Czytaj książkę: «В закрытом гарнизоне»

Czcionka:

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Маленькие солнца

Завершив очередной этап испытаний, наш подводный крейсер неспешно бродит переменными галсами в заданном квадрате Белого моря. Размеренно гудят турбины, в отсеках боевая готовность «два», команда чувствует себя умиротворенно.

Это все до подхода сюда эсминца, на котором мы будем отрабатывать выход в торпедную атаку. Эсминца пока не наблюдается и на борту, как говорят, благодать

Одна боевая смена несет вахту, остальные занимаются «по интересам».

А интересы у нас разносторонние, вроде «забивания морского козла» в старшинской кают-компании, читка разного рода потрепанных и непременно с картинками журналов, слушание магнитофона и бренчанье на гитаре в каютах, а также отработка различных нарядов, которых всегда вволю на военном корабле.

Время от времени, испросив разрешения у сидящих в центральном отцов-командиров, мы небольшими группами карабкаемся наверх по вертикальному трапу шахты входного люка, дымим в полумраке рубки дешевыми сигаретами и сквозь проемы выдвижных устройств и рубочные иллюминаторы любуемся красотой мироздания.

А любоваться есть чем.

В наших широтах начало лета, вовсю буйствует полярный день, и море отсвечивает ультрамарином до самого горизонта. Купол неба небывало высок, в нем неугасимо светит солнце, и величаво парят белоснежные чайки.

– Красиво, – досасывая бычок и пялясь в иллюминатор, бормочет Славка Гордеев.

– Ага, – задумчиво пускает вверх кольца дыма Серега Свеженцев. – Как у этого, как его, Репина.

– Может у Айвазовского? Репин моря не рисовал, – значительно изрекает Славка и презрительно косится на приятеля.

– Может и так, – цикает слюной в стоящий рядом обрез Серега. – Мы того, институтов не кончали.

В свое время Славка учился в университете, откуда был изгнан за разгильдяйство и отцом – полковником ВВС, определен на флот для перевоспитания.

– Да пошел ты, – обижено шипит Славка и разговор прерывается.

По решетчатому настилу мостика, который нам виден снизу, неспешно ступают яловые сапоги вахтенного офицера, изредка слышны подаваемые рулевому команды и щелчки манипуляторов управления.

На руле стоит наш приятель старший рулевой-сигнальщик Серега Алешин, и мы ему завидуем.

Одно дело в такую чудесную погоду маяться на боевом посту в отсеке и совсем другое стоять на залитом солнцем мостике.

Впрочем, когда мы попадаем в надводном положении в шторм, это чувство сразу же пропадает.

Докурив сигареты и в последний раз обозрев окружающее великолепие, мы с неохотой подходим к входному люку, поочередно шагаем в него и, обхватив ладонями и стопами ног скользкие поручни, чертом скользим вниз.

Затем, чтобы не привлекать внимания сидящих в центральном посту (могут озадачить) неслышно рысим к квадратному, с хромированным ограждением люку в палубе, быстро спускаемся еще на один уровень, и каждый следует по своим делам.

Лично я, в свой торпедный отсек, где просторно, на досуге можно потягать гирю и о чем-нибудь потрепаться со стоящим на вахте Саней Порубовым. Он хотя и мичман, но не намного старше, и у нас почти товарищеские отношения.

Однако потрепаться не светит.

Как только я отдраиваю переборочный люк первого, сонную тишину отсеков взрывают колокола громкого боя и по кораблю объявляется боевая тревога.

– Наверное, эсминец подошел, – сбрасывает ноги с направляющей балки торпедного стеллажа сидящий в кресле Саня, а я ныряю под нее и лезу на свой борт.

Спустя минуту, в палубном люке возникает курчавая голова в пилотке, и к нам присоединяется старшина команды Олег Ксенженко.

Последним, в неизменно бодром настроении, в отсеке появляется наш командир боевой части капитан-лейтенант Мыльников, плюхается в освобожденное Порубовым кресло и тянется рукой к тумблеру «каштана».

