Czytaj książkę: «На земле Лешуконской»

Czcionka:

ISBN 978-5-0051-9816-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Валерий Бронников родился 1 апреля 1949 года в с. Заяцкий Мыс на южном берегу Белого моря. По образованию инженер-механик по самолётам и двигателям, работает по профессии более 50 лет и по настоящее время. Автор многих произведений прозы и стихов, а также детской литературы. Член творческого объединения «Вашка».

От автора

Земля Лешуконская – маленькая частица необъятной России, таёжный труднодоступный край, где живёт особый народ Российской глубинки, далёкий от блеска и убогости больших городов со стремительной, свойственной только большим городам, жизнью, где люди, подчас, не знают, кто живёт рядом с ними на лестничной площадке. Народ на Лешуконской земле имеет свою самобытную культуру, уклад жизни, свои беды и радости и является частью нашей огромной России.

Это неправда, когда говорят, что на Севере народ много пьёт. Северный народ пьёт не больше, чем в других регионах. Автору этих строк довелось видеть пьяную жизнь во многих столичных квартирах, где люди ничего не замечают вокруг своих четырёх стен, не имеют элементарной культуры общения, не знают, чем живёт столица и остальная Россия, за прожитые годы ни разу не бывали в театре или на концерте.

На Севере народ более порядочный, доброжелательный, не испорченный стремительным натиском цивилизации.

Земля Лешуконская богата своей изумительной природой, добрыми и отзывчивыми людьми, прославляющими Россию своими талантами и культурой. Зелёный лес, чистые реки, прозрачный воздух, нетронутая первозданная природа, заповедные места – всё это принадлежит тем, кто живёт на Лешуконской земле

Лешуконская жизнь в стихах отражается, как в зеркале, с её чёрными и белыми сторонами. Посвящены стихи северной деревне, её жителям, природе.

С уважением к читателям: Валерий Бронников

На земле Лешуконской

Фото Алексея Воронина

Александр Фёдорович

Судьба с ним столкнула на почве рыбалки,
Напарником взял его в сёмужий ход;
Нехитрые снасти, рыбацкий скарб жалкий;
С тех пор всегда вместе: в жару, в ледоход.

Он был много старше по прожитой жизни,
Участник войны, ветеран, инвалид;
В лихую годину служил он Отчизне,
А ныне оделся в рыбацкий прикид.

Сгущается вечер. Привал и ночёвка.
Ложимся, чтоб встать, как забрезжит рассвет.
Шуршит под палаткой тихонько полёвка
Да писк комариный ей вторит в ответ.

А сон, как обычно, приходит позднее;
Дремота, усталость. Вдруг, слышим рассказ
Тягучий и долгий, сознанье мутнеет,
Но слушаем молча о подвигах сказ.

Как люди ходили ночами в разведку,
В снегу замерзали, под пулями шли,
Его молодого, ещё малолетку,
На поле фашистские пули нашли.

И много ночёвок ещё приводилось,
Привыкли к рассказам, к стихам в тишине.
Так наше рыбацкое времечко длилось,
Наслушались много всего о войне.

Его называл я, как правило, «Дедом» —
Так легче и проще общаться вдвоём.
Бывало, на днёвках закусим обедом
Иль банка консервов и чай с сухарём.

Работа у «Деда» всю жизнь на «колёсах»,
Судам на реке он прокладывал путь.
На «вадегах» бакены, вехи на плёсах
И створы укажут, когда, где свернуть.

Добротный домишко с большим огородом
Да русская печка, большой самовар.
Всегда при работе, в общенье с народом,
Кваском угостит – пробежит в жилах жар.

Рыбак он заядлый, ему только свистнуть,
Всё бросит и тут же обуется сам в сапоги,
Не даст на рыбалке без дела закиснуть
И утречком встанет он с нужной ноги.

А рыбы «Дед» выловил – нечем измерить,
Всегда был хороший с наваром улов.
Руками разводит, ну, как не поверить,
Не раз доставал он таких из кустов.

Состарился дед и не та уж сноровка,
Подводит дыхание, зрение, слух,
Но рыбину выловит очень уж ловко;
Есть опыт, закалка и бодрость, и дух.

