Czytaj książkę: «Фарфоровые куклы»

Часть I

Их лица – гладкий фарфор,

и алые губы нежны́.

Глава 1. Полотно

Последний штрих кисточки мастера на чувственных губах, застывших в едва заметной и умиротворенной улыбке, завершил филигранную работу над первым в его жизни «полотном». Образ, с которым он ни на минуту не расставался почти всю свою сознательную жизнь, воплотился в лежащей перед ним бездыханной женщине. Удовлетворение и покой обогрели разум искусного «художника». Впервые за многие годы он избавился от той давней боли, что непрерывно терзала его неспокойное сознание и покалеченную душу.

Запах красок, тщательно выглаженной одежды, чистого тела и мягких волос, бережно вымытых персиковым гелем, смешался с теплым весенним воздухом, когда он выкатил каталку на задний дворик, чтобы погрузить мертвое тело в черный фургон.

Перед тем как сесть в автомобиль и тронуться, он постоял над ней около минуты с таким отрешенным видом, будто сейчас на земле оставалась лишь его телесная оболочка, помещенная в большую, плохо освещенную скорлупу, а разум и тело витали где-то за пределами этого мира, наблюдая картину со стороны. Оглядев свой «шедевр» усталым взглядом, человек в неброской куртке и темных джинсах под цвет кроссовок еще раз удостоверился, что проделал все манипуляции без помарок, аккуратно потянул за пуллер (молния принялась издавать характерный, последовательный звук, а полиэтилен зашуршал) и до конца застегнул мешок для трупов с закругленными углами.

Он толкнул каталку в кузов фургона и тихо закрыл за ней безоконные двери.

Вернувшись назад, он припарковал машину там же, на заднем дворе, и поднялся в свое жилище. Немного отдохнув, он сменил одежду: надел длинный тканевый плащ (темно-синий, почти сливающийся с ночью), переобулся, вышел на крыльцо, задумчиво осмотрел поверх забора прилегающую дорогу с тянущимися вдоль нее сплошными кустами идеальной формы и направился пешком неприметными проулками к одному бездомному, за которым следил уже около месяца.

Бродяга спал в коробке из-под холодильника на своем привычном месте. Он разбудил его пинком вздутого на мыске ботинка в костлявый бок, отчего пожилой нищий резко подорвался и выдал короткий жалобный стон, испуганно прижавшись к обшарпанной стене из красного кирпича.

Заброшенное придорожное кафе с заколоченными окнами за его спиной, располагавшееся когда-то в этом одноэтажном здании, построенном еще во времена Великой депрессии¹, давно покрылось мхом и плесенью в самых уязвимых местах. Плохо скрытая от посторонних глаз ночлежка, которую бродяга оккупировал в одиночку, источала настолько едкий запах сырости вперемешку с вонью иссохшей, дистрофичной тушки ее постоянного обитателя, что зловоние било в ноздри аж на расстоянии десяти футов.

Незнакомец достал купюру в пятьдесят долларов из кармана плаща, ворот которого закрывал половину его лица, и так неразличимого в безлюдных сумерках городской окраины, и протянул ее бродяге. Бездомный удивленно посмотрел на мрачный силуэт нежданного гостя, пытаясь разобрать черты его лица, но из-за ворота и низко натянутой шапки незнакомца разглядел лишь тусклые белки глаз, перепугавшись еще сильнее.

– Ты должен позвонить в полицию из ближайшего автомата, чтобы сообщить о трупе в заброшенном депо в нескольких милях к северу. Ты получишь полтинник, если сделаешь все, как я тебе скажу.

Бродяга оторопел, но быстро собрался с духом и поинтересовался, почему этот человек не может оповестить полицию сам? Незнакомец спокойным и убедительным голосом ответил, что лучший способ получить пятьдесят баксов прямо сейчас – не задавать лишних вопросов.