– Первый к бою готов! – следует бодрый доклад в центральный.

– Есть первый! – мигает красный глазок, и Сергей Ильич удовлетворенно крякает.

– Никак эсминец подошел? – интересуется сидящий за стрельбовым пультом Ксенженко, и мы вопросительно пялимся на командира.

– Да нет, хрень какая-то летает вокруг лодки, – не сразу отвечает он, потом выщелкивает из штатива трубку и набирает короткий номер

Из его последующего разговора с кем-то из офицеров становится ясно, что вахтой наверху, над кораблем в небе наблюдаются две необычных цели.

– Угу, угу, – кивая лобастой головой, ерзает в кресле «бычок». – Понял.

Затем он озадачено вщелкивает трубку в держатель и некоторое время молчит.

– Так че там, а товарищ капитан-лейтенант? – снова басит Олег. – Самолеты?

– Если бы, – озадачено чешет затылок Мыльников. – Какие-то светящиеся шары, облетают лодку

– Ни хрена себе, – переглядываемся мы. – Так может это по плану испытаний?

– Нет, – следует ответ. – Наверх вызван боевой расчет с ПЗРК.

Два переносных зенитных ракетных комплекса «Стрела-2» с месяц назад загружены на борт для обороны корабля от низколетящих целей и вот теперь один наверху. Интересно.

В томительном ожидании проходит час, в течение которого мы в очередной раз проверяем лежащую на стеллаже практическую торпеду и ждем, чем все это закончится.

Ожидание завершается отбоем тревоги, вахта заступает по – походному и Сергей Ильич, выдав нам необходимые распоряжения, отправляется в центральный.

А спустя некоторое время по кораблю разносится известие, что наверху две шаровые молнии.

Что это такое мы представляем смутно и строим самые различные предположения.

Наиболее убедительное высказывает Олег. Он заочно учится в Ленинградском госуниверситете, в свободное время много читает и не уступает в эрудиции офицерам.

– Согласно одной из гипотез, шаровая молния это сгусток плазмы – многозначительно изрекает он. – В котором огромное количество энергии. Природа шаровой молнии неизвестна. Такие вот дела.

– А она того, не опасная? – покосившись на отсечный подволок, внешне безразлично интересуется Саня.

Я тоже пялюсь вверх и пытаюсь представить эту самую молнию. Воображения не хватает.

– Да как сказать? – пожимает широкими плечами Ксенженко. – В практике отмечались случаи, когда натыкаясь на какое – либо препятствие, молния взрывалась, и имелись серьезные разрушения. А порой она проходила сквозь них и ничего.

– А через наш прочный корпус может?

– Хрен его знает, думаю вполне.

Некоторое время мы молчим, переваривая услышанное, а потом Олег встает и направляется к палубному люку.

– Пойду к ракетчикам, – говорит он нам. – Те точно чего-нибудь, да знают.

Минут через пять, покинув заступившего на вахту Порубова, я тоже спускаюсь вниз и направляюсь в сторону кормы, пообщаться с ребятами.

Когда сидя в старшинской кают-компании мы живо обсуждаем непонятное нам явление, там появляется один из ракетчиков – Серега Осмачко.

– Ну, как там, наверху? – слышатся сразу несколько голосов и все пялятся в его сторону.

– Как – как, – недовольно брюзжит взмыленный Серега. – Херня какая-то вокруг лодки летает. – Дайте попить, еле дотащил этот гребаную «Стрелу».

Сереге вручают эмалированную кружку с компотом из сухофруктов, и он жадно его лакает.

– Ну, рассказывай, – окружаем мы ракетчика.

– А чего рассказывать? – шмякает он ее на стол. – Вызвали нас с Федькой в центральный, сунули в руки ПЗРК и приказали тащить его наверх. Вылазим мы значит на мостик, а там командир со старпомом и наш «бычок». Наблюдают что-то в бинокли. Смотрим, сзади в небе пара светящихся шаров летает.

– ?!

– Ну да, летают и светятся курвы.

