключение, но Олег медлил. Он знал причину этой медлительности. Два месяца назад в автокатастрофе погибла его жена Алёнка. Они были знакомы с детства, учились в одном классе, на первом курсе института поженились. Чтобы его выучить, Алёнка оставила институт и поступила работать крановщицей на завод. Потом переезд по распределению в этот город, работа на железной дороге, затем в милиции, рождение Светланки. Алёнка всегда была ему крепким тылом. Так и не получив высшего образования, она сумела устроиться на работу в таможню, где, благодаря уму и природной смётке, очень скоро стала ведущим специалистом. Год назад её пригласили на должность заместителя директора одного из первых в республике совместных предприятий. Высокая зарплата, машина, положение. Олег, в свою очередь, заочно с отличием окончил Высшую школу милиции и получил приглашение продолжить учебу в адъюнктуре Академии МВД. Открывались широкие перспективы, но вдруг разом всё оборвалось. Нелепая авария – и всё пошло кувырком.
Несколько дней после аварии Алёнка ещё была в сознании и последними её словами были: «Олежа, спаси меня!» Потом кома и смерть. Эти последние её слова постоянно, как молотком, били по голове. Как он – здоровый и сильный мужик, прошедший огонь и воду, – не смог уберечь самое дорогое в мире существо? По логике вещей, смерть должна была выбрать его. Топоры, ножи, кастеты, стволы – это милицейские будни. И в Афгане не раз мог лишиться головы.
Его пронесло, а вот её, её-то за что? Олег заскрежетал зубами. Умом он понимал, что ни в чём не виноват, – проклятый случай, но сердце постоянно твердило: «Виновен! Не уберёг!» И отныне он вынужден жить с этим камнем на душе…
Похороны и поминки он помнил смутно. Пытался напиться – не получилось, водка не брала. После похорон мать забрала внучку к себе в Белоруссию. Олег, чтобы вырваться из депрессии, пытался с головой окунуться в работу. Не помогло. Есть глупое расхожее мнение, что работа отвлекает от душевных мук и помогает залечить душевные раны. Чушь собачья! Ни от чего она не отвлекает и ничего не излечивает. Только время – может быть…
Олег посмотрел на сейф. Составление обвинительного заключения требует собранности: всё должно быть чётко, логично, доказательно. Излагать нужно юридическим языком – не всегда гладким, но ясным и недвусмысленным. Чёрт, как же заставить себя приступить к работе? Может, сказаться больным и взять отгул? Сроки по делу ещё не истекли, другие дела подождут… «Ага, а потом ночами будешь навёрстывать упущенное!» – перебил себя Олег. Он рывком сорвал с сейфа пластилиновую пломбу и открыл дверцу. Вынул три пухлых тома, потом, подумав, отстегнул наплечную кобуру с пистолетом, положил в сейф. Кобура была самодельная, сшитая по образцу военторговским сапожником. Приказ о постоянном ношении оружия начсоставом и оперативно- следственными работниками вышел недавно, и снабдить всех табельной амуницией ещё не успели. Носить оружие на поясной кобуре в гражданской одежде не вполне эстетично, таскать за поясом, как в кинофильмах, глупо – запросто можно потерять. Поэтому и пошили всем нуждающимся самодельные наплечные кобуры для скрытого ношения оружия.
Олег закрыл сейф и углубился в чтение материалов дела. Он прекрасно помнил все нюансы этого непростого расследования, но перед составлением «обвиниловки» всегда полезно освежить память. Тем более что это даст ему возможность собраться.
Звонко и насмешливо затренькал прямой телефон.
– Твою мать! Как всегда, вовремя, – зло прошипел Олег.
Телефонов было два. К белому, общегородскому, с наклейкой «Враг подслушивает» на циферблате Олег относился спокойно. А вот этого чёрного урода, напрямую связывающего с дежуркой, не переносил на дух. Звонок по этому телефону, как правило, ничего хорошего не сулил.
– Слушаю, – буркнул Олег в трубку.
– Островецкий, – раздался в трубке спокойный голос дежурного, – зайди к начальнику отдела. Срочно!
– С какой радости? Нас, если мне не изменяет память, отделили недавно от милиции. Так что твой начальник – мне больше не начальник.
– А твои боссы тоже там. Так что топай, Олеженька, – ехидно проворковала трубка.