– Позвонишь утром на рассвете. Я случайно наткнулся на тело и просто не хочу связываться с копами. С тобой ничего не станет – на кой черт ты им сдался, – а мне вся эта волокита может изрядно подпортить жизнь. Но мы ведь должны сообщить о происшествии, не так ли? Как законопослушные граждане…

Бездомный, кряхтя, поднялся на ноги и со словами «Полтинник мне точно не помешает» взял деньги трясущейся рукой в шерстяной перчатке с обрубленными пальцами. Он сунул купюру во внутренний карман драного, заблеванного пиджака так поспешно, будто сейчас ее заберут обратно – и не видать голодному старику жирного бургера с глотком виски, которые были сейчас его главной мечтой, плотно засевшей в мыслях последние несколько дней.

– Не раньше рассвета, – напомнил незнакомец, поправив натянутую на брови шапку. – Сделай, как я сказал, и не вздумай самовольничать, – с угрозой прибавил он, бросив на пол звякнувшую при ударе десятицентовую монету: – Это для телефонного автомата.

Подняв ворот повыше и сильно опустив голову, человек в плаще торопливо скрылся за ближайшим углом через дорогу, скользнув в темноту между огромным вязом и дорожным знаком «Кирпич».

Он поднялся в свою скромную обитель, тяжело рухнул на кровать и долго смотрел в потолок, вспоминая свою «сегодняшнюю работу» в мельчайших деталях. Пытаясь сравнить образы двух женщин, он никак не мог отчетливо разглядеть в своем воображении ту, которая уже давно и прочно захватила его разум, поселилась в нем вечным призраком – напоминанием о далеком прошлом…

Картинки хаотично менялись одна за другой, не давая сконцентрироваться на ее лице. В памяти всплывали события детства, качели на огромном дереве, амбар, громкий хлопо́к; кисточки с красками, черный фургон, тело, депо и рельсы; покрытое язвами лицо бездомного и неработающий уличный фонарь… В конце концов он смог отбросить в сторону смешанные образы, приложив немалые психические усилия, и она возникла перед ним на фоне яркого света: красивая, с доброй улыбкой, ее белые волосы теребил легкий ветерок, а глаза сверкали подобно голубым кристаллам. Она то махала ему рукой издалека, то оказывалась рядом и нежно обнимала, гладя по голове и одаривая поцелуями влажных губ…

Он просунул руку под подушку, достал потрепанный блокнот в темно-коричневом переплете с ручкой между страниц и записал идеальным каллиграфическим почерком:

7-е апреля, 1979 года.

Сегодня я впервые свершил задуманное. Мы снова были вместе. Она стала как прежде. На целом свете нет никого безупречней. У нее гладкое лицо, чистая одежда и ухоженные волосы… Моя боль ушла… Эти тени, эти страшные фигуры и проклятые звуки… все исчезло, они больше не приходят и не преследуют меня…

Через неделю эйфория сменилась нарастающим чувством тревоги. Это произошло настолько стремительно и неожиданно, что он запаниковал. По его мнению, погружение в прежнее состояние, с которым приходилось жить и мучиться ежедневно, не должно было произойти вообще. Он надеялся совсем на другое и не планировал делать это снова, чтобы только лишь избавиться от бесконечных страданий.

Воспоминания прошлого нахлынули с еще большей силой и вызвали острую душевную боль. Его раздирало изнутри, внутренние органы выжигало неуемным огнем. Не в состоянии себя контролировать, он начал метаться по комнате, сбрасывать предметы с мебели, швырять на пол книги и выть зверем… Ее изуродованная голова, едва держащаяся на залитой кровью шее, отразилась в зеркале у двери, а затем шатающаяся фигура в легком сарафане появилась в дальнем углу комнаты: сначала она хрипела, а после стояла там молча, приводя его в неописуемый ужас и зачем-то беззвучно открывая и закрывая раскуроченный рот.