Бычок оборачивается, «приготовить ПЗРК к стрельбе!».

Приготовили, стоим, варежки разинули. А они хоть бы хны. Летают.

– Ну! – наваливаются на Серегу слушатели.

– Гну, – сопит тот. – Полчаса так стояли, а потом снизу поднялся начальник РТС* и сунул «кэпу» какую-то бумажку. Тот прочел и приказал нам тащить трубу вниз.

– Жалко, – разочаровано протянул кто-то. – Надо было того, шмальнуть.

– Хорошо бы, – соглашается Серега. – Для полноты ощущений.

Потом на переборке щелкает «каштан», и голос вахтенного офицера объявляет, что личному составу разрешен выход наверх.

Кают-компания пустеет, и все рысят в сторону центрального, побыстрее увидеть таинственные шары.

Но не тут-то было. Выход наверх разрешают только по трое.

– И что б мне там было тихо, – внушительно озирает любопытных помощник командира.

– Пять минут поглядели и вниз. Ясно?

– Точно так, ясно – вякаем мы, первая тройка поочередно исчезает в люке, а остальные изгоняются на среднюю палубу.

Томительно тянутся минуты и все нервничают – а вдруг улетят, и мы ничего не увидим?

Наконец появляются воняющие табаком счастливцы, и мы спрашиваем, – ну как?

– Летают мля, – восхищенно пучит глаза Димка Улямаем. – Оранжевые такие, вроде маленьких солнц..

– Ага, летают, – подтверждает Витька Печенкин. – И вроде как живые.

– Живые?! – ошарашено переглядываемся мы и нетерпеливо сучим ногами.

– Следующие пошли! – доносится сверху, и мы с Серегой Антоненко и Славкой Гордеевым звеним вверх по крутому трапу.

Потом десять метров вертикальной шахты, полумрак рубки со льющимися сверху золотистыми лучами и мы приникаем к плексигласу иллюминаторов.

– Где, где они, ты видишь? – сопит у меня над ухом Славка.

Впереди бескрайняя синь моря, вверху небо, с плывущими по нему перистыми облаками и больше ничего.

– Да вон же они, вон! – громко шепчет глазастый Серега, и мы бросаемся к нему.

Слева по борту, метрах в трехстах, в небе, в сторону кормы, плывут два пульсирующих, ярко – оранжевых шара. Они действительно чем-то похожи на солнце, только маленькие.

– Удаление четыреста метров, – доносится с мостика чей-то голос, и мы до боли выворачиваем шеи.

Через несколько секунд таинственная пара исчезает из поля зрения, и перед глазами только небо.

– Фантастика, – восхищенно тянет Славка, а мы с Серегой с тоской взираем на мостик. Нам бы туда, да кто пустит!

Увиденное вызывает острое желание закурить, что мы и делаем.

– Так, время вышло! – возникает в проеме мостика лицо боцмана и, напиваясь на ходу дымом, мы шаркаем тапочками в сторону люка.

– Ну, как, видели? – встречают нас внизу страждущие.

– Видели, – киваем мы. И расходимся по отсекам.

Спустя несколько часов, за вечерним чаем, макая сушки в блюдца с медом и прихлебывая из горячих кружек, мы обсуждаем увиденное и дивимся непознаваемости мира.

Что это было? Почему, откуда и зачем?

Последний берег

Пронзительно взвыв сиреной, белоснежная «Комета» плавно подошла к причалу, стоящие на ее носу и корме матросы ловко набросили на кнехты капроновые концы, затем был подан трап, и с судна, оживленно переговариваясь, сошла группа военных моряков.

Парни были облачены в форму «три» первого срока, многие со старшинскими лычками, и все с чемоданами в руках.

На флоте шла очередная демобилизация.

Спустя некоторое время, уволенные в запас, широко шагая и паруся клешами, черно-синей группой подошли к зданию железнодорожного вокзала, увенчанному куполом со шпилем, составили чемоданы у стены и дружно задымили сигаретами.