Уехал в Архангельск, на даче рыбачит.
Судьба развела нас по разным углам.
Напарника нет, всё не так и иначе,
Нет чудных уловов, вселенский бедлам.

03.2006.

Бакен

От ветерка качается,
Всегда спиной к волне,
За дно реки цепляется
На всей ее длине.

Где был по утру выставлен,
Там должен и стоять.
Фарватер четко вымерен,
Ответ ему держать.

Бывает белый, красный он,
Смотря, с какой руки,
Верх красят нежно красками
На берегу реки.

В ночи мигает лампочка,
Судам – ориентир.
К избе несется лодочка,
А вверх идет буксир.

Придет «Путейский-70»,
Измерит глубь опять,
Поставит бакен у ручья
И там ему стоять.

Бездомные собаки

Гулянье сворами и драки:
Псы старикам проходу не дают.
Бредут бездомные собаки,
Очередную жертву снова ждут.

Куснут ребенка полегоньку,
Попутно где-то кошку разорвут,
Растащат по двору помойку,
Напакостят бездумно там и тут.

А почтальон разносит почту?
Облают, хоть убей, не признают.
Владельцы от детей ждут строчку,
Собаки же доставить не дают.

Идет хозяин с псом довольный;
Бросается тот пёс на всех подряд.
А истукан самодовольный
Идет и у него невинный взгляд.

Из года в год от сельсовета
Статья с призывами: «Прижучить псов!»,
Но чьи собаки – нет ответа,
Ответ, возможно, не совсем готов!

04.2005.

Белощелье

Белые щельи и вид величавый,
Рай для туристов, радушный народ.
Тихое место – совсем не для славы,
Сельских людей приютил небосвод.

В вечность бегут тихо воды Мезени,
Вольный простор, чистый воздух пьянит.
Нет здесь условий для ханжества, лени,
Прочно деревня на щелье стоит.

Песни споёт под аккорды «Забава»,
Те, что за самую душу берут.
Сядем за стол: кто-то слева, кто справа,
Знамо чай будет и блинчики ждут.

Жаль, что надолго нельзя оставаться
В царстве радушных и добрых людей.
Белые щельи, лишь, смогут дождаться
Снова весны и прилёта гусей!

05.2008.

Белые

«Грибов тебе белых? Их тьма, сколько хочешь!
Ты в Вожгору с нами сегодня слетай,
Не надо ходить очень долго, до ночи,
Пойдёшь по опушке, меж сосен, о край».

Пилот деловито залез на сиденье;
Я следом, погодка – краса: гладь да тишь.
«Слетай в день рабочий, а не в воскресенье,
Обратно же с нами опять прилетишь».

Лететь на АН-2 грузовом час, терпимо;
Я вышел, а лайнер обратно взлетел;
Ему ещё долго работать, вестимо,
Такой у АН-2 работящий удел.

А в Вожгоре свадьба, гулянье в разгаре,
Ребята на санках красу волокут.
Веселье и гомон, в хмельном все угаре,
Смеются, и песни попутно поют.

А тёща на санках по пояс раздета,
Традиция – в бане отмыть все грехи,
Распущенный волос, вином разогрета,
А в санки запряжены «кони» лихи.

Пошёл, посмотрев на веселье-гулянье,
Меж сосен, как старый пилот научил,
С грибами в лесу ждёт давненько свиданье
И сердце уже беспокойно стучит.

Искать не пришлось, их действительно много,
Красивых и стройных: один к одному,
Собрать всё не в силах, нужна бы подмога,
Беру только то, что осилить смогу.

Грибочков набрал я и душу утешил,
Прогулка на пользу и дар лесной впрок,
А воздух здесь, в Вожгоре, чистый и свежий.
Лесная деревня и белый грибок.

04.2007.

Белые ночи

Над рекой вьются золотом
Даль бескрайняя, ширь полей.
Разговор тихим шёпотом,
Огоньки в костре, жар углей.

Нет в ночи тёмных сумерек,
А закат не горит огнём,
Заплутал двадцать первый век —
Солнце низко, светло, как днём.