Он примкнул щекой к холодной стене, несколько раз ударил по ней кулаками, содрав кожу с костяшек, повернулся спиной и медленно сполз на пол, в отчаянии опустив между ног охватившие неконтролируемым тремором руки. Злость и одиночество выжирали нутро. Он стиснул зубы и тяжелым взглядом исподлобья уставился в никуда. Закололо в сердце, глаза налились кровью, голова потяжелела, комната поплыла…

Через несколько минут он взял себя в руки и успокоился. Жуткие картинки, возбудившие разум, постепенно растворились, и на смену им пришли с юности укоренившиеся в мозгу навязчивые фантазии, тщательно скрываемые от окружающих. Он взял с полки несколько профессиональных книг, из которых черпал необходимые знания для своей работы, и с головой ушел в чтение, представляя, как будет воплощать в жизнь свои «творческие задумки».

Фигура в углу вскоре исчезла.

6-е июня, 1979 года.

Наконец я решился с ней заговорить. Сегодня она пришла в бюро во второй раз. У нас много общего. Недавно она потеряла мать и осталась совсем одна. Она нуждается в моей помощи. Я не могу оставить ее наедине с такой ужасной проблемой и позволить несчастной девушке страдать. Она этого не заслуживает. Никто этого не заслуживает…

Глава 2. Место трупа

– На первый взгляд ничего существенного, – докладывал криминалист Лэнс в синих перчатках прибывшим на место обнаружения тела офицерам. – Жаль об этом говорить, хоть такое и нередко случается, но серьезных улик пока не обнаружено. Боюсь, найти что-нибудь интересное нам не светит.

Они с Да́ггертом стояли над телом мертвой женщины лет двадцати восьми-тридцати. Переминаясь рядом на корточках, Флинн внимательно рассматривал жертву в черном патологоанатомическом мешке, одетую в светлый летний сарафан с короткими рукавами, закрывающими верхнюю часть хрупких плеч.

На территории оцепления работала группа экспертов: фотограф делал снимки, дактилоскопист ковырялся в своем чемоданчике, а составитель карты места преступления делал пометки в своем планшете, стоя у одного из нескольких прожекторов на треноге, ясно освещавших свой сектор в полузамкнутом пространстве. Полицейские младших чинов охраняли периметр, огороженный переносными пластиковыми бордюрами и специальными желтыми лентами на расстоянии нескольких десятков футов от заброшенного депо – повторяющаяся на протяжении всей длины черная надпись предостерегала заглавными буквами:

POLICE LINE CRIME SCENE DO NOT CROSS

– Преступник нам кое-что оставил. – Лэнс подозвал человека с чемоданчиком из своей команды, отвечающего за хранение улик, и попросил его достать какой-то вещдок.

Он протянул его детективу. Внутри оказался небольшой лист бумаги, на котором были наклеены вырезанные из газет и журналов буквы, собранные в имя и фамилию без пробела, одним словом:

ТРЕЙСИ ПАЛМЕР

– Он хочет, чтобы мы идентифицировали жертву быстро. – Даггерт покрутил в руке шуршащий пакетик, осмотрел его под разными углами.

– Как и в прошлый раз. Мы проверим листок, но вряд ли найдем вещественные зацепки. Относительно прочего ничего определенного сейчас не скажу. Нужно провести все необходимые исследования. Любая мелочь может оказаться значимой.

– Преступник должен был оставить хоть какие-то следы – здесь очень… – сказал детектив, оглядев под своими ногами пол: его начищенные с вечера ботинки и низ брюк покрылись седой пылью.

– Нам удалось обнаружить следы обуви десятого размера. Они могут принадлежать человеку, который доставил сюда тело. Это видно по тому, как проделан его путь. А вот эти от каталки, – криминалист начертил пальцем невидимую линию от входа в депо к трупу, указав на рваную местами колею, – она отпечаталась в приличном слое цемента и частично сохранилась вместе с рисунками обуви.

– Каталки?