– Непривычно как-то, кореша, – с интересом оглядываясь по сторонам, сдвинул на затылок щегольскую, с длинными муаровыми лентами и тисненой золотом надписью «Северный флот» бескозырку, здоровенный главный старшина с рыжим чубом.

– Ага, отвыкли мы от гражданки, – поддержал его стоящий рядом усатый крепыш с гитарой, провожая взглядом двух длинноногих девчонок, проходящих рядом. – Гляди, братва, какие цыпы!

– Цыпы че надо, – сразу же отозвались несколько голосов, и вся группа приосанилась.

– Так может того, отметим последний сход на берег? – хлопнул себя по шее тыльной стороной ладони похожий на Паганеля старший матрос. – Как – никак, три года оттабанили.

Остальные весело согласились, подхватили свои чемоданы, и вся группа направилась в задание вокзала.

В это погожее майское утро он был еще немноголюдным, матросские каблуки звонко цокали по бетонному полу, нарушая сон прикорнувших в зале ожидания пассажиров.

Однако уже открывшийся буфет огорчил парней отсутствием в нем чего-либо горячительного, станционный ресторан был закрыт, и недовольно брюзжа, группа направилась к выходу.

– Ну, так че? – снова пробубнил Паганель, когда все вышли из-под сводов вокзала и стали озирать окрестности. – Может сдадим шматье в камеру хранения и рванем в город? До поезда еще целых три часа.

– Лично я пас, – чуть подумав, заявил главстаршина. – Тем более, что в Мурманске бывал. Большая казарма.

– Точно, – поддержали его несколько голосов. – К тому же там сейчас патрулей, как собак нерезаных.

– А у м-меня прет-тложение, – сказал блондинистый старшина 1 статьи. – Айт-та вон тут-та, – кивнул он в сторону привокзального сквера. – Там посидим на сол-лнышке, а пару р-репят отправим в гор-рот, пускай чего-н-нибудь прит-таранят.

– Во-во, Айво, точно! – радостно оживились остальные, и вся группа целеустремленно зашагала к скверу.

Там моряки облюбовали одну из скамеек, в их руках зашелестели полученные при увольнении новенькие рубли и трешки, и вскоре два добровольца, прихватив с собой пустой «сидор», шустро зарысили к расположенной рядом с вокзалом автобусной остановке.

– Ну, а мы пока музычку послушаем, – щелкнул кнопкой портативного «Дельфина» один из моряков, и с ближайшего дерева сорвалась стайка воробьев.

Ой, где был я вчера – не найду, хоть убей!
Только помню, что стены – с обоями,
Помню – Клавка была, и подруга при ей, —
Целовался на кухне с обоими!

хрипло заорал всенародно любимый бард, и всем стало весело.

– Вот и я так, – мечтательно прищурил глаза хозяин магнитофона. – Приеду к себе в Иваново, неделю гулять буду. Тем более что девчат у нас море.

– Поскольку тема интересная, завязывается оживленный треп, и все радостно гогочут.

В самый его разгар в дальнем конце сквера появляются три фигуры и, шагая в ногу, направляются в их сторону.

– А вот и патруль, – метко цикает слюной в урну Паганель, и все головы поворачиваются в ту сторону.

– Может пригласить их с нами бухнуть? – задумчиво гудит главный старшина. – На прощание, так сказать.

– Го-го-го! Га-га-га! – весело заржали остальные. – С патрулями? На прощание? Здорово!

Тем не менее, когда сухопутный капитан и сопровождающие его два сержанта подходят к скамейке, все встают и изображают строевую стойку.

– Так, кто тут у вас старший? – ответив на приветствие, оглядел группу капитан.

– А у нас теперь того, старших нету, – задорно вякнул владелец «Дельфина». – Мы, товарищ капитан, уволены в запас.

– Ясно, – последовал ответ. – Документы.

Моряки полезли в карманы клешей, и офицер просмотрел военные билеты.

– Ну что же, документы в порядке, – констатировал он, поочередно возвращая их парням.

– Во сколько поезд?