У костра цвет малиновый,
Запах жареных шашлыков,
Вьётся вверх дым осиновый,
Отгоняет рой комаров.

Хороши ночи белые,
Молодёжь не спит мёртвым сном,
И не спят люди зрелые,
В тишине сидят над огнём.

Без присмотра

Унылая пора, заснувший обыватель.
Уж пятый год, как двадцать первый век.
Подгнил забор, замок, его дверной держатель,
И ищет фляги в банях человек.

Воруют всё, что, как бы, вроде, «без присмотра».
Неважно, что ты отошел на час.
И в Лешуконии есть «Коза Ностра»,
Борьба, с которой, видно, не для нас.

Уснувший человек, он тоже «без присмотра».
Вдвоем уснули – надо сторожить.
Тут кошелёк, там сумка дома «без присмотра»
И как же без охраны людям жить?

Виновных нет, когда есть фраза «без присмотра»,
Искать не надо: сам же виноват!
Приедут, нехотя, на место для осмотра,
Без видимых усилий и затрат.

Электростанция пропала – не иголка,
У прокурора на столе контроль.
Пылится «дело» «без присмотра», сдержит полка,
А результат, итог, конечно, ноль.

Вода течет, нет вентиля у крана,
Ведь, «без присмотра» можно всё творить.
Сгорели РОВД, пожарная охрана,
Чего уж тут про бани говорить?!

06.2005.

Библиотека

Выдают под запись книжки
Всем желающим читать,
Малолетним шалунишкам
И кому уже за …цать.

Тянется в библиотеку
Иль в читальный зал клиент,
Записался в картотеку
Или на абонемент.

Этому подай брошюрку,
Этому «Войну и мир»,
Тем давай роман про «урку»,
А у женщин свой кумир.

Кто-то взял читать газету,
Кто-то просит «Целину»,
Привередливый: «Мне эту
Или, может, лучше ту».

Но читают нынче меньше
И народ совсем другой,
Конкурент у книги злейший
Современный мир крутой.

Книги раньше вечерами
Были другом и роднёй,
Все герои были с нами
При лучине, со свечой.

Или лампу зажигали
С фитилем и со стеклом,
Сев в кружок, «Му-му» читали,
Вьюга выла за окном.

А поход в библиотеку
Был тогда совсем иным,
Мало было человеку
Развлечений к выходным.

Двадцать первый век ворвался
С телевизором цветным,
Век различных информаций,
Не угнаться молодым.

Читка отошла в сторонку,
Время камни собирать,
Книгу теребят тихонько,
Чтобы истину познать.

И тропа в библиотеку
Стала тихо зарастать.
Не до книги человеку,
Он стремится миг поймать.

А заядлые клиенты
Жить без чтива не хотят,
Ловят всякие моменты,
Чтобы на ночь почитать.

Вновь идут в библиотеку,
Им бестселлер подавай,
Новый томик – тот по чеку,
Старый – так, иди, читай.

Вкусы стали изменяться:
Детектив, как чтиво, рай,
Любовь сексом заменяться
Вместо храма – «Мандалай».

Интернет, мобильник, авто,
Как за книгами сходить?
Видно, надо будет НАТО
На проблему подключить.

Чтоб тропу в библиотеку
Сорнякам не отдавать,
Книгу надо человеку
Почитать и уважать.

Бытовая рутина

(Монолог обывателя)

Живу я в квартире, где пол провалился,
Где сгнившие стойки покрылись трухой,
Отстой туалета под домом разлился,
Там разные запахи, гниль, перегной.

На маленькой кухоньке тесно и жутко;
От печки, стола, от предметов углы.
Сидеть в тесноте мне совсем неуютно,
Углы от предметов кусаются, злы.

Печь сгнившая, старая, дышит угаром,
В ней треснул кирпич, сгнили дверцы, труба.
Бывает, что лучше дышать перегаром,
Чем жидким отходом и дымом всегда.

Проводка, розетки – всё в ветхости пыльной,
Свисают лохмотьями в плоскости стен.
От двери, осевшей, скрип, шарканье в стиле,
Совсем уж не новом, хоть стиль сей – модерн.