– Вот и поработал, – чертыхнулся Олег. Он вынул кобуру, сложил дела на полку и запер дверцу на ключ. Машинально опечатал сейф, набросил на плечи куртку и вышел из кабинета.
– Разрешите войти? – переступив порог кабинета начальника отдела милиции, Олег оглядел присутствующих.
Начальник отдела внутренних дел полковник милиции Рожков сидел за огромным письменным столом.
Вальяжный, крупный, лет сорока пяти, Михаил Михайлович Рожков уже давно возглавлял городскую милицию. Упорно докарабкавшись из простых оперов до начальника, не имеющий «мохнатой лапы» в министерстве, Михаил Михайлович проводил политику осторожного лавирования между интересами старых «партийно- советских» элит и нарождающихся новых – национально ориентированных. При этом своих подчинённых полковник, по возможности, в обиду старался не давать.
Напротив полковника за приставным столиком сидел межрайонный прокурор Юрис Константинович Тетерис. Крепенький, слегка полноватый, лет сорока с небольшим – слыл честным и справедливым.
В углу, утопая в мягком, изрядно потёртом кресле, сидел замначальника отдела по оперативной работе подполковник милиции Алексей Кочетов. Сорокалетний, с усталым выражением лица, немного сутулый, в видавшем виды тёмно- сером костюме, Алексей Иванович, прекрасный аналитик и неутомимый труженик, заслужил уважение даже у недоброжелателей. Однако излишняя прямолинейность и доходящая до догматизма принципиальность не давали ему близко сдружиться с кем-нибудь в отделе. За глаза его называли Бирюком.
Рядом с ним устроился начальник уголовного розыска майор милиции Владимир Шестаков – тридцатичетырёхлетний весельчак с глазами, в которых порой плясали чёртики. Володю недавно назначили начальником, что никак не изменило его отношений с сослуживцами. Он не выказывал никакого показного рвения, зря никого не наказывал и мог запросто выпить и погулять с сотрудниками. Шестакова ценили за лёгкий, незлобивый характер и постоянную готовность прийти на помощь.
На стуле у окна, расслабленно откинувшись на спинку, сидел бывший начальник уголовного розыска, а ныне – первый заместитель начальника отдела внутренних дел подполковник милиции Виктор Янович Тигерис. В свои тридцать восемь лет он успел окончить Академию МВД и считался преемником Рожкова на посту начальника отдела милиции. Среднего роста, с умными, слегка насмешливыми глазами, хорошо эрудированный, Виктор Тигерис, по прозвищу Тигр, отнюдь не походил на этого хищника. Он не рычал, не нападал, а поддерживал ровные, дружелюбные отношения с сослуживцами. Но в работе был жёстким и требовательным, хотя не перегибал палку и не унижал подчинённых. Собственно, это он, возглавляя местный уголовный розыск, подтянул его до уровня одного из лучших подразделений в республике.
На старом диванчике у стены, обособленно от других, рядком примостились ещё двое: руководители следственного отдела – непосредственные начальники Олега. Следователей недавно вывели из прямого подчинения местным органам милиции. Теперь они непосредственно подчинялись следственному управлению МВД. Поэтому «следаки», и до того подчёркивавшие свою процессуальную независимость, не могли упустить случая лишний раз напомнить об этом.
Начальник следственного отдела сорокавосьмилетний подполковник милиции Иван Федотович Баранников обладал вспыльчивым, взрывным характером. Невысокого роста, коренастый, с будёновскими усами, Федотыч был готов в любой момент грудью встать на защиту вверенного ему подразделения. Служба в Афганистане и предпенсионный возраст отнюдь не добавляли покладистости его характеру. Он в любой момент мог затеять перепалку с начальством или прокуратурой, если считал, что затрагиваются интересы отдела. Впрочем, нередко доставалось «на орехи» и подчинённым. К несомненным достоинствам Федотыча относились незлопамятность и отходчивость. Из-за этих особенностей своего характера Федотыч иногда становился объектом незлобивых розыгрышей. Правда, отважиться на такие деяния могли только его обожаемые «следаки». Им он прощал и мелкие нарушения дисциплины, и лёгкое раздолбайство, и шутки над собой.