– В 11.30. Едем до Ленинграда.

– Ну что же, доброго вам пути, – кивнул начальник патруля. – Только не вздумайте поддать. Понятно?

– Как можно? – раздалось сразу же несколько голосов. – Обижаете, товарищ капитан!

– Вас обидишь, – хмыкнул офицер, и вся тройка последовала дальше.

Ой, где был я вчера – не найду днем с огнем!
Только помню, что стены – с обоями,
И осталось лицо – и побои на нем,
Ну куда теперь выйти с побоями!

прохрипел очередной куплет бард, все, снова уселись на скамейку и продолжили столь интересную тему.

А спустя полчаса из города на очередном автобусе подъехали довольные «гонцы», с изрядно располневшим «сидором», в расположенном неподалеку киоске моряки купили два пакета горячих чебуреков, и зажатые в их руках бутылки, глухо звякнули друг о друга.

– Ну че, айда на вокзал? – предложил усатый крепыш, когда вино было выпито а чебуреки съедены. – Людей посмотрим, себя покажем.

– Айда, – заухмылялись парни. – Хорошо все-таки на гражданке!

Вокзал встретил их многолюдьем, гнусавым лаем репродуктора, сообщавшим о прибытии очередного поезда и бестолковой суетой пассажиров.

– Да, братва, – критически оглядел людской муравейник главный старшина. – Никакого порядка. И строем никто не ходит.

Между тем военных кругом значительно прибавилось.

В разных местах, блестя золотом нашивок, шевронов и жетонами за воинские отличия, с независимым видом стояли группы увольняемых в запас.

Кого тут только не было.

Рядовые, ефрейторы и сержанты с черными, голубыми и красными погонами, пограничники в зеленых фуражках и со здоровенной овчаркой в наморднике, моряки в широченных клешах и сдвинутых на затылок бескозырках. Между ними неспешно дефилировали многочисленные патрули, время от времени в толпе возникали милицейские наряды, а у торцевой стены вокзала стоял укрытый тентом военный грузовик, в кузове которого скучал взвод десантников.

– Солидно, однако, нас провожают, – значительно изрек Паганель. – Ну да ничего, в поезде повеселимся.

Внезапно на перроне возник какой-то шум, крики, и сопящий патруль проволок в сторону двери с табличкой «военный комендант», двух упирающихся, похожих на елочные игрушки солдат.

…врагу не сдается наш гордый «Варяг»!
Па-ащады, никто не жела-а-ает!!

пьяно орали те и пытались вырваться.

– М-да, – переглянулись моряки. – Эти уже приехали.

– Поезд Мурманск – Ленинград подается на первый перрон! Нумерация вагонов с головы состава! – металлически пробубнили репродукторы.

Вслед за этим в дальнем переплетении блестящих рельс возник зеленый локомотив, за ним длинная змея вагонов, все это плавно вкатило на перрон и, лязгнув сцепками, остановилось.

– Ну что, братва? – Карета подана, айда на погрузку, – первым взял свой чемодан главный старшина, и вся компания широко зашагала в голову состава.

– Трет-тий? – поинтересовался у стоящей перед открытой дверью одного из вагонов молоденькой проводницы Айво.

– Третий, – улыбнулась та. – Ой, сколько вас много!

– И все холостые, – подмигнул девушке крепыш с гитарой. – Меня, кстати, зовут Вова.

– А его жену, Света, – наклонился к проводнице Паганель, и все весело заржали.

Спустя минуту моряки дружно затопали по светлому линолеуму вагона и по – хозяйски разместились в двух средних плацкартах.

– Да, давненько я не ездил в поездах, – усевшись у окна, раздернул закрывавшую его шторку главный старшина. – А кубрик ничего, как у нас на «коробке»*.

Вскоре вагон наполнился многочисленными отъезжающими, проводница прошла по проходу и выпроводила провожающих, затем впереди пропел гудок, и по составу прокатился лязг сцепок.