– Медицинские носилки на колесах, я думаю. Очевидно, они имели опускающий механизм, иначе преступнику было бы тяжело стащить тело на шпалы, не повредив облик жертвы. Как видите, она ухожена тщательным образом, и тот, кто привез сюда эту женщину, внимательно следил за тем, чтобы не испортить антураж, если можно так выразиться. Ничего удивительного: перед нами вторая аналогичная находка.

– Я бы уточнил, что это нам известно только о двух трупах. Но убийце, как я понимаю, важно явить свое детище миру, а не прятать его. Иначе, зачем весь этот «арт», развернувшийся перед нашими глазами? – произнес Даггерт.

– Тогда будем надеяться, что других жертв, о которых не ведает полиция, нет.

– Похоже, для него имеет особое значение их облик. Все должно было рано или поздно повториться.

– Округ ни разу прежде не сталкивался с подобными убийствами, – сказал Флинн.

– Преступник не просто без всякого сопротивления жертвы ее умертвил, он провел над ней своего рода посмертный ритуал, – отметил Лэнс.

– Я помню первое дело, его поручили Стивенсону из отдела убийств. Так оно и зависло. Ни улик, ни свидетелей, ни зацепок… – дунул ветер, Даггерт поправил воротник плаща.

– Мы нашли волосы жертвы на мешке для трупов и частицы разных типов тканей. Похоже, он орудовал в специальном костюме, маске и перчатках. Возможно, перед уходом убийца подправил свой «шедевр».

– Потому что подпортил «его», когда укладывал тело?

– Не исключено.

– Если только убивает и проделывает все эти манипуляции один и тот же человек.

– Все может быть. Я могу ошибаться, но при таком внимании к трупу вряд ли в это дело вовлечен некий подельник. Следов посторонних людей мы также не обнаружили – ни внутри, ни за периметром.

– Хочешь сказать, тут зарыто нечто глубоко личное, и убийца не разделил бы такую работу с кем-то другим?

– Только посмотри на нее, Даггерт.

Детектив остановил изучающий взгляд на лице убитой.

Флинн промычал снизу что-то невнятное.

– Значит, он возит с собой все эти принадлежности: каталку, косметику и прочее… – едва слышно, как будто обращаясь к самому себе, проговорил Даггерт.

– Интересно, где и когда произошло убийство? – вопросил Флинн.

– Точно не здесь. Что касается времени, то, предположительно, смерть наступила прошлым вечером. Из-за слоя косметики сказать что-либо навскидку нельзя – не вижу реального, поверхностного состояния кожи, но как бы там ни было, слово за патологом. Вы не хуже меня знаете, что только в плохом кино с ходу устанавливают точное время гибели. Это невозможно. И даже после всех тщательных процедур остается иногда погрешность и некоторые условности.

– Это был риторический вопрос, обращенный в пустоту, – оправдался Флинн (конечно, он знал). – Почему вы думаете, что ее убили накануне вечером?

– Ему важно передать тело в том виде, в каком он его для нас подготовил, – ответил вместо Лэнса детектив.

– А тело доставили сегодня ночью, – закончил криминалист. – Снаружи также обнаружены следы шин автомобиля, на котором, как мне видится, сюда привезли жертву.

– И он успел проделать все это за короткий промежуток времени?

– Почему бы и нет, если все инструменты заранее приготовлены, а рука набита. Частицы машинного масла попали также на мешок, но от этого вряд ли вам полегчает, даже если мы установим марку. Однако при сверке с маслом подозреваемого авто добытый образец точно пригодится. Проблема лишь в том, что одной и той же маркой могут пользоваться десятки и сотни водителей.

– Сколько часов уйдет на все необходимые анализы? – поинтересовался Даггерт.

– Постараемся управиться за четыре-шесть, если вопрос касается предварительных отчетов. На остальное может понадобиться до нескольких дней.

– А что с отпечатками?

– Отпечатки отсутствуют. Остается надежда на биоматериал, который поможет в случае сверки с заборами у потенциального носителя.