Федотыча удачно дополнял его заместитель – сорокалетний подполковник Лев Николаевич Скворцов. Спокойный, интеллигентный, уравновешенный, он умело сглаживал острые углы во взаимоотношениях шефа с окружающими. Прекрасное знание законов, аналитические способности, большой практический опыт – всё это создало Скворцову славу серьёзного профессионала. К его мнению с уважением относились не только в городе, но и в министерстве. Лев Николаевич редко повышал голос, излагал свои мысли чётко и спокойно, что, впрочем, было порой куда более эффективным, чем громогласные заявления и ругань Федотыча.
Своё подразделение эти двое собирали долгие годы «по бусинке», лично изучая каждого кандидата в следователи. Тактично и неназойливо опекая своих питомцев, годами шлифуя их профессионализм, Баранников и Скворцов сумели создать лучшее следственное подразделение в республике. Его костяк составляли тридцати- тридцатипятилетние офицеры, прослужившие в органах по десять- пятнадцать лет, все с высшим юридическим образованием, все ещё достаточно молодые и полные сил, но уже опытные и закалённые службой. Всех этих ребят связывала между собой не только совместная служба, но и настоящая мужская дружба, постоянная готовность прийти друг другу на помощь. Собственно, на этом и держался следственный отдел в бурное постперестроечное время, когда размывались все понятия о чести и справедливости, когда шаталось и разваливалось некогда могучее государство, когда из всех щелей полезли жулики и бандиты всех мастей, когда общественное правосознание опустилось ниже уровня плинтуса, когда преступный промысел перестал быть занятием презренным и неуважаемым. Что же могло удержать на службе этих сильных, уверенных в себе мужиков, которые легко могли бы найти себе применение в более сытных и тёплых местах? Только осознание того, что своим уходом каждый из них «подставит» остальных, взвалив на их плечи свою часть ноши, и так уже совершенно непосильной. Только дружба, ответственность друг перед другом и чувство взаимовыручки сплачивали этих парней во всё ещё боеспособный и крепкий коллектив, неформальным лидером которого был Олег Островецкий.
Олег оглядел присутствующих и нахмурился. Состав собрания оптимизма не вызывал.
– Вошёл уже, – улыбаясь, произнёс Рожков. – Присаживайся, Олег Семёнович.
Дружески- фамильярный тон начальника милиции ещё больше насторожил Олега. Так начальство себя ведёт, когда собирается сообщить о чём-то неприятном. Олег присел за приставной столик напротив прокурора. Тот ободряюще улыбнулся. «Ну, и в какую хрень я влип?» – подумал Олег, но развить эту «оптимистичную» мысль не успел.
– Олег, в городе ЧП! – голос полковника посуровел. – Ночью убит командир танкового полка полковник Митрофанов. Ты ведь с ним немного знаком?
Вот оно что. Чутьё не подвело. На него хотят повесить расследование «мокрухи». «Ну нет, уважаемые, меня так просто на кривой козе не объедете».
Олег поскрёб небритый подбородок и мрачно заявил:
– А я-то здесь при чём? Существует прокуратура Прибалтийского военного округа – вот пусть вояки этим и занимаются.
– Прошу заметить, что преступление совершено на территории города и по территориальности – это наша подследственность, – с лёгкой издёвкой заявил прокурор. – Прошу также обратить внимание на то, что ещё несколько месяцев назад, если товарищ майор запамятовал, Латвия заявила о своей независимости. И советская армия в данный момент на территории республики имеет статус воинского контингента иностранного государства. Между прочим, в Латвии и за её пределами найдётся немало сил, которые захотят представить это убийство как теракт против советского офицера со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– А если это действительно теракт? – Олег не собирался сдаваться.
– Тогда тем более, – перебил его прокурор, – мы должны раньше военных раскрыть это преступление и доказать, что власти республики в состоянии контролировать ситуацию в стране.
– Вот и раскрывайте, – Олег упрямо продолжал стоять на своём. – Убийство – это подследственность прокуратуры. Нет, конечно, если будет установлено, что убийство совершили малолетки, то мы, согласно УПК, заберём это дело к себе. А что, может быть, уже известно, что фигуранты – несовершеннолетние? Может, кто-то из них на трупе свой школьный дневник оставил? – Олег явно издевался.
– Знаешь что? Ты тут не ёрничай! – с досадой хлопнул ладонью о стол полковник Рожков.
Прокурор сделал успокаивающий жест в его сторону.