В то же самое мгновение из вокзальных репродукторов грянул «Марш славянки», за окнами медленно, а потом, все убыстряясь, поплыл перрон.

– Ну, вот и все, – вздохнул кто-то из парней. – Поехали.

Спустя непродолжительное время, гремя колесами на стрелках, поезд вынесся на окраину, и сбоку, сливаясь с туманным горизонтом, возникла часть залитого солнцем Кольского залива.

– Прощай Флот! – заорали прильнув к открытым окнам моряки и замахали бескозырками.

– Прощай..!

Им в лица бил ветер. Соленый и почему-то влажный.

Верхняя вахта

– Третьей смене верхневахтенных приготовиться к заступлению! – пробубнил по лодке голос из «каштана».

Сладко зевнув, матрос-первогодок Витька Печенкин сбросил с себя дрему, которая навалилась на него после ужина, открыл дверцу платяного шкафчика и, что-то недовольно бурча под нос, стал облачаться в необходимые атрибуты.

Для начала он натянул поверх синего «РБ»* стеганые ватные брюки и водолазный свитер, затем шерстяные носки и, обернув ступню каждой ноги пошарканной в руках газетой «На страже Заполярья», кряхтя обул морские яловые сапоги с медным подбоем.

Потом несколько раз притопнул ими по линолеуму палубы, удовлетворенно крякнул и напялил на себя мягкую, пахнущую овчиной хромовую канадку, а на стриженую под ноль башку черную, с рубиновой звездочкой, матросскую шапку.

После этого Витька с завистью взглянул наверх, где за задвинутой шторкой, на своей койке сладко посапывал его сменщик и, вздохнув, откатил в сторону дверь каюты.

Четыре часа верхней вахты его не радовали, но что делать, такова участь всякого молодого, или как говорят, «карася», на Северном флоте.

Согласно неписанному закону, всякий прибывающий из учебного отряда матрос, в течение максимально короткого времени обязан сдать экзамен на самоуправление боевым постом, после чего он становится полноправным членом экипажа и получает свои законные «морские»*.

До этого же молодого жучат и в хвост и в гриву, используя как дармовую тягловую силу, гоняют в различные береговые наряды, а для осознания своей никчемности всенепременно ставят на верхнюю вахту.

Налицо не дающая осечек военная аксиома: не можешь – научим, не хочешь – заставим.

Миновав ряд отсеков, похожий в своих одежках на пингвина, Печенкин задраил за собой очередной люк и, сопя, стал подниматься по наклонному трапу в центральный пост.

За то время, которое он находился на корабле, Витька немного пообвык в его бесконечных лабиринтах до предела насыщенных плодами технического прогресса, но центральный пост, бывший сосредоточением всего, внушал ему едва ли не священный трепет.

В период нахождения в учебном отряде, в числе других курсантов, Печенкину доводилось бывать на подводных лодках базирующейся рядом бригады, где их знакомили с устройством субмарин.

Но то были корабли второго поколения – с дизельными энергетическими установками, ограниченной дальностью плавания и временем нахождения под водой.

Крейсер же, на который попал служить Витька относился к последнему, имел ядерную силовую установку, был вооружен шестнадцатью межконтинентальными баллистическими ракетами и мог оперировать в любой точке Мирового океана.

– Прошу разрешения в центральный! – сглотнув слюну, осторожно ступил Печенкин на матово блестящий линолеум и в очередной раз удивился тому, что увидел.

Вокруг, в легком полумраке, холодно сияли всевозможные экраны, пульты и приборы, отсвечивали хром и бронза многочисленных вентилей, маховиков и манипуляторов, змеились хитросплетения кабельных трасс и трубопроводов, а в самых разных местах таинственно мерцали сигнальные лампочки и мнемосхемы.

– Попробуй, – благодушно кивнул черной пилоткой сидящий в командирском кресле дежурный по кораблю с повязкой «РЦЫ» на рукаве куртки, а листающий какой-то формуляр помощник с интересом уставился на матроса.