– Плевое дело: нужно просто его выявить, – последовал сарказм.

– Предварительный осмотр ничего такого не выявил. Слово за судебным патологом и моими химиками.

– Это ничего не дало тогда, не даст и сейчас, надо полагать.

– Исходя из общей картины, какая, по моему мнению, вырисовывается вероятнее всего, убийца тщательно обработал тело и позаботился о том, чтобы не оставить следствию серьезных улик.

– Одна обувь и следы шин автомобиля с каталкой мало что дадут.

– И тем не менее у нас есть хоть что-то, – ответил Лэнс.

– Ты ведь осматривал место обнаружения первой жертвы, не так ли?

– Да, я проводил осмотр со своей командой и давал заключение. Кто же еще мог этим заниматься? Все отражено в соответствующих материалах.

– Похоже, у нас впереди долгие и занимательные будни.

– Насколько я понимаю, расследованием теперь займетесь вы двое, а не Стивенсон.

– Мы не знакомы детально с первым делом. Выехали сюда сразу после звонка Ремса. Может, ты видишь какие-нибудь отличия от предыдущего трупа: характер убийства, изменения в ритуале, как ты выразился, прочие нюансы?..

– Первой женщине убийца зашил рот, в то время как для этой жертвы он использовал специальные фиксирующие скобы и клей.

– О боже. – Даггерт сдавил пальцами переносицу и на мгновение зажмурился – глазные впадины отреагировали острым покалыванием.

– Чем это вызвано? – полюбопытствовал Флинн.

– В морге вам все объяснят. В остальном манипуляции проведены в точности, как в предыдущем случае. Посмотрите на ее лицо. – Лэнс и Даггерт присели на корточки рядом с Флинном. Криминалист потянул за пуллер мешка вниз и приоткрыл его шире. – Обратите внимание, грим нанесен уже после ее смерти.

– Вопрос глупый, но для общего понимания картины: откуда такая уверенность?

– В противном случае, если бы он сделал это раньше, то во время непосредственно умерщвления женщина могла бы все испортить мимикой и конвульсиями. Впрочем, думаю, умирала она спокойно. Но проделывать такую сложную и долгую работу все-таки лучше на трупе, а не на живом еще человеке.

– Я тебя понял. Как будто красишь манекен или большую куклу.

– Это я и хотел сказать.

– Красивая, – вздохнул Флинн.

Детектив и криминалист переглянулись.

Лэнс потянул за пуллер еще ниже, почти до колен убитой.

– Взгляните, на ней такой же светлый сарафан, усыпанный синими колокольчиками, в который была одета первая жертва.

– Флинн, надо будет проверить магазины, где могут продаваться такие сарафаны.

– Проверим.

– Дело хорошее, но вряд ли успешное, – пессимистично заявил Лэнс.

– Объясни. – Даггерт нахмурился.

– В прошлый раз мы установили, что это самодельное производство, а колокольчики нанесены вручную несмываемой краской.

– Умный сукин сын.

– Если причина не чем-то в другом.

– Еще один фетиш? Вновь что-то очень личное?

– Не исключено. Или просто очередной освоенный навык, от которого он испытывает крайнее удовлетворение. Исследование данного аспекта – не моя компетенция, вам надо привлечь к этому мисс Рид.

– Досталась же нам работенка, – в шутку пожаловался Флинн.

– Грим в точности совпадает, – продолжил Лэнс. – Ли́ца обеих невероятно похожи. Если не всматриваться пристально, то их можно принять за одного человека.

– Что бы все это значило? – прозвучало риторически.

– Пока тайна, детектив. Но разгадка ее – уже по вашей части, а не по моей. В смысле, я хотел сказать, что со своей стороны, конечно, сделаю все…

– Вы нашли орудие убийства? – не специально перебил его Флинн.