Простите, удобства совсем неудобны,
Сквозит, ветер дует из пола, щелей.
И первый заход, даже если он пробный,
Ужастик, ей-богу, в быту у людей!

Жилищные монстры воспримут, как сказку,
О чём я в стихе, торопясь, рассказал.
Не хочется делать служивым подсказку
И к старости лезть на рожон, на скандал.

12.2005

«Вашка» на Пинежье

Дорога бела, как невеста на свадьбе;
Искрится, блестит, свежевыпавший снег
В «буханке» сидеть, не на кресле в усадьбе,
В «буханке» езда без комфорта и нег.

А всё начиналось при встрече с Татьяной,
Великой выдумщице с Пинежских мест,
Радеющей за земляков своих рьяно,
За край свой лесной и красивый уезд.

Татьяна – владелица базы туризма —
Боялась и ехать в наш гиблый район.
«Увидишь», – сказали без нотки цинизма, —
«В упадке и „яме“ находится он».

Увидела: люди поют и смеются,
Проблемы решают, в заботах, делах,
А песни – свои, задушевные льются,
Встречают с улыбкой везде на устах.

К себе всех на Пинежье нас пригласила,
Весь «Вашки» большой, деловой, коллектив:
«Все вместе мы будем огромная сила», —
Надежду своим оптимизмом вселив.

Дорога петляет меж ёлок и сосен,
Всего, лишь, одна посреди колея.
А в створе дороги небесная просинь
И яркое солнце сияет, слепя.

Машина вильнула по скользкому насту,
Её занесло, потащило в кювет,
Воткнулась неловко вся в снежную пасту,
Оставив в сугробе проторенный след.

Какое-то время копали, толкали,
Пытаясь обратно войти в колею.
Прошло полчаса, но совсем не устали,
И есть результат – он не равен нулю.

Опять подминают дорогу колёса,
И Пинежья виден бескрайний простор,
Здесь стройные сосны и снежные плёса
Вдоль поймы реки, и прекрасный обзор.

Наш гид и поводырь, всё та же Татьяна,
Энергии и оптимизма полна,
Она – героиня большого экрана
Иль словно цунами – большая волна:

Хлопочет и кормит, знакомит с посёлком,
Его чудесами, людьми, стариной;
На ветре с морозцем и зимнем, и колком,
Становится Веркола очень родной!

А вечером люди собрались послушать
Гостей Лешуконья, себя показать.
И песни проникли собравшимся в души,
А, может, и стих – не помеха, как знать?

Потом Алексей свет Евгеньевич Алин,
Великий талант широчайшей души,
Предстал, молвил слово своё перед нами,
Народное слово в таёжной тиши.

А утром поход в монастырь, зал музея,
Где детством дохнуло, где школьный есть класс —
Разумное, доброе, вечное сеял
Давно, в прошлом веке, но радует глаз.

До Ваймуши быстро по трассе домчали,
Где долго работал большой леспромхоз.
Итог для него оказался печален:
Не мог утянуть он с реформами воз.

Музей же остался, начинкой богатый,
Наш гид, прям, царица и кладезь добра.
Жаль, времени было совсем маловато
Послушать о предках и жизни села.

Узнать о событиях очень далёких,
О храмах сгоревших, проклятьях дедов,
Об омутах Пинеги, плёсах глубоких,
О предках, вдохнувших жизнь в дебри лесов.

Закончили встречу мы песней и чаем,
Ждал «круглый» под занавес, вечером, стол.
Опять, как родных, хлебом-солью встречали,
Серьёзный с талантами шёл разговор.

Создать в Карпогорах подобную «Вашку» —
Препятствий не видно, ни капли, больших,
А всем начинающим делать поблажку:
Шедевры рождаются в массе других.

Опять колея, что-то вдруг распуржилось,
Местами совсем полотно замело.
И масса с небес с земным снегом сдружилась,
Глядим – бензовоз с трассы в бок унесло.

Лежит среди ночи в канаве, скучает —
Обычный пейзаж на таёжном пути,
А нас Лешукония вскоре встречает:
Дома, лай собачий, сугробы, огни.

03.2010.