– Ну, Печенкин, когда сдашь на самоуправление? – закинув ногу на ногу, поинтересовался дежурный, покачивая носком хромового ботинка. – Или так и будешь припухать у трапа? – ткнул пальцем вверх.

– Не, – застенчиво потупился Витька и шмыгнул носом.

– Чего «не»?

– Скоро сдам, остались только корабельные системы.

– Ну-ну, – последовал лаконичный ответ, и дежурный сделал знак помощнику.

Тот подошел к расположенному за одним из пультов металлическому сейфу, зазвенел связкой ключей в замке, потянул на себя дверку и внутри масляно замерцали стволы десятка АКМС*.

– На, – извлек из пирамиды мичман крайний и вместе с заряженным магазином протянул его матросу.

Тот молча принял оружие, вщелкнул магазин в приемник, после чего клацнул предохранителем и, нацепив автомат на шею, доложил о готовности к заступлению.

– Значится так, – сдвинул брови капитан-лейтенант. – Вахту нести бдительно, при нападении смело отражать неприятеля и оборонять наш подводный крейсер. Все понятно? – и сделал зверскую рожу.

– Точно так! – выпучил глаза Печенкин. – Понятно!

– Давай, Лебедев, меняй пост, – приказал дежурный помощнику и тот, кивнув, Печенкину, первым взялся за поручни ведущей наверх шахты.

Наверху их встретил собачий холод, россыпи звезд, мерцающих над застывшим заливом и опушенный инеем вахтенный, пританцовывающий на пирсе, рядом с трапом.

– Ну, как тут Мингажев, не жарко? – заботливо поинтересовался мичман, с удовольствием вдыхая морозный воздух.

– Н-нет, – клацая зубами, ответил тот и поддернул ствол заиндевевшего автомата. – Замерз как собака, таварищ мичман.

После этого состоялась короткая церемония смены вахты, мичман, с деревянно шагающим за ним Мингажевым споро исчезли в рубке, и Витька остался у трапа один.

Для начала он набросил на голову капюшон, смел рукавицей с висящего на леерной стойки «каштана» снежную порошу и метко цыкнул слюной в ближайший кнехт, с заведенным на него носовым швартовым.

Потом внимательно окинул взглядом уже ставшую привычной панораму базы, с застывшими у пирсов заснеженными ракетоносцами, парящей штабной плавказармой и неясно мерцающими вдали огоньками казарменного городка, и, насвистывая, двинулся по пирсу вдоль длинной горбатой туши, пришвартованного к нему корабля.

Напротив, тускло отсвечивая стояночными огнями, стоял такой же, у трапа которого тоже прохаживался вахтенный.

– Привет! – помахал парню рукой Печенкин, и тот ответно поднял свою.

Дойдя до конца пирса, с закрепленными на нем щитами электропитания и тянущимися от них в корпус кабельными трассами, Витька попинал ногой туго натянутый кормовой швартов и с чувством выполненного долга заскрипел сапогами обратно.

– Эй, корешок, у тебя закурить есть? – простужено пробубнил вахтенный соседней лодки, когда Печенкин снова вернулся к трапу.

– Есть, – кивнул он капюшоном, стащил зубами кожаную рукавицу и извлек из-за пазухи мятую пачку «Примы».

Курить на вахте запрещалось, но, как говорят, запретный плод всегда сладок и через минуту, пряча огоньки сигарет в рукавах, бдительные стражи предались вредной привычке.

После этого они немного потравили о службе, новый Витькин знакомец угостил его черным сухарем и парни разошлись каждый к своему трапу.

Между тем сумерки над базой все сгущались, тянущиеся по бетонке вдоль берега фонари стали гореть ярче, и в погоде наметились изменения.

Спустя несколько минут, откуда-то со стороны моря налетел шквальный порыв ветра, с неба повалил густой снег и все закружилось в бешеной круговерти.

Это было одно из тех явлений природы, которыми так богат Север, и на местном сленге оно именовалось «заряд».