– Нет. Но и так ясно, что это обычный медицинский шприц. – Криминалист бережно приподнял левую руку жертвы и указал на локтевой сгиб, на котором выделялись две точки – следы от инъекций. – Скорее всего, смерть вызвал химический состав, введенный напрямую в кровь женщины. Правильнее сказать – два состава, поскольку были сделаны две инъекции.

– Выходит, что и способ убийства повторяется? – уточнил для себя Даггерт и без того очевидный факт.

– Не только. Состав препаратов, я уверен, – тоже, – подтвердил Лэнс.

– Вы сказали, что жертва не оказывала сопротивления. – Флинн встал с корточек, хрустнув коленками. Даггерт и Лэнс поднялись следом.

– Совершенно верно. При поверхностном осмотре следов сексуального и физического насилия не обнаружено.

– Без шприца можно как-то идентифицировать состав инъекций? – спросил детектив.

– Точный химический состав, пропорции и нюансы установить невозможно.

– Получается, лишь сам преступник поведает нам этот секрет, – неохотно констатировал Даггерт.

– Дело осталось только за малым: вам необходимо его поймать.

– Легко сказать, – хмыкнул Флинн.

– Какова технология процесса? – Даггерт продолжал внимательно разглядывать жертву.

– Полагаю, такая же, как и в случае первого убийства: преступник ввел снотворное, за ним последовал смертельный укол.

– Можно ли как-то идентифицировать основной состав препарата по анализу органов, крови… или как там все делается?

– Это несложно, если элементы препарата известны науке и, тем более, если мы имеем дело с тем же составом, что вводили первой жертве. Такие препараты базируются на распространенных в медицинской среде компонентах.

– Вроде каких-нибудь барбитуратов?

– Да. Осталось установить, каких именно и каким образом убийца их добыл.

– Надеюсь, такие штуки не отпускают в любой аптеке на углу по желанию всякого посетителя и без рецепта? – сыронизировал Даггерт.

– Ни в коем случае.

– Благодарю тебя, Лэнс. Будем ждать результаты твоих экспертных заключений.

– Сделаю все возможное. Фергюсон даст более детальную информацию после обследования трупа.

– Что-то давно я не видел нашего замечательного старика.

– Он зафиксировал все необходимое и сейчас пьет кофе в служебной машине. Здесь ему ловить больше нечего.

– Как видите, сейчас ее трогать мне нельзя, – прозвучал за спинами усталый голос судебного патолога. Подойдя к собравшимся грузной походкой, Фергюсон поприветствовал их сдержанной улыбкой. Немного сгорбленный, он держал в правой руке бумажный стакан – из отверстия в крышке струился дымок.

– Последующие манипуляции мы проведем в лаборатории: извлечем труп из мешка и прочее, – сказал Лэнс, не оборачиваясь.

– Надо будет удалить косметику, чтобы более точно определить состояние тела, изучив в числе прочего трупные пятна, что даст некоторую картину перемещения тела. Спустя 48 часов с момента смерти методы определения ее приблизительного времени наступления можно считать ненадежными. Однако температура тела на ощупь говорит нам о том, что полное окоченение еще не наступило. Обычно это занимает от 12 до 24 часов. Многое зависит от окружающих факторов и прочих нюансов. Очевидно, женщину «готовили» в помещении, а умерла она в том положении, в котором вы сейчас ее видите.

– Приблизительное время смерти – время между тем, когда жертву видели в последний раз, и когда ее обнаружили мертвой, – вполголоса проговорил детектив.

– Так говорил мой учитель на кафедре патологии. Но часто возникает проблема, если жертва до своей смерти продолжительный период ни с кем не общалась. Такое нередко случается с пропавшими и найденными через недели, месяцы и даже годы людьми. – Фергюсон отпил кофе и громко причмокнул. – Займусь процедурами сразу, как только тело доставят ко мне на стол аутопсии.

«Доставят тело к нему на стол…» – Даггерт нашел это выражение своеобразным.