– Это прекрасно, что майор Островецкий так хорошо знает уголовно- процессуальный кодекс, – в голосе прокурора зазвучали металлические нотки. – В таком случае он должен знать, что в отдельных, исключительных случаях, в целях успешного раскрытия и расследования преступления прокурор имеет право поручить расследование другим правоохранительным органам. В данном случае – следственным органам милиции.
– В чём исключительность данного случая?
– В данный момент в городской прокуратуре нет следователя, способного возглавить следственно-оперативную группу. Мара Гигуле в декретном отпуске, Валдис Лицис в командировке в Риге – в бригаде по расследованию преступлений рижского ОМОНа. Лёня Коношонок – недавний стажёр, ему с таким не справиться. Он и так сейчас фактически работает за троих. Так что остаётесь Вы, Олег Семёнович, – прокурор примирительно улыбнулся. – Я уже вынес постановление о назначении вас руководителем группы по расследованию данного преступления. Это согласовано с прокуратурой республики и следственным управлением МВД.
«Вот ведь как по-русски чешет, без малейшего акцента! И выражения какие изысканные – даже не скажешь, что латыш», – некстати подумал Олег. Он уже понял, что ему не отвертеться, но по инерции продолжал возмущаться.
– Нет, интересное дело. К то-то рожает, кто-то участвует в политических играх, а я должен за всех отдуваться!
Прокурор побагровел, глаза Рожкова метали громы и молнии.
– Успокойся, Олежа, – мягкий тон Баранникова разрядил наэлектризованную атмосферу в кабинете. – Дело решённое.
– И ты, Федотыч? – голосом умирающего Цезаря простонал Олег.
Впрочем, чего наезжать на старика? Несомненно, что он перед этим выдержал настоящий бой, пытаясь отмазаться от дела.
– Ладно, проехали, – к Олегу вернулось его обычное хладнокровие. – Как собираетесь помогать, господа начальники?
– Ну, первые несколько дней весь розыск будет работать на тебя, а затем, если не получится раскрыть по горячим следам, для оперативного сопровождения к тебе будет прикреплён капитан Долгоногов, – подал голос из своего кресла Кочетов.
– Да на нём материалов висит, как на собаке блох! – возмутился Олег.
– Все его материалы на время расследования разбросаем по остальным операм…
– …Которые ни черта по ним не будут делать, а потом Долгоногов получит по штанам за волокиту, – перебил Олег.
– Не получит, учитывая сложившиеся обстоятельства и пролетарское происхождение Ояра! – весело воскликнул Шестаков. – Даю слово!
«Ну что же, – удовлетворённо подумал Олег, – Ояр Долгоногов, да ещё и свободный от других дел, это серьёзная подмога». Со старшим оперуполномоченным уголовного розыска капитаном милиции Долгоноговым его связывала давняя дружба. Между следствием и уголовным розыском испокон века существует скрытое соперничество и профессиональная ревность. И те и другие считают именно себя милицейской элитой, отдавая, впрочем, дань уважения соперникам. Следователи уверены, что операм лишь бы поскорее сбагрить материалы в следствие, а дальше – хоть трава не расти. Качество материалов их не волнует. Опера же, в свою очередь, нередко пеняют следователям на излишнюю дотошность в расследовании, вследствие чего ясные и простые, с их точки зрения, дела порой не доходят до суда из-за отсутствия улик. Основной показатель работы уголовного розыска – это пресловутый процент раскрываемости. Для следователя же раскрываемость – дело важное, но не главное. На первом месте качество расследования. По делу должны быть собраны такие доказательства, чтобы ни у самого следователя, ни у прокурора, ни у адвоката, ни у судьи не возникло и тени сомнения в виновности обвиняемого. Эта разновекторность направления деятельности и порождает трения между двумя основными подразделениями милиции, что, однако, как правило, никак не сказывается на межличностных отношениях сотрудников. Опера и следователи обычно с большой долей симпатии относятся друг к другу, тем более что переход сотрудников из одной службы в другую – дело обыденное. Нередко эти симпатии перерастают в крепкую дружбу. Ну а подколки и шпильки в адрес коллег – это святое. Главное, чтобы соперничество не перерастало в глубокий, затяжной конфликт. – С операми ясно. А что с транспортом? Вот на чём я сегодня поеду к месту преступления? На «Положении о советской милиции»? – не отказал себе в удовольствии съязвить Олег1.