В вое ветра и сплошной снежной завесе скрылось все окружающее и, цепляясь руками за обледенелые леера трапа, отвернув от секущей крупы лицо и хватая ртом разреженный воздух, Печенкин перебрался по нему на узкий обвод лодки, где укрылся под нависающим сверху громадным пером рубочного руля.

Здесь, под защитой высоко вздымающейся в нескольких метрах сзади ракетной палубы было несколько тише, и, прислонившись спиной к настывшему металлу рубки, Витька стал пережидать беснующуюся пургу.

Заряд прекратился так же неожиданно, как и начался.

Последние порывы ветра с воем унеслись в тундру, снежная завеса рассеялась и кругом снова установилась тишина.

В ней резче проявились ночные тени и абрисы заснеженных ракетоносцев, первозданно чистая даль залива и фантастическое нагромождение опоясывающих его скал.

Касавшееся их небо вдруг стало высоким, потом высветлилось, и по нему весело заплясало северное сияние.

Непрерывно меняясь и чуть слышно потрескивая, оно то висело в воздухе фантастическими гирляндами, то вдруг превращалось в подобие фейерверков, то катилось по небу волшебным колесом.

– Это ж надо, – восхищенно шептал Витька, высоко задрав голову и хлопая заиндевелыми ресницами. – Как в сказке…

– Эй, Витек, ну как тебе это чудо! – радостно заорал вахтенный с соседней лодки.

– Красотища! – в свою очередь заорал Витька, продолжая созерцать небесный праздник.

Спустя некоторое время нерукотворные краски стали меркнуть и удаляться за горизонт, потом они превратились в едва заметную игру света и погасли.

– М-да, жалко, – с сожалением пробормотал Витька. Ему хотелось смотреть в небо еще и еще.

– Ну да ничего, – потер он рукавицей замерзший нос. – Впереди у меня еще целых две зимы.

После этого Витька стянул с головы заснеженный капюшон, отряхнул рукавицей такие же штаны и, повертев уставшей от автомата шеей, сошел по сколькому трапу на пирс.

– Гав! – внезапно раздалось со стороны КДП* и оттуда, по наклонной аппарели в его сторону, понеслись две неясных тени.

– ЗдорОво, Бой! – отводя лицо от морды радостно бросившего на его плечи лапы сенбернара, – весело рассмеялся Витька. – Да ты никак с подругой?

– Гав! – ответил тот и, опустивший наземь, согласно завилял хвостом.

Прибежавшая с ним молодая лайка вкусно обюхала Витькины сапоги и сделала то же самое.

– Понял, – сказал Витька, – стянул зубами рукавицу, извлек из кармана канадки два куска сахару и поочередно попотчевал им гостей.

Те с достоинством захрустели и стали пускать слюни.

– Ну, как, вкусно? – потрепал Витька за мощную холку сенбернара.

– У-у, – довольно пропел горлом Бой, а его подруга облизнулась и выжидательно уставилась на матроса.

– Все, больше нету, – развел тот руками.

После этого гости поочередно лизнули ему рукавицу и, дружелюбно помахивая хвостами, с достоинством направились ко второму вахтенному.

Та все повторилось, после чего визит закончился и, весело играя, лохматая пара умчалась в тишину ночи.

А она набирала обороты.

Мороз крепчал, и небо украсилось сонмом звезд, ледовый припай вокруг лодки незримо увеличивался, и натягивал швартовы, на которых вырастал пушистый иней.

Витька снова натянул на голову капюшон, поддернул до предела замок канадки и, притопывая сапогами, стал прохаживаться вдоль пирса.

Спустя некоторое время они с Лешкой (так звали соседа) снова подымили в морозном воздухе, лениво перебросились парой фраз и продолжили ночное бдение.

Когда вахта перевалила на вторую половину, ноги у Витьки изрядно настыли, шея и плечи онемели от тяжести автомата, а на едва проклюнувшихся усах закуржавился иней.

– Колотун, бля, – едва ворочая губами бормотнул он, и стал приплясывать на месте.

Минут через пять стало чуть теплее и, наращивая успех, Печенкин заорал матерную